Глава 10
1.
2. Линда
читать дальше(6512 г.)
В то лето у Агнии был замечательный человек, с которым хорошо было, а без него ещё лучше. Он по нескольку дней отсутствовал, на пару дней возвращался с дивными, душевными подарками, и ожидание – его и подарков – возвращало Агнию в детство. Она предавалась наивному восторгу сознательно самозабвенно, а дробный график свиданий устраивал её абсолютно. Она загадывала про себя: сколько ещё таких сказочных периодов перепадёт с ним, прежде чем тайный сигнал её души оповестит, что надо расставаться?
Как раз жизнь вошла в абсолютно масляную колею. Лишь чаще заметно холодило обстоятельство цифирное, календарное, никак во внешней стороне жизни не проявленное, но заранее карающее неотступностью, подобную которой Агнии уже приходилось испытывать. А эта посильнее будет. Пройдёт меньше двух лет, и Агния, которой в самом худшем случае двадцать, а в лучшем – семнадцать лет давали люди, будет женщиной, прожившей три десятка, да разменявшей четвёртый!
Но в тот день она и не вспоминала о грядущей катастрофе. Мужчина был в отъезде, а летний день… Знаете ли вы, как сильно чувствуются некоторые дни - такое персональное солнцестояние, когда душистое разнотравье достигает даже седьмого этажа ароматами, напрочь изгоняющими тревогу и чувство времени? Позднее, по летним меркам, утро, около девяти часов; струящаяся по ветру внутрь комнаты прозрачная занавесь круглосуточно открытого балкона, белый кованый столик, на нём нежно-розовая, как недавний рассвет, ажурная салфетка. Розовый виноград в корзиночке, чашка травяного чая. Агния тешит сразу несколько чувств, как самых простых, так и высших. Сегодня. Это вновь продолжится сегодня. Она поняла, едва проснувшись. А раз давно уже в доме не было ни бумаги, ни красок, то она, трепеща от предвкушения, уже сбегала в канцтоварный магазин недалеко от дома, где приобрела простые детские акварельки и альбомчик: художественный салон далековато, а позволить себе растерять волшебство вдохновения в угоду приобретения более солидных принадлежностей немыслимо!
Рядом с корзиночкой сидит модель. Это заморская шарнирная кукла, один из подарков. Существо ростом тридцать пять сантиметров, из полу... поле... Агния в который раз не вспомнит название материала, но это совсем не важно. Кукла - совершенство, от которого не оторвать взгляд. В позе русалки на камушке, белое, беззащитно-тонкое нагое тело, длинные пальцы рук и ног. Белое лицо, белые губы, нет ни волос, ни бровей. Единственный цветовой акцент во всём облике – стеклянные глаза, карие с бирюзовыми искорками драгоценности. Концепция состоит в том, что перед вами только эскиз, призрак, в куклу необходимо вдохнуть неповторимую жизнь, нарисовав ей лицо. Нанести необходимые штрихи на тело. Одев в ресницы и парик. Агния это может (если не она, то кто?), стоит лишь заказать необходимые материалы и инструменты, знает, кто смог бы сшить одежду. Но, скорее всего, ничего не сделает. Недосказанность однотонности нравится ей намного сильнее. Просто завораживает. Она упивается тем, как белая поверхность, "кожа" куклы принимает оттенки окружающего мира – и щедро отдаёт. Ей. Как по лицу идут отблески облаков, с их многоцветием, доступным взорам лишь избранных наблюдателей. Лицо… оно особенное. Оно – слёзы. Оно – заповедная чистота. И Агния всё-таки нарисует его, но на бумаге. Передать то, что она видит, будет намного сложнее работы талантливейшего кукольного визажиста.
Так происходит бесконечность. Агния смотрит, думает таинство. Образы в голове сменяются текуче, ей не удержать ни одного. Но вот, замерев, касается бабочкиным крылом кисти поверхности бумаги. И, продолжая не дышать, прыгучими движениями ставит несколько капелек. Со стороны может показаться, на её листе невнятный серо-голубоватый беспомощный размыв. Но Агния уже видит всё до конца, она поймала!
Внизу под облаками город шепчет и гудит. Птица зовёт: тонко, протяжно. Машина остановилась у подъезда, бодро, во весь голос здороваются соседки, но волшебное утро сильнее их. Только холодок по спине – почти незаметный. За время, что поднимается лифт, Агния, не спуская внутренних глаз с внутреннего сияния, отсекает от мрамора бумаги всё лишнее – и вот из клякс сотворилась точёная головка, наклонённая к плечу… нездешний ангел, чьи губы никогда не станут алыми, веки – затенёнными.
- Ты же… душа моя, - говорит Агния… и, грубо толкая её в спину, по квартире раскатывается звонок.
Белая от негодования, как та кукла, она зачем-то идёт к двери. Она не знает, в гневе она или в печали. Это опасное состояние, потому что в такие моменты плохо себя контролирует… и поступает неразумно. Вот и сейчас, отворила дверь автоматически, не заглянув в глазок!
