Глава 6
1., нач. и 1., прод.
2.
читать дальше
Сидела и плакала; раз в год можно, да? Дома никого нет, но успеет ли затереть следы? Потому что если спросят, в чём дело, нечего будет объяснить. Представать же чувствительной женщиной, эмоционально нестабильной, совсем не с руки. Только не сейчас. Не перед ними. Хорошо бы сейчас Ян и Даника смогли вернуться с прогулки до её ухода. Они, конечно же, снова не взяли с собой ключи.
Минут через пять надо одеваться, такси - забирать девочек из школы. В городе участились преступления, и Лев вознамерился под конвоем их водить. Утром он на машине, а после уроков Варвара. Даже Нилуфар подчиняется правилу, не желая трепать им нервы, не убегает одна. Только Соню не уговорить. (Почему Эгле и Мартын больше не приходят в гости? Жаль, что они настолько занятые; что все вокруг - занятые.)
Лев уговорил Яна некоторое время не ходить на работу после нескольких инцидентов с сестрой. Даника. В ней ли всё дело? Даня и Павлина запросились в детский сад. Да-да, самостоятельно потребовали. В Олмидонии их водили три раза в неделю на несколько часов, с целью привить навыки общения с другими детьми (остальное тонкое развитие – за няней). По рассказам Яна, малышам нравилось побыть без родителей в прекрасных светлых и ярких помещениях с различными устройствами для кувыркания-бега-валяния и с безграничным правом повопить. Вот они и захотели того же и здесь, и откуда детям знать, что ровно так не получится? В Лесошишенске учреждений такого же типа не нашлось, но, в принципе, для освоения нового культурного пространства сад то что надо, попытка не пытка. И что? Даня и Павлина были действительно довольны, тот редкий случай, когда дети их возраста совершенно не теряются в новой обстановке и им всё равно, рядом мама с папой или нет. Они рвались в коллектив… а персонал детсада ждал их как кошмара. Но та сторона молчала до последнего: сад заявлен элитным, где провозглашался гибкий, индивидуальный подход к юным личностям. И недешёв, само собой. Разумеется, никто не собирался изгонять маленьких иностранцев, но, поговорив с воспитателями, Ян принял решение забрать детей. Дети не умели вести себя определённым способом. Ко всему, переходили на олмидонский, когда к ним обращались на розийском. Говорили, в Олмидонии они поступали с точностью наоборот; Ян знал, что они – маленькие мастера провокации и вообще гении. Только что никто не обязан быть от этого в восторге.
Ну, разве что я. Не в восторге, так в терпении. Разве кто в силах быстренько устранить последствия несбалансированной педагогики? Терпеть, терпеть! Мне!
Варвара давно убедилась, что нет смысла указывать на это как гостям, так и мужу. Всё равно жить им пока всем вместе. Да что дети – попробуй гостей, несчастных родичей мужа, поправь на свой лад, чтобы считались с твоими бытовыми интересами! У них своя атмосфера…
Ян в Олмидонии более чем загружен службой был, дома порой появлялся раз в неделю, так что за воспитание как бы отвечала Даника… Но как же понять то, что недавно она ухитрилась оставить детей одних на улице возле магазина? Когда Лев узнал об этом, он вышел из себя и изругал... Варвару. Так как, по его разумению, она достаточно полно осведомлена о странностях его сестры, поэтому ни под каким предлогом не должна была отправлять её. Нельзя отпускать кого-то с его собственными детьми, понимаете?
«Ну я же сказала им, чтобы стояли? Ты что, считаешь, что мои дети тупые?» К счастью, далеко Даня с Павлиной не ушли. К сожалению, они забрались в моечную камеру ближайшего автосервиса и их нечаянно начали там мыть… К счастью, дети не простудились.
Лев стал вдруг требовательным и часто недовольным. Как разумная женщина, Варвара посмотрела по сторонам и быстро нашла внешние причины этого. Ведь не ему одному, не ей одной приходилось в последнее время особенно часто нарываться на хамов, на нелогичную организацию работы в присутственных местах, на странные, как из далёкого прошлого, претензии, скажем, врачей в поликлинике!
Да, правда, давно такой не очень светлой полосы в жизни не было. Даже от неожиданно встреченных на улице полузабытых знакомых выслушала, что они, оказывается, все годы помнили некую её оплошность и посему были довольно серьёзно на Варвару обижены. Смех и грех, но как будто не случайно…
Варе к трудностям и не привыкать. Она и не забывала о том, что они существуют. Просто за время благополучия привыкла к тому, что её ухоженная внешность вкупе с платёжеспособностью автоматически включают лояльность и доброжелательность у окружающих (о зависти за спиной говорить не будем). Она знала, чего всё стоит, но намеренно не избавляла себя от иллюзии «мира-как-любви», считая, что обязательно надо накопить «стратегическую массу счастливого бытия». А невзгоды всё равно своё возьмут. Но вот она сидит на полу и плачет после того, как разбросанные вещи дочек издевательски раз за разом выпрыгивали из рук живыми лягушками. Мерещится наступление этих невзгод. Видимо, она просто устала, она же прекрасно понимает, что ей только кажется. Раздражённый Лев, нагловатая и истеричная Даника, недалёкий Ян, прекрасные, но очень, очень шумные и неконтролируемые их детишки, а ещё теперь вечно расстроенная и снова неуверенная в своих способностях Василиса, потому что Соне в последнее время некогда с ней позаниматься. Да с этим можно справиться. На худой конец переждать. «Ты заелась, Варька! Представь, сколько сейчас по всему миру голодающих людей. Или неизлечимо больных. Или в огромных долгах. Или преследуемых.»
И сон последний крутится в голове снова. Оскорбительный, полный символизма и извращённой логики. Варваре казалось, что она читает его как книгу ближайшего будущего. Будто бы Лев в их спальне снимает на видеокамеру. То есть, на Камеру, и это слово во сне означает её, Варвару: «камера» – брак, то есть несвобода.
То есть, смотрит сквозь неё, её не видя, а видя – не её…
А ту, которую мечтает видеть. Кто же та? Опасная, наглая, гипнотизирующая огромными яркими глазами, позирует ему Та. Она двигается так, как двигаются Свободные Женщины, и именно так, вот парадокс, как хотят видеть мужчины.
Но во сне парадоксы обретают истинный смысл.
Танцует на кровати. Варвара невидимкой смотрит. Оценивает раскованную пластику. Понимает, что это ей наказание за то… за то, что сама совсем разучилась танцевать, отдавая предпочтение хозяйственным заботам.
Пусть у незнакомки какие-то странные пропорции тела, но это было так естественно и неповторимо! Сон не лжёт. Мечты ведь и должны отличаться от просто женщин, как ароматический дым от куска глины. Незнакомка возлежит на их со Львом постели.
Она чувствует себя не только комфортно, но на полных правах. Ей всё равно, вернётся ли Варвара сюда или вообще больше не покажется дома. Она уверена, что и мужчина, пристрастно снимающий её, не будет об этом беспокоиться.
Спальня видна, как полагается в снах, как сквозь волнистое стекло. И в других тонах: это лунная сторона мира.
Девушка, быть может, всего-навсего архетипическая «идеальная любовница», призрак коллективного разума, и в реальной жизни воплотись подобная, даже у самых отъявленных искателей экзотики вызвала бы недоумение. Но сонной гостье плевать на рационализацию Варвары. Она в силах убедить в своей реальности, мощи, правоте.
«Что же, вот и вышло время, когда я ему была интересной. Больше нет во мне загадочности; проведя столько времени рядом, я стала - надёжная и верная, как цепь, Жена. Пусть он знает цену семье и сам стремился выстроить очаг, в глубине душе считает, что достоин большего. И я так считаю. Я знала всегда, что буду его бояться».
«Я знаю, чем отличаются сны от жизни. Знаю, как работает моя голова, когда приводит к таким сновидениям. Знаю, чего боюсь. И, наверное, не стоит приписывать моему мужчине мысли об измене. Мысли о том, что я его начинаю раздражать. Ведь он дарит мне – каждый день, несколько лет - то, что больше никто на Земле подарить мне не захотел. Настоящее и будущее детям. Тепло и свет. Условия, чтобы творить. И даже простил однажды то, что немногие простили бы.»
«Впрочем, простил тогда, когда ещё не случилось беды с нашим коттеджем, а почему? Я думала и раньше: он считал, что очень, совсем достаточно, даже для безумства как сброса напряжения бытийного хаоса, богат деньгами. Что если с этим нынче всё резко ухудшилось, а сказать нам не хочет?»
«Если снова придётся выживать одной, ни в чём не попрекну его. Конечно, я надеялась, что плохое настанет не раньше, чем девочки повзрослеют. Но – жизнь располагает.»
Она не заметила, как он вошёл и сел на пол рядом.
- Всё, Варя, всё, чур без сырости! Прости уже меня. Варь… ты почему мне не сказала, а? Как это, а?
- Ты откуда знаешь?!
- По-твоему нормально, что я узнаю не от родной жены, а от какой-то глупой бабки?
- Ка-какой глупой бабки?
- Бабки утром сегодня. Забыл ключи, иду назад, лифты заняты, иду так; на третьем этаже наскакивает на меня чучело в тапочках и кудахчет такое, что и не пересказать человечьими словами. «У твоей жены на лице написано» - так и сказало! – и поведало мне чучело, как я с тобой должен поступить, потому что у нас «и так уже много детей», вот, Варя, а я даже не знаю, как её зовут.
- Постой, на третьем?
- Я, такой, поднимаюсь дальше и думаю, может, ты тоже хочешь мне что-то сказать, ведь же знаешь, как я ждал! А ты – ни слова. Прости. Прости. Злость взяла, вот и рявкнул…
- На третьем этаже нашего дома? Там я никого не знаю, это точно. Лёв, я НЕ МОГЛА никому ничего «сказать», потому что только два часа назад от врача вернулась с окончательным подтверждением, понимаешь? Не вчера, не позавчера, а только сейчас! И вообще не начинала ни с кем болтать!
- Варь… ну это же… Да! Да! Да! Ты прости меня, что ору в последнее время, нервы ни к чёрту. Варя, любимая, я не мог нормально работать, дай, думаю, плюну на всё и вернусь домой. Я тебе подарок привёз! Варя, ты – родишь мне сына, слишком много уже девчонок в доме, маленьких и больших, люблю вас, но нет сил с вами разбираться! Ну не реви!
- Не сына непременно, - тихо сказала Варвара, - А того, кто родится. Понял?
- Варя! Зачем ты нервируешь меня, а? Мне нужен только сын!
Волна обиды снова заступила в груди. И Варвара почему-то сразу представила… Соню, как бы та отреагировала на её месте. Казалось бы, при чём тут подросток, у которого и проблемы, к счастью, совсем не эти. Да просто – в отличие от тётки, оскорблённая Соня за точным словом в карман не лезла. Захотелось Сониной свободы, уверенности без оглядки на свою зависимость!
- Родится дочь – избавлю тебя от всех женщин в семье, которые согласятся. Уйдём, чтобы тебя не нервировать. Понял?
- Вот не надо этого вот! А что, я не заслужил сына?
3., нач.
1., нач. и 1., прод.
2.
читать дальше
Сидела и плакала; раз в год можно, да? Дома никого нет, но успеет ли затереть следы? Потому что если спросят, в чём дело, нечего будет объяснить. Представать же чувствительной женщиной, эмоционально нестабильной, совсем не с руки. Только не сейчас. Не перед ними. Хорошо бы сейчас Ян и Даника смогли вернуться с прогулки до её ухода. Они, конечно же, снова не взяли с собой ключи.
Минут через пять надо одеваться, такси - забирать девочек из школы. В городе участились преступления, и Лев вознамерился под конвоем их водить. Утром он на машине, а после уроков Варвара. Даже Нилуфар подчиняется правилу, не желая трепать им нервы, не убегает одна. Только Соню не уговорить. (Почему Эгле и Мартын больше не приходят в гости? Жаль, что они настолько занятые; что все вокруг - занятые.)
Лев уговорил Яна некоторое время не ходить на работу после нескольких инцидентов с сестрой. Даника. В ней ли всё дело? Даня и Павлина запросились в детский сад. Да-да, самостоятельно потребовали. В Олмидонии их водили три раза в неделю на несколько часов, с целью привить навыки общения с другими детьми (остальное тонкое развитие – за няней). По рассказам Яна, малышам нравилось побыть без родителей в прекрасных светлых и ярких помещениях с различными устройствами для кувыркания-бега-валяния и с безграничным правом повопить. Вот они и захотели того же и здесь, и откуда детям знать, что ровно так не получится? В Лесошишенске учреждений такого же типа не нашлось, но, в принципе, для освоения нового культурного пространства сад то что надо, попытка не пытка. И что? Даня и Павлина были действительно довольны, тот редкий случай, когда дети их возраста совершенно не теряются в новой обстановке и им всё равно, рядом мама с папой или нет. Они рвались в коллектив… а персонал детсада ждал их как кошмара. Но та сторона молчала до последнего: сад заявлен элитным, где провозглашался гибкий, индивидуальный подход к юным личностям. И недешёв, само собой. Разумеется, никто не собирался изгонять маленьких иностранцев, но, поговорив с воспитателями, Ян принял решение забрать детей. Дети не умели вести себя определённым способом. Ко всему, переходили на олмидонский, когда к ним обращались на розийском. Говорили, в Олмидонии они поступали с точностью наоборот; Ян знал, что они – маленькие мастера провокации и вообще гении. Только что никто не обязан быть от этого в восторге.
