Глава 9
1.
2.
3. Бесполезное золото
Обычное чудо
читать дальшеС некоторых пор Соня переехала на первый этаж, в комнату Нилуфар. «Да пожалуйста, только Мишеньку во сне не призывай», - ответила та на вопрос о согласии. В Сониной комнате протёк потолок - сначала намокли обои в углу, а вскоре вода забарабанила по полу в нескольких местах и всю обстановку пришлось срочно эвакуировать. Именно так – несмотря на применение передовых технологий в постройке здания. Влажное пятно по потолку через коридор и пустую гостевую комнату день за днём мигрировало в сторону Варвары и Льва, их вещи тоже потихоньку сносили вниз. Дом стал похож на корабль, терпящий бедствие, на лабиринт или склад. Но, как известно, начинать ремонт или большую уборку в Полувремя – только материалы и нервы убивать, ведь результата не будет. Так что не старались в быту. Даже грязную посуду ставили под водосточную трубу, благо в дожде недостатка не было. Было весело. Только Варвара порой вздыхала, глядя на разгром, и говорила мужу:
- Третьего ты проснёшься, увидишь всё это и будешь грозно выспрашивать: что такое у нас ночью произошло? Почему потоп, зачем я купила столько канистр питьевой воды и откуда столько еды в холодильнике? Я не смогу объяснить и мы поругаемся!
[…] Известно, что женщины, как правило, ещё несколько дней помнят о Полувремени, когда как мужчины в своём большинстве забывают сразу же.
- Это похоже на меня, - соглашался Лев, - В последние дни я мебель обратно затащу, уборку сделаю. Насколько возможно. А что до воды – значит, она «за ночь» натекла. Так бывает.
- Бывает. Но разозлишься.
- Наверное, да. Прости.
Эти разговоры восхищали Соню: «вот такая любовь!».
Очередным вечером после насыщенного дня, когда Соня снова осталась помочь тёте (на этот раз сматывали и скалывали кружева и ленточки), Варвара сказала ей:
- Лев просил, чтобы я рассказала тебе о себе.
- Ого. Неужто… о Полувремени? – догадалась Соня, ибо наметилась уже тенденция: третий человек раскрывает ей свою тайну.
- Несколько лет назад в Полувремя у меня был мужчина.
- Мудрый был мужчина, - заметил Лев, кстати, сидевший неподалёку. Лицо у него было обычного выражения – сфинксо-кошачьего, с намёком на улыбку. Значит, дело повернулось к его удовольствию.
- Да как мужчина… - протянула Варвара, - Мне было двадцать три, ему – на год больше. Он хотел о нас с Василисой заботиться. И заботился, хочу сказать. Несмотря на Полувремя. Первым делом, между прочим, принёс золотые украшения. Чтобы было, на что жить, понимаешь? Ведь не было, на что жить. И сказал, чтобы я их спрятала в такое место, где сама случайно потом найду, ну, и записка к ним была – вот как ты, Соня, теперь пишешь себе «вспоминалки» везде и побольше. Мы знали, что забудем нашу… встречу… наши фантазии о совместной жизни, но рассудили, что если третьего он проснётся... в моей комнате (тут Лев досадливо поморщился), как минимум, заново познакомимся…
- Только не говори, что его убили в пьяной драке… или что он украл то золото, - осторожно предупредила Соня, - У меня аллергия на трагедии.
- Не скажу, потому что... Просто в последний день минут, наверное, за пять до полуночи он встал, сказал, что хочет пить – и вышел на улицу. Я сонная была, поэтому не понимала, сколько времени на часах и не всполошилась. Это всё.
- Сбежал, да? Ну и хорошо! – заключила Соня.
- Мудрый мужчина, - повторил Лев, - Глупо, что ты, Варь, золотишко в милицию отнесла. Обычный золотой лом без особых примет. И спасибо скажи, что наоборот, он твои считанные ползлаты и ре не выгреб. И тебя с Васей не убил. И не подставил тебя с этой закладкой – точнее, забыл, что собирался…
- Хватит, уже обсуждали, - отмахнулась Варя, - Просто в тот раз… то есть, через год, когда вспомнила, я думала и думала, что именно со мной не так! Почему он нормально не попрощался, если не хотел больше быть со мной – разве я цеплялась за него? Ладно, я никогда не искала идеального человека. И уж точно не ждала. Но он был! Да, Лёв, искренним, хорошим мальчиком, по сумме фактов. Дело не в том, что я его так уж сильно залюбила – только в том, что есть такого во мне, что даже очень хороший человек сбежал… подло?!
- Э, э, спокойно, красавица! – Лев начал понемногу злиться.
- Я его помню. Он был хороший.
Все увидели Василису, стоявшую в дверях гостиной.
- Почему не спишь?!
- Вась, ты зачем подслушивала?
- Он не подлый! Я знаю.
- Василиса, то, что я сейчас говорила – не для твоих ушек. Я бы не хотела, чтобы ты размышляла на эти темы, теперь буду долго извиняться, хочешь? Я-то помню, что вы дружили…
Василиса забралась на диван между Варварой и Соней. Забрала у них корзинку с клубящейся галантереей – из прошлой жизни, уже тогда ненужной и пожелтевшей, но важной, как замковые прутики гнезда.
- Что касается моих ушек… - начала она со значением, - Подходит к моей кровати и говорит шёпотом: «Василисочка, потом скажешь маме, что с вами могут очень плохо обойтись, если увидят рядом со мной, скажи, что я её люблю. И тебя люблю, а сейчас пойду проветрюсь немного». Вот. Мам, прости, что я только сейчас вспомнила. Мы же после этого осенью два года не в городе были, а потом я больше не могла отличить, приснилось это мне или нет… мам, ты зачем плачешь?
За эти два рассказа, дяди и тёти, Соня была благодарна. Она распознала их смысл и ей действительно стало легче жить. Как будто внутри перевалило за полночь и на душе забрезжил рассвет. Она уверилась в том, что любимые люди ни на мгновение не переставали существовать, в том, что никакие континуумы не могут быть преградой для любви, которая настоящая. И что Миша, как и обещал, не спит этой длинной-предлинной ночью в своей казарме.
Прошла треть Полувремени. Биологические часы протестовали – они вопили о том, что сейчас середина ноября и почти зима, а не межпогодье, застывшее на пяти градусах тепла.
Вторым человеком после дяди, от кого Соня услышала случай из Полувремени, был Мартын. Четвёртым – Наргиза.
- Я нехороший человек. Клептоманка, - ошарашила она сестру, когда прогуливались вдвоём по дикому парку коттеджного района. Соня, как часто бывало, смотрела под ноги. Идея найти некие сокровища, смысл которых будет понятен только ей, сидела в ней с незабвенного апреля-месяца.
Наргизе тяжело далось это признание. Все знали её как болезненно-щепетильного, абсолютной честности человека. Тайна была проста, но чуть позже Соня оценила её высоко.
- Год назад я украла у Клары-Лиры кораллы. Спрятала и забыла. Позор.
Собственно, это вся история, которую поведала Наргиза.
- У какой ещё Клары или Лиры? – спросила Соня рассеянно.
- Ну, Клара-Лира, моя подружка. Она через три дома от нас живёт.
Соня кивнула и опять задумалась о своём, а Наргиза решила, что Соня молчит потому, что ничего отвратительнее в жизни не слыхала.
- Я не знаю, честно, зачем я это сделала! – воскликнула она, всхлипывая, - Какой мне был смысл, ведь папа, если бы я попросила, мне и такие же дурацкие кораллы, и настоящие бриллианты купил бы, правильно? Как мне теперь ей в глаза смотреть? То есть, как я ей в глаза смотрела и думала, что у меня совесть в порядке?
- Наргизка, ты чего? Ну подари ей что-нибудь классное «просто так» и не грузись!
- Да не в этом дело! Они – дешёвые! А я – воровка. И любой может сказать, что «все они, детдомовские, такие», а это неправда. Нас тоже учили, что нельзя чужого брать.
Соня согласилась, что такие случаи могут стать занозой на долгие годы. Подумала и сказала:
- Я знаю, почему ты это сделала. Успокойся, это не «из ряда вон», а одно из вполне типичных проявлений нашей человеческой иррациональности.
- Типичное… что?
- Помнишь, ты рассказывала, как вас заставляли «делиться поровну», там, ничего не прятать, не хотеть того, чего нет у других, сначала раздавать младшим - конфеты, игрушки, карандаши?
- И это правильно. Так и надо.
- Наука психология говорит нам, Наргиза, что для гармоничного и счастливого существования нельзя вдаваться в крайности. То есть, нельзя, чтобы кто-то нас вдавал в крайности, улавливаешь?
Сестра помотала головой.
- В этом ключ к пониманию наших коммуникативно-личностных проблем, - продолжала умничать Соня, - Налицо педагогический перекос, имевшийся последствием неграмотной предпосылки о приоритете общественных интересов над личными.
- Соня, что это значит? Я психичка, да? – испуганно предположила Наргиза.
- Нет, это меня несёт! Я говорю, что ты нормальная, просто твоё подсознание таким вещественным образом выдало протест против подавления чувства собственности. То, что ты делала, был сигнал тебе, что пришло время иметь что-то, чего нет у других, понимаешь? Это нормально. Все хотят. Давай просто потихоньку вернём Лире бусики, и никогда больше не думай о себе плохо. Ты ведь вспомнила, где они?
- Это да… - протянула Наргиза, - Уж вспомнила. Только достать не могу. Наверное, от них ничего и не осталось.
В конце парка был в котловине маленький заброшенный стадион с раскрошившимся асфальтом беговой дорожки, заросший бурьяном, к нему спускалась железобетонная лестница, в каркасе одной из ступенек которой Наргиза устроила тайник. Когда они подошли к тому месту, стало ясно, в чём дело: склон размыло дождями и талыми водами, лестница покосилась, порушилась и частично сползла вниз.
- Страшно смотреть, обожаю такие места! – восхитилась Соня, - Вот ведь, заповедные уголки у нас прямо возле дома. Надо было летом здесь побывать…
Достав театральный биноклик, который теперь таскала с собой всюду, Соня высмотрела, к общему удивлению, искомую коробочку,чудом не покинувшую своего места.
Не дав Наргизе времени на разработку планов по эвакуации, она скинула и вручила ей свою дорогую красивую куртку, и в дорогих красивых штанах и свитере полезла в глинисто-песчаную пропасть, держась за многочисленные выступающие петлями и ступенями сосновые корни, упираясь ногами (в дорогих красивых ботинках). Главное не выпускать корни из рук, камни выпадут под руками из склона, а корни не подведут; пару метров вниз до начала лестницы и ещё несколько замшелых, хрустящих ступеней и дождь из капель с растрясённых зарослей на спину.... Эмалированная жестянка даже не заржавела, Соня одной рукой, затолкала её за пояс. Когда выбралась, зуб на зуб у неё не попадал, а ещё сводило мышцы ног, и эти ощущения были удивительно приятными. Соня осталась в жухлой траве на краю спуска, чтобы отдышаться, завернулась в поданную куртку, которая тут же вымокла изнутри. Рядом села Наргиза, обнимая её.
- Ты теперь заболеешь из-за меня! – сокрушалась она.
- А, ерунда! Держи, давай посмотрим, что там, уже!
- Они же… разрослись!!! – выдохнула Наргиза, вытягивая коробочку на дрожащей руке.
- Красота какая! Я бы тоже такое стырила,– ответила Соня рассеянно, блаженствуя от своей спонтанной лихости
Вместо скромной девчачьей бижутерии из коробочки вертикально выпирали ажурные язычки неоново-алого пламени, слегка сплющившиеся на вершинах там, где упирались в крышку.
- Да посмотри же! Такого быть не может! Они же были мелкие и колотые, а тут… как из моря?!
Наргиза потрясла коробку, перевернув – букет кораллов, кажется, врос в металл.
- Чудо, да? – спросила Соня, - И почему я не удивляюсь?
- Потому, что ты думаешь, что так и было. А они были тусклые, розовые! На ниточке.
- Отлично. Чем порадуешь Лиру-Клару? Я не рекомендую возвращать сей раритет – что если в нашем мокром лесошишенском воздухе есть неизвестные науке споры сухопутных полипов, и они могут прививаться на морские?
Наргиза остановилась и виновато посмотрела Соне в глаза.
- Пойдём обратно. Извини. Пойду прямо сейчас признаваться ей во всём.
4.
1.
2.
3. Бесполезное золото
Обычное чудо
читать дальшеС некоторых пор Соня переехала на первый этаж, в комнату Нилуфар. «Да пожалуйста, только Мишеньку во сне не призывай», - ответила та на вопрос о согласии. В Сониной комнате протёк потолок - сначала намокли обои в углу, а вскоре вода забарабанила по полу в нескольких местах и всю обстановку пришлось срочно эвакуировать. Именно так – несмотря на применение передовых технологий в постройке здания. Влажное пятно по потолку через коридор и пустую гостевую комнату день за днём мигрировало в сторону Варвары и Льва, их вещи тоже потихоньку сносили вниз. Дом стал похож на корабль, терпящий бедствие, на лабиринт или склад. Но, как известно, начинать ремонт или большую уборку в Полувремя – только материалы и нервы убивать, ведь результата не будет. Так что не старались в быту. Даже грязную посуду ставили под водосточную трубу, благо в дожде недостатка не было. Было весело. Только Варвара порой вздыхала, глядя на разгром, и говорила мужу:
- Третьего ты проснёшься, увидишь всё это и будешь грозно выспрашивать: что такое у нас ночью произошло? Почему потоп, зачем я купила столько канистр питьевой воды и откуда столько еды в холодильнике? Я не смогу объяснить и мы поругаемся!
[…] Известно, что женщины, как правило, ещё несколько дней помнят о Полувремени, когда как мужчины в своём большинстве забывают сразу же.
- Это похоже на меня, - соглашался Лев, - В последние дни я мебель обратно затащу, уборку сделаю. Насколько возможно. А что до воды – значит, она «за ночь» натекла. Так бывает.
- Бывает. Но разозлишься.
- Наверное, да. Прости.
Эти разговоры восхищали Соню: «вот такая любовь!».
Очередным вечером после насыщенного дня, когда Соня снова осталась помочь тёте (на этот раз сматывали и скалывали кружева и ленточки), Варвара сказала ей:
- Лев просил, чтобы я рассказала тебе о себе.
- Ого. Неужто… о Полувремени? – догадалась Соня, ибо наметилась уже тенденция: третий человек раскрывает ей свою тайну.
- Несколько лет назад в Полувремя у меня был мужчина.
- Мудрый был мужчина, - заметил Лев, кстати, сидевший неподалёку. Лицо у него было обычного выражения – сфинксо-кошачьего, с намёком на улыбку. Значит, дело повернулось к его удовольствию.
- Да как мужчина… - протянула Варвара, - Мне было двадцать три, ему – на год больше. Он хотел о нас с Василисой заботиться. И заботился, хочу сказать. Несмотря на Полувремя. Первым делом, между прочим, принёс золотые украшения. Чтобы было, на что жить, понимаешь? Ведь не было, на что жить. И сказал, чтобы я их спрятала в такое место, где сама случайно потом найду, ну, и записка к ним была – вот как ты, Соня, теперь пишешь себе «вспоминалки» везде и побольше. Мы знали, что забудем нашу… встречу… наши фантазии о совместной жизни, но рассудили, что если третьего он проснётся... в моей комнате (тут Лев досадливо поморщился), как минимум, заново познакомимся…
- Только не говори, что его убили в пьяной драке… или что он украл то золото, - осторожно предупредила Соня, - У меня аллергия на трагедии.
- Не скажу, потому что... Просто в последний день минут, наверное, за пять до полуночи он встал, сказал, что хочет пить – и вышел на улицу. Я сонная была, поэтому не понимала, сколько времени на часах и не всполошилась. Это всё.
- Сбежал, да? Ну и хорошо! – заключила Соня.
- Мудрый мужчина, - повторил Лев, - Глупо, что ты, Варь, золотишко в милицию отнесла. Обычный золотой лом без особых примет. И спасибо скажи, что наоборот, он твои считанные ползлаты и ре не выгреб. И тебя с Васей не убил. И не подставил тебя с этой закладкой – точнее, забыл, что собирался…
- Хватит, уже обсуждали, - отмахнулась Варя, - Просто в тот раз… то есть, через год, когда вспомнила, я думала и думала, что именно со мной не так! Почему он нормально не попрощался, если не хотел больше быть со мной – разве я цеплялась за него? Ладно, я никогда не искала идеального человека. И уж точно не ждала. Но он был! Да, Лёв, искренним, хорошим мальчиком, по сумме фактов. Дело не в том, что я его так уж сильно залюбила – только в том, что есть такого во мне, что даже очень хороший человек сбежал… подло?!
- Э, э, спокойно, красавица! – Лев начал понемногу злиться.
- Я его помню. Он был хороший.
Все увидели Василису, стоявшую в дверях гостиной.
- Почему не спишь?!
- Вась, ты зачем подслушивала?
- Он не подлый! Я знаю.
- Василиса, то, что я сейчас говорила – не для твоих ушек. Я бы не хотела, чтобы ты размышляла на эти темы, теперь буду долго извиняться, хочешь? Я-то помню, что вы дружили…
Василиса забралась на диван между Варварой и Соней. Забрала у них корзинку с клубящейся галантереей – из прошлой жизни, уже тогда ненужной и пожелтевшей, но важной, как замковые прутики гнезда.
- Что касается моих ушек… - начала она со значением, - Подходит к моей кровати и говорит шёпотом: «Василисочка, потом скажешь маме, что с вами могут очень плохо обойтись, если увидят рядом со мной, скажи, что я её люблю. И тебя люблю, а сейчас пойду проветрюсь немного». Вот. Мам, прости, что я только сейчас вспомнила. Мы же после этого осенью два года не в городе были, а потом я больше не могла отличить, приснилось это мне или нет… мам, ты зачем плачешь?
За эти два рассказа, дяди и тёти, Соня была благодарна. Она распознала их смысл и ей действительно стало легче жить. Как будто внутри перевалило за полночь и на душе забрезжил рассвет. Она уверилась в том, что любимые люди ни на мгновение не переставали существовать, в том, что никакие континуумы не могут быть преградой для любви, которая настоящая. И что Миша, как и обещал, не спит этой длинной-предлинной ночью в своей казарме.
Прошла треть Полувремени. Биологические часы протестовали – они вопили о том, что сейчас середина ноября и почти зима, а не межпогодье, застывшее на пяти градусах тепла.
Вторым человеком после дяди, от кого Соня услышала случай из Полувремени, был Мартын. Четвёртым – Наргиза.
- Я нехороший человек. Клептоманка, - ошарашила она сестру, когда прогуливались вдвоём по дикому парку коттеджного района. Соня, как часто бывало, смотрела под ноги. Идея найти некие сокровища, смысл которых будет понятен только ей, сидела в ней с незабвенного апреля-месяца.
Наргизе тяжело далось это признание. Все знали её как болезненно-щепетильного, абсолютной честности человека. Тайна была проста, но чуть позже Соня оценила её высоко.
- Год назад я украла у Клары-Лиры кораллы. Спрятала и забыла. Позор.
Собственно, это вся история, которую поведала Наргиза.
- У какой ещё Клары или Лиры? – спросила Соня рассеянно.
- Ну, Клара-Лира, моя подружка. Она через три дома от нас живёт.
Соня кивнула и опять задумалась о своём, а Наргиза решила, что Соня молчит потому, что ничего отвратительнее в жизни не слыхала.
- Я не знаю, честно, зачем я это сделала! – воскликнула она, всхлипывая, - Какой мне был смысл, ведь папа, если бы я попросила, мне и такие же дурацкие кораллы, и настоящие бриллианты купил бы, правильно? Как мне теперь ей в глаза смотреть? То есть, как я ей в глаза смотрела и думала, что у меня совесть в порядке?
- Наргизка, ты чего? Ну подари ей что-нибудь классное «просто так» и не грузись!
- Да не в этом дело! Они – дешёвые! А я – воровка. И любой может сказать, что «все они, детдомовские, такие», а это неправда. Нас тоже учили, что нельзя чужого брать.
Соня согласилась, что такие случаи могут стать занозой на долгие годы. Подумала и сказала:
- Я знаю, почему ты это сделала. Успокойся, это не «из ряда вон», а одно из вполне типичных проявлений нашей человеческой иррациональности.
- Типичное… что?
- Помнишь, ты рассказывала, как вас заставляли «делиться поровну», там, ничего не прятать, не хотеть того, чего нет у других, сначала раздавать младшим - конфеты, игрушки, карандаши?
- И это правильно. Так и надо.
- Наука психология говорит нам, Наргиза, что для гармоничного и счастливого существования нельзя вдаваться в крайности. То есть, нельзя, чтобы кто-то нас вдавал в крайности, улавливаешь?
Сестра помотала головой.
- В этом ключ к пониманию наших коммуникативно-личностных проблем, - продолжала умничать Соня, - Налицо педагогический перекос, имевшийся последствием неграмотной предпосылки о приоритете общественных интересов над личными.
- Соня, что это значит? Я психичка, да? – испуганно предположила Наргиза.
- Нет, это меня несёт! Я говорю, что ты нормальная, просто твоё подсознание таким вещественным образом выдало протест против подавления чувства собственности. То, что ты делала, был сигнал тебе, что пришло время иметь что-то, чего нет у других, понимаешь? Это нормально. Все хотят. Давай просто потихоньку вернём Лире бусики, и никогда больше не думай о себе плохо. Ты ведь вспомнила, где они?
- Это да… - протянула Наргиза, - Уж вспомнила. Только достать не могу. Наверное, от них ничего и не осталось.
В конце парка был в котловине маленький заброшенный стадион с раскрошившимся асфальтом беговой дорожки, заросший бурьяном, к нему спускалась железобетонная лестница, в каркасе одной из ступенек которой Наргиза устроила тайник. Когда они подошли к тому месту, стало ясно, в чём дело: склон размыло дождями и талыми водами, лестница покосилась, порушилась и частично сползла вниз.
- Страшно смотреть, обожаю такие места! – восхитилась Соня, - Вот ведь, заповедные уголки у нас прямо возле дома. Надо было летом здесь побывать…
Достав театральный биноклик, который теперь таскала с собой всюду, Соня высмотрела, к общему удивлению, искомую коробочку,чудом не покинувшую своего места.
Не дав Наргизе времени на разработку планов по эвакуации, она скинула и вручила ей свою дорогую красивую куртку, и в дорогих красивых штанах и свитере полезла в глинисто-песчаную пропасть, держась за многочисленные выступающие петлями и ступенями сосновые корни, упираясь ногами (в дорогих красивых ботинках). Главное не выпускать корни из рук, камни выпадут под руками из склона, а корни не подведут; пару метров вниз до начала лестницы и ещё несколько замшелых, хрустящих ступеней и дождь из капель с растрясённых зарослей на спину.... Эмалированная жестянка даже не заржавела, Соня одной рукой, затолкала её за пояс. Когда выбралась, зуб на зуб у неё не попадал, а ещё сводило мышцы ног, и эти ощущения были удивительно приятными. Соня осталась в жухлой траве на краю спуска, чтобы отдышаться, завернулась в поданную куртку, которая тут же вымокла изнутри. Рядом села Наргиза, обнимая её.
- Ты теперь заболеешь из-за меня! – сокрушалась она.
- А, ерунда! Держи, давай посмотрим, что там, уже!
- Они же… разрослись!!! – выдохнула Наргиза, вытягивая коробочку на дрожащей руке.
- Красота какая! Я бы тоже такое стырила,– ответила Соня рассеянно, блаженствуя от своей спонтанной лихости
Вместо скромной девчачьей бижутерии из коробочки вертикально выпирали ажурные язычки неоново-алого пламени, слегка сплющившиеся на вершинах там, где упирались в крышку.
- Да посмотри же! Такого быть не может! Они же были мелкие и колотые, а тут… как из моря?!
Наргиза потрясла коробку, перевернув – букет кораллов, кажется, врос в металл.
- Чудо, да? – спросила Соня, - И почему я не удивляюсь?
- Потому, что ты думаешь, что так и было. А они были тусклые, розовые! На ниточке.
- Отлично. Чем порадуешь Лиру-Клару? Я не рекомендую возвращать сей раритет – что если в нашем мокром лесошишенском воздухе есть неизвестные науке споры сухопутных полипов, и они могут прививаться на морские?
Наргиза остановилась и виновато посмотрела Соне в глаза.
- Пойдём обратно. Извини. Пойду прямо сейчас признаваться ей во всём.
4.
@темы: книга 1, сны лесошишья, жизнь волшебная
-
-
01.06.2019 в 20:50-
-
02.06.2019 в 03:04На Полувремени можно было бы детективы строить или комедии, в литературном смысле