Глава 17
Один день – один мир
1.
читать дальше- Мартын. Пожалуйста, проснись. Я не понимаю, где мы, посмотри, что тут.
Впервые за весь путь Соня его будила, а не наоборот, и это ей не нравилось. Ей сначала показалось, что он умер, так беззащитно лежал на траве, не скинув заплечный мешок. Он никогда бы не выбрал такое место для ночлега! И ушли не только ранние сумерки, не только рассвет – уже окрепло утро, готовясь принести себя в жертву дню, привычная синева равнодушно допускала к земле зной, и солнце горело в лезвии воткнутого в землю зубчатого ножа. Ещё один день без воды, стало быть.
Оглядевшись, Соня обнаружила ровную стену леса. Это было бы понятно, но расстояние до леса не соответствовало ожидаемому, а другой стороны - не поверить отвыкшим глазам - пологий и очень широкий травянистый склон, составляющий основное новшество. Склон во всю ширину почти параллельного ему леса, насколько можно было видеть. Между ними ровненькая долинка, по которой в цивилизованном мире могла бы идти железная дорога. Они вдвоём - прямо на воображаемых рельсах. Соня глубоко вздохнула и отстала от Мартына. Она и сама едва открыла глаза, и только потому, что во сне поняла - что-то не совсем как обычно. Не было тревожных частых пробуждений, не было холода. Ладно, пусть Мартын выспится. Теперь я постерегу его.
Она стала вспоминать, как оказалась здесь.
Целая вечность пути. Нет, целые серии эпох. Как затянувшийся сон, который пытается выстроить один мир, а съезжает в другие, один за одним, призрачно похожие, но другого смысла каждый новый мир. Как же далеко нас унесло.
Они не устраивались на этот ночлег специально, выбирая условно безопасное место. Вчера, когда начало клониться к закату, Соня привычно попросила, чтобы Мартын не лез на дерево. Посмотрим, сказал он. И, не прошло и часа, они вышли под косым углом в невероятную лесную просеку. Мартын победно улыбнулся уже знакомой кривой улыбкой:
- Эта дорога выводит прямо из леса.
Похоже, он до конца сомневался в направлении.
Широкая, как городской проспект, просека поросла невысокой травой, и никаких буераков и кустарников, на сколько хватало глаз. Деревья, как и несколько последних дней подряд, обычные, не гигантские. Просто высокие.
- То есть ты это видел утром с высоты?
- Да, я немного свернул, чтобы мы попали сюда. Теперь весь путь ясен.
- А в какую сторону? – спросила Соня, так как оба направления просеки выглядели одинаково: бесконечно.
- Туда, - уверенно показал Мартын, - Условно, на восток. Завтра выйдем из леса.
- Слу-ушай… это же выглядит как сделанное руками. Посмотри, как ровно! Кто мог проложить дорогу?
- Мне без разницы. Например, те, кто построил сарай. Это их заброшенная дорога, теперь будет наша, все дела. Идём, не стой.
Пней от предполагаемой вырубки им не попадалось, даже почва не имела привычных перепадов и рытвин, к которым уже пришлось привыкнуть. Вот-вот расслабишься на этой почти автомобильной грунтовке, да и споткнёшься. Но узнать, почему так, всё равно нельзя. Мысли текли как загустевшая кровь, а в этот день, как и в предыдущие, было уже немало приключений. Хитом этого дня была миграция дождевых червей. К счастью, это было на песчанистой пустоши, иначе множество драгоценных нервных клеток из-за невозможности видеть, что происходит в траве, погибли бы напрасно. Без какого-либо предупреждения спереди и сзади вдруг потянулись по песку, друг другу строжайше параллельные, изрядные, многометровые шланги грязно-лилового цвета, утолщённые с головного края, кольчатые, пульсирующие, не намеревающиеся ни на сантиметр изменить выбранной траектории, так что подскочить пришлось более высокоразвитому организму – Соне, завертеться на одной ноге, ища и не находя опоры на заполняющемся вновь прибывающими пятачке! Они с Мартыном на цыпочках переступали между живностью, прыгали, лишь бы не задеть, отгоняя подальше, пока не вышли из зоны, неаппетитные картинки в голове. И много ещё часов Соня испытывала подступы брезгливого озноба. Пополам с восхищением такой расточительностью природы. Говорят, когда-то подобные черви обитали в Южностралии, но освоение земель человеком истребило их.
Чего стоили более ранние ящерицы и ящеры всяких конфигураций и преимущественно значительных размеров, в том числе почти такие, как виденные Соней в Лесошишенске мифические "городские завры"! Каждый раз, когда Мартын – всегда он, так как обладал более умным зрением - находил в груде камней на солнцепёке или в ворохе листьев кладку, имея на неё не исследовательские виды, набегали родители или соплеменники - защитники этих причудливой формы и раскраски крупных яиц , всегда не менее чем по двое, а то неисчислимой стаей, и приходилось взвешивать, уворовать ли хоть одно или не расставаться с руками-ногами. Так и не довелось попробовать ни ящериной яичницы, ни собственно самих рептилий, даже утром, по холоду. Один ящер гнался за ними дольше, чем требовалось, и только стук металла о камень почему-то образумил его. А ведь на биологии учили, что на потомство отдельным особям пресмыкающегося племени наплевать!
В прошедшие сутки опасность пришла совсем конкретная. Выслеживал людей, выбирая момент накинуться со спины, и так тихо подкрался, что Соня не могла поверить. Резкий разворот сохранил жизнь – надо думать, её жизнь, так как Соня более удобной добычей представлялась. А развернулся Мартын, каким-то особым чутьём уловивший присутствие. Зверь был невелик, иные собаки выше в холке, но удивительно мускулисто-плотный, даже на вид очень и очень тяжёлый, и подвижный при всём, как почерневший слиток ртути. Стало как-то ясно, что от этого похожего на гиену и на медведя желтоглазого хищника бежать бессмысленно. И зверь позволил себе игру в гляделки. Соня была уверена, что поступает он так будучи разумным существом, существом осознанно жестоким. И снова, напоминая и отвергая предыдущие опыты (как глупо, как неожиданно и как обычно!) настал конец. И ничего больше, и гипноз жёлтых глаз, и спокойствие иронического оскала – и…
…Мартын, вперившийся взглядом в эти наглые, уже трижды приготовившие его глаза, неторопливо и уверенно идущий по лучу притяжения зверю навстречу, вдруг зарычавший на зверя громче всех обитателей этих запредельных лесов.
Волна силы. Соня думала, что теперь-то совсем сходит с ума.
И - только чёрная уходящая задница уступающего им их жизни Хозяина. Соня наблюдает себя всё ещё идущей, как и полуминутой ранее, всё ещё живой, и Мартын тоже, как всегда, рядом. Не оглядывается.
- Это было так… - произносит Соня позже (просто нельзя чего-то в благодарность не сказать, но и непонятно, какими словами обозначить). Он в ответ молча, покровительственно касается её плеча: «знаю». Сорвал голос. Соню отпустило довольно быстро, так как слишком устала бояться. Они продолжили путь.
_____________________________________________
Пусть немного повезёт отдохнуть на удобной дороге-просеке, но Мартыну неймётся – он, пользуясь условиями, разгоняется пешим ходом. Соня снова не держит его темп. Вроде и втянулась в нагрузки, даже и есть давно не хочется... Соня слышит свой жалобный тон – некрасиво, никогда оправданным не будет, но одну минуту только, разве нельзя?
- Подожди, у меня полно камней в обуви. Я вытряхну, и мы побежим, договорились?
Мартын индифферентно кивает, садится на землю рядом. Соня разулась и увидела, что кроссовки в разных местах понемногу отстают от подошвы. Это неприятно поразило её. Тоненькая защита для ног, неужели без неё останется? Будут рваться всё быстрее. Вот почему так много мусора набралось. И не удивительно, ведь Соня эти кроссовки собиралась выбросить ещё в Лесошишенске. Они имели право за это предательство подвести её гораздо раньше.
«Я в них в куче музеев, в театре, на экскурсиях была. А до того – многажды на физре бегала. Они – моё первое свидание, потому что из-за театров и музеев я тогда только их и носила».
- Их папа мне подарил, - зачем-то говорит Соня, - На четырнадцать лет. Тогда это у нас в семье считался роскошный подарок. Фирменные и крутые; уже на тысячу процентов отслужили и окупились.
- Ты давно без носков? – не слушая, поинтересовался Мартын, глядя, как Соня инспектирует прорехи.
- Они в ниточки расползлись, в кожу врезались. Выбросила.
- Капроновые?
- Микрофибра, - вдруг обиделась Соня, не понимая этого интереса.
- Из женских носков хороший жгут получается при кровотечении. Особенно из резинки. Просовываешь прут, закручиваешь, регулируешь натяжение. А, ладно. Надолго это не поможет. Тут наоборот, лучше будет поскорее сдохнуть.
Солнце садилось точно за их спинами, продлевая на открытом пространстве световой день, освещая путь впереди и не докучая больше лишним теплом. Лес справа и слева темнел, напоминая, что уютная картина, как всегда, обманчива. И воображение прикатило гигантскую машину, что мчится, вписываясь во всю монотонную ширину просеки, заминая всё на пути, и два человечка, пусть не державшиеся центра магистрали, наверняка не успеют отскочить. И снова волка-гору, который снился Соне в раннем детстве. Ведь они рискнули остаться открытыми всем лесным глазам ради некоторой прибавки к скорости.
- Завтра, да? – уточнила Соня, - От края леса до замка много идти?
- Нет.
- И мы…?
- И я… Да, Сонь. Завтра будем на месте.
Сегодня, это ещё не страшно, даже с чёрным зверем. Завтра же…
- А хочешь, я тебе расскажу, что такое судьба? Ты хочешь слушай, хочешь нет. Теперь я хочу о себе рассказать, больше некому, кроме тебя. Я же была на свете? Вдруг да где-то… запишется?
Мартын вроде не возражает.
- Был один человек. Он поступил в Национальный Технологический Университет. Это говорит о том, что человек достаточно крут. Вот первое сентября, человеку семнадцать лет. Перед торжественной частью в честь начала учебного года была перекличка первокурсников. Он осмотрелся по сторонам - это как бы теперь его дом, и не второй, а единственный, потому что человек из другого города. Там такая напряжённая учёба, что нет смысла из учебных помещений в город выходить… И он начинает, слушая перекличку, подсчитывать, сколько студентов носят необычные имена. Знаешь же, в Розии бывает поименовательная экзотика, иногда и не поймёшь, какой чел национальности, откуда мог приехать, и так далее.
Короче, насчитал процентов сорок «неформата», а после официальных речей разыскал радиорубку и сделал на весь универ объявление, что ждёт в таком-то условленном месте всех обладателей странных или редких имён среди новопоступивших, потому что хочет создать клуб. Подумал, что надо как можно скорее разнообразить свою жизнь, так как впереди годы каторжного труда.
Но пришли только трое, две девушки и парень, все с разных факультетов. На клуб не тянуло, но, в общем, уже и не надо было. Они подружились, стали всегда вместе тусоваться. Довольно быстро распределились по парам. Вариантов, кстати, не было: Мишкины, они оба небольшого роста. Мишка, как ни странно, не такой… Мои – высокие, а я маленькая. Его папу зовут Адрей. Оказалось, просто опечатка в свидетельстве, но ему с детства именно как есть такое имя нравилось, он утверждал, что это "древний, архаичный, то есть более правильный, вариант". Мишкина мама – Марейя. Такого имени нет вообще! Ни редкого, ни придуманного. Она говорит, это семейная тайна, почему её так назвали.
Моя мама наоборот, всем подряд о себе с удовольствием рассказывает. Что была война между семьями её родителей: первая внучка с той и с другой стороны. Пока её рождения ждали, никак не могли решить, какое имя прекраснее. Диндиниана, Къеллиана, Неанна и ещё с десяток в этом роде. Почему-то каждому важно было назвать по-своему и как можно вычурнее. "Враги" сели за стол переговоров и порешили, что запишут её «общим знаменателем», а девочка, когда вырастет, сама выберет начало из предложенных к окончанию. И тогда станет понятно, которое семейство авторитетнее, чья гены "витальнее". Девочка не поддалась. Она вообще вундеркинд, и в дипломатии в том числе. Ей всего три года было, а она сказала: я так и останусь Ианой, и нечего ссориться! Тогда они все перестали ставить на детях эксперименты и младшую сестру назвали просто Варварой. Мою маму друзья прозвали Янитой. Если новый знакомый ей как-то симпатичен, она представится скорее всего так.
Только один из этой четвёрки по-настоящему намучился от своего имени. Поэтому-то и была шальная мысль создать клуб таких же несчастных, хотя к тому времени имя он уже поправил.
- Как твоего папу звали? – поинтересовался Мартын, хотя Соня почти была уверена, что длинный монолог только мешает ему прислушиваться к звукам надвигающихся сумерек, - Кажется, я твоё отчество не знаю.
- О… тогда – это сорок лет назад – было поветрие, связанное с пропагандой внедрения… инновационных, передовых зашибись-технологий в индустрии, сельском хозяйстве. В спорте и культуре вместе с ними. Реклама брендов государства, короче. Ну, того, что на сегодняшний день отработано и развито, а тогда только начиналось. Что-то из начинаний получилось, что-то нет. Знаешь, на каждую эпоху достаточно как цинизма, так и наивности. Люди верят в хорошее, даже если понимают цену достижения. И хочется жить весело и с энтузиазмом...
- И…?
- Ему дали имя Инноваций.
- А, - негромко и не сразу отозвался Мартын. К разочарованию Сони.
- Красиво же и современно, а что? Папу дразнили и доставали, он, конечно, через это стал человеком сильным и саркастичным, но надоело. В четырнадцать лет переписался как Иннокентий, н-да. Теперь ты знаешь моё отчество.
- Твоего папу зовут, как нашего Кешку?
- Нет, не Ильнокентий, а Ин-но... Он оставил именно такое сокращение, какое в детстве придумал (не станешь же детишкам по полной подставляться). Инно, то есть «иной какой-то».
- А. Я понял. Это имя – и есть твоя судьба, так?
- Да, но это ещё не всё. Собственно, папино имя привело меня в конце концов в Лесошишенск – это мамина родина. Но тоже не по прямой дороге. Мишкины родители долго не думали и на втором курсе поженились. Они, как мне сказано было, спокойные, простые и надёжные всегда. А у моих родителей по-другому отношения развивались. У них темперамент другой. Острый. Был. Ссорились, мирились, цеплялись к словам, ревновали на ровном месте и провоцировали друг друга. Расходились, ходили кругами, просили друзей подстроить повод помириться, снова встречались, не могли по-нормальному!
И вот две подруги, когда им по двадцать было, поняли, что обе… ну, детей ждут. Одна была счастлива. Или так: одна считала, что в этом возрасте и надо первого рожать, не позже. А мама… там никому легко не было: одновременно учиться и работать, если кто решался, тому приходилось выбирать, это же Национальный, Технологический! Вмиг вылетаешь, шаг влево-вправо, на каждом курсе урон… поэтому мама, пока учится, думала, не справится. Дело не в том, что в отношениях непонятно было. Только из-за учёбы... Марейя долго маму попрекала: Иана, ты оставила моего Мишку без товарища.
Мои родители решили больше не трепать друг другу нервы только когда я уже должна была появиться, то есть через четыре года. Всё равно понятно, что вместе останутся.
- Хорошие вещи тебе рассказывали…
- Мартын, мне эти вещи стали рассказывать только когда они все поняли: что мы с Мишкой друг от дружки не отвяжемся. Мама сказала мне, что так её судьба… не наказала, а проучила, что ли. И что чувствует, будто долг какой-то отдаёт. Без её желания, но это долг. Будто бы товарищ для Мишки просто выждал время и взял своё. Глупо, думаешь? В том числе и поэтому она разрешила мне остаться в Розии. Я говорю об этом только потому, что мы завтра можем сдохнуть.
- Ну да, можем. Или сегодня, через двадцать минут. Нормально. Болтай дальше.
- А я стала радоваться, что… что она вот так, не тогда родила. Как есть я чудовище. Даже в детстве заявляла, что если уж у меня невозможен старший брат, вы, будьте добры, больше никого не заводите, так уж хорошо мне быть единственной. Представляю, как маме было «приятно» это слышать. А когда я узнала, придумала себе кошмары из серии, что родилась бы сестра, и это она бы Мишке понравилась. Ведь они были бы вместе с колыбели... когда Миша родился, в их квартире семикомнатной, то есть в родовом гнезде, жили его дедушка, бабушка и братья Адрея Мельяновича, их жёны и мелкие. Студенты решили не усугублять и остались в общаге. Мишка в универе просто вырос .
Или, знаешь, если бы тогда кто-то родился, меня бы не было скорее всего. Мама всегда повторяла, что больше одного ребёнка не потянет.
Вот это судьба. Это те вещи, из-за которых я иду по дороге великанов.
Мартын, казалось, собирался что-то уточнить, но передумал.
А ночь тем временем мчалась прямо навстречу, но когда солнце со всеми хвостами лучей ушло полностью за горизонт, свет не кончился.
- Пока видно дорогу, мы можем не останавливаться. Согласна?
И Соня, как ни устала, с радостью согласилась. Не будет очередного неуютного и опасного гнездования, а там будь что будет! Дорога пряма.
Грех было упустить для путешествия эту ночь, ведь свет не кончился. Они продолжали видеть каждую травинку, каждую ближнюю ветку деревьев просеки, хоть иголки собирай...
Сколько иголок было сжёвано за дни пути! Из лесной растительности Соня решилась употребить только хвою, припомнив витаминные и бактерицидные свойства, да и вместо зубной пасты пригодилось. Как только пошли ели и сосны доступных высот. И сейчас она легко набрала пригоршню кисточек молодых иголок, отличив их от старых по цвету, чтобы подкрепить силы. Отсыпала долю Мартыну. Эгле, это ты мне про полезную ёлку рассказала.
Снова взор приковало к небу. Такого они просто не могли в своей жизни видеть. Никогда. Только попав в неизвестность. Две стены елей по сторонам, мягкая трава под ногами – и радужно-серебряная река над головой.
- Почему у нас такого нет?
«Почему мне было так легко говорить о Мишке? Так грустно и просто, но без того комка, которым я закупоривала свою душу. Почему столько времени как ничего плохого и не было, а только то, что хочется вспоминать?»
- Место силы, - как всегда, после большой паузы, отозвался Мартын, отвечая на мысли.
- Откуда ты знаешь?
- Ну, это… - он задумался, а может, на время забыл о вопросе, ведь что может ответить человек под сенью такого звёздного серебра? – Если тут расчистили и выровняли, потому что в определённый день Солнце проходит точно вдоль этой просеки, то это… или календарь или ритуальные сооружения. Линии на земле, которые видны с воздуха. Может быть, сегодня в этом мире летнее солнцестояние. Или какое-нибудь.
- Это мечта.
«А мои мечты рано или поздно сбывались, помню. И была ещё такая, чтобы отправиться в космос. Идти по другой планете, но не с боем отвоёвывая дорогу у местной фауны, а так – любоваться и дышать не в скафандре. Романтический девчачий космос».
- Место силы, как твоя страна, - вдруг уточнил Мартын, заставляя вздрогнуть.
Своеобразной силы. Даже о родителях, которых больше не увидит, вспоминалось так же легко. И всё самое лучшее.
- Они у меня лучшие.
Лента на небе сгущалась, будто со всех сторон в стаю налетали новые светляки. Она дрожала и переливалась. Она манила. Там, высоко, было известно всё, записано, чем завершаются любые дороги.
- Смотри, как быстро движется небосвод. Она быстро движется.
- А? Кто?
- Эта Земля. Эта версия.
«Как твоя страна»! Вдруг до Сони дошло.
- Так мы снова прошли портал?
- Прошли, конечно.
Хвоинки просыпались из рук. Соня остановилась, а небосвод продолжал так же быстро набегать на неё, собирая всё новых светляков.
- Зачем?! Что мы тут забыли, почему сразу не сказал?
- Ты идёшь или как?
- Чего же мы… В измерение, где замок! Мы должны вернуться. Ты... делаешь сейчас что?!
Страх, об отсутствии которого благостно недоумевала целых полчаса, знакомо проливался до кончиков пальцев ног. Теперь что-то новое...
- Сонь. Ты серьёзно?
- Почему - ты - свернул - с правильного - пути, Мартын?
- Один день – один портал. Как по часам. Каждый день. Ты правда не поняла, не заметила?
Слишком хорошо было идти по звёздам.
- Почему ты так решил?! Кто сказал? Как ты можешь такое знать?!
- Как могу? – Мартын усмехнулся, - Просто у меня глаза открыты. Каждый день вокруг всё разное. Перечисляю, а ты слушай и вспоминай. Разная длительность суток. Иногда ночь наступала быстрее.
- Да ну. Субъективное восприятие.
- Растительность и прочая природа менялась… но это не доказательство, знаю. Воздух, запахи – субъективная, как говоришь, фигня. Но главное – Солнце всегда не там восходило, откуда должно было. И Солнце ли это тогда, а? Если было видно небо, я смотрел, что там происходит. Иногда одна Луна, иногда две, и в разных фазах. То полнолуние, то на следующую ночь ничего. То теплее, то совсем дубак по ночам.
- Я ничего вокруг себя не видела! Мне было лишь бы успеть за тобой. Но почему ты не сказал? Куда мы тогда идём? Куда шли? Откуда?
- Не плачь. Как есть, так и есть теперь, выбирать не приходится. Я два раза в сутки забирался повыше только потому, что боялся попасть туда, где замок исчезнет. А он был, я его видел из каждого дня. Как маяк. Скажи, что я должен был сделать? Что думать? Я знаешь, что подумал? Что есть такое окошко сквозь все порталы, которое показывает одно и то же место из любой точки с высоты. То есть, для того, чтобы попасть туда через кучу похожих миров. Карта одна – климаты и планеты разные. Сверху картина мира, кроме неба, была одинаковая, с учётом пройденного - а внизу, где мы шли, каждый день разный лес, и это не то, как разные участки леса. Понятно объясняю? Не понятно... Ещё гравитация чуть-чуть различалась по дням. Помнишь, нам было особенно тяжело идти пять дней назад? Это не из-за жары. Не от усталости.
«Нас что-то ведёт по конкретному пути. Соня, ну же, скажи это!», думал он.
- Понятно. Мне страшно. Это страшнее, чем та чёрная зверюга. Но в какое, по-твоему, время суток мы проходили очередной портал?
- А фиг знает. Просто. Чуйка говорит - один раз в день.
- Так ещё никто не заблуждался!
- Так, смотри внимательней, - Мартын указал на небо, - Земля, где мы родились, находится на краю диска Галактики. У нас не может быть такой картины неба. Только если планета ближе к центру диска, тогда и можно увидеть так много звёзд. Пешком так ещё никто не ходил. Или ходил, но мне-то что…
- Мы на другом краю Вселенной? И сколько же тогда миров, так сильно похожих на Землю?
- Скажи спасибо, что в снег или вакуум ни разу не вышли. Пока.
«Вот и про космос мечта сбылась… они все сбываются, но часто неузнаваемым образом!»
Как в подтверждение слов Мартына, впереди, точно в просвете просеки, вознеслось светило, слепящее белизной, больше и ближе всех виденных лун, и залилось снова ярко-синим небо, проступили прозрачные облака. Стая летучих существ пересекла млечный путь, получив таинственный сигнал.
Двое людей остановились в благоговении.
- Эта Земля находится в системе двойной звезды, - сказал Мартын, - если пойдём без перерыва, сможем увидеть, как будет резко меняться небо.
Вторая звезда всё поднималась; становилось всё светлее, и вот уже лес по сторонам можно видеть насквозь, и огни всё прибывают, хоть и нет им больше места в небе, набегают друг на друга, выплывают из-под крон, поднимаются с земли, выскальзывают из травы, прямо из-под ног… большие, малые, пушистые и мягкие, как одуванчики, овеществлённая грусть, и вот в глазах им тоже не хватает места, и было это? Будет? Был край вселенной или ещё один сон?
Звёзды-светляки расплескали избытки сияния, исчезло всё со звоном в голове.
И вот опять привычная синева, равнодушно пускающая к земле зной, и Солнце горит в лезвии воткнутого в землю зубчатого ножа.
Свет сгоревшей звезды
2.