Ну, разве что я. Не в восторге, так в терпении. Разве кто в силах быстренько устранить последствия несбалансированной педагогики? Терпеть, терпеть! Мне!
Варвара давно убедилась, что нет смысла указывать на это как гостям, так и мужу. Всё равно жить им пока всем вместе. Да что дети – попробуй гостей, несчастных родичей мужа, поправь на свой лад, чтобы считались с твоими бытовыми интересами! У них своя атмосфера…
Ян в Олмидонии более чем загружен службой был, дома порой появлялся раз в неделю, так что за воспитание как бы отвечала Даника… Но как же понять то, что недавно она ухитрилась оставить детей одних на улице возле магазина? Когда Лев узнал об этом, он вышел из себя и изругал... Варвару. Так как, по его разумению, она достаточно полно осведомлена о странностях его сестры, поэтому ни под каким предлогом не должна была отправлять её. Нельзя отпускать кого-то с его собственными детьми, понимаете?
«Ну я же сказала им, чтобы стояли? Ты что, считаешь, что мои дети тупые?» К счастью, далеко Даня с Павлиной не ушли. К сожалению, они забрались в моечную камеру ближайшего автосервиса и их нечаянно начали там мыть… К счастью, дети не простудились.
Лев стал вдруг требовательным и часто недовольным. Как разумная женщина, Варвара посмотрела по сторонам и быстро нашла внешние причины этого. Ведь не ему одному, не ей одной приходилось в последнее время особенно часто нарываться на хамов, на нелогичную организацию работы в присутственных местах, на странные, как из далёкого прошлого, претензии, скажем, врачей в поликлинике!
Да, правда, давно такой не очень светлой полосы в жизни не было. Даже от неожиданно встреченных на улице полузабытых знакомых выслушала, что они, оказывается, все годы помнили некую её оплошность и посему были довольно серьёзно на Варвару обижены. Смех и грех, но как будто не случайно…
Варе к трудностям и не привыкать. Она и не забывала о том, что они существуют. Просто за время благополучия привыкла к тому, что её ухоженная внешность вкупе с платёжеспособностью автоматически включают лояльность и доброжелательность у окружающих (о зависти за спиной говорить не будем). Она знала, чего всё стоит, но намеренно не избавляла себя от иллюзии «мира-как-любви», считая, что обязательно надо накопить «стратегическую массу счастливого бытия». А невзгоды всё равно своё возьмут. Но вот она сидит на полу и плачет после того, как разбросанные вещи дочек издевательски раз за разом выпрыгивали из рук живыми лягушками. Мерещится наступление этих невзгод. Видимо, она просто устала, она же прекрасно понимает, что ей только кажется. Раздражённый Лев, нагловатая и истеричная Даника, недалёкий Ян, прекрасные, но очень, очень шумные и неконтролируемые их детишки, а ещё теперь вечно расстроенная и снова неуверенная в своих способностях Василиса, потому что Соне в последнее время некогда с ней позаниматься. Да с этим можно справиться. На худой конец переждать. «Ты заелась, Варька! Представь, сколько сейчас по всему миру голодающих людей. Или неизлечимо больных. Или в огромных долгах. Или преследуемых.»
И сон последний крутится в голове снова. Оскорбительный, полный символизма и извращённой логики. Варваре казалось, что она читает его как книгу ближайшего будущего. Будто бы Лев в их спальне снимает на видеокамеру. То есть, на Камеру, и это слово во сне означает её, Варвару: «камера» – брак, то есть несвобода.
То есть, смотрит сквозь неё, её не видя, а видя – не её…
А ту, которую мечтает видеть. Кто же та? Опасная, наглая, гипнотизирующая огромными яркими глазами, позирует ему Та. Она двигается так, как двигаются Свободные Женщины, и именно так, вот парадокс, как хотят видеть мужчины.
Но во сне парадоксы обретают истинный смысл.
Танцует на кровати. Варвара невидимкой смотрит. Оценивает раскованную пластику. Понимает, что это ей наказание за то… за то, что сама совсем разучилась танцевать, отдавая предпочтение хозяйственным заботам.
Пусть у незнакомки какие-то странные пропорции тела, но это было так естественно и неповторимо! Сон не лжёт. Мечты ведь и должны отличаться от просто женщин, как ароматический дым от куска глины. Незнакомка возлежит на их со Львом постели.
Она чувствует себя не только комфортно, но на полных правах. Ей всё равно, вернётся ли Варвара сюда или вообще больше не покажется дома. Она уверена, что и мужчина, пристрастно снимающий её, не будет об этом беспокоиться.
Спальня видна, как полагается в снах, как сквозь волнистое стекло. И в других тонах: это лунная сторона мира.
Девушка, быть может, всего-навсего архетипическая «идеальная любовница», призрак коллективного разума, и в реальной жизни воплотись подобная, даже у самых отъявленных искателей экзотики вызвала бы недоумение. Но сонной гостье плевать на рационализацию Варвары. Она в силах убедить в своей реальности, мощи, правоте.
«Что же, вот и вышло время, когда я ему была интересной. Больше нет во мне загадочности; проведя столько времени рядом, я стала - надёжная и верная, как цепь, Жена. Пусть он знает цену семье и сам стремился выстроить очаг, в глубине душе считает, что достоин большего. И я так считаю. Я знала всегда, что буду его бояться».
«Я знаю, чем отличаются сны от жизни. Знаю, как работает моя голова, когда приводит к таким сновидениям. Знаю, чего боюсь. И, наверное, не стоит приписывать моему мужчине мысли об измене. Мысли о том, что я его начинаю раздражать. Ведь он дарит мне – каждый день, несколько лет - то, что больше никто на Земле подарить мне не захотел. Настоящее и будущее детям. Тепло и свет. Условия, чтобы творить. И даже простил однажды то, что немногие простили бы.»
«Впрочем, простил тогда, когда ещё не случилось беды с нашим коттеджем, а почему? Я думала и раньше: он считал, что очень, совсем достаточно, даже для безумства как сброса напряжения бытийного хаоса, богат деньгами. Что если с этим нынче всё резко ухудшилось, а сказать нам не хочет?»
«Если снова придётся выживать одной, ни в чём не попрекну его. Конечно, я надеялась, что плохое настанет не раньше, чем девочки повзрослеют. Но – жизнь располагает.»
Она не заметила, как он вошёл и сел на пол рядом.
- Всё, Варя, всё, чур без сырости! Прости уже меня. Варь… ты почему мне не сказала, а? Как это, а?
- Ты откуда знаешь?!
- По-твоему нормально, что я узнаю не от родной жены, а от какой-то глупой бабки?
- Ка-какой глупой бабки?
- Бабки утром сегодня. Забыл ключи, иду назад, лифты заняты, иду так; на третьем этаже наскакивает на меня чучело в тапочках и кудахчет такое, что и не пересказать человечьими словами. «У твоей жены на лице написано» - так и сказало! – и поведало мне чучело, как я с тобой должен поступить, потому что у нас «и так уже много детей», вот, Варя, а я даже не знаю, как её зовут.
- Постой, на третьем?
- Я, такой, поднимаюсь дальше и думаю, может, ты тоже хочешь мне что-то сказать, ведь же знаешь, как я ждал! А ты – ни слова. Прости. Прости. Злость взяла, вот и рявкнул…
- На третьем этаже нашего дома? Там я никого не знаю, это точно. Лёв, я НЕ МОГЛА никому ничего «сказать», потому что только два часа назад от врача вернулась с окончательным подтверждением, понимаешь? Не вчера, не позавчера, а только сейчас! И вообще не начинала ни с кем болтать!
- Варь… ну это же… Да! Да! Да! Ты прости меня, что ору в последнее время, нервы ни к чёрту. Варя, любимая, я не мог нормально работать, дай, думаю, плюну на всё и вернусь домой. Я тебе подарок привёз! Варя, ты – родишь мне сына, слишком много уже девчонок в доме, маленьких и больших, люблю вас, но нет сил с вами разбираться! Ну не реви!
- Не сына непременно, - тихо сказала Варвара, - А того, кто родится. Понял?
- Варя! Зачем ты нервируешь меня, а? Мне нужен только сын!
Волна обиды снова заступила в груди. И Варвара почему-то сразу представила… Соню, как бы та отреагировала на её месте. Казалось бы, при чём тут подросток, у которого и проблемы, к счастью, совсем не эти. Да просто – в отличие от тётки, оскорблённая Соня за точным словом в карман не лезла. Захотелось Сониной свободы, уверенности без оглядки на свою зависимость!
- Родится дочь – избавлю тебя от всех женщин в семье, которые согласятся. Уйдём, чтобы тебя не нервировать. Понял?
- Вот не надо этого вот! А что, я не заслужил сына?
3., нач.
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом