Глава 11
Уроки выживания
1.
читать дальшеСкрючилась на земле и ждёт, обнимая деревце – ребёнка гигантской сосны, вглядывается сквозь длинные травины в одно и то же место. Солнце палит, взрослые сосны горят медно, весело. И снова неодолимая ассоциация места с уже знакомым: на этот раз мерещится дом отдыха. Вон там должна быть плиточная дорожка, резные скульптурки, фонтанчик. Маленькие срубы, медовые, декоративные, с верандочками, условно похожие на настоящие избы (осы атакуют шоколад на столе). Но если перестать прищуриваться, картинка жутенеет: лес беспорядочно распределён по всем направлениям, троп нет. Зато – сруб. Нет, это так не называется. Дощатое строение высотой в несколько этажей, выстроенное как примитивный сарай, и за ним Соня пристально наблюдает, готовясь уловить любое движение. Минут с пятнадцать назад – или как теперь время считается? – это был очередной с начала сегодняшнего дня кошмар. Соня решила, что они сделали круг и вернулись к сараю с призраками! Это катастрофа была бы. Но домище не тот. По той же схеме выстроенный, того же размера, но в другом месте. С полностью распахнутой дверью, в отличие от первого, и без навеса перед ней. Он попался им по дороге, той, что определил для них Мартын.
Мартын сказал: сиди, а я разведаю. Зачем, спросила Соня – она считала, что отсюда надо бежать без оглядки. Точнее, уходить, какой там бежать. Но он не понял, как можно проигнорировать артефакт. Разве нет насущной необходимости собирать как можно больше сведений о мире, где оказались? Разве не может такой вопиющий объект иметь прямое отношение к их главной цели? На призраков Мартын хмыкнул.
Сказал, что осторожно обойдёт кругом и посмотрит, нет ли кого. А Соня пусть сидит ниже травы. Ну, отдыхает. Последнее слово окончило короткое препирательство, порождённое пережитыми с утра страхами. Сил уже не было.
«Я твой инструктор по выживанию, будешь делать всё, что скажу, иначе кранты», вчера он так сказал. Соня решила для себя, что будет слушаться беспрекословно. Может быть это больше психологический костыль, а командный тон Мартына вселяет не подкреплённую здравым смыслом уверенность в абсолютной пользе от дисциплины, но да, она будет слушаться, так как на собственной шкуре убедилась, что смерть идёт за ними по пятам.
В момент пробуждения она не помнила своих клятв, своего имени и ничего о том, где и зачем оказалась. Почему кто-то настойчиво повторяет «Соня вставай уже, вставай», почему нельзя спать дальше, ведь она только-только нашла, как свернуться в терпимо удобный комочек, только что согрелась немного? Почему она в одежде и голодна, в жизни такого под утро не случалось. И почему держится за какой-то пучок верёвочек, помня, что это важно, но не чем это важно? Голос гундел, погоняя, и вот Соня с не первой попытки поднимается с четверенек, боль просекает спину… только не заставляйте распрямиться до конца! Боль в стопе, когда натыкается на острое; качается вперёд и летит в бездну, с глазами из песка. Мартын, который уныло и терпеливо наблюдал мучительное возвращение, был вынужден скорректировать Сонино падение, словить её и прислонить к дереву. Соня тотчас сползла на корточки, накрепко обнимая плечи руками.
- Нет! - возмутился Мартын, - Нет.
Что ещё сказать, не знал. Взял её кроссовки – давеча заставил снять перед сном (Соня теперь мёртвой хваткой держит связанные в скользящий узел все четыре конца шнурков, боится обувь потерять), сел рядом натягивать Соне на ноги. Не до гордости и церемоний. Ей было стыдно, но от ознобной дрожи она не могла совершить ни одного точного движения.
Подготовка к ночлегу, что говорить, у дипломированного выпускника туристического лагеря не задалась, он признавал это. И растолковал Соньке, что обучали его жить (а не выживать) в лесу обычного масштаба, человеческого, и что полученные навыки предполагали как минимум наличие спичек, верёвки, топорика, ножа, куска полиэтилена, пенки и даже навигатора. Но сам себя не оправдывал. Он старался. Клетчатый платок вчера благополучно найден и водворён в карман. Оба (каждый про себя) решили не думать всерьёз о том, что это, быть может, платок другого Мартына, который теперь не найдёт его и сгинет в лабиринтах миров. Вчера шли много часов, пока не начало смеркаться. Тогда Мартын выбрал дерево и стал взбираться - он должен быть уверен, что идут они верно. Вот тут Соня, впервые наблюдая восхождение на гигантское дерево, натерпелась страху. Уже на первых метрах вертикали она поняла, насколько это опасно, и умоляла Мартына, пока слышит её, вернуться и больше не предпринимать древолазания никогда. Даже если они отклонятся от точного направления к "замку", не должны его потерять, так как, по словам самого же Мартына, после лесов потянется открытое место, откуда исполинское строение будет просматриваться отовсюду!
- Отклонимся – потеряем на коррекцию сутки как минимум, - сухо пояснил Мартын, продолжая размеренный подъём. По безветочной части ствола, цепляясь только за выемки в очень грубой коре. Без страховки.
- Так далеко?! Сколько же до этого замка?
- По асфальту на машине прямо – пару часов, - послышался смешок, и больше Мартын не разговаривал. А Соня, вцепившись в кору, так и простояла, загадав себе ни шагу не делать в сторону, даже если какая зверина нападёт и будет её есть. Пальцы накрест, дышать по минимуму, не отрывать взгляда по уменьшающейся в высоте фигурки. И не допускать мысли, что он сорвётся!
Потом оказалось, что она, беспрестанно покрываясь испариной и стискивая зубы, утомилась гораздо сильнее Мартына. Он просто спустился, указал ближайшие ориентиры, куда направиться после пробуждения. Сидела кульком, пока он расчищал место для костра (если отнестись небрежно, ещё как вспыхнут на километры вокруг бумажно-тонкие сухие семена лесного покрова, не убежать!), шаманил с травинками, тонкими веточками, веточками потолще, растирал в труху какой-то мох, перебирал камешки. Он досадовал, что, выезжая из Важной Горы ранним утром, поленился вдеть ремень в брюки, затолкал в сумку. Металлическая пряжка помогла бы высечь искру. Не говоря о безграничной пользе в лесу самого ремня. Комбинации камешков не срабатывали. Адов труд пропал даром. Соня взмолилась не маяться ради огня, хотя вечерний холод намекал уже ей на повторное малоприятное свидание. Тогда Мартын переключился на убежище. Он прекрасно помнил, руки помнили, как можно пригнуть низкие ветви к земле, связать их с другими или со стволом, образовывая навес. Десяток видов шалашиков. Настилы, навесы, импровизированные тюфяки, матрас из лапника. В нормальном лесу! Если здесь до ближайших веток вверх по стволу, который пятеро в хороводе обхватят, нужно лезть десятки метров, приходилось отказаться от веками проверенной идеи. Кустарник ниже, доступнее, но ни один прут из него не выломать, настолько влажные, крепкие, упругие они. Соня пыталась помочь собирать хворост для настила. Единственная скудная охапка, донесённая к подножию ночёвочного дерева, выпала из рук. Соня вдруг поняла, что эти приготовления никогда не завершатся, ей стало безразлично, она легла лицом к дереву, мгновенно уснула. И так же мгновенно пробудилась в непроницаемой тьме от колотуна. Она старалась не шевелиться. Выяснилось, что Мартын лежит рядом, спиной к ней. Только бы не разбудить его, ему ещё сильнее досталось!
Ночь, одиночество, холод. Сколько раз ещё предстоит? Шорох где-то рядом, прямо за головой. Соня вскрикивает и совершенно неосознанно в ту же секунду оказывается на ногах. Дерева рядом нет – она по-глупому сделала несколько шагов в неизвестную сторону, и в кромешной тьме для неё ни одной опоры! Смотрит вверх. Лучше бы не делала этого. Там нет ничего!
- Ты где? Живая?
Соня хнычет коротко – от стыда – и ползёт на голос.
- Нас сожрут скоро, - угрюмо сообщает она, прыгая зубами на каждый слог.
- Ясен пень, - он сердит на Соню, - Давай, я тебя листьями закидаю. Только лежи и не двигайся. И молчи.
Она согласна на закидывание листьями, точнее, теми самыми семенами величиной с блюдце. Сворачивается в ком, снова позволяя о себе заботиться. А земля холодная и неровная.
- А ты как?
- Я сказал – молчи!!
Было бы терпимо, и будет почти тепло, если не сбросить их с себя неаккуратным движением. Мартын снова ложится спиной к спине, вплотную – и не до приличий тоже теперь. Но в растительном одеяле что-то не так. Соне ясно, что добром это не кончится – кто-то длинный медленно ползёт по ноге, вдумчиво цепляясь за кожу, ещё немного, и тварь заберется под штанину! Соня терпит, надеясь, что неведомое животное передумает и уберется. Но эта фобия в сто раз сильнее и неподконтрольней предыдущей, судорожного вдоха и крика не сдержать. Все труды Мартына напрасны – Соне не справиться с отвращением, темнота ей уже безразлична, только снять, снять с себя ночную пакость-невидимку. Снова оба на ногах, Соня рыдает, не снеся позора, умоляет убить её. Мартын молчит, не ругается, и от этого ночная жуть становится запредельной. Вдруг истерика сама собой прерывается, обессмыслившись и потонув в застарелом утомлении. Соня слышит в темноте тяжёлый вздох.
- Я всё помню, - говорит Соня, - Ты был прав.
Ответ неожиданный.
- Я бы сказал, что ты сейчас правильно поступила. Эти, которые по тебе ползали, могли присосаться и допить тебя до утра. Ну, и меня заодно, я-то не почувствовал бы. Как вариант. Только – на будущее – что бы ни происходило, не ори так, когда я рядом. Я и так пойму, а на крик за нами издалека могут придти.
- Давай, будем ночью идти, а днём спать? Не весь день, конечно, а? Всё равно в холоде не заснуть, а днём жара невыносимая.
- Нет, мы не будем ночью идти.
- Почему?
- Я не могу в темноте ориентироваться. Созвездий здешних не знаю. Да и не видно отсюда никаких созвездий.
- А если примерно наметим путь и сколько-нибудь пройдём? Лежать холодно и страшно! Прости меня, если можешь, но я точно не ручаюсь, что каждую ночь такого же концерта не повторю. Не знаю, как можно привыкнуть спать в лесу.
- Сонь, если в темноте, обязательно пойдём по кругу. Я же объяснил, что такое для нас будет отклониться хоть на несколько градусов, да? И представила, до чего полезно будет ночью навернуться в овраг? Надо… беречь себя.
И вот утром – да утро ли это, ведь темно совсем! – сквозь кремнёвый скрип в убегающей голове вспоминая ночь, позволяет себя тащить куда-то, не видя ровно ничего перед собой, и трусливая мольба «дай ещё полчаса поспать» так и рвётся с языка. Но Эгле где-то ждёт помощи.
Мартын привёл к какому-то кустарнику, растущему вперемешку с сопоставимой по его высоте травой, отпустил Соню, наконец.
- Смотри, - и он притягивает к себе, одновременно сворачивая в жёлоб, полуметровый лист, встряхивает его, направляет падающую каплю, собранную из множества росинок, на себя, выпивает, - Считай, другой воды у нас не будет, сегодня, по крайней мере. Пей сколько можешь, до упора, и быстрее, потому что роса скоро высохнет.
Пить практически нечего, вода собирается из капелек в один небольшой глоток неохотно, попутно собирая с листа непотребство вроде мелких насекомых. Соня и Мартын разошлись на несколько шагов, друг на друга не глядят, упорствуют в одиночку. Растительность плотная, лишний раз не развернуться, и кто там, у земли, ждёт, чтобы на него наступили? Кто захочет куснуть? Гораздо больше воды впиталось в одежду, чем попало в рот, а холод никогда не кончится! Соня тратит время на то, чтобы отмыть руки, чтобы промыть глаза – уже ясно, что досыпать не придётся. И как же вскоре жалеет об умывании! Вдруг слышит, как вторгается в кустарник некое неведомое тело. Плавно, нежно раздвигая стебли, сопоставимые по толщине с «нормальными» деревьями. Оно не торопится и не медлит, деликатно хрустит хворостом. Соня видит, как недалеко дрожат ветки. И начинается… пофыркивающее принюхивание, и звук вместе с вибрацией веток меняет направление плавно по дуге. Водные процедуры таким обескураживающим образом заканчиваются, поскольку думает Соня строго об одном исходе. Можно сказать, думает. Помня о ночном наставлении, удерживает вскрик на вдохе, но очень уж ей странно. То большое животное сейчас обнаружит её, ну, и съест, и скорее бы, потому что этот слепой поиск в ветвях страшнее. Что за морду увидит? Неизвестную науке и фантазии человеческой, это точно. Соня натыкается взглядом на Мартына, он в паре метров всего, только голова и плечи видны, и неловко поднятая рука, поза, в которой он незамедлительно застыл, как только услышал зверя. Он медленно прижимает палец к губам, и ещё знаками предлагает не трогаться с места. А ещё, подумать только, мимикой даёт понять, чтобы Соня приуменьшила свои глаза такие, как бы не из-за чего пучить их. Он не ждёт быть съеденным. Но зверь, но на их запах, всё ближе! Если судить по высоте, с которой идёт звук, может быть, это и лошадь, но ритм, весь характер череды подрыкивающих втягиваний воздуха, говорит о хищническом человеколюбии. И скрадчивость передвижения. Соня смотрит на Мартына и качает головой: спасения нет. В ответ «зверское лицо». Нервная система Сони не держит напряжения - голова снова уплывает, лишь бы избавить сознание от режима готовности к беде. И тогда на выручку приходит второе мощное явление: в кустарник влепляется примерно с той же стороны, что и первый зверь, кто-то ещё, соизмеримый с ним, но не старающийся схорониться, и под прикрытием звериного вопля взаимной ярости Соня успешно хватается за что-то, чтобы устоять на ногах. Громкий шёпот:
- У-хо-дим!
Соня рванула прочь, но крепкая рука придержала её:
- Не бежим, а отходим! Тихо и быстро!
Взвой повторяется; Соня и Мартын, пятясь из кустов, видят, как полегает всё подряд под прокатывающимся невидимым клубком из двух тел, над которым ракетами отлетают вверх клочья тёмной шерсти, опускаясь уже торжественно, не в ритм грызни… а светает уже прилично… два зверя визжат и орут, деморализуя один другого, но пуще всего – Соню, которая беззвучно упрашивает мироздание, чтобы им внезапно не надоело драться. Мартын начинает хихикать - Соня соображает, что говорила ерунду вслух… заросли поредели, они перешли на быстрый шаг, дальше, дальше, так и не узнав, кто там так страшно орал, но при первом же удобном случае Соня сообщает: вопли и завывания – один в один, как когда Эмма и Тэмзин дома дерутся, только во много раз громче!
Это было ранним-ранним утром… двадцать третьего или двадцать четвертого… не договорились ещё… апреля по Лесошишенскому календарю. А до того, как наткнулись на сарай, ещё несколько событий поместилось. Как только даль прояснилась и Соня едва согрелась под солнцем, настало время повторного урока. Мартын снова присматривает гигантское дерево, обозревать дальнее пространство - вдруг они снова прошли портал и замка на горизонте не будет? Это надо знать.
- Ты же… голодный! – вырвалось у Сони.
- Кстати, да, - спокойно ответил Мартын, - Видимо, пришло время позавтракать.
- Не надо ехидничать. Ты полезешь и свалишься, что тебе непонятно?
- Я вчера кое о чём тебе говорил. Сегодня расшифровываю. Времени нам терять нельзя, поэтому охота на дичь отменяется. Если кто-то из зверюшек удобно подставится, я не откажусь, тогда будет у нас сырое мясо, потому что с костром затеваться я попробую не раньше вечера. Шкура, кровь, кишки, это всё ручками отделять, ну ты поняла. А скорее всего, никого не будет, как и воды. Грибы и ягоды, чур, не жрать – боком выйдет.
- Всё, не продолжай, я поняла.
- Хорошо. Что ты поняла?
- Терпеть и не ныть. Рот зашить. Заклеить.
- Неправильно. Нам же ногами идти, а не сидеть медитировать. Подсказка – «муравей».
И с этими словами Мартын полез в траву. Подсказка Соне не помогла – соображалось плохо после стресса. И что означала протянутая спустя минуту ладонь, тоже не поняла, клонит в сон, всё расплывается перед глазами, а на ладони что-то неиллюзорно шевелится… шевелится… берёт Мартын это и бестрепетно направляет в рот. По счастью, пока в свой. Соня отбегает, её выворачивает, это абзац!
- Эй, Сонька, «всего лишь стограммовая порция гусениц, в зависимости от вида, способна удовлетворить дневную потребность организма человека в железе, калии, кальции, магнии, фосфоре и цинке, а также во многих витаминах». Ты что, не хочешь фосфора?
- Ну и какого она у тебя вида… была? – жалобно отзывается Соня, - Ягоды, значит, выйдут боком, а этот «деликатес» не может быть ядовитым?
- Да может. Но я вчера уже таких ел.
- Ах, вот оно что? Древолаз! Паркурщик! Ну ты понял, кто! Решил проблему белковой пищи? Не! Не подходи ко мне!! А!
- Предлагаешь смотреть, как ты будешь подыхать от голода? Или гоняться за нежными птичками и зайчиками для тебя? Ты сказала, что будешь делать всё, что я скажу, ну так и делай. Закрой глаза, нос, и жуй, вкусно, кстати.
От страшных зверей ушла – от настойчиво предлагаемого угощения ей не уйти! Мысль – «а он в детстве наверняка догонял девчонок и червяков за шиворот клал, это он совсем недавно стал "цивилом"». Другая – «он мне мстит?».
- Мартын! Не делай этого! Ну я очень тебя прошу! Я всё равно не буду, только силы зря потратишь!
- Дура же. Истеричка. Остановись, куда усяпываешь? Или, блин, оставить тебя одну, так и быть? В нашем лагере все девчонки перепробовали гусениц, все младше тебя были, кстати. И не пищали.
- Я не твои девчонки из «лагеря»! Лучше пусть меня калёным железом жгут, но только убери! Убери! Это мой выбор – я не хочу и не буду!
- Ну хочешь, я ей голову оторву?
- Мне оторви.
_____________________________
- Замок ближе… Там, оказывается, не четыре, а пять башен.
Ему пришлось долго восстанавливать силы и дыхание, спустившись в этот раз, ну а Соня чуть не поседела. В волосах у Мартына обнаружились птичий пух, досыхала стрелка крови из-под волос. Смотреть и трогать Мартын запретил – «всё равно уже свернулась».
- Эта клуша решила, что я лезу в гнездо.
- К-какого размера клуша?
- Во… нет – как три жирные чайки в сложенном виде. В общем, мне повезло, на этом дереве только одно гнездо было, а на соседних – целые поселения. В каждом гнезде птенцы. По два или три. И у каждого… зубы.
- Что?
- Эти твари – что-то между птицами и птерозаврами.
_______________________________________
- Эй! – и негромкий зов подкрепляется хорошо брошенным мелким камушком. Соня просыпается – дремала, как выяснилось - затирает ударенное место и озирается. А Мартын стоит уже на пороге сарая, когда успел да как не побоялся! И сигналит, чтобы шла к нему.
- Нет! Нет! – себе под нос говорит Соня.
Тогда он показывает, будто что-то ест. (Гад. Ладно, пойду, не оставлять же одного, если что. Если там такие же призраки.)
Он помогает взобраться на высокий порог, а внутри "сарая"…
А внутри чего только нет.
- Да не смотри «на улицу». Никого нигде здесь нет, я проверил. Я бы сказал, минимум год не было, буду надеяться, что и сегодня не придут. Смотри, какое богатство!
Глаза после дневного света не сразу различают многочисленные объёмы и конструкции вокруг. Но здесь приятная прохлада, что уже неплохо.
Любая из одежд, что висит на стене, если сорвётся со своего гвоздя на человека, то погребёт его. Ну почему такая несправедливость? Одежда - шубы? - сшита на гигантов - раз в шесть, в семь выше человека...
- Вот это брееед!
- Я уже примерно это всё сказал, пока тебя не было. Великаны однако. Это – их база. То есть атлантов, кстати, наверное. Первоатлантов.
- Реальность скоро и совсем сползёт... мне не нравится!
- Да ладно. Атланты же были, проверено.
- Какие-то они неряхи, - отмечает тогда Соня, - Значит, понастроили сараюшек и ушли? Ничего не понимаю.
- Не только сараюшек… про замок не забыла? А это просто для барахла хранилище. Наверное, мы ещё что-нибудь встретим по дороге в этом роде. Типа фермы или усадьбы. Если… что… до замка… не понадобится… кстати, клубничку – это они посадили. Она была не дикая... тут что? Опилки?
- Просто в лесу посадили? Зачем?
- Что непонятного. ИМ отсюда до той грядки – пешком полчаса. Не то что нам. Может, где-то тут целые великанские огороды. Только не обольщайся заранее насчёт вкусных растений, договорились? Всё. Теории сможем по дороге придумывать, сколько влезет, а сейчас быстренько обыскиваем это… базу. Забираем всё, что может пригодиться. Будешь сомневаться насчёт вещи – зови и спрашивай. Опасность – зови. Поехали!
Соня мечтала найти мешок сухарей… холщовый запылённый полосатый мешочек, а в нём звонкие, чистые, без плесени, пшеничные кубики. Она так ясно представила это, хоть и помнила вчерашний крах пищевых иллюзий. Но больше ни о чём не думалось!
Она ползала по завалам фантастичной безразмерности самых обыденных предметов, даже и оформленных почти как ординарная продукция розийских фабриках. Близок локоть... Не взять с собой эти кастрюльки или котелок, фляжку для воды, тёплые одеяла (полные внутри трухи, грызенные-перегрызенные и заскорузлые от грязи)… Не вытянуть из-под нагромождений верёвку. Неподъёмно всё – молоток, плоскогубцы, пила. Клеёнкоподобное полотно, жёсткое и негибкое (от дождя бы укрываться и спать на нём!), крошилось от старости. Спички даже полуметровые стали бы благом, но их как раз и не было. Мелких предметов здесь не было вовсе!
Соня бросила невесёлые поиски и подползла посмотреть, чем занят Мартын. А он как раз наметил наметил одну задачу. Среди досок торчал жёсткий мешок с прошитым тросом стежками в палец длиной верхом.
- Поможешь распустить. Проверю, что там
- А если яд или удобрение? Может, не надо?
- Смотри, внизу его изгрызли - то, что внизу, нам уже не годится, а до верхнего слоя, может, ещё не добрались.
Нет, этот мешок был не с сухарями! Но, если можно сказать, на пути к этому идеалу. В его недрах они добыли, истерев все пальцы суровыми атлантскими нитками, которые методично вынимали из шва до тех пор, пока отверстие не расширилось достаточно, почти чистую, по крайней мере без мышиных катышек, субстанцию, которая определённо некогда была семенами, мало отличающимися от пшеничных. Крупу так и называют – «пшеничка», вдруг вспомнила кулинарнонеспособная Соня. Или просто "мука грубого помола" с точки зрения обитавших здесь некогда гигантов. Вдруг стало хорошо… совсем, резко, вполне и достаточно, и солнце засияло не в качестве убийцы, но дружеским летним теплом… Медитативно пережёвывали жёсткие «семечки», понимая, что ни на что другое сейчас не способны, и настигни их тут враг, оказались бы в ловушке. Но им стало всё равно. Жевали и сонно следили за выходом и световыми пятнами сквозь дырявую крышу. Не хватало только воды. Соню одолела икота. Ещё один повод для стыда, однако Мартын никак не отреагировал.
Но зато Соня наслаждалась тем, как проясняется зрение. И кое-что разглядела среди опасного и бесполезного нагромождения сверхчеловеческих предметов быта. Преодолев сладкое оцепенение, доползла до находки. Вскоре позвала Мартына.
- Смотри, поик...по'йдёт?
- Оо-го…
Столько благоговения не удостаивался ни один во вселенной зубчатый кухонный ножик с отломанной рукояткой! А Соня втайне порадовалась, что ей после всего повезло быть немного полезной.
- Этим будем пилить дрова. И всё остальное, - объявил Мартын.
- Так, - он же первым и опомнился, - Я рад за тебя, только не думай, что ты нашла альтернативу гусеницам – это углеводы, а то белок. Надо придумать, как побольше унести. И это, уже... хорошо так задержались. Идти надо.
Он тут же пустил нож в дело: криво и с трудом откромсал лоскут от грубейшей задубелой мешковины, которую Соня придерживала в процессе. Потом, как получилось, располовинил лоскут, после чего обессилел и сказал, что должен несколько минут подремать.
Ну а Соня в это время, полная благодарности, не жалея рук, выдирала из края ткани толстые нити, связывала эти края за торчащие махры, а из выдернутого наскоро сплела косички. Они стали лямками для заплечных мешков - ненадёжными и неодинаковой длины. Рукоделие тоже не являлось её сильной стороной, но Мартын снова ничего не сказал.
Они наполнили свои нелепые сумки странной крупой, взяли, сколько могли, в руки, в карманы, и покинули «базу гигантов», чтобы больше ничего подобного на пути не встретить.
- Если в Лесошишенске время идёт с той же скоростью, как и у нас... нас там ведь ищут?
- Нас ищут. А её - никто.
2.
Уроки выживания
1.
читать дальшеСкрючилась на земле и ждёт, обнимая деревце – ребёнка гигантской сосны, вглядывается сквозь длинные травины в одно и то же место. Солнце палит, взрослые сосны горят медно, весело. И снова неодолимая ассоциация места с уже знакомым: на этот раз мерещится дом отдыха. Вон там должна быть плиточная дорожка, резные скульптурки, фонтанчик. Маленькие срубы, медовые, декоративные, с верандочками, условно похожие на настоящие избы (осы атакуют шоколад на столе). Но если перестать прищуриваться, картинка жутенеет: лес беспорядочно распределён по всем направлениям, троп нет. Зато – сруб. Нет, это так не называется. Дощатое строение высотой в несколько этажей, выстроенное как примитивный сарай, и за ним Соня пристально наблюдает, готовясь уловить любое движение. Минут с пятнадцать назад – или как теперь время считается? – это был очередной с начала сегодняшнего дня кошмар. Соня решила, что они сделали круг и вернулись к сараю с призраками! Это катастрофа была бы. Но домище не тот. По той же схеме выстроенный, того же размера, но в другом месте. С полностью распахнутой дверью, в отличие от первого, и без навеса перед ней. Он попался им по дороге, той, что определил для них Мартын.
Мартын сказал: сиди, а я разведаю. Зачем, спросила Соня – она считала, что отсюда надо бежать без оглядки. Точнее, уходить, какой там бежать. Но он не понял, как можно проигнорировать артефакт. Разве нет насущной необходимости собирать как можно больше сведений о мире, где оказались? Разве не может такой вопиющий объект иметь прямое отношение к их главной цели? На призраков Мартын хмыкнул.
Сказал, что осторожно обойдёт кругом и посмотрит, нет ли кого. А Соня пусть сидит ниже травы. Ну, отдыхает. Последнее слово окончило короткое препирательство, порождённое пережитыми с утра страхами. Сил уже не было.
«Я твой инструктор по выживанию, будешь делать всё, что скажу, иначе кранты», вчера он так сказал. Соня решила для себя, что будет слушаться беспрекословно. Может быть это больше психологический костыль, а командный тон Мартына вселяет не подкреплённую здравым смыслом уверенность в абсолютной пользе от дисциплины, но да, она будет слушаться, так как на собственной шкуре убедилась, что смерть идёт за ними по пятам.
В момент пробуждения она не помнила своих клятв, своего имени и ничего о том, где и зачем оказалась. Почему кто-то настойчиво повторяет «Соня вставай уже, вставай», почему нельзя спать дальше, ведь она только-только нашла, как свернуться в терпимо удобный комочек, только что согрелась немного? Почему она в одежде и голодна, в жизни такого под утро не случалось. И почему держится за какой-то пучок верёвочек, помня, что это важно, но не чем это важно? Голос гундел, погоняя, и вот Соня с не первой попытки поднимается с четверенек, боль просекает спину… только не заставляйте распрямиться до конца! Боль в стопе, когда натыкается на острое; качается вперёд и летит в бездну, с глазами из песка. Мартын, который уныло и терпеливо наблюдал мучительное возвращение, был вынужден скорректировать Сонино падение, словить её и прислонить к дереву. Соня тотчас сползла на корточки, накрепко обнимая плечи руками.
- Нет! - возмутился Мартын, - Нет.
Что ещё сказать, не знал. Взял её кроссовки – давеча заставил снять перед сном (Соня теперь мёртвой хваткой держит связанные в скользящий узел все четыре конца шнурков, боится обувь потерять), сел рядом натягивать Соне на ноги. Не до гордости и церемоний. Ей было стыдно, но от ознобной дрожи она не могла совершить ни одного точного движения.
Подготовка к ночлегу, что говорить, у дипломированного выпускника туристического лагеря не задалась, он признавал это. И растолковал Соньке, что обучали его жить (а не выживать) в лесу обычного масштаба, человеческого, и что полученные навыки предполагали как минимум наличие спичек, верёвки, топорика, ножа, куска полиэтилена, пенки и даже навигатора. Но сам себя не оправдывал. Он старался. Клетчатый платок вчера благополучно найден и водворён в карман. Оба (каждый про себя) решили не думать всерьёз о том, что это, быть может, платок другого Мартына, который теперь не найдёт его и сгинет в лабиринтах миров. Вчера шли много часов, пока не начало смеркаться. Тогда Мартын выбрал дерево и стал взбираться - он должен быть уверен, что идут они верно. Вот тут Соня, впервые наблюдая восхождение на гигантское дерево, натерпелась страху. Уже на первых метрах вертикали она поняла, насколько это опасно, и умоляла Мартына, пока слышит её, вернуться и больше не предпринимать древолазания никогда. Даже если они отклонятся от точного направления к "замку", не должны его потерять, так как, по словам самого же Мартына, после лесов потянется открытое место, откуда исполинское строение будет просматриваться отовсюду!
- Отклонимся – потеряем на коррекцию сутки как минимум, - сухо пояснил Мартын, продолжая размеренный подъём. По безветочной части ствола, цепляясь только за выемки в очень грубой коре. Без страховки.
- Так далеко?! Сколько же до этого замка?
- По асфальту на машине прямо – пару часов, - послышался смешок, и больше Мартын не разговаривал. А Соня, вцепившись в кору, так и простояла, загадав себе ни шагу не делать в сторону, даже если какая зверина нападёт и будет её есть. Пальцы накрест, дышать по минимуму, не отрывать взгляда по уменьшающейся в высоте фигурки. И не допускать мысли, что он сорвётся!
Потом оказалось, что она, беспрестанно покрываясь испариной и стискивая зубы, утомилась гораздо сильнее Мартына. Он просто спустился, указал ближайшие ориентиры, куда направиться после пробуждения. Сидела кульком, пока он расчищал место для костра (если отнестись небрежно, ещё как вспыхнут на километры вокруг бумажно-тонкие сухие семена лесного покрова, не убежать!), шаманил с травинками, тонкими веточками, веточками потолще, растирал в труху какой-то мох, перебирал камешки. Он досадовал, что, выезжая из Важной Горы ранним утром, поленился вдеть ремень в брюки, затолкал в сумку. Металлическая пряжка помогла бы высечь искру. Не говоря о безграничной пользе в лесу самого ремня. Комбинации камешков не срабатывали. Адов труд пропал даром. Соня взмолилась не маяться ради огня, хотя вечерний холод намекал уже ей на повторное малоприятное свидание. Тогда Мартын переключился на убежище. Он прекрасно помнил, руки помнили, как можно пригнуть низкие ветви к земле, связать их с другими или со стволом, образовывая навес. Десяток видов шалашиков. Настилы, навесы, импровизированные тюфяки, матрас из лапника. В нормальном лесу! Если здесь до ближайших веток вверх по стволу, который пятеро в хороводе обхватят, нужно лезть десятки метров, приходилось отказаться от веками проверенной идеи. Кустарник ниже, доступнее, но ни один прут из него не выломать, настолько влажные, крепкие, упругие они. Соня пыталась помочь собирать хворост для настила. Единственная скудная охапка, донесённая к подножию ночёвочного дерева, выпала из рук. Соня вдруг поняла, что эти приготовления никогда не завершатся, ей стало безразлично, она легла лицом к дереву, мгновенно уснула. И так же мгновенно пробудилась в непроницаемой тьме от колотуна. Она старалась не шевелиться. Выяснилось, что Мартын лежит рядом, спиной к ней. Только бы не разбудить его, ему ещё сильнее досталось!
Ночь, одиночество, холод. Сколько раз ещё предстоит? Шорох где-то рядом, прямо за головой. Соня вскрикивает и совершенно неосознанно в ту же секунду оказывается на ногах. Дерева рядом нет – она по-глупому сделала несколько шагов в неизвестную сторону, и в кромешной тьме для неё ни одной опоры! Смотрит вверх. Лучше бы не делала этого. Там нет ничего!
- Ты где? Живая?
Соня хнычет коротко – от стыда – и ползёт на голос.
- Нас сожрут скоро, - угрюмо сообщает она, прыгая зубами на каждый слог.
- Ясен пень, - он сердит на Соню, - Давай, я тебя листьями закидаю. Только лежи и не двигайся. И молчи.
Она согласна на закидывание листьями, точнее, теми самыми семенами величиной с блюдце. Сворачивается в ком, снова позволяя о себе заботиться. А земля холодная и неровная.
- А ты как?
- Я сказал – молчи!!
Было бы терпимо, и будет почти тепло, если не сбросить их с себя неаккуратным движением. Мартын снова ложится спиной к спине, вплотную – и не до приличий тоже теперь. Но в растительном одеяле что-то не так. Соне ясно, что добром это не кончится – кто-то длинный медленно ползёт по ноге, вдумчиво цепляясь за кожу, ещё немного, и тварь заберется под штанину! Соня терпит, надеясь, что неведомое животное передумает и уберется. Но эта фобия в сто раз сильнее и неподконтрольней предыдущей, судорожного вдоха и крика не сдержать. Все труды Мартына напрасны – Соне не справиться с отвращением, темнота ей уже безразлична, только снять, снять с себя ночную пакость-невидимку. Снова оба на ногах, Соня рыдает, не снеся позора, умоляет убить её. Мартын молчит, не ругается, и от этого ночная жуть становится запредельной. Вдруг истерика сама собой прерывается, обессмыслившись и потонув в застарелом утомлении. Соня слышит в темноте тяжёлый вздох.
- Я всё помню, - говорит Соня, - Ты был прав.
Ответ неожиданный.
- Я бы сказал, что ты сейчас правильно поступила. Эти, которые по тебе ползали, могли присосаться и допить тебя до утра. Ну, и меня заодно, я-то не почувствовал бы. Как вариант. Только – на будущее – что бы ни происходило, не ори так, когда я рядом. Я и так пойму, а на крик за нами издалека могут придти.
- Давай, будем ночью идти, а днём спать? Не весь день, конечно, а? Всё равно в холоде не заснуть, а днём жара невыносимая.
- Нет, мы не будем ночью идти.
- Почему?
- Я не могу в темноте ориентироваться. Созвездий здешних не знаю. Да и не видно отсюда никаких созвездий.
- А если примерно наметим путь и сколько-нибудь пройдём? Лежать холодно и страшно! Прости меня, если можешь, но я точно не ручаюсь, что каждую ночь такого же концерта не повторю. Не знаю, как можно привыкнуть спать в лесу.
- Сонь, если в темноте, обязательно пойдём по кругу. Я же объяснил, что такое для нас будет отклониться хоть на несколько градусов, да? И представила, до чего полезно будет ночью навернуться в овраг? Надо… беречь себя.
И вот утром – да утро ли это, ведь темно совсем! – сквозь кремнёвый скрип в убегающей голове вспоминая ночь, позволяет себя тащить куда-то, не видя ровно ничего перед собой, и трусливая мольба «дай ещё полчаса поспать» так и рвётся с языка. Но Эгле где-то ждёт помощи.
Мартын привёл к какому-то кустарнику, растущему вперемешку с сопоставимой по его высоте травой, отпустил Соню, наконец.
- Смотри, - и он притягивает к себе, одновременно сворачивая в жёлоб, полуметровый лист, встряхивает его, направляет падающую каплю, собранную из множества росинок, на себя, выпивает, - Считай, другой воды у нас не будет, сегодня, по крайней мере. Пей сколько можешь, до упора, и быстрее, потому что роса скоро высохнет.
Пить практически нечего, вода собирается из капелек в один небольшой глоток неохотно, попутно собирая с листа непотребство вроде мелких насекомых. Соня и Мартын разошлись на несколько шагов, друг на друга не глядят, упорствуют в одиночку. Растительность плотная, лишний раз не развернуться, и кто там, у земли, ждёт, чтобы на него наступили? Кто захочет куснуть? Гораздо больше воды впиталось в одежду, чем попало в рот, а холод никогда не кончится! Соня тратит время на то, чтобы отмыть руки, чтобы промыть глаза – уже ясно, что досыпать не придётся. И как же вскоре жалеет об умывании! Вдруг слышит, как вторгается в кустарник некое неведомое тело. Плавно, нежно раздвигая стебли, сопоставимые по толщине с «нормальными» деревьями. Оно не торопится и не медлит, деликатно хрустит хворостом. Соня видит, как недалеко дрожат ветки. И начинается… пофыркивающее принюхивание, и звук вместе с вибрацией веток меняет направление плавно по дуге. Водные процедуры таким обескураживающим образом заканчиваются, поскольку думает Соня строго об одном исходе. Можно сказать, думает. Помня о ночном наставлении, удерживает вскрик на вдохе, но очень уж ей странно. То большое животное сейчас обнаружит её, ну, и съест, и скорее бы, потому что этот слепой поиск в ветвях страшнее. Что за морду увидит? Неизвестную науке и фантазии человеческой, это точно. Соня натыкается взглядом на Мартына, он в паре метров всего, только голова и плечи видны, и неловко поднятая рука, поза, в которой он незамедлительно застыл, как только услышал зверя. Он медленно прижимает палец к губам, и ещё знаками предлагает не трогаться с места. А ещё, подумать только, мимикой даёт понять, чтобы Соня приуменьшила свои глаза такие, как бы не из-за чего пучить их. Он не ждёт быть съеденным. Но зверь, но на их запах, всё ближе! Если судить по высоте, с которой идёт звук, может быть, это и лошадь, но ритм, весь характер череды подрыкивающих втягиваний воздуха, говорит о хищническом человеколюбии. И скрадчивость передвижения. Соня смотрит на Мартына и качает головой: спасения нет. В ответ «зверское лицо». Нервная система Сони не держит напряжения - голова снова уплывает, лишь бы избавить сознание от режима готовности к беде. И тогда на выручку приходит второе мощное явление: в кустарник влепляется примерно с той же стороны, что и первый зверь, кто-то ещё, соизмеримый с ним, но не старающийся схорониться, и под прикрытием звериного вопля взаимной ярости Соня успешно хватается за что-то, чтобы устоять на ногах. Громкий шёпот:
- У-хо-дим!
Соня рванула прочь, но крепкая рука придержала её:
- Не бежим, а отходим! Тихо и быстро!
Взвой повторяется; Соня и Мартын, пятясь из кустов, видят, как полегает всё подряд под прокатывающимся невидимым клубком из двух тел, над которым ракетами отлетают вверх клочья тёмной шерсти, опускаясь уже торжественно, не в ритм грызни… а светает уже прилично… два зверя визжат и орут, деморализуя один другого, но пуще всего – Соню, которая беззвучно упрашивает мироздание, чтобы им внезапно не надоело драться. Мартын начинает хихикать - Соня соображает, что говорила ерунду вслух… заросли поредели, они перешли на быстрый шаг, дальше, дальше, так и не узнав, кто там так страшно орал, но при первом же удобном случае Соня сообщает: вопли и завывания – один в один, как когда Эмма и Тэмзин дома дерутся, только во много раз громче!
Это было ранним-ранним утром… двадцать третьего или двадцать четвертого… не договорились ещё… апреля по Лесошишенскому календарю. А до того, как наткнулись на сарай, ещё несколько событий поместилось. Как только даль прояснилась и Соня едва согрелась под солнцем, настало время повторного урока. Мартын снова присматривает гигантское дерево, обозревать дальнее пространство - вдруг они снова прошли портал и замка на горизонте не будет? Это надо знать.
- Ты же… голодный! – вырвалось у Сони.
- Кстати, да, - спокойно ответил Мартын, - Видимо, пришло время позавтракать.
- Не надо ехидничать. Ты полезешь и свалишься, что тебе непонятно?
- Я вчера кое о чём тебе говорил. Сегодня расшифровываю. Времени нам терять нельзя, поэтому охота на дичь отменяется. Если кто-то из зверюшек удобно подставится, я не откажусь, тогда будет у нас сырое мясо, потому что с костром затеваться я попробую не раньше вечера. Шкура, кровь, кишки, это всё ручками отделять, ну ты поняла. А скорее всего, никого не будет, как и воды. Грибы и ягоды, чур, не жрать – боком выйдет.
- Всё, не продолжай, я поняла.
- Хорошо. Что ты поняла?
- Терпеть и не ныть. Рот зашить. Заклеить.
- Неправильно. Нам же ногами идти, а не сидеть медитировать. Подсказка – «муравей».
И с этими словами Мартын полез в траву. Подсказка Соне не помогла – соображалось плохо после стресса. И что означала протянутая спустя минуту ладонь, тоже не поняла, клонит в сон, всё расплывается перед глазами, а на ладони что-то неиллюзорно шевелится… шевелится… берёт Мартын это и бестрепетно направляет в рот. По счастью, пока в свой. Соня отбегает, её выворачивает, это абзац!
- Эй, Сонька, «всего лишь стограммовая порция гусениц, в зависимости от вида, способна удовлетворить дневную потребность организма человека в железе, калии, кальции, магнии, фосфоре и цинке, а также во многих витаминах». Ты что, не хочешь фосфора?
- Ну и какого она у тебя вида… была? – жалобно отзывается Соня, - Ягоды, значит, выйдут боком, а этот «деликатес» не может быть ядовитым?
- Да может. Но я вчера уже таких ел.
- Ах, вот оно что? Древолаз! Паркурщик! Ну ты понял, кто! Решил проблему белковой пищи? Не! Не подходи ко мне!! А!
- Предлагаешь смотреть, как ты будешь подыхать от голода? Или гоняться за нежными птичками и зайчиками для тебя? Ты сказала, что будешь делать всё, что я скажу, ну так и делай. Закрой глаза, нос, и жуй, вкусно, кстати.
От страшных зверей ушла – от настойчиво предлагаемого угощения ей не уйти! Мысль – «а он в детстве наверняка догонял девчонок и червяков за шиворот клал, это он совсем недавно стал "цивилом"». Другая – «он мне мстит?».
- Мартын! Не делай этого! Ну я очень тебя прошу! Я всё равно не буду, только силы зря потратишь!
- Дура же. Истеричка. Остановись, куда усяпываешь? Или, блин, оставить тебя одну, так и быть? В нашем лагере все девчонки перепробовали гусениц, все младше тебя были, кстати. И не пищали.
- Я не твои девчонки из «лагеря»! Лучше пусть меня калёным железом жгут, но только убери! Убери! Это мой выбор – я не хочу и не буду!
- Ну хочешь, я ей голову оторву?
- Мне оторви.
_____________________________
- Замок ближе… Там, оказывается, не четыре, а пять башен.
Ему пришлось долго восстанавливать силы и дыхание, спустившись в этот раз, ну а Соня чуть не поседела. В волосах у Мартына обнаружились птичий пух, досыхала стрелка крови из-под волос. Смотреть и трогать Мартын запретил – «всё равно уже свернулась».
- Эта клуша решила, что я лезу в гнездо.
- К-какого размера клуша?
- Во… нет – как три жирные чайки в сложенном виде. В общем, мне повезло, на этом дереве только одно гнездо было, а на соседних – целые поселения. В каждом гнезде птенцы. По два или три. И у каждого… зубы.
- Что?
- Эти твари – что-то между птицами и птерозаврами.
_______________________________________
- Эй! – и негромкий зов подкрепляется хорошо брошенным мелким камушком. Соня просыпается – дремала, как выяснилось - затирает ударенное место и озирается. А Мартын стоит уже на пороге сарая, когда успел да как не побоялся! И сигналит, чтобы шла к нему.
- Нет! Нет! – себе под нос говорит Соня.
Тогда он показывает, будто что-то ест. (Гад. Ладно, пойду, не оставлять же одного, если что. Если там такие же призраки.)
Он помогает взобраться на высокий порог, а внутри "сарая"…
А внутри чего только нет.
- Да не смотри «на улицу». Никого нигде здесь нет, я проверил. Я бы сказал, минимум год не было, буду надеяться, что и сегодня не придут. Смотри, какое богатство!
Глаза после дневного света не сразу различают многочисленные объёмы и конструкции вокруг. Но здесь приятная прохлада, что уже неплохо.
Любая из одежд, что висит на стене, если сорвётся со своего гвоздя на человека, то погребёт его. Ну почему такая несправедливость? Одежда - шубы? - сшита на гигантов - раз в шесть, в семь выше человека...
- Вот это брееед!
- Я уже примерно это всё сказал, пока тебя не было. Великаны однако. Это – их база. То есть атлантов, кстати, наверное. Первоатлантов.
- Реальность скоро и совсем сползёт... мне не нравится!
- Да ладно. Атланты же были, проверено.
- Какие-то они неряхи, - отмечает тогда Соня, - Значит, понастроили сараюшек и ушли? Ничего не понимаю.
- Не только сараюшек… про замок не забыла? А это просто для барахла хранилище. Наверное, мы ещё что-нибудь встретим по дороге в этом роде. Типа фермы или усадьбы. Если… что… до замка… не понадобится… кстати, клубничку – это они посадили. Она была не дикая... тут что? Опилки?
- Просто в лесу посадили? Зачем?
- Что непонятного. ИМ отсюда до той грядки – пешком полчаса. Не то что нам. Может, где-то тут целые великанские огороды. Только не обольщайся заранее насчёт вкусных растений, договорились? Всё. Теории сможем по дороге придумывать, сколько влезет, а сейчас быстренько обыскиваем это… базу. Забираем всё, что может пригодиться. Будешь сомневаться насчёт вещи – зови и спрашивай. Опасность – зови. Поехали!
Соня мечтала найти мешок сухарей… холщовый запылённый полосатый мешочек, а в нём звонкие, чистые, без плесени, пшеничные кубики. Она так ясно представила это, хоть и помнила вчерашний крах пищевых иллюзий. Но больше ни о чём не думалось!
Она ползала по завалам фантастичной безразмерности самых обыденных предметов, даже и оформленных почти как ординарная продукция розийских фабриках. Близок локоть... Не взять с собой эти кастрюльки или котелок, фляжку для воды, тёплые одеяла (полные внутри трухи, грызенные-перегрызенные и заскорузлые от грязи)… Не вытянуть из-под нагромождений верёвку. Неподъёмно всё – молоток, плоскогубцы, пила. Клеёнкоподобное полотно, жёсткое и негибкое (от дождя бы укрываться и спать на нём!), крошилось от старости. Спички даже полуметровые стали бы благом, но их как раз и не было. Мелких предметов здесь не было вовсе!
Соня бросила невесёлые поиски и подползла посмотреть, чем занят Мартын. А он как раз наметил наметил одну задачу. Среди досок торчал жёсткий мешок с прошитым тросом стежками в палец длиной верхом.
- Поможешь распустить. Проверю, что там
- А если яд или удобрение? Может, не надо?
- Смотри, внизу его изгрызли - то, что внизу, нам уже не годится, а до верхнего слоя, может, ещё не добрались.
Нет, этот мешок был не с сухарями! Но, если можно сказать, на пути к этому идеалу. В его недрах они добыли, истерев все пальцы суровыми атлантскими нитками, которые методично вынимали из шва до тех пор, пока отверстие не расширилось достаточно, почти чистую, по крайней мере без мышиных катышек, субстанцию, которая определённо некогда была семенами, мало отличающимися от пшеничных. Крупу так и называют – «пшеничка», вдруг вспомнила кулинарнонеспособная Соня. Или просто "мука грубого помола" с точки зрения обитавших здесь некогда гигантов. Вдруг стало хорошо… совсем, резко, вполне и достаточно, и солнце засияло не в качестве убийцы, но дружеским летним теплом… Медитативно пережёвывали жёсткие «семечки», понимая, что ни на что другое сейчас не способны, и настигни их тут враг, оказались бы в ловушке. Но им стало всё равно. Жевали и сонно следили за выходом и световыми пятнами сквозь дырявую крышу. Не хватало только воды. Соню одолела икота. Ещё один повод для стыда, однако Мартын никак не отреагировал.
Но зато Соня наслаждалась тем, как проясняется зрение. И кое-что разглядела среди опасного и бесполезного нагромождения сверхчеловеческих предметов быта. Преодолев сладкое оцепенение, доползла до находки. Вскоре позвала Мартына.
- Смотри, поик...по'йдёт?
- Оо-го…
Столько благоговения не удостаивался ни один во вселенной зубчатый кухонный ножик с отломанной рукояткой! А Соня втайне порадовалась, что ей после всего повезло быть немного полезной.
- Этим будем пилить дрова. И всё остальное, - объявил Мартын.
- Так, - он же первым и опомнился, - Я рад за тебя, только не думай, что ты нашла альтернативу гусеницам – это углеводы, а то белок. Надо придумать, как побольше унести. И это, уже... хорошо так задержались. Идти надо.
Он тут же пустил нож в дело: криво и с трудом откромсал лоскут от грубейшей задубелой мешковины, которую Соня придерживала в процессе. Потом, как получилось, располовинил лоскут, после чего обессилел и сказал, что должен несколько минут подремать.
Ну а Соня в это время, полная благодарности, не жалея рук, выдирала из края ткани толстые нити, связывала эти края за торчащие махры, а из выдернутого наскоро сплела косички. Они стали лямками для заплечных мешков - ненадёжными и неодинаковой длины. Рукоделие тоже не являлось её сильной стороной, но Мартын снова ничего не сказал.
Они наполнили свои нелепые сумки странной крупой, взяли, сколько могли, в руки, в карманы, и покинули «базу гигантов», чтобы больше ничего подобного на пути не встретить.
- Если в Лесошишенске время идёт с той же скоростью, как и у нас... нас там ведь ищут?
- Нас ищут. А её - никто.
2.
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров