Глава 20
Нечестно
1.
читать дальше- Ах какая комната. Я так и знала, что есть где-то смелые люди, которые позволили себе это. Позвольте…?
Тишина, которая может быть только на двадцать пятом этаже, за добротными стенами, с респектабельными соседями. В тишине шелест-позвякивание подвесок, бусинок, браслетов. Она так говорила о каждой вещи, замеченной в квартире, что Лев помалу терял недоверие к женскому восторгу и начинал смотреть на любую безделицу иным способом, набираясь приятной тяжести обладания всем гнездом, его тёплом, уютной гордости за то, что практически самолично его обустроил и тем заслужил визита ценителя-дегустатора. Она так радостно-флегматична, его гостья, так серьёзна одновременно, и ни одно вульгарное или просто громкое слово не нарушает флёра умиротворения, окутавшего дом едва как третий день.
Сегодня так хорошо всё – по делам и вообще.
Она с наслаждением проводит ладонью по обивке кресла и только затем переносит на кресло взгляд. Следует читать: оно грамотно сконструировано, ткань подобрана идеально. Ну вот, он уже понимает её без слов.
Не стесняясь, подтвердил незадолго до того, как они здесь оказались, что увлекается фотографией, что почти все милые снимки, обнаруживаемые почти на каждом шагу в доме, в рамках и без – его авторства. Благо домочадцы представлены на них примерно одинаково часто. Некому укоризненно поправить, что больше всего фотографировала племянница Соня, а если это дочери делали, то Соня маниакально отбирала лучшее и редактировала, прежде чем отдать в печать. Пусть считается сегодня, что он это, так приятно играючи набирать значимости в чьих-то глазах – почему бы не маленьким лукавством? Не убудет ни от кого.
Однако, увидав на столике в гостиной чей-то фотоаппарат, она попросила снять её на фоне библиотеки. Где там у него кнопка? Попробуй запомнить особенности каждого фотоаппарата, у каждого в семье свои, да не по одному даже. А сам в руки сто лет не брал. Лев надеялся, что не оплошал.
Но она не намеревалась поймать его на оплошности, не интересовалась его работой и расхожими житейскими темами. Не объясняла, куда потом хочет видеть кадры отосланными. Скорее всего, ей просто нравится ненарочито позировать возле красивых вещей. Нравилось… как жить и дышать.
Соглашаясь с невысказанной просьбой, Лев снова фотографировал её, слегка изогнувшуюся сидя. Когда-то, пять жизней назад, а на самом деле совсем недавно, он не задавал себе таких глупых вопросов, правильно ли это делать. Наверное, в этот прекрасный день его юность зашла в гости, отодвинув время как штору. В самом деле, что ли? Или он так самонадеян?
В ответ на мысли женщина спустила плечом… ткань, или как это иначе назвать, сложный наряд, если коротко. Показалось? Просто соскользнула от движения драпировка, ведь у женщин то и дело случаются непорядки в их гардеробе и они так смешно поправляют их?
Звякнули подвески на серьгах – сильно откинулась назад.
- Подними меня.
Вот и всё. «Вы» внезапно прекратились.
Лев осторожно поставил фотокамеру на край стола.
- Разреши…
…без слов – ласково и невесомо, в замысловатом ритме освобождая от уз одежды попеременно себя и его… ни тени нарочитой томности, просто зная и воспринимая то, чего хочет она, чего хочет он… А до того все полчаса (или все три часа?), что провела в его доме, ни малейшего намёка на сближение – спокойная, умная, хорошая леди… ни капли дурного кокетства, которое Лев на дух не переносил… неужто примеривалась и решалась? Или только что поняла, что захватит и раскроется?
И она, несомненно, медленно танцевала – и дыхание, и тонущий в тишине тихий шёпот, и вкусно тренькающие подвески и браслеты... да она истинно как должна Женщина быть… без суеты, беспорядочного устремления побыстрее расправиться с естественнонаучной страстью, томила, как после холода одеяло, как тёплое облачко вокруг тела – и не касалась ничего, кроме него, Льва… Как хорошо. Будто бы у него день рождения, но не рутинный, а тот мифический, когда всё, что ни попросит – для него, и все нудные обстоятельства, тысячи их, оплывают и отплывают праздничными свечами вдаль по тёмной воде. Когда весь мир для него только, как не было давно, а точнее, никогда не было, даже в детстве, когда все мечты вместе взятые, самые заветные, стоили десяток ползлатов, которого не было лишнего у родителей.
- Я сейчас… подожди! – вдруг опомнился он, взрослый, привыкший отвечать за свои поступки, принудив себя бережно уложить женщину рядом и подняться…
- Ничего не надо… поверь… - сказала она, садясь на край кровати. Мелькнула мысль, что обиделась. Обернулся к ней. Невысокая, и так хорошо в рамке этого роста вылепленная, не истощённая, как сейчас всем надо, но в то же время внезапно похожая на подростка… крупные серьги – нескромные, заметные, как у танцовщиц-наложниц королей древности, варварски-пикантное личико, навевающее чувственные грёзы, строгие, одухотворённые глаза в средоточии дыхания страсти. И Льва накрывает нежность. Он представляет, что незнакомка, преодолев сотни препятствий, прилетела к нему подарить праздник, полёт и покой - его надежда, его тайная свобода и сон. И возвращается к ней.
- ...тебя зовут…
- Лали.
__________________________
Соня достала ключ. Приучилась отпирать дверь самой, чтобы лишний раз не попадаться на глаза домашним.
А дверь и не заперта.
Вешалка пуста, только дядина куртка и пальто незнакомое, новенькое. Ну да, тётя собиралась что-то покупать. А что так в доме тихо? Соня прошлась по комнатам нижнего этажа, убедилась, что нет никого, хотя свет горел повсюду.
Неплохо это, что нет, но время довольно позднее. Надо позвонить кому-нибудь? И заодно предупредить, чтобы её сегодня не трогали - прямо сейчас ляжет спать.
Соня поднялась к комнате Варвары и Льва. Услышала неразборчивый разговор за дверью, постучалась:
- К вам можно?
- Да! Да!
Экспрессия согласия её немного озадачила. Но, может, они про неё как раз говорили и она кстати?
Довольно быстро она поняла, что это «да» абсолютно к ней отношения не имеет. Попросту там не слышали ни стука, ни вопроса.
«Отползай!!!» - скомандовала Соня себе.
Попятилась, пока не увидели.
Как окатило из ледяного ведра.
Как-то с этим придётся жизнь дожить.
Змеистое шуршание резко оборвалось. Соня увидела стоп-кадры двух взглядов.
- Я… я… меня нет, яя-а ухожу!!! – заныла она.
- Аааа! - услышала она дядино тихое и паническое.
- Ой, здравствуй, девушка, - мелодичное от непонятного здесь человеческого существа.
- Соня!! Я ведь об… Стой!!!
Очевидно, дядя пытался взять себя в занятые руки.
- Стой же! – повторил он, пытаясь вскочить и молниеносно одеться.
Ну чего «стой», для чего «стой», зачем надо вставать? Где логика?!
Соня уткнулась лицом в стенку.
- Я, если точно…
Лев понял, что не в состоянии составлять фразы, и коротко провыл снова: «ууу!», а нагая женщина встала рядом, обнимая и мешая облачаться, а потом невинно заглянув в глаза, поинтересовалась:
- Для девушки такая ситуация непривычна? Она неподготовленный человек? Это твоя дочь?
Эти слова разозлили Льва. Он бестрепетно открепил от тела новоприобретённый репей и рявкнул:
- Оденьтесь, будьте добры. Я провожу вас. Оденьтесь, я провожу вас!
А она не спешила вовсе. Подошла к Соне, сказала:
- Пожалуйста, не аффектируйте так. Себя надо беречь, и уж конечно, не отвечать за причуды своих близких. Привыкайте – ваш… родственник невиданно яростный мужчина, и просто будет обязан, так сказать, вернуть своё, так неловко обор…
У Сони вспыхнули уши. Она запаниковала от мысли, что незнакомка так близко за спиной.
- Отойдите от неё сейчас же! – рассвирепел дядя, - Одевайтесь, я вас провожу, вас провожу!
- Лёвушка, да что это с тобой?
- Дура пошлая, - бросила Соня и вышла.
2., нач.