Глава 18
Побег
читать дальшеНе так много оставалось до условленного места, где будет ждать гражданская одежда, карта, еда, немного денег. Путь через населённые районы и города потребует особенного бдения и должен быть, как предполагалось, труднее. Часы на руке – ещё один подарок друга – самый важный, ключевой предмет. Смотреть на них придётся постоянно, а некоторые пункты плана потребуют особой точности: успеть, не появившись раньше, чем надо. Расписания десятков где-то существующих автобусов и электричек в голове (думал, что вывихнет мозг, запоминая их), телефон оставил. Но "снежные волки" Северных Адленеев смеялись над представлением, что их можно отогнать выстрелом в воздух. Вопреки рассказам местных.
Виданное ли дело - человек в их землях. Знатная добыча, реванш за бесконечное притеснение их рода твоим родом. Спину прикрывает отвесная скала, но осада, по мнению стаи, даст плоды, непременно.
Если застрелить вожака, отстанет ли стая или же их ещё больше это разозлит? И как вычислить-то этого вожака? Одна туша уже покоилась невдалеке: успел засечь прыжок. Он был действительно снежный, снежный по-апрельски: через зону «соли с перцем» по спине белый бок сообщался с почти чёрным. Половина стаи с правым чёрным, половина – с левым. Так они обходили, скрадывая жертву, снежные зоны с двух сторон, незаметные до последнего момента. Местные называли их снежными, горными, малыми, сорными волками, волчцами, волчками. В краеведческом музее Миша узнал, что эти животные вовсе не принадлежат к псовым и что они - последний вид своего вымершего семейства.
Гибель соплеменника не смутила их.
Весна, к счастью, уже заняла предгорья, языки мокрого снега легко пересечь и миновать, большую часть времени находясь вне вероятности попасть под оползень.
Он отставал от графика на полчаса, ещё был шанс нагнать. Увольнение пока не кончилось, и если не было свидетелей отбытия в сторону гор, а их не должно быть, то его не ищут.
Хотя даже в случае фантастической удачи он пропал. Но пока винтовка удобно выставлена на камне, и пока белый день.
Придётся. Отстреливать. Человек, зашедший туда, куда не звали, нарушал право тех, кто быть здесь вправе, а на человеческие территории давно не посягал и, следовательно, не являлся человеку врагом. Миша не должен был оказаться здесь как с точки зрения горных зверей, так и по законам людей. Собираясь совершить то, что делается в героических фильмах и на страницах книг. В жизни нельзя. Вот так, хотя бы зверями, реальность просто обязана была его остановить.
Выстрел. Ещё один визжит – хорошо бы он быстро умер. (Терпи, убийца! Ошибку совершаешь ты, а редкому зверю – погибать?) Они и не должны были проявить деликатность и пропустить пешехода по своей территории с миром. Не обязаны предвидеть, что прежде чем станет добычей, человек перебьёт их многих. А я продолжу стрелять, потому что страшно. Не думал, что рискую жизнью настолько.
В тепле, у монитора со спутниковыми снимками, путь представлялся проще. Служебных собак в Агдинской части нет, автотранспорт в гористо-ущелистой местности особо не задействуешь, единственный вертолёт на профилактике (с тех пор, как в феврале на нём вывозили на полевые учения). Вообще, сложилось несколько как бы удачных обстоятельств, именно сегодня, когда утром ещё не знал, что решится. Сыграло и то, что в последующие дни возможность исчезнет окончательно. Или, что самое страшное, неким плохим исходом в побеге отпадёт необходимость.
Ещё полтора часа – и он автоматически преступник. Если всё-таки сумеет преодолеть около тысячи километров до цели, станет преступником с отягчающими обстоятельствами. С этим косой крест на высшем образовании, ограничение в трудоустройстве, горе и позор родителей. А что друзья? Кем будет для них? Одним словом, в большом, судьбоносном смысле он остаётся ни с чем.
Всё поставил на ничтожный шанс. Дурак? Признался себе - беги обратно. Товарищ, что помогает сейчас тебе упражняться в безумстве, наверное, всё-таки не посетует на то, что приключение века не состоялось. Беги, успеешь, дорога, уже пройденная, как на ладони, не споткнёшься, и от "волков" отстреляешься, так как сил ещё много и замёрзнуть не успел. И не будет нового отчаяния родителей, чей сын без конца аннулирует их чаяния с той же лёгкостью, что и собственные скромные достижения. Вернись, ведь непонятно, что именно сможешь сделать ты, даже добравшись, куда хотел. Совсем непонятно, что же там произошло. До сих пор непонятно, а значит, всё затеянное тобой – одна истерика.
Он, собственно, шёл зная, чем грозит каждая часть пути в лесошишенский край и чем всё кончится при любом развитии событий.
Информационная разведка странным образом провалилась. Со дня, как Миша догадался, что Соня в беде, он посвятил всё возможное время выяснению, в какой именно. Во-первых, для этого он направил к ней десант. Из верных друзей: зря что ли толпа людей держится друг друга и подразумевает друг друга даже на расстоянии? Пусть люди посмотрят, что там у Сони. Родителей, однако, Миша не осведомил. Родители не должны беспокоиться до последнего. Их помощь пусть будет запасным средством.
Сразу же стало происходить непонятное. Миша поднял много людей – хоть у кого-то да найдётся свободное время сгонять в Шишенск. Но не доехал ни один. Ему назвали кучу причин, по которым с полпути пришлось вернуться обратно в Петербурх. Срочные обстоятельства, понятные, но у всех без исключения. Другим было неловко, но они всё-таки признались, что интуиция просто не пустила их в этот город. Что-то вроде необъяснимой тревоги или отвращения к поездке. Несколько человек, соболезнуя Мише, не убоялись раскрыть ему горькую правду: вероятно, случилось то, что грозит солдатам, оставивших любимых ждать их. «Ты походу не подошёл этой Соньке: она, помнится, была такая принцесска. И да, прости, слишком мелкая, а что умного от таких мелких ждать? Побаловалась; все они такие, крепись, Мишка». Он не стал тратить время на споры. Он верил своим измышлениям. Ходили слухи, что в Лесошишенске творится что-то нехорошее. Если кто-то звонил туда по собственной надобности, точно так же, как и Миша, мог девятнадцать из двадцати раз не дозвониться и попасть девятнадцать раз в уникальные «не те» места. Глобальные неполадки мобильных и стационарных сетей? Кто-то привёл мнение третьего лица, что в этом, как известно, вполне аномальном городе началась нешуточная "магическая аберрация" – бред как бред, если бы не факты, которые Миша узнавал от своих знакомых. Какие-то бесконечные бытовые аварии, преступления, не попавшие, однако, в ленту региональных новостей. Миша звонил каждую свободную минуту, так что деньги сыпались как в пропасть. Отсчитывал дни после того, в который Соня, едва сдерживая плач, пыталась прогнать его из своей жизни, и каждый день был труднее предыдущего. А это надо было скрывать от всех.
Вскоре Миша окончательно сформулировал себе то, для чего пытается вести себя как обычно, для чего затаился.
Как далеко не все, он признал право родины на его участие. Это была великая, несинхронная сама с собой, полная загадок и возможностей, несовершенная и такая прекрасная страна, что он считал хорошим делом усилить её на одну наноединицу, на пару своих рук. Так он сумел пережечь досаду на то, что некая социальная машинерия в принципе претендует на год его неповторимой жизни. А не имея досады, нашёл силы и способы вопреки унылому чаще всего и предсказуемо жёсткому распорядку набираться новых навыков и знаний. Поверил, что терпение не ведёт к разочарованию. Пока не встал вопрос: есть абсолютный долг защищать Розию, которая пока в порядке, но нет никакого права одновременно защитить Соню, которой реально нужна помощь. Именно, Сони нет и не будет в списке уважительных причин, по которым, с натяжкой, возможно самовольное оставление армейской части, закон категорически на стороне Розии, а не Сони. Простые правила жизни не предполагают необходимости выбора, либо рекомендуют вычислять выбор по сумме очевидных выгод и рисков. Простые правила не сработали и не могли бы. Простые правила – всегда для чьего-то удобства, не для истины.
____________________________
Изолированный приграничный город-поселение Агдь не был сильно весёлым местом. По правилам солдат-срочников следовало каждую или почти каждую неделю отпускать в увольнение на оговоренное время, как правило, это восемь часов. Каждый сам должен на это время найти развлечение по душе в рамках дозволенного. Миша любил бывать в степи у предгорий на окраине города, если в такой день никто не приезжал к нему. Отпустить все заботы, отдохнуть от непрерывного общения. Смотреть в никуда, сидя на странных скамейках в пустынном месте или в сухой жёсткой траве, что закрывала с головой. На горы, на свободу. Вскоре он знал наизусть все тропинки и особенности рельефа, так как не забывал прихватывать бинокль. Иногда везло наблюдать за дикими животными.
Город был изучен вдоль и поперёк весьма быстро. Следующим этапом были люди.
Довольно скоро он обрёл новых знакомых – это само как-то получалось. Девочка Аэлла, что полировала ископаемый перламутр и делала украшения, звукорежиссёр студии в социальном центре, где записывались аудиокниги, старуха с полтергейстом (не сильно приятная знакомая, но интересная), многие другие, которые соглашались побеседовать прямо на улице, удовлетворяя Мишину любознательность. Сотрудники краеведческого музея. Приезжие археологи. Кто-то приглашал в гости на чай (зимой особенно по степи не погуляешь). А с памятного пожара к кругу общения прибавился ещё один, кого Миша в перспективе мог бы назвать другом, если бы не скрытность человека-с-тайной.
Бармена, работающего в клубе «Панорам Ка-Эм-Супер», с которым столкнуло в беде и который проявил себя достойно, звали Айзек. Ещё одно странное имя, которые Миша, рождённый в семье двух людей со странными именами, мысленно коллекционировал с детства. Вернувшись после Нового года в Агдь (с новым происшествием, на этот раз в поезде, на который обрушилась скала), он в ближайший свободный день отправился навестить бармена: тот тоже отделался легко. Парень обрадовался визиту. Оказалось, что в Агде он чужак без родни, а общения раз и обчёлся. К счастью, Айзек не остался без работы. В клубе он, как выяснилось, исполнял все, какие только есть малоквалифицированные обязанности: грузчика, уборщика, ремонтника. Нынче, когда его основное место, то есть бар, сгорело, стал строителем на восстановлении. Но Айзек не жаловался. И на оплату тоже. Он жил по поддельным документам. Владелец клуба выдавал его за родственника, прикрывая нелегальное существование. Айзек, может быть, тоже в чём-то прикрывал владельца, предположил Миша.
Айзек был иностранец. Спокойный и доброжелательный, он не походил на беглого преступника. Он сказал, что путешествует по Розии, а в Агде застрял, чтобы заработать немного денег прежде чем продолжить. В городе, где контролируется въезд и выезд, нельзя «застрять» случайно, нельзя рассчитывать и на достойное пополнение денежных запасов. Миша поинтересовался, откуда Айзек родом. «Юй-Сэй», охотно ответил тот, очевидно называя первое пришедшее в голову слово, так как такого государства или региона не существовало на Земле. Давая таким образом понять Мише, что не стоит у него выпытывать цель и способ перемещения по Розии, то есть о прошлом нежелательно выспрашивать. Его акцент идентифицировать не удавалось, но Миша и не считал, что знает всё на свете.
Миша понял ещё, что снова выступает в роли преподавателя розийского, но не имел ничего против. Не только потому, что у работодателя Айзека, у одного из немногих здесь, был интернет, нестабильный и медленный, которым можно было попользоваться немного в гостях на большом экране. Человек попался любопытный. Он делал вид, что не опасается того, что тот же Миша выдаст его правоохранителям. Создалось впечатление, что он невысокого мнения о стране пребывания. Что ожидал здесь, и ожидания более-менее оправдались, встретить диковатых жителей, вольно обращающихся с прописанными законами, больше всего уважающих всяческий натуральный обмен услугами и ресурсами, а также принцип «око за око». Что было слышать странно: репутация Розии в мире предполагала иное. Но Миша не поспешил, отстаивая светлый образ государства, ввязываться в политические дискуссии и разбор нравов: важнее было держать уши открытыми, так как жизнь расщедрилась на загадку. Дурацкие представления Айзека Мишу не задевали. Он видел человека почти наивного, не циничного, не корыстного. Скорее, такому хочется помогать, подсказывать. И может быть, даже искать с ним брата, или того, кто бы мог посодействовать поискам. Однажды Айзек признался всё-таки: разыскивает старшего брата, который уехал в Розию много лет назад и исчез. Вопрос, почему не делает это по официальным каналам, тоже добавил туману. Айзек снова просил дозволения не вдаваться в подробности.
Чем отчётливее становилось понятным, что к Соне нет никакого доступа и чем больше крепла уверенность, что она ввязалась в опасную историю, тем чаще припоминалось Мише то, что о своём пути в Агдь поведал Айзек. Это была условно открытая для нового приятеля информация, разговор возник, когда они разглядывали спутниковые карты окрестностей. Полтора года назад Айзек заблудился в горах в начале зимы. Он был уверен, что этими же тропами (и где только тропы увидел?) шёл его брат, и ещё почему-то рассчитывал, что вот-вот выйдет к крупному городу, расположенному по берегам длинного узкого морского залива, стоит лишь поднажать ещё немного. Выстоять в пургу. Миша подумывал, не является ли пургой весь рассказ, потому что самый тупой школьник не нашёл бы в этом регионе не то чтобы этакого залива - даже крупного озера. И любой сказал бы, что нормальный человек зимой в дикие горы не пойдёт, физически туда не попадёт, если только там не его дом родной. Но Айзек с горящими глазами, без сомнения переживая приключение снова, от всего сердца повествовал, как молил Создателя вывести его к людям и помочь не свалиться в снежной мгле в пропасть. Как уговаривал отдельно каждую руку, ногу не подвести, не замерзать, плечи под рюкзаком не затекать, как старался не заснуть. И шли за ним некрупные горные волки, ожидая, пока свалится. Но он снова молил дать ему шанс найти брата. Или узнать, где тот обрёл покой. Так спустился сначала к холмам, потом в долину. В сумраке увидел строения. Город стоял безлюдным, оцепеневшим. Почему-то Айзека поразило, что нет ни одной наружной рекламы, а дома стоят как по линейке, все серые. Так понял, что пришёл в город мертвецов и что сам вскоре станет его частью навеки. Он просто не знал, что не было ещё и шести утра, когда начинают подавать электричество в жилые дома и что большие сугробы тут вырастают каждую ночь, а расчищать их будет скорее всего не техника, а люди перед работой.
Он очнулся от запаха суррогатного кофе, лёжа в панцирной кровати с облупленной эмалью, а над ним стояли женщина, мужчина и двое детей...
В прошлый раз Миша сказал этому человеку, что знает толк в тайнах, что вероятно, должен бежать. Он сказал, что Соня осталась жить без родителей из-за него. И что теперь ни происходит с ней – только из-за него. Он имел дерзость взять её судьбу в свои руки. «Она самый важный для тебя человек?» - «Да.» - «Когда ты решишься, сразу же свяжись со мной. Я дам всё, что нужно. Одежду, деньги, винтовку.»
Они разработали план, как бы просто из азарта, «на всякий случай». Это давало Мише иллюзию полезного действия, не позволяло мозгу завязнуть в тревоге. Странный человек Айзек. Он будто начитался приключенческих книжек. Он, в отличие от Миши, не сомневался, что – нужно. Ну правильно, ведь для него Розийская армия и ответственность, связанная со службой, пустые слова. Он до сих пор считает, что оказался в некоей тоталитарной империи, где жителям не зазорно ловчить и взламывать «систему», а уж ради дружбы и любви это и вовсе святое. Одним словом, если смотреть со стороны, будто бы ему всё предприятие нужнее, чем Мише, настолько загорелся.
А позавчера сложились два известия из внешнего мира. Миша долго вчитывался в первое: вдруг проявилось усталое отупение. Он даже не был уверен, что смс не пришло по ошибке. С не определяемого номера кто-то уверял какую-то Сонешку, что ей придётся посмотреть на то, чего стоит какой-то Миха. Речь шла об измене, которая подтверждалась документально - к сообщению прилагалось фото такой изобразительной силы и такого эффекта неожиданности, что Мишу потянуло избавиться от недавнего завтрака. Но это была недопустимая реакция, он удержался. Собственно, на фото он нашёл себя самого. Маленький экран телефона маскировал более-менее небрежный монтаж. Так до Миши дошло, что «Сонешка» - это же его Соня, и искажение её имени заполнило глухой злобой. Человека, что неизменно звал его «Михой», вспомнить не составило труда. Вроде бы всё встало на места, если не считать факта, что письмецо с фотографией непонятно запоздало на два дня - было датировано двадцать первым апреля. Следующее мыслительное усилие позволило сделать вывод, что и Соня тоже получила, симметричного содержания. Но когда? Сейчас или днями раньше? Это самостоятельная проблема или же её давно закидывают и третируют такими посланиями? И только ли посланиями, так как определить их ложность элементарно по тому, что гад не в курсе обмена телефонами? То есть Соня могла ли из-за него сделать то, что сделала? Вместо того, чтобы предупредить о психической атаке, попросить помощи, совета? Но она не дура и не трусиха. Понимала, что говорит и чего добиться хочет. Миша может гадать и подбирать факты так, чтобы идеально сложилась картина, но времени развлекаться этим у него нет.
Он не поверил себе, когда в тот же день вдруг дозвонился, привычно нажимая быстрые наборы по очереди, до тёти Вари. Так Пуганая Ворона отошёл пока на задний план. Теперь Миша знал о преследовании мотоциклиста по стройке, о связанной Эгле без сознания, о Соне, мечущейся по автостанции без верхней одежды в мороз. О том, где, предположительно, она с Мартыном выбежала из автобуса, чтобы исчезнуть без следа. Их нет уже больше суток.
Тётя Варя и хотела бы скрывать всё это как можно дольше, но не вышло.
Миша решительно затирал все звонки и сообщения последнего времени. Никто здесь по горячим следам не должен будет узнать причину побега, который состоится… должен состояться в зависимости от того, когда получит увольнение. Его день рождения, когда отпустят точно, ровно через неделю, значит, можно попытаться за эту выпросить в ближайшие два дня.
_________________________________________
Вот так негаданно проводил время: с винтовкой, теперь перемещённой с камня в упор на колено. Изменил ставшее невыносимым положение тела, а умный волк за считанные секунды воспользовался этим, чтобы оказаться рядом. Выстрел в последний момент.
Местность в горах, где прошёл Айзек, на самом деле считалась непроходимым и поэтому специально не охранялась. Этот путь вёл в сторону от железной дороги и того, что условно в летний период сходило за автотрассы. Пограничникам достаточно было порой наблюдать за долиной у этого условного перевала, чтобы засечь любого, кто появился бы в ней со стороны гор или попытался бы в горах скрыться. Быть в самой долине не возбранялось, она примыкала к городу и годилась для пикников горожан, хоть большей популярностью пользовались летом гонки на автомобилях и мотоциклах. Машина у Айзека в распоряжении время от времени имелась. Хозяин клуба доверял ему закупку продуктов на рынках за сотню и более километров от города, по деревням, где было как своё производство, так и привоз, налаженный лучше, чем в Агде. Вместе с бензином выходило дешевле и быстрее, чем дожидаться заказа на месте. Не было и речи, чтобы взять с собой кого-либо без пропуска через КПП. Проезд через него Айзека, по пропуску в фиксированное время – это второй, параллельный с Мишиным, этап беззакония. А первый состоялся чуть раньше. Он потребовал выдержки, артистизма, чёткости исполнения и везения не застрять колёсами где-то в грязи, когда делался круг по долине с остановкой по нужде в особом месте, где тайный пассажир покинул машину, ориентированную так, чтобы прикрыть отползание с оружием в руках. И в считанные секунды скрылся за скальными обломками. После чего машина покинула место преступления, сделала ещё несколько кругов, будто бы водитель решил покататься в своё удовольствие. Он возвратился в город, а спустя некоторое время выехал из него официально. Если план удастся, эта машина в пустынном месте дождётся беглеца, который пешком пройдёт там, где вплоть до середины лета ходить затруднительно, но мужчине с подготовкой, в принципе, реально. Пошли на риск: кроме винтовки, призванной отпугнуть зверей , патронов к ней (наивно считалось, что большинство не пригодятся!), бинокля и пары батончиков в кармане, Миша не взял с собой ничего, чтобы не отягощать переход.
Миша не сомневался: Айзек ждёт в условленном месте с необходимыми вещами, чтобы отвезти его к определённой автобусной остановке (следя, чтобы собственное отсутствие не слишком затянулось), чтобы после расстаться. Ждёт и не обманет, несмотря на то, что сам рискует многим, и ждёт далеко не затем, чтобы только получить обратно свою винтовку (без оружия мало кто здесь отправлялся в путь среди гор, даже и на машине). Зря там Айзек ждёт. Жаль, что нельзя ему сообщить, чтобы не ждал. Тоже ведь, мало радости торчать в знакомом только по карте месте, без конца смотреть на часы. Ещё не скоро смирится, что надо оттуда уезжать, не скоро вернётся в город, глодаемый сомнениями, что поступает правильно. Не скоро узнает, что Миша не в часть вернулся, а попал на зуб зверью на этом самом перевале, расстреляв все припасы. Только бы парень себя не терзал виной, что ли. В конце концов, Мише минимум раз в год положены крупные неприятности; скала, обрушившаяся на поезд, не сработала, значит, волки.
Не прошёл уровень, так сказать. Не выполнил, соблюдая несложные правила этой инкарнации, слишком много думал, слишком многого хотел, образ неадекватно сильной личности в голове давно сбил его с толку, и если до сих пор удавалось выходить победителем и держать лицо, то разве за счёт близких людей, благодаря поддержке друзей. Благодаря снисхождению к нему судьбы в целом. Но вот он заигрался, как сказали бы мудрые, здравомыслящие.
А неплохо он, оказывается, стреляет. Если не считать наивного «отпугивающего» выстрела, ни одного зряшного патрона не было. И руки не трясутся. И нет этого, чтобы в голове всё перебалтывалось от паники и ощущения конца. Ошибку в осуществлении за собой признаёт только одну: неосторожно привлёк внимание стаи, вынужден был окопаться под скалой и методично, по мере атак, уничтожать хищников, которых оказалось слишком много слишком упорных.
Вдруг они разбегаются. Вдруг растворяются на пятнистом склоне, как колотый сахар в горячем молоке. Звук мотора. Миша тут же поднимается на ноги. Подходит к обрыву. Внизу видит машину: видимо, с прошлого года что-то изменилось на местности и проезд как-то возможен.
- Оружие на землю! – злобно орут на него. Два человека в форме выходят навстречу, поднявшись по крутому подобию тропы. Один радостно комментирует:
- Ну ты дикий перец, оказывается, Мишаня. Не, ну скажи? я скажу, попал!
Миша не слышит его.
Миша остро сожалеет, что командир роты был вынужден лично заняться его розыском. В этом краю многим достаётся работа не по должности. Но в основном о том, что не вовремя появились люди: удобнее для кучи народу было бы, чтобы позже. Когда "волки" (правильно они называются авулгами), насытились бы. Сегодня позор равен всему худшему, не сравнить с тем, что два года назад в заброшенной комнате Ерминии на привязи. Сегодня конец всему. Соню не спасти, так что всё равно. Миша укладывает винтовку и делает шаг в сторону.
- Это что за не наше оружие? - тут же замечает майор, поднимая, - Откуда взял?
- Украл у знакомого. И... - Миша смотрит на время, убеждается, что увольнение вышло, - ...часы тоже.
- По двум статьям попал! – то ли радуется, то ли восхищается старшина, - Или по десяти? Тут ведь по твою душу, чтоб ты знал, ажно из Петербурха... вроде... какие-то следаки приехали.
- Молчать!
- Есть молчать!
- А ты… ***, ***, ***, - спокойно и устало переключается командир на Мишу, - В кого стрелять собрался?
Миша показывает, в кого: туши идеально мимикрируют на земле даже в нескольких метрах от них. Фантастично.
- Поохотился... Наручников нет, понадобится, свяжу ремнём. Сам пойдёшь?
Миша только кивает. Ему плевать теперь на устав. Он плетётся к машине.
- А ты, - майор оборачивается к старшине, который хочет поиграть в конвоира, - Собери этих собак в багажник.
Этой ночью Мише приснятся гигантские скелеты. Они встанут из-под земли и зашагают вдоль обрыва.
конец главы 18
глава 19
Побег
читать дальшеНе так много оставалось до условленного места, где будет ждать гражданская одежда, карта, еда, немного денег. Путь через населённые районы и города потребует особенного бдения и должен быть, как предполагалось, труднее. Часы на руке – ещё один подарок друга – самый важный, ключевой предмет. Смотреть на них придётся постоянно, а некоторые пункты плана потребуют особой точности: успеть, не появившись раньше, чем надо. Расписания десятков где-то существующих автобусов и электричек в голове (думал, что вывихнет мозг, запоминая их), телефон оставил. Но "снежные волки" Северных Адленеев смеялись над представлением, что их можно отогнать выстрелом в воздух. Вопреки рассказам местных.
Виданное ли дело - человек в их землях. Знатная добыча, реванш за бесконечное притеснение их рода твоим родом. Спину прикрывает отвесная скала, но осада, по мнению стаи, даст плоды, непременно.
Если застрелить вожака, отстанет ли стая или же их ещё больше это разозлит? И как вычислить-то этого вожака? Одна туша уже покоилась невдалеке: успел засечь прыжок. Он был действительно снежный, снежный по-апрельски: через зону «соли с перцем» по спине белый бок сообщался с почти чёрным. Половина стаи с правым чёрным, половина – с левым. Так они обходили, скрадывая жертву, снежные зоны с двух сторон, незаметные до последнего момента. Местные называли их снежными, горными, малыми, сорными волками, волчцами, волчками. В краеведческом музее Миша узнал, что эти животные вовсе не принадлежат к псовым и что они - последний вид своего вымершего семейства.
Гибель соплеменника не смутила их.
Весна, к счастью, уже заняла предгорья, языки мокрого снега легко пересечь и миновать, большую часть времени находясь вне вероятности попасть под оползень.
Он отставал от графика на полчаса, ещё был шанс нагнать. Увольнение пока не кончилось, и если не было свидетелей отбытия в сторону гор, а их не должно быть, то его не ищут.
Хотя даже в случае фантастической удачи он пропал. Но пока винтовка удобно выставлена на камне, и пока белый день.
Придётся. Отстреливать. Человек, зашедший туда, куда не звали, нарушал право тех, кто быть здесь вправе, а на человеческие территории давно не посягал и, следовательно, не являлся человеку врагом. Миша не должен был оказаться здесь как с точки зрения горных зверей, так и по законам людей. Собираясь совершить то, что делается в героических фильмах и на страницах книг. В жизни нельзя. Вот так, хотя бы зверями, реальность просто обязана была его остановить.
Выстрел. Ещё один визжит – хорошо бы он быстро умер. (Терпи, убийца! Ошибку совершаешь ты, а редкому зверю – погибать?) Они и не должны были проявить деликатность и пропустить пешехода по своей территории с миром. Не обязаны предвидеть, что прежде чем станет добычей, человек перебьёт их многих. А я продолжу стрелять, потому что страшно. Не думал, что рискую жизнью настолько.
В тепле, у монитора со спутниковыми снимками, путь представлялся проще. Служебных собак в Агдинской части нет, автотранспорт в гористо-ущелистой местности особо не задействуешь, единственный вертолёт на профилактике (с тех пор, как в феврале на нём вывозили на полевые учения). Вообще, сложилось несколько как бы удачных обстоятельств, именно сегодня, когда утром ещё не знал, что решится. Сыграло и то, что в последующие дни возможность исчезнет окончательно. Или, что самое страшное, неким плохим исходом в побеге отпадёт необходимость.
Ещё полтора часа – и он автоматически преступник. Если всё-таки сумеет преодолеть около тысячи километров до цели, станет преступником с отягчающими обстоятельствами. С этим косой крест на высшем образовании, ограничение в трудоустройстве, горе и позор родителей. А что друзья? Кем будет для них? Одним словом, в большом, судьбоносном смысле он остаётся ни с чем.
Всё поставил на ничтожный шанс. Дурак? Признался себе - беги обратно. Товарищ, что помогает сейчас тебе упражняться в безумстве, наверное, всё-таки не посетует на то, что приключение века не состоялось. Беги, успеешь, дорога, уже пройденная, как на ладони, не споткнёшься, и от "волков" отстреляешься, так как сил ещё много и замёрзнуть не успел. И не будет нового отчаяния родителей, чей сын без конца аннулирует их чаяния с той же лёгкостью, что и собственные скромные достижения. Вернись, ведь непонятно, что именно сможешь сделать ты, даже добравшись, куда хотел. Совсем непонятно, что же там произошло. До сих пор непонятно, а значит, всё затеянное тобой – одна истерика.
Он, собственно, шёл зная, чем грозит каждая часть пути в лесошишенский край и чем всё кончится при любом развитии событий.
Информационная разведка странным образом провалилась. Со дня, как Миша догадался, что Соня в беде, он посвятил всё возможное время выяснению, в какой именно. Во-первых, для этого он направил к ней десант. Из верных друзей: зря что ли толпа людей держится друг друга и подразумевает друг друга даже на расстоянии? Пусть люди посмотрят, что там у Сони. Родителей, однако, Миша не осведомил. Родители не должны беспокоиться до последнего. Их помощь пусть будет запасным средством.
Сразу же стало происходить непонятное. Миша поднял много людей – хоть у кого-то да найдётся свободное время сгонять в Шишенск. Но не доехал ни один. Ему назвали кучу причин, по которым с полпути пришлось вернуться обратно в Петербурх. Срочные обстоятельства, понятные, но у всех без исключения. Другим было неловко, но они всё-таки признались, что интуиция просто не пустила их в этот город. Что-то вроде необъяснимой тревоги или отвращения к поездке. Несколько человек, соболезнуя Мише, не убоялись раскрыть ему горькую правду: вероятно, случилось то, что грозит солдатам, оставивших любимых ждать их. «Ты походу не подошёл этой Соньке: она, помнится, была такая принцесска. И да, прости, слишком мелкая, а что умного от таких мелких ждать? Побаловалась; все они такие, крепись, Мишка». Он не стал тратить время на споры. Он верил своим измышлениям. Ходили слухи, что в Лесошишенске творится что-то нехорошее. Если кто-то звонил туда по собственной надобности, точно так же, как и Миша, мог девятнадцать из двадцати раз не дозвониться и попасть девятнадцать раз в уникальные «не те» места. Глобальные неполадки мобильных и стационарных сетей? Кто-то привёл мнение третьего лица, что в этом, как известно, вполне аномальном городе началась нешуточная "магическая аберрация" – бред как бред, если бы не факты, которые Миша узнавал от своих знакомых. Какие-то бесконечные бытовые аварии, преступления, не попавшие, однако, в ленту региональных новостей. Миша звонил каждую свободную минуту, так что деньги сыпались как в пропасть. Отсчитывал дни после того, в который Соня, едва сдерживая плач, пыталась прогнать его из своей жизни, и каждый день был труднее предыдущего. А это надо было скрывать от всех.
Вскоре Миша окончательно сформулировал себе то, для чего пытается вести себя как обычно, для чего затаился.
Как далеко не все, он признал право родины на его участие. Это была великая, несинхронная сама с собой, полная загадок и возможностей, несовершенная и такая прекрасная страна, что он считал хорошим делом усилить её на одну наноединицу, на пару своих рук. Так он сумел пережечь досаду на то, что некая социальная машинерия в принципе претендует на год его неповторимой жизни. А не имея досады, нашёл силы и способы вопреки унылому чаще всего и предсказуемо жёсткому распорядку набираться новых навыков и знаний. Поверил, что терпение не ведёт к разочарованию. Пока не встал вопрос: есть абсолютный долг защищать Розию, которая пока в порядке, но нет никакого права одновременно защитить Соню, которой реально нужна помощь. Именно, Сони нет и не будет в списке уважительных причин, по которым, с натяжкой, возможно самовольное оставление армейской части, закон категорически на стороне Розии, а не Сони. Простые правила жизни не предполагают необходимости выбора, либо рекомендуют вычислять выбор по сумме очевидных выгод и рисков. Простые правила не сработали и не могли бы. Простые правила – всегда для чьего-то удобства, не для истины.
____________________________
Изолированный приграничный город-поселение Агдь не был сильно весёлым местом. По правилам солдат-срочников следовало каждую или почти каждую неделю отпускать в увольнение на оговоренное время, как правило, это восемь часов. Каждый сам должен на это время найти развлечение по душе в рамках дозволенного. Миша любил бывать в степи у предгорий на окраине города, если в такой день никто не приезжал к нему. Отпустить все заботы, отдохнуть от непрерывного общения. Смотреть в никуда, сидя на странных скамейках в пустынном месте или в сухой жёсткой траве, что закрывала с головой. На горы, на свободу. Вскоре он знал наизусть все тропинки и особенности рельефа, так как не забывал прихватывать бинокль. Иногда везло наблюдать за дикими животными.
Город был изучен вдоль и поперёк весьма быстро. Следующим этапом были люди.
Довольно скоро он обрёл новых знакомых – это само как-то получалось. Девочка Аэлла, что полировала ископаемый перламутр и делала украшения, звукорежиссёр студии в социальном центре, где записывались аудиокниги, старуха с полтергейстом (не сильно приятная знакомая, но интересная), многие другие, которые соглашались побеседовать прямо на улице, удовлетворяя Мишину любознательность. Сотрудники краеведческого музея. Приезжие археологи. Кто-то приглашал в гости на чай (зимой особенно по степи не погуляешь). А с памятного пожара к кругу общения прибавился ещё один, кого Миша в перспективе мог бы назвать другом, если бы не скрытность человека-с-тайной.
Бармена, работающего в клубе «Панорам Ка-Эм-Супер», с которым столкнуло в беде и который проявил себя достойно, звали Айзек. Ещё одно странное имя, которые Миша, рождённый в семье двух людей со странными именами, мысленно коллекционировал с детства. Вернувшись после Нового года в Агдь (с новым происшествием, на этот раз в поезде, на который обрушилась скала), он в ближайший свободный день отправился навестить бармена: тот тоже отделался легко. Парень обрадовался визиту. Оказалось, что в Агде он чужак без родни, а общения раз и обчёлся. К счастью, Айзек не остался без работы. В клубе он, как выяснилось, исполнял все, какие только есть малоквалифицированные обязанности: грузчика, уборщика, ремонтника. Нынче, когда его основное место, то есть бар, сгорело, стал строителем на восстановлении. Но Айзек не жаловался. И на оплату тоже. Он жил по поддельным документам. Владелец клуба выдавал его за родственника, прикрывая нелегальное существование. Айзек, может быть, тоже в чём-то прикрывал владельца, предположил Миша.
Айзек был иностранец. Спокойный и доброжелательный, он не походил на беглого преступника. Он сказал, что путешествует по Розии, а в Агде застрял, чтобы заработать немного денег прежде чем продолжить. В городе, где контролируется въезд и выезд, нельзя «застрять» случайно, нельзя рассчитывать и на достойное пополнение денежных запасов. Миша поинтересовался, откуда Айзек родом. «Юй-Сэй», охотно ответил тот, очевидно называя первое пришедшее в голову слово, так как такого государства или региона не существовало на Земле. Давая таким образом понять Мише, что не стоит у него выпытывать цель и способ перемещения по Розии, то есть о прошлом нежелательно выспрашивать. Его акцент идентифицировать не удавалось, но Миша и не считал, что знает всё на свете.
Миша понял ещё, что снова выступает в роли преподавателя розийского, но не имел ничего против. Не только потому, что у работодателя Айзека, у одного из немногих здесь, был интернет, нестабильный и медленный, которым можно было попользоваться немного в гостях на большом экране. Человек попался любопытный. Он делал вид, что не опасается того, что тот же Миша выдаст его правоохранителям. Создалось впечатление, что он невысокого мнения о стране пребывания. Что ожидал здесь, и ожидания более-менее оправдались, встретить диковатых жителей, вольно обращающихся с прописанными законами, больше всего уважающих всяческий натуральный обмен услугами и ресурсами, а также принцип «око за око». Что было слышать странно: репутация Розии в мире предполагала иное. Но Миша не поспешил, отстаивая светлый образ государства, ввязываться в политические дискуссии и разбор нравов: важнее было держать уши открытыми, так как жизнь расщедрилась на загадку. Дурацкие представления Айзека Мишу не задевали. Он видел человека почти наивного, не циничного, не корыстного. Скорее, такому хочется помогать, подсказывать. И может быть, даже искать с ним брата, или того, кто бы мог посодействовать поискам. Однажды Айзек признался всё-таки: разыскивает старшего брата, который уехал в Розию много лет назад и исчез. Вопрос, почему не делает это по официальным каналам, тоже добавил туману. Айзек снова просил дозволения не вдаваться в подробности.
Чем отчётливее становилось понятным, что к Соне нет никакого доступа и чем больше крепла уверенность, что она ввязалась в опасную историю, тем чаще припоминалось Мише то, что о своём пути в Агдь поведал Айзек. Это была условно открытая для нового приятеля информация, разговор возник, когда они разглядывали спутниковые карты окрестностей. Полтора года назад Айзек заблудился в горах в начале зимы. Он был уверен, что этими же тропами (и где только тропы увидел?) шёл его брат, и ещё почему-то рассчитывал, что вот-вот выйдет к крупному городу, расположенному по берегам длинного узкого морского залива, стоит лишь поднажать ещё немного. Выстоять в пургу. Миша подумывал, не является ли пургой весь рассказ, потому что самый тупой школьник не нашёл бы в этом регионе не то чтобы этакого залива - даже крупного озера. И любой сказал бы, что нормальный человек зимой в дикие горы не пойдёт, физически туда не попадёт, если только там не его дом родной. Но Айзек с горящими глазами, без сомнения переживая приключение снова, от всего сердца повествовал, как молил Создателя вывести его к людям и помочь не свалиться в снежной мгле в пропасть. Как уговаривал отдельно каждую руку, ногу не подвести, не замерзать, плечи под рюкзаком не затекать, как старался не заснуть. И шли за ним некрупные горные волки, ожидая, пока свалится. Но он снова молил дать ему шанс найти брата. Или узнать, где тот обрёл покой. Так спустился сначала к холмам, потом в долину. В сумраке увидел строения. Город стоял безлюдным, оцепеневшим. Почему-то Айзека поразило, что нет ни одной наружной рекламы, а дома стоят как по линейке, все серые. Так понял, что пришёл в город мертвецов и что сам вскоре станет его частью навеки. Он просто не знал, что не было ещё и шести утра, когда начинают подавать электричество в жилые дома и что большие сугробы тут вырастают каждую ночь, а расчищать их будет скорее всего не техника, а люди перед работой.
Он очнулся от запаха суррогатного кофе, лёжа в панцирной кровати с облупленной эмалью, а над ним стояли женщина, мужчина и двое детей...
В прошлый раз Миша сказал этому человеку, что знает толк в тайнах, что вероятно, должен бежать. Он сказал, что Соня осталась жить без родителей из-за него. И что теперь ни происходит с ней – только из-за него. Он имел дерзость взять её судьбу в свои руки. «Она самый важный для тебя человек?» - «Да.» - «Когда ты решишься, сразу же свяжись со мной. Я дам всё, что нужно. Одежду, деньги, винтовку.»
Они разработали план, как бы просто из азарта, «на всякий случай». Это давало Мише иллюзию полезного действия, не позволяло мозгу завязнуть в тревоге. Странный человек Айзек. Он будто начитался приключенческих книжек. Он, в отличие от Миши, не сомневался, что – нужно. Ну правильно, ведь для него Розийская армия и ответственность, связанная со службой, пустые слова. Он до сих пор считает, что оказался в некоей тоталитарной империи, где жителям не зазорно ловчить и взламывать «систему», а уж ради дружбы и любви это и вовсе святое. Одним словом, если смотреть со стороны, будто бы ему всё предприятие нужнее, чем Мише, настолько загорелся.
А позавчера сложились два известия из внешнего мира. Миша долго вчитывался в первое: вдруг проявилось усталое отупение. Он даже не был уверен, что смс не пришло по ошибке. С не определяемого номера кто-то уверял какую-то Сонешку, что ей придётся посмотреть на то, чего стоит какой-то Миха. Речь шла об измене, которая подтверждалась документально - к сообщению прилагалось фото такой изобразительной силы и такого эффекта неожиданности, что Мишу потянуло избавиться от недавнего завтрака. Но это была недопустимая реакция, он удержался. Собственно, на фото он нашёл себя самого. Маленький экран телефона маскировал более-менее небрежный монтаж. Так до Миши дошло, что «Сонешка» - это же его Соня, и искажение её имени заполнило глухой злобой. Человека, что неизменно звал его «Михой», вспомнить не составило труда. Вроде бы всё встало на места, если не считать факта, что письмецо с фотографией непонятно запоздало на два дня - было датировано двадцать первым апреля. Следующее мыслительное усилие позволило сделать вывод, что и Соня тоже получила, симметричного содержания. Но когда? Сейчас или днями раньше? Это самостоятельная проблема или же её давно закидывают и третируют такими посланиями? И только ли посланиями, так как определить их ложность элементарно по тому, что гад не в курсе обмена телефонами? То есть Соня могла ли из-за него сделать то, что сделала? Вместо того, чтобы предупредить о психической атаке, попросить помощи, совета? Но она не дура и не трусиха. Понимала, что говорит и чего добиться хочет. Миша может гадать и подбирать факты так, чтобы идеально сложилась картина, но времени развлекаться этим у него нет.
Он не поверил себе, когда в тот же день вдруг дозвонился, привычно нажимая быстрые наборы по очереди, до тёти Вари. Так Пуганая Ворона отошёл пока на задний план. Теперь Миша знал о преследовании мотоциклиста по стройке, о связанной Эгле без сознания, о Соне, мечущейся по автостанции без верхней одежды в мороз. О том, где, предположительно, она с Мартыном выбежала из автобуса, чтобы исчезнуть без следа. Их нет уже больше суток.
Тётя Варя и хотела бы скрывать всё это как можно дольше, но не вышло.
Миша решительно затирал все звонки и сообщения последнего времени. Никто здесь по горячим следам не должен будет узнать причину побега, который состоится… должен состояться в зависимости от того, когда получит увольнение. Его день рождения, когда отпустят точно, ровно через неделю, значит, можно попытаться за эту выпросить в ближайшие два дня.
_________________________________________
Вот так негаданно проводил время: с винтовкой, теперь перемещённой с камня в упор на колено. Изменил ставшее невыносимым положение тела, а умный волк за считанные секунды воспользовался этим, чтобы оказаться рядом. Выстрел в последний момент.
Местность в горах, где прошёл Айзек, на самом деле считалась непроходимым и поэтому специально не охранялась. Этот путь вёл в сторону от железной дороги и того, что условно в летний период сходило за автотрассы. Пограничникам достаточно было порой наблюдать за долиной у этого условного перевала, чтобы засечь любого, кто появился бы в ней со стороны гор или попытался бы в горах скрыться. Быть в самой долине не возбранялось, она примыкала к городу и годилась для пикников горожан, хоть большей популярностью пользовались летом гонки на автомобилях и мотоциклах. Машина у Айзека в распоряжении время от времени имелась. Хозяин клуба доверял ему закупку продуктов на рынках за сотню и более километров от города, по деревням, где было как своё производство, так и привоз, налаженный лучше, чем в Агде. Вместе с бензином выходило дешевле и быстрее, чем дожидаться заказа на месте. Не было и речи, чтобы взять с собой кого-либо без пропуска через КПП. Проезд через него Айзека, по пропуску в фиксированное время – это второй, параллельный с Мишиным, этап беззакония. А первый состоялся чуть раньше. Он потребовал выдержки, артистизма, чёткости исполнения и везения не застрять колёсами где-то в грязи, когда делался круг по долине с остановкой по нужде в особом месте, где тайный пассажир покинул машину, ориентированную так, чтобы прикрыть отползание с оружием в руках. И в считанные секунды скрылся за скальными обломками. После чего машина покинула место преступления, сделала ещё несколько кругов, будто бы водитель решил покататься в своё удовольствие. Он возвратился в город, а спустя некоторое время выехал из него официально. Если план удастся, эта машина в пустынном месте дождётся беглеца, который пешком пройдёт там, где вплоть до середины лета ходить затруднительно, но мужчине с подготовкой, в принципе, реально. Пошли на риск: кроме винтовки, призванной отпугнуть зверей , патронов к ней (наивно считалось, что большинство не пригодятся!), бинокля и пары батончиков в кармане, Миша не взял с собой ничего, чтобы не отягощать переход.
Миша не сомневался: Айзек ждёт в условленном месте с необходимыми вещами, чтобы отвезти его к определённой автобусной остановке (следя, чтобы собственное отсутствие не слишком затянулось), чтобы после расстаться. Ждёт и не обманет, несмотря на то, что сам рискует многим, и ждёт далеко не затем, чтобы только получить обратно свою винтовку (без оружия мало кто здесь отправлялся в путь среди гор, даже и на машине). Зря там Айзек ждёт. Жаль, что нельзя ему сообщить, чтобы не ждал. Тоже ведь, мало радости торчать в знакомом только по карте месте, без конца смотреть на часы. Ещё не скоро смирится, что надо оттуда уезжать, не скоро вернётся в город, глодаемый сомнениями, что поступает правильно. Не скоро узнает, что Миша не в часть вернулся, а попал на зуб зверью на этом самом перевале, расстреляв все припасы. Только бы парень себя не терзал виной, что ли. В конце концов, Мише минимум раз в год положены крупные неприятности; скала, обрушившаяся на поезд, не сработала, значит, волки.
Не прошёл уровень, так сказать. Не выполнил, соблюдая несложные правила этой инкарнации, слишком много думал, слишком многого хотел, образ неадекватно сильной личности в голове давно сбил его с толку, и если до сих пор удавалось выходить победителем и держать лицо, то разве за счёт близких людей, благодаря поддержке друзей. Благодаря снисхождению к нему судьбы в целом. Но вот он заигрался, как сказали бы мудрые, здравомыслящие.
А неплохо он, оказывается, стреляет. Если не считать наивного «отпугивающего» выстрела, ни одного зряшного патрона не было. И руки не трясутся. И нет этого, чтобы в голове всё перебалтывалось от паники и ощущения конца. Ошибку в осуществлении за собой признаёт только одну: неосторожно привлёк внимание стаи, вынужден был окопаться под скалой и методично, по мере атак, уничтожать хищников, которых оказалось слишком много слишком упорных.
Вдруг они разбегаются. Вдруг растворяются на пятнистом склоне, как колотый сахар в горячем молоке. Звук мотора. Миша тут же поднимается на ноги. Подходит к обрыву. Внизу видит машину: видимо, с прошлого года что-то изменилось на местности и проезд как-то возможен.
- Оружие на землю! – злобно орут на него. Два человека в форме выходят навстречу, поднявшись по крутому подобию тропы. Один радостно комментирует:
- Ну ты дикий перец, оказывается, Мишаня. Не, ну скажи? я скажу, попал!
Миша не слышит его.
Миша остро сожалеет, что командир роты был вынужден лично заняться его розыском. В этом краю многим достаётся работа не по должности. Но в основном о том, что не вовремя появились люди: удобнее для кучи народу было бы, чтобы позже. Когда "волки" (правильно они называются авулгами), насытились бы. Сегодня позор равен всему худшему, не сравнить с тем, что два года назад в заброшенной комнате Ерминии на привязи. Сегодня конец всему. Соню не спасти, так что всё равно. Миша укладывает винтовку и делает шаг в сторону.
- Это что за не наше оружие? - тут же замечает майор, поднимая, - Откуда взял?
- Украл у знакомого. И... - Миша смотрит на время, убеждается, что увольнение вышло, - ...часы тоже.
- По двум статьям попал! – то ли радуется, то ли восхищается старшина, - Или по десяти? Тут ведь по твою душу, чтоб ты знал, ажно из Петербурха... вроде... какие-то следаки приехали.
- Молчать!
- Есть молчать!
- А ты… ***, ***, ***, - спокойно и устало переключается командир на Мишу, - В кого стрелять собрался?
Миша показывает, в кого: туши идеально мимикрируют на земле даже в нескольких метрах от них. Фантастично.
- Поохотился... Наручников нет, понадобится, свяжу ремнём. Сам пойдёшь?
Миша только кивает. Ему плевать теперь на устав. Он плетётся к машине.
- А ты, - майор оборачивается к старшине, который хочет поиграть в конвоира, - Собери этих собак в багажник.
Этой ночью Мише приснятся гигантские скелеты. Они встанут из-под земли и зашагают вдоль обрыва.
конец главы 18
глава 19
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
21.01.2020 в 13:12-
-
21.01.2020 в 17:24В прошлый раз я этот момент упустила - что Корнея опознать должны очень быстро, и напрасно "назначила" побег неделей позже.