Опустила глаза: на пороге перед ней создание в пышной белой юбочке вроде балетной пачки, красно-жёлто-зелёной курточке и розовых кроссовках («это что же она делает с цветом!»). В руках – чёрный ридикюль внушительного размера. Девочка подняла на Агнию огромные глаза и Агния вдруг, случайно, соотнесла пришествие с шумом машины внизу.
- Я к тебе, - сказала девочка, махнула ридикюлем и деловито прошла мимо ошалевшей Агнии.
«Кукла!» - мелькнуло в сознании. Агния пошла на обгон, пока не обнаружено диво дивное на столике у балкона.
- Что-то с бабушкой? – быстро спросила Агния, пряча бесценный артефакт за спиной. Девочка обернулась, на секунду пригляделась. Она проигнорировала вопрос, но на балконе встала на цыпочки и энергично замахала кому-то внизу.
И такси отъехало. Это всё, что Агния успела увидеть.
- Как это? – спросила Агния, и подзабытая робость кругами распространялась по телу, - Ты… чего?!
- На, вот это надо тебе прочитать, бабушка сказала, - ребёнок зарылась в свой крупный ридикюль, одновременно сковыривая виноградинку с кисти в корзиночке.
Агния взяла за уголок белый конверт и, отвернувшись, дрожащими руками вскрыла. Там были письмо и ключи.
"Агния, я наблюдала за тобой и могу поздравить, что в последние годы ты изменилась в лучшую сторону, могу отметить твою собранность и ответственность, и ведёшь ты себя довольно прилично. Ставлю тебе восемь из десяти. Поэтому я долго думала и решила, что могу оставить под твою ответственность мою внучку и твою дочь Линду, сроком на десять дней, всё равно у тебя не отпуск и ты никуда не едешь из города. Я же могу объясниться. Нашлась проруха и на старую стерву. Старый джентльмен предложил ей руку, сердце и кругосветное путешествие. Это первая и последняя заграница в моей жизни, и последний в этой жизни джентльмен. Кстати, он же первый – больше никто не считается, как тебе известно. Я не стала рисковать и не предупредила тебя, но знай, мне Линду больше некому перепоручить. Вскоре я снова буду дома и сниму груз заботы с твоих плеч навсегда (и с моего кавалера тоже). Ты же будь добра беречь девчонку и сделать точно следующее:
1. Вместе с Линдой вы поедете ко мне на квартиру, там будут деньги на содержание (поймёшь, как их найти);
2. Там собрана сумка с её вещами – заберёшь к себе. Ничего не выкладывать обратно, там всё нужное!!
3. Линда ложится спать в 21-00, встаёт в 7-00. Завтрак, обед, полдник, ужин!
4. Меню будет на кухне. Если тебе не по силам варить суп и кашу, вот телефон соседки, которая может приезжать готовить. Заплатишь ей, сколько скажет.
5. Линда, если помнишь, учится скрипке. Два раза в неделю води её к педагогу – адрес и расписание там же, ещё телефоны, адреса врачей и много полезной информации.
6. Воздержись от приёма гостей, с тебя не убудет.
7. В долгу не останусь.
8. Если с ней что-то случится – своими руками удушу.
С наилучшими пожеланиями, Белинда.
5 июля 6512г, Лесошишенск"
Звенело в ушах. Зачем она только взялась за краски… нет, не то. Опять судьба подбросила ей подлость из тех, что не может Агния пересилить, из тех, что душат без просвета. Ей не раз ещё придётся перечитать омерзительное письмо, придётся думать над каждым словом… как она ненавидела рабство, принуждение, насмешку над творчеством и отрицание полёта души. А тут – принуждение особое. Белинда Антеевна уже далеко, но она сделала так, что даже в её отсутствие Агния не может делать, что хочет.
А ведь всё так благополучно улеглось было! Шесть лет назад Б. А. вполне сдержала обещание и забрала новорождённого ребёнка к себе. Агния получила деньги, которые хотела тут же выбросить в мусор, да вдруг трезво поняла, что они будут в ближайшее время поддерживать, без преувеличения, её жизнь. И долго она не могла придти в себя и начать выходить из дома.
Теперь-то, искренне думала та Агния, я не девушка, а тётка – такую уродину ещё и поискать надо. Прекрасная эпоха моего волшебства закончена. Теперь я – та самая женщина-лошадь, буду добывать хлеб свой в поте лица своего, таская шпалы по стройкам, потому что в салон такую непрезентабельность обратно не возьмут. И те, кто мне завидовал… о как они будут злорадствовать! А те, кто в меня был влюблён… они будут плевать мне вслед. И больше никогда, ни один…
Так она могла размышлять часами, лёжа лицом к стене, неделя за неделей. Пока однажды не увидела в глазах курьера, что принёс ей заказанные продукты, знакомые признаки запредельного восхищения.
Через месяц некоторой работы над собой Агния, тщательно зашторив окна, решилась раздеться перед зеркалом. И выдохнула с облегчением. Она уже знала, что видит нетипичную картину: вот так легко ни роды, ни восстановление после них в природе людей не происходят. Можно сказать, она наблюдает в своём лице какую-то аномалию. Но от радости ей хотелось думать только о хорошем и принимать от вселенной особые дары – а заслуженные или нет, неважно. И она же сделала доброе дело? Теперь поздравления с рождением дочери уже не так раздражали её. И то, что ребёнок живёт у бабушки, окружающие как-то легко себе объяснили. И так хорошо, что ничего скрывать не приходится… Но многое хочется забыть.
Впрочем, Агния их навещала иногда. Какое-то незнакомое любопытство где-то раз в два месяца приводило её в дом Белинды. Та не заставляла брать младенца на руки или ещё что-то, но позволяла приходить всегда. Сначала всё было просто. Агния вернулась на работу. Она приносила малышке подарки. Ей даже нравилось считаться матерью.
Если бы не вечная память об унижении. Не угомонившееся презрение в глазах Белинды Антеевны… особые намёки в голосе - эта вечная оценка каждого шага, каждого слова Агнии! Наверное, Б. А. иначе не могла и не считала нужным себя сдерживать, так как Агния – никто среди людей, уважения не заслуживает. И Агнии пришлось спросить у себя: как бы она хотела сама? Видеть дочь или нет? Для чего видеть и терпеть всё то, что вредило самолюбию?
Может быть, это вызов самой себе, неистребимой беспомощности перед кем-то, некритично уверенным в своей непогрешимости. Но всё-таки… Линда родилась семнадцатого мая, точно как и сама Агния. И Агния не могла не узнать в ней себя с детских фотографий! И как-то перемешались досада на испорченный родами день рождения и сентиментальное удивление этим совпадением. Какая-то в нём была загадка, и очевидно, Агния навещала дочку в надежде однажды понять, что её неясно волнует.
А чтобы при этом держать лицо, Агния тренировалась быть с Белиндой нейтрально-вежливой, немногословной, слегка заносчивой, будто и не было некрасивых сцен в прошлом. Собираясь в гости, она особенно тщательно подбирала костюм и аксессуары, пользовалась особенно строго-изысканными духами. И начинала чувствовать себя Прекрасной Дамой вместо овечки с животом. Что было легко с мужчинами, но совсем непросто в присутствии этой недобро насмешливой заслуженной врачихи!
Потом, спустя полтора года, Агния снова почувствовала себя некрасиво: после долгого перерыва обнаружила, что пришла в гости к говорящему человеку! Без конца лепетавшая девочка доверительно заглядывала в глаза и требовала внимания, лезла на колени, пыталась прыгать на них… Белинда налетела коршуном, покуда шокированная Агния Линду не уронила. Трудно было пережить те минуты и с видимостью достоинства ретироваться. Но труднее потом: осознать, что ребёнок беспрерывно растёт, что будет понимать и узнавать всё новое, о матери в том числе.
Потом она бывала раз в год: за день до или через день после дня рождения, их общего. Хороших подарков Агния не жалела, да и в любое время готова была поделиться деньгами, если возникнет острая необходимость.
Вроде бы всё снова, и снова без её участия, сложилось хорошо: Линда знала, «кто эта тётя». Она вежливо и без скованности здоровалась с мамой, улыбалась, благодарила за красивую коробочку и норовила улизнуть, чтобы изучить содержимое. Очевидно, она нисколько не тяготилась тем, что у всех мамы как мамы, да и папы встречаются, а у неё какая-то душистая пришелица со стеклянными глазами и мраморным лицом, вроде добрая, но чужая и непонятная. Как Белинда умудрилась добиться такого пофигизма к жизненно важным темам у внучки – загадка века.
Может быть, "стеклянные глаза" и «каменное лицо» у Агнии были только для бабушки Линды, а сама Линда вызвала бы больше интереса, но… сложилось так, как сложилось.
В этом году Агния «родительский долг» уже исполнила.
Ярость, как всегда, переживалась как горькая обида – такая странная особенность Агнии. На бумагу, размывая гелевые чернила, слетали солёные капли. Ненавистная бабка! Что она наделала! Почему она снова считает, что может в нужный ей момент извлечь Агнию для своих нужд, как марионетку из пыльного сундука, даже не считая нужным спросить разрешения! Вот так, априори не считая дела Агнии важными, лишить её права распоряжаться временем своим, как соплячку!
Да кто поверит, что Белинду, эту грымзу, сушёную рыбу, кто-то полюбил! Просто… просто Белинда всё это придумала. Что-то стукнуло ей в голову (не будем уточнять, что, это вульгарно), и она снова принялась проверять Агнию на… (и это вульгарно тоже). Не зря в письме есть «указание» явиться к ней домой. А она там чай пьёт, далеко так от заграницы, поджидает, паучиха!
Придётся проверить. Ну а если… вдруг так наивна Белинда оказалась, и действительно ей доверила внучку… тогда Агния, пожалуй, разыщет указанную соседку, заплатит вдесятеро, и передаст ребёнка. И больше никогда не позволит…
Она медленно повернулась, задыхаясь от плача. И увидела это. Линда сосредоточенно возюкала кисточкой по бумаге… по её рисунку!! Не веря себе, Агния подошла… точёная головка, неземные глаза белого ангела – всё погребено под буро-малиновыми разводами. Жёлтые волосы, красный «бант», километровые ресницы, и ещё дикое подобие нимба на макушке, в форме разнокалиберных лепестков.
(Вот так они падают на Землю.)
Агния упала на стул. Она молча всхлипывала, а девочка, сидящая напротив, пытливо смотрела на это. Дрянь… бабушкина воспитомка... даже обувь не сняла у порога… бесцеремонная, наглая, глупая. Поставить на место… ударить?!
Агния медленно, из-под оскверняющей кисти, вытянула альбомный лист и с силой скомкала его, спрятав на коленях. Девочка взглянула вопросительно… и больше не отрывалась. Агния рыдала так, что Линда, у которой своей печали не было, стала хлюпать носом вслед за ней. Наморщился лоб, выкатились слезинки. Противостоять заразительному рёву шестилетка не смогла, и вот они уже вдвоём… так искренне… глядя друг дружке в глаза, карие с бирюзовым радиальными штрихами.
Плакала, смотрела, думала. Догадалась вдруг, что эта юбочка от новогоднего костюма, а прапрабабкин ридикюль и заколка из огромных страз в розовых локонах до плеч, самостоятельно вьющихся – вознаграждение от Белинды, чтобы согласилась поехать к маме и сделать так, как бабушка просит: дать сигнал с балкона, что «всё в порядке». Просто маленький ребёнок. Нет, только не бить! Она ни в чём не виновата, это паучиха–интриганка использует даже её…
«Какая она… хорошенькая всё-таки! Как я была», - вдруг подумала Агния.
- Мам, а чего мы плачем?! – вдруг удивилась девочка.
- Вставай. Сейчас поедем, - ответила Агния и пошла умываться.
___________________________________
В квартире Белинды самой интриганки всё-таки не обнаружилось. Чисто прибрано; электроприборы выключены из розеток, форточки плотно закрыты. В холодильнике только консервы. Одна из комнат принадлежала Линде, в ней обнаружилась сумка, набитая одеждой и прочим. Линде ничего не стоило внушить маме, что половина из тряпок – неудобные и некрасивые, мало ли что тёплые, и их надо повынимать и оставить. Агнии просто не было до них дела. Она поверила, что бабуся куда-то уехала; значит, надо искать выход.
Соседка, что умела суп и кашу, оказалась на месте. Агния вступила с ней в переговоры и полностью в результате опозорилась, вылетев из соседкиной квартиры со счётом ноль-десять. Женщина категорически отвергла саму мысль о том, чтобы забрать Линду к себе, а Агния услышала о себе много интересного и узнала много новых слов.
Мрачная, в полном упадке духа, возвращалась она с дочкой домой на такси, а Линда без умолку болтала и пыталась рассказать о том, как она живёт и что любит. О сумке позабыли обе. Деньги Агния даже не собиралась искать. Ещё в детской были обнаружены объекты, соответствующие пункту 5 письма: скрипка в чехле, пюпитр и папка с нотами. Скрипку и ноты должно было взять с собой, но на этот раз первой жалобно скривилась и почти заплакала Линда.
- Мам, а давай… вот эту маленькую, хорошенькую скрипочку, ну вот, нечаянно, оставим здесь?
Агния немедленно кивнула; Линда и не ожидала, что будет так просто.
Так что её детское счастье можно понять.
Дома Агния впала в затяжной ступор, завернувшись в плед, несмотря на жару. Украденное летнее утро. Старая вина. И приближающееся тридцатилетие. Всё это олицетворяла собой деловито порхающая по квартире, невпопад напевающая и совершенно неспособная замечать странного поведения этой женщины-мамы миловидная девочка Линда с розовыми кудряшками.
- Мам, мам, я кушать хочу. А можно мне, там, у тебя тортик?
- Конечно, можно. Только не «кушать», а «есть».
- А сколько можно?
- Сколько хочешь.
Хоть мельтешить на время перестанет… Там, в холодильнике, не было ничего, кроме фруктов, початой бутылки вина и трёх четвертей торта – вчера Агния провожала в средней дальности путь своего мужчину.
Торт Линда съела весь до крошки и неминуемо должна была заболеть, но что-то свыше пощадило её – и Агнию. Каким-то чудом беды не случилось.
Вечером Агния нашла в себе силы достать надувной матрас, кое-как разобралась, как запустить насос, постелила Линде в другой комнате.
Позже, когда сон почти согласился придти, дверь отворилась, проскользнул кто-то, завернувшийся в простыню. Линда подкатилась маме под бок, и, не спросясь, доверчиво прижалась к ней.
- Тебе сюда нельзя! Это… это кровать не для детей, понимаешь? – воскликнула Агния, краснея. Это было другое чувство, не раздражение, а неловкость, если принять во внимание всё, что когда-либо на этой кровати творилось.
- Мне там как-то страшно.
Слово "страшно" Агния понимала, поэтому не сочла ложью и вредительством, но…
- Пожалуйста, иди к себе!
Но Линда умела пользоваться слезами не хуже.
2., прод.
1.
2. Линда
читать дальше(6512 г.)
В то лето у Агнии был замечательный человек, с которым хорошо было, а без него ещё лучше. Он по нескольку дней отсутствовал, на пару дней возвращался с дивными, душевными подарками, и ожидание – его и подарков – возвращало Агнию в детство. Она предавалась наивному восторгу сознательно самозабвенно, а дробный график свиданий устраивал её абсолютно. Она загадывала про себя: сколько ещё таких сказочных периодов перепадёт с ним, прежде чем тайный сигнал её души оповестит, что надо расставаться?
Как раз жизнь вошла в абсолютно масляную колею. Лишь чаще заметно холодило обстоятельство цифирное, календарное, никак во внешней стороне жизни не проявленное, но заранее карающее неотступностью, подобную которой Агнии уже приходилось испытывать. А эта посильнее будет. Пройдёт меньше двух лет, и Агния, которой в самом худшем случае двадцать, а в лучшем – семнадцать лет давали люди, будет женщиной, прожившей три десятка, да разменявшей четвёртый!
Но в тот день она и не вспоминала о грядущей катастрофе. Мужчина был в отъезде, а летний день… Знаете ли вы, как сильно чувствуются некоторые дни - такое персональное солнцестояние, когда душистое разнотравье достигает даже седьмого этажа ароматами, напрочь изгоняющими тревогу и чувство времени? Позднее, по летним меркам, утро, около девяти часов; струящаяся по ветру внутрь комнаты прозрачная занавесь круглосуточно открытого балкона, белый кованый столик, на нём нежно-розовая, как недавний рассвет, ажурная салфетка. Розовый виноград в корзиночке, чашка травяного чая. Агния тешит сразу несколько чувств, как самых простых, так и высших. Сегодня. Это вновь продолжится сегодня. Она поняла, едва проснувшись. А раз давно уже в доме не было ни бумаги, ни красок, то она, трепеща от предвкушения, уже сбегала в канцтоварный магазин недалеко от дома, где приобрела простые детские акварельки и альбомчик: художественный салон далековато, а позволить себе растерять волшебство вдохновения в угоду приобретения более солидных принадлежностей немыслимо!
Рядом с корзиночкой сидит модель. Это заморская шарнирная кукла, один из подарков. Существо ростом тридцать пять сантиметров, из полу... поле... Агния в который раз не вспомнит название материала, но это совсем не важно. Кукла - совершенство, от которого не оторвать взгляд. В позе русалки на камушке, белое, беззащитно-тонкое нагое тело, длинные пальцы рук и ног. Белое лицо, белые губы, нет ни волос, ни бровей. Единственный цветовой акцент во всём облике – стеклянные глаза, карие с бирюзовыми искорками драгоценности. Концепция состоит в том, что перед вами только эскиз, призрак, в куклу необходимо вдохнуть неповторимую жизнь, нарисовав ей лицо. Нанести необходимые штрихи на тело. Одев в ресницы и парик. Агния это может (если не она, то кто?), стоит лишь заказать необходимые материалы и инструменты, знает, кто смог бы сшить одежду. Но, скорее всего, ничего не сделает. Недосказанность однотонности нравится ей намного сильнее. Просто завораживает. Она упивается тем, как белая поверхность, "кожа" куклы принимает оттенки окружающего мира – и щедро отдаёт. Ей. Как по лицу идут отблески облаков, с их многоцветием, доступным взорам лишь избранных наблюдателей. Лицо… оно особенное. Оно – слёзы. Оно – заповедная чистота. И Агния всё-таки нарисует его, но на бумаге. Передать то, что она видит, будет намного сложнее работы талантливейшего кукольного визажиста.
Так происходит бесконечность. Агния смотрит, думает таинство. Образы в голове сменяются текуче, ей не удержать ни одного. Но вот, замерев, касается бабочкиным крылом кисти поверхности бумаги. И, продолжая не дышать, прыгучими движениями ставит несколько капелек. Со стороны может показаться, на её листе невнятный серо-голубоватый беспомощный размыв. Но Агния уже видит всё до конца, она поймала!
Внизу под облаками город шепчет и гудит. Птица зовёт: тонко, протяжно. Машина остановилась у подъезда, бодро, во весь голос здороваются соседки, но волшебное утро сильнее их. Только холодок по спине – почти незаметный. За время, что поднимается лифт, Агния, не спуская внутренних глаз с внутреннего сияния, отсекает от мрамора бумаги всё лишнее – и вот из клякс сотворилась точёная головка, наклонённая к плечу… нездешний ангел, чьи губы никогда не станут алыми, веки – затенёнными.
- Ты же… душа моя, - говорит Агния… и, грубо толкая её в спину, по квартире раскатывается звонок.
Белая от негодования, как та кукла, она зачем-то идёт к двери. Она не знает, в гневе она или в печали. Это опасное состояние, потому что в такие моменты плохо себя контролирует… и поступает неразумно. Вот и сейчас, отворила дверь автоматически, не заглянув в глазок!
Опустила глаза: на пороге перед ней создание в пышной белой юбочке вроде балетной пачки, красно-жёлто-зелёной курточке и розовых кроссовках («это что же она делает с цветом!»). В руках – чёрный ридикюль внушительного размера. Девочка подняла на Агнию огромные глаза и Агния вдруг, случайно, соотнесла пришествие с шумом машины внизу.
- Я к тебе, - сказала девочка, махнула ридикюлем и деловито прошла мимо ошалевшей Агнии.
«Кукла!» - мелькнуло в сознании. Агния пошла на обгон, пока не обнаружено диво дивное на столике у балкона.
- Что-то с бабушкой? – быстро спросила Агния, пряча бесценный артефакт за спиной. Девочка обернулась, на секунду пригляделась. Она проигнорировала вопрос, но на балконе встала на цыпочки и энергично замахала кому-то внизу.
И такси отъехало. Это всё, что Агния успела увидеть.
- Как это? – спросила Агния, и подзабытая робость кругами распространялась по телу, - Ты… чего?!
- На, вот это надо тебе прочитать, бабушка сказала, - ребёнок зарылась в свой крупный ридикюль, одновременно сковыривая виноградинку с кисти в корзиночке.
Агния взяла за уголок белый конверт и, отвернувшись, дрожащими руками вскрыла. Там были письмо и ключи.
"Агния, я наблюдала за тобой и могу поздравить, что в последние годы ты изменилась в лучшую сторону, могу отметить твою собранность и ответственность, и ведёшь ты себя довольно прилично. Ставлю тебе восемь из десяти. Поэтому я долго думала и решила, что могу оставить под твою ответственность мою внучку и твою дочь Линду, сроком на десять дней, всё равно у тебя не отпуск и ты никуда не едешь из города. Я же могу объясниться. Нашлась проруха и на старую стерву. Старый джентльмен предложил ей руку, сердце и кругосветное путешествие. Это первая и последняя заграница в моей жизни, и последний в этой жизни джентльмен. Кстати, он же первый – больше никто не считается, как тебе известно. Я не стала рисковать и не предупредила тебя, но знай, мне Линду больше некому перепоручить. Вскоре я снова буду дома и сниму груз заботы с твоих плеч навсегда (и с моего кавалера тоже). Ты же будь добра беречь девчонку и сделать точно следующее:
1. Вместе с Линдой вы поедете ко мне на квартиру, там будут деньги на содержание (поймёшь, как их найти);
2. Там собрана сумка с её вещами – заберёшь к себе. Ничего не выкладывать обратно, там всё нужное!!
3. Линда ложится спать в 21-00, встаёт в 7-00. Завтрак, обед, полдник, ужин!
4. Меню будет на кухне. Если тебе не по силам варить суп и кашу, вот телефон соседки, которая может приезжать готовить. Заплатишь ей, сколько скажет.
5. Линда, если помнишь, учится скрипке. Два раза в неделю води её к педагогу – адрес и расписание там же, ещё телефоны, адреса врачей и много полезной информации.
6. Воздержись от приёма гостей, с тебя не убудет.
7. В долгу не останусь.
8. Если с ней что-то случится – своими руками удушу.
С наилучшими пожеланиями, Белинда.
5 июля 6512г, Лесошишенск"
Звенело в ушах. Зачем она только взялась за краски… нет, не то. Опять судьба подбросила ей подлость из тех, что не может Агния пересилить, из тех, что душат без просвета. Ей не раз ещё придётся перечитать омерзительное письмо, придётся думать над каждым словом… как она ненавидела рабство, принуждение, насмешку над творчеством и отрицание полёта души. А тут – принуждение особое. Белинда Антеевна уже далеко, но она сделала так, что даже в её отсутствие Агния не может делать, что хочет.
А ведь всё так благополучно улеглось было! Шесть лет назад Б. А. вполне сдержала обещание и забрала новорождённого ребёнка к себе. Агния получила деньги, которые хотела тут же выбросить в мусор, да вдруг трезво поняла, что они будут в ближайшее время поддерживать, без преувеличения, её жизнь. И долго она не могла придти в себя и начать выходить из дома.
Теперь-то, искренне думала та Агния, я не девушка, а тётка – такую уродину ещё и поискать надо. Прекрасная эпоха моего волшебства закончена. Теперь я – та самая женщина-лошадь, буду добывать хлеб свой в поте лица своего, таская шпалы по стройкам, потому что в салон такую непрезентабельность обратно не возьмут. И те, кто мне завидовал… о как они будут злорадствовать! А те, кто в меня был влюблён… они будут плевать мне вслед. И больше никогда, ни один…
Так она могла размышлять часами, лёжа лицом к стене, неделя за неделей. Пока однажды не увидела в глазах курьера, что принёс ей заказанные продукты, знакомые признаки запредельного восхищения.
Через месяц некоторой работы над собой Агния, тщательно зашторив окна, решилась раздеться перед зеркалом. И выдохнула с облегчением. Она уже знала, что видит нетипичную картину: вот так легко ни роды, ни восстановление после них в природе людей не происходят. Можно сказать, она наблюдает в своём лице какую-то аномалию. Но от радости ей хотелось думать только о хорошем и принимать от вселенной особые дары – а заслуженные или нет, неважно. И она же сделала доброе дело? Теперь поздравления с рождением дочери уже не так раздражали её. И то, что ребёнок живёт у бабушки, окружающие как-то легко себе объяснили. И так хорошо, что ничего скрывать не приходится… Но многое хочется забыть.
Впрочем, Агния их навещала иногда. Какое-то незнакомое любопытство где-то раз в два месяца приводило её в дом Белинды. Та не заставляла брать младенца на руки или ещё что-то, но позволяла приходить всегда. Сначала всё было просто. Агния вернулась на работу. Она приносила малышке подарки. Ей даже нравилось считаться матерью.
Если бы не вечная память об унижении. Не угомонившееся презрение в глазах Белинды Антеевны… особые намёки в голосе - эта вечная оценка каждого шага, каждого слова Агнии! Наверное, Б. А. иначе не могла и не считала нужным себя сдерживать, так как Агния – никто среди людей, уважения не заслуживает. И Агнии пришлось спросить у себя: как бы она хотела сама? Видеть дочь или нет? Для чего видеть и терпеть всё то, что вредило самолюбию?
Может быть, это вызов самой себе, неистребимой беспомощности перед кем-то, некритично уверенным в своей непогрешимости. Но всё-таки… Линда родилась семнадцатого мая, точно как и сама Агния. И Агния не могла не узнать в ней себя с детских фотографий! И как-то перемешались досада на испорченный родами день рождения и сентиментальное удивление этим совпадением. Какая-то в нём была загадка, и очевидно, Агния навещала дочку в надежде однажды понять, что её неясно волнует.
А чтобы при этом держать лицо, Агния тренировалась быть с Белиндой нейтрально-вежливой, немногословной, слегка заносчивой, будто и не было некрасивых сцен в прошлом. Собираясь в гости, она особенно тщательно подбирала костюм и аксессуары, пользовалась особенно строго-изысканными духами. И начинала чувствовать себя Прекрасной Дамой вместо овечки с животом. Что было легко с мужчинами, но совсем непросто в присутствии этой недобро насмешливой заслуженной врачихи!
Потом, спустя полтора года, Агния снова почувствовала себя некрасиво: после долгого перерыва обнаружила, что пришла в гости к говорящему человеку! Без конца лепетавшая девочка доверительно заглядывала в глаза и требовала внимания, лезла на колени, пыталась прыгать на них… Белинда налетела коршуном, покуда шокированная Агния Линду не уронила. Трудно было пережить те минуты и с видимостью достоинства ретироваться. Но труднее потом: осознать, что ребёнок беспрерывно растёт, что будет понимать и узнавать всё новое, о матери в том числе.
Потом она бывала раз в год: за день до или через день после дня рождения, их общего. Хороших подарков Агния не жалела, да и в любое время готова была поделиться деньгами, если возникнет острая необходимость.
Вроде бы всё снова, и снова без её участия, сложилось хорошо: Линда знала, «кто эта тётя». Она вежливо и без скованности здоровалась с мамой, улыбалась, благодарила за красивую коробочку и норовила улизнуть, чтобы изучить содержимое. Очевидно, она нисколько не тяготилась тем, что у всех мамы как мамы, да и папы встречаются, а у неё какая-то душистая пришелица со стеклянными глазами и мраморным лицом, вроде добрая, но чужая и непонятная. Как Белинда умудрилась добиться такого пофигизма к жизненно важным темам у внучки – загадка века.
Может быть, "стеклянные глаза" и «каменное лицо» у Агнии были только для бабушки Линды, а сама Линда вызвала бы больше интереса, но… сложилось так, как сложилось.
В этом году Агния «родительский долг» уже исполнила.
Ярость, как всегда, переживалась как горькая обида – такая странная особенность Агнии. На бумагу, размывая гелевые чернила, слетали солёные капли. Ненавистная бабка! Что она наделала! Почему она снова считает, что может в нужный ей момент извлечь Агнию для своих нужд, как марионетку из пыльного сундука, даже не считая нужным спросить разрешения! Вот так, априори не считая дела Агнии важными, лишить её права распоряжаться временем своим, как соплячку!
Да кто поверит, что Белинду, эту грымзу, сушёную рыбу, кто-то полюбил! Просто… просто Белинда всё это придумала. Что-то стукнуло ей в голову (не будем уточнять, что, это вульгарно), и она снова принялась проверять Агнию на… (и это вульгарно тоже). Не зря в письме есть «указание» явиться к ней домой. А она там чай пьёт, далеко так от заграницы, поджидает, паучиха!
Придётся проверить. Ну а если… вдруг так наивна Белинда оказалась, и действительно ей доверила внучку… тогда Агния, пожалуй, разыщет указанную соседку, заплатит вдесятеро, и передаст ребёнка. И больше никогда не позволит…
Она медленно повернулась, задыхаясь от плача. И увидела это. Линда сосредоточенно возюкала кисточкой по бумаге… по её рисунку!! Не веря себе, Агния подошла… точёная головка, неземные глаза белого ангела – всё погребено под буро-малиновыми разводами. Жёлтые волосы, красный «бант», километровые ресницы, и ещё дикое подобие нимба на макушке, в форме разнокалиберных лепестков.
(Вот так они падают на Землю.)
Агния упала на стул. Она молча всхлипывала, а девочка, сидящая напротив, пытливо смотрела на это. Дрянь… бабушкина воспитомка... даже обувь не сняла у порога… бесцеремонная, наглая, глупая. Поставить на место… ударить?!
Агния медленно, из-под оскверняющей кисти, вытянула альбомный лист и с силой скомкала его, спрятав на коленях. Девочка взглянула вопросительно… и больше не отрывалась. Агния рыдала так, что Линда, у которой своей печали не было, стала хлюпать носом вслед за ней. Наморщился лоб, выкатились слезинки. Противостоять заразительному рёву шестилетка не смогла, и вот они уже вдвоём… так искренне… глядя друг дружке в глаза, карие с бирюзовым радиальными штрихами.
Плакала, смотрела, думала. Догадалась вдруг, что эта юбочка от новогоднего костюма, а прапрабабкин ридикюль и заколка из огромных страз в розовых локонах до плеч, самостоятельно вьющихся – вознаграждение от Белинды, чтобы согласилась поехать к маме и сделать так, как бабушка просит: дать сигнал с балкона, что «всё в порядке». Просто маленький ребёнок. Нет, только не бить! Она ни в чём не виновата, это паучиха–интриганка использует даже её…
«Какая она… хорошенькая всё-таки! Как я была», - вдруг подумала Агния.
- Мам, а чего мы плачем?! – вдруг удивилась девочка.
- Вставай. Сейчас поедем, - ответила Агния и пошла умываться.
___________________________________
В квартире Белинды самой интриганки всё-таки не обнаружилось. Чисто прибрано; электроприборы выключены из розеток, форточки плотно закрыты. В холодильнике только консервы. Одна из комнат принадлежала Линде, в ней обнаружилась сумка, набитая одеждой и прочим. Линде ничего не стоило внушить маме, что половина из тряпок – неудобные и некрасивые, мало ли что тёплые, и их надо повынимать и оставить. Агнии просто не было до них дела. Она поверила, что бабуся куда-то уехала; значит, надо искать выход.
Соседка, что умела суп и кашу, оказалась на месте. Агния вступила с ней в переговоры и полностью в результате опозорилась, вылетев из соседкиной квартиры со счётом ноль-десять. Женщина категорически отвергла саму мысль о том, чтобы забрать Линду к себе, а Агния услышала о себе много интересного и узнала много новых слов.
Мрачная, в полном упадке духа, возвращалась она с дочкой домой на такси, а Линда без умолку болтала и пыталась рассказать о том, как она живёт и что любит. О сумке позабыли обе. Деньги Агния даже не собиралась искать. Ещё в детской были обнаружены объекты, соответствующие пункту 5 письма: скрипка в чехле, пюпитр и папка с нотами. Скрипку и ноты должно было взять с собой, но на этот раз первой жалобно скривилась и почти заплакала Линда.
- Мам, а давай… вот эту маленькую, хорошенькую скрипочку, ну вот, нечаянно, оставим здесь?
Агния немедленно кивнула; Линда и не ожидала, что будет так просто.
Так что её детское счастье можно понять.
Дома Агния впала в затяжной ступор, завернувшись в плед, несмотря на жару. Украденное летнее утро. Старая вина. И приближающееся тридцатилетие. Всё это олицетворяла собой деловито порхающая по квартире, невпопад напевающая и совершенно неспособная замечать странного поведения этой женщины-мамы миловидная девочка Линда с розовыми кудряшками.
- Мам, мам, я кушать хочу. А можно мне, там, у тебя тортик?
- Конечно, можно. Только не «кушать», а «есть».
- А сколько можно?
- Сколько хочешь.
Хоть мельтешить на время перестанет… Там, в холодильнике, не было ничего, кроме фруктов, початой бутылки вина и трёх четвертей торта – вчера Агния провожала в средней дальности путь своего мужчину.
Торт Линда съела весь до крошки и неминуемо должна была заболеть, но что-то свыше пощадило её – и Агнию. Каким-то чудом беды не случилось.
Вечером Агния нашла в себе силы достать надувной матрас, кое-как разобралась, как запустить насос, постелила Линде в другой комнате.
Позже, когда сон почти согласился придти, дверь отворилась, проскользнул кто-то, завернувшийся в простыню. Линда подкатилась маме под бок, и, не спросясь, доверчиво прижалась к ней.
- Тебе сюда нельзя! Это… это кровать не для детей, понимаешь? – воскликнула Агния, краснея. Это было другое чувство, не раздражение, а неловкость, если принять во внимание всё, что когда-либо на этой кровати творилось.
- Мне там как-то страшно.
Слово "страшно" Агния понимала, поэтому не сочла ложью и вредительством, но…
- Пожалуйста, иди к себе!
Но Линда умела пользоваться слезами не хуже.
2., прод.
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров