Глава 21
Большой камень.
читать дальшеСофия была здесь и меня тем самым привела прямиком в сокровищницу. Лучшего места и не пожелать. Ещё одно чистое море – ещё одна капля в море моё. Чем светлее они – тем солонее потом. Ты увидишь.
Самый первый Маг создал нас, сделал нас тем, что мы есть. На заре миров он жил и свою силу открыл, когда встретил Королеву.
Она показалась ему прекраснее жизни. Первый Маг обещал ей всё, чего бы ни захотела. Сказала Королева – принеси мне белое платье, у меня нет белого платья, простое белое платье.
Зарево полуночи укрывало горизонт. Скала с плоской вершиной стояла в волнах близ берега. Скалу эту, берег, узнал бы Мартын, узнала бы Соня. Они были здесь не так давно.
Та, что назвалась Ведьмой, рассчитывала, что этот мир послужит её триумфу.
Маг обошёл весь свет, загнав тысячу лошадей, вырубив тысячу лесов на постройку кораблей, истребив тысячу племён, что не захотели открыть ему тайны своей земли, но достойного Королевы платья так и не отыскал.
Поток информации переходил от силы к силе, от старухи к Стасу без потери времени, без потери подробностей - история магов, её миллионы лет.
Бабушка открывала. Стас должен был принять или захлебнуться.
... покорённый её скромностью, он дал клятву, что всё равно раздобудет самое прекрасное белое платье. "Исполни же её", усмехнулась она, презирая сложенные у её ног сокровища, щедрые дары первого Мага. "Где моё скромное белое платье? Ты говоришь, что любишь меня. Любишь меня?"
И он понял, почему не нашёл платья. Такого ещё не существовало, достойного красоты Королевы, её превосходства над всеми живущими и, возможно, умершими.
Это Маг должен был создать то платье.
Но ни одна ткань, ни один драгоценный камень не соответствовали изжигающей сердце мощи его любви. Ничто сущее не могло приблизиться к полагаемой белизне и простоте.
Он согнал искуснейших прях, велел им вытягивать из собственных жил нити тоньше волоса;
он принудил рудокопов выбрать до капли алмазные жилы всех доступных миров, а выбрав единственный совершенный камень, чтобы украсить платье, сжёг все прочие - вместе со смертными, добывавшими их;
он заставил знаменитейших ткачих соревноваться между собой; лучшая из лучших изготовила белейшую ткань, стоя на раскалённом железе.
Кровью пленных королевен, которые платье шили, Маг омыл самый совершенный бриллиант, огранённый простым талантливым ювелиром – собственным сыном.
Перед престолом Королевы, белой и холодной, он вырвал у сына сердце.
- Неплохо, - сказала она, - но оно всё ещё менее белое, чем моя кожа, - Дай мне то, чего я хочу.
Но сколько бы он ни приносил жертв, сколько бы ни добывал немыслимых сокровищ, Королева больше не отвечала Магу.
Изнемогая от растущей в нём пустоты, превращающей душу в свистящий ветер, со скоростью выше световой Маг разлетелся на осколки, которые неравномерно рассеялись по вселенной.
Все сущие маги произошли из осколков души того, первого, произросли на разных почвах, перерождаются в различных формах.
Эти все – одно и то же. Это мы Ты понял, что я сказала?
У нас есть цель: отстоять своё.
Не повторить ошибки.
Больше не кормить Королеву. Перестать ей подчиняться. Победить её. Заставить служить себе. Приговорить её.
А Королева – она где-то рядом, была и будет всегда. Она стережёт осколки, потому что надеется собрать их все, высосать досуха и стать ещё больше, ещё сильнее, чтобы однажды забрать себе все миры и, извратив всю их материю, преобразовать в какой-то свой, неведомых свойств.
Стало быть, тот, кто отрекается от себя – он способствует уничтожению магической силы.
А что люди?
Они зовут её Энтропией и другими красивыми именами, и часто мнят, что смогут победить и познать её.
Но люди – только трава под ногами магов, вторичный эффект разумной первоначальной Силы и питательная среда для одной из форм нашего существования. Они же - источник слабости того, кто совершит ошибку отождествления. Так что люди – а теперь ты слышишь меня! – не могут быть объектами любви мага. Они соотносятся с нами, как с ними – животные.
Смотри, смотри, смотри, что было в тысячелетиях –
Безмолвный голос, убеждение-крик, совсем не похожие на прежние насмешливые угрозы. Бабушка перелистывала страницы за страницей того, что стояло за плечом, за рождением Стаса.
Открывала ему то, за чем позвала, заманила в этот край.
То, что не захотела сказать раньше.
Внутри него мелькали сурово-длинные ленты бытия и содеяний магических существ. Среди войн, интриг, величайших открытий гордые, считающие себя властителями глубин и высот, они, если и попадали в луч страсти, то в луч кого-то равного или превосходящего, а если при этом в луч страстного или холодного, если ненавидящего или ищущего, если возжелавшего (всегда невозможного или абсолютного) – то всегда до конца, истинно и сильно, вплоть до разрушения галактик. Прекрасные. До разрывной боли, до изнанки строения взыскующего, до его смерти,
Так узнаваемо, жутко узнаваемо.
И никогда, никогда среди них, сильных и достойных силы, не встречались смертные. Не было среди избранниц магов дочери инженера, дочери хирурга.
- Любовь мага – это обратное эхо. Ведь она не имеет отношения к вульгарному выживанию вида и рода, не имеет цели оставить потомство. Она не стирается со временем, как это происходит в слабых телах-скафандрах под влиянием биологических процессов. Она раскачивается. За счёт твоей силы.
Вокруг них бушевали моря множества разных миров. Гранитная скала вёрткой лодочкой перескакивала с волны на волну волн больших, волнующихся волнистыми дорогами, укачивала, грозясь перевернуться, а кругом в мгновение ока дни сменялись ночами и едва успевали достигнуть глаза огни на берегах, и тени обитателей, не соприкасаясь, пробегали сквозь локальный мир на камне, где происходило не ведомое никому из них, не видимое самым совершенным зрением противостояние, и снова раз за разом возвращалась скала в мир, где стояла изначально среди прочих ледниковых гранитных накатов – в чистый мир, где не страдало до сих пор ни одно разумное существо. Кристалл среди миров! Стас если бы имел возможность перевести дух, мог бы рассмотреть этот мир вглубь во всех направлениях, но сумел только немногое: вот двое идут по песку – первые люди в этом мире, София и Михаил, три цикла планеты назад.
А прочее увидеть мешает Старуха.
- Ты должен был пройти испытание: несколько лет перед вечностью твоей жизни считать себя просто человеком. Ну а мне – наблюдать и сдерживать, чтобы не было слишком просто. Держать тебя в затмении сколько возможно. Теперь знаешь, кто ты.
Знает ли? В него влито расплавом столько сведений, насквозь продирающих и без того не состоявшуюся картину мира, его мозг против желания задержал их надёжно и послушно укрупняет интересующие Старуху фрагменты, однако он не знает, кто он. Он не чувствует смысла показанного. Не прозрел, и всё, что с ним происходило, не согласно с услышанным.
- Ты прошёл половину испытания: нашёл свою сущность. И провалил вторую половину. Зацепился за человеческое.
- Я даже не знаю, как тебя зовут. Только одно: не тебе испытывать меня. А того, кто может испытывать... вообще нет.
Не зря он всегда избегал сообщать что-то Старухе словами… Произнося что угодно, обнаруживаешь готовую принять тебя бездну. Она хватает тебя за любое сказанное слово.
- Узнаешь! Когда исправишь ошибку. Половину за тебя сделала я, половина травы выполота. А вот эта – я пока оставила её на грани, обещая отправить до конца. Толкни слегка – и не станет.
Кружа по камню, отчаянно старался всё время быть между ней и лежащей на камне девушкой. Но Ведьма без конца переносилась в пространстве с расчётом встать близко, дразня тем, что Стасу далось с трудом, а ей не стоило ничего – произвольной телепортацией. Казалось, это было уже, и так недавно по его внутреннему времени; казалось, откроет Эгле глаза – всё кончено, по закону Долины Терпящих Бедствие. Он кружит, пытаясь защитить, как и там, и нет времени, возможности вглядеться. И, как и там – у Эгле короткие волосы.
Короткие и у Сони теперь. Долина – знает.
Только всё наизнанку здесь. Их закрытые глаза – катастрофа. И неизвестно, что же защищает он теперь – душу Эгле? Или далеко она слишком, и давно уж Бабушка получила через жертвоприношение всё, что хотела. Он не умеет видеть!
- Никогда.
- Не нервничай. То, что ты видишь – только тело, скафандр подёнки. Ей и так уже не выкарабкаться. Просто сделай необходимый шаг. Жертвоприношение – не символическое задабривание духов, как до сих пор пишут в своих учебниках люди. Твой личный пропуск, врата в свободу. Ну а мне в награду – только спокойствие за то, что всё идёт как заповедано.
- Они сопротивлялись тебе. Они – не трава. И ты боишься.
– То, что успело утечь к Королеве, уже не вернуть. Твоя сила, твоё достоинство. Можно только пресечь этот поток. Прекратить страдание...
– Мне не нужно того, о чём ты говоришь. Мне безразличны твои планы и решения. Мне отвратительно сотрудничество с тобой. Я не буду тебе верить.
– ...а вот придёт время Итога, когда всё и ничто предстанет окончательным и истинным, и ты спросишь себя: почему отдал суть траве, оставшейся позади, во прахе. С чем останешься? Чем будешь? Кем станешь перед нами? Закрой брешь, скажи мирам, что победил любовь – и станешь увенчан славой. И узнаешь, что слаще на вкус. Убей в себе человека, убей в себе человеческого недоросля. Магам это не нужно.
Убей её.
– Я всё узнал от тебя, что стоило узнать. Больше слов между нами не будет.
И очередной всплеск, должный смести его магическим ветром с камня, вдруг раскрыл его невидимые крылья. Стас не понял, в чём разница: раскрылись руки?
Потекли мгновения, в которые он знал. Взмах за взмахом - Бабушке не подняться. Под ними, на глубине, треснул камень. Надо только дождаться, когда трещина дорастёт до поверхности, тогда много сил не понадобится, чтобы заключить Старуху в скалу.
И она поняла, на что нарвалась. Потому что спешно смотала с шеи своё сокровище и оружие – ожерелье - и швырнула им в Стаса, низвергая его в незнакомое место.
Её оружие, оно же сокровище и смысл, имеющее видимость гематитовых бусин и массивного кулона – его тяжесть была слишком велика, настоящая тяжесть, не согласованная с суммой физических частиц. Оно должно было раздавить любого противника, и раздавив, сделаться ещё тяжелее, ещё опасней для следующих. Оно потянуло вниз, обещая вдавить в камень и протащить сквозь него к центру планеты, попутно затягиваясь на горле. Но в том месте, незнакомом, ожерелье-душитель, ожерелье-тюремщик прильнуло к Стасу ласковой прохладой, доверчиво заструилось по телу, по тому, что служило телом на новом плане.
Кто мог знать, что опасная вещь вместо того, чтобы – раз уж его слово верно и он не отступится – вместо того, чтобы стереть его из мира магов, людей и кого бы то ни было несломленным (как бы ни хотелось другого Бабушке) – примет Стаса за своего? Кто мог предположить, что, возможно, ожерелье, сгусток огромной тёмной энергии, кажется, ждало именно его, полагая Бабушку промежуточным хозяином?
Без сомнения, подозревай такое, Бабушка поостереглась бы швыряться…
Зато там, наверху, теперь-то, она осознала, на что нарвалась. Наверное.
Там, на камне, человеческое тело Стаса вдавливала в камень по инерции тяжесть ожерелья. Но то тело, может, больше и не нужно. С помощью ожерелья и собственной силы он отстроит себе любое тело любых свойств и облика, для любой вязкой или разреженной среды. Ожерелье может всё. Тот, кто владеет им, сможет всё!
Очевидно, Бабушка рачительно приумножала и мало тратила мощь, доставшуюся ей неисповедимыми путями. Проще говоря, держала про запас для чего-то решающего. Но один просчёт – и вселенские весы застыли в перевесе противной стороны.
Он смеялся. Он был счастлив. Он стал силой.
Исчезло то, что давило на него с рождения.
Он сделает невозможное. Он восстановит всё. Что отнято. Чего не было. Свою украденную судьбу.
Он вернёт Эгле! Сначала её, а потом, повернув время вспять, выхватит у смерти из-под носа Соню.
Бросит всё к их ногам!
А Старуху первой…
Но сначала Эгле найти.
- Эгле!
Теперь он может не бояться назвать её громко, теперь никто не посмеет посмеяться над его любовью.
А она была всё время рядом… как странно. Но ошибки нет – тонкий силуэт, зависший в пустоте, где снизу вверх падали хлопья пепельного снега. Он везде поймёт, где она настоящая.
Только так мало её. И почти не видно.
Надо отыскать всё остальное, чтобы жить ей... только опять эти хлопья. Долина? Где же тогда его меч?
Не Долина. Глубже. Дальше. Здесь беззащитен даже маг.
Ничего. Он вынырнет. Поймёт, как, и обязательно вынырнет. Ожерелье придаст сил.
Не бери его.
- Эгле?!
Она говорит с ним? Она – видит его?
Отсюда видно всё. Отсюда понятно всё. Мы вместе учились. Я – выдуманный человек. Ты – маг. Соня – настоящий человек. Ты защищал нас, сколько мог. Но не бери ожерелья, не пользуйся всемогуществом. Посмотри, из чего оно состоит.
- Я... вижу. Там… они почти живые. Там спрессованы чьи-то страдания. Но это энергия. Тех уже нет всё равно. А ты – будешь. Если только захочешь, оно твоё!
Я не хочу возвращаться туда, где будет это ожерелье. Доброго не будет. И ты скоро станешь вроде той, что держала тебя в плену. Не будет свободы никому там, куда ты только взглянешь. Не будет и тебе. Это ловушка.
- Но ты уходишь! А я могу сделать тебя живой. По-настоящему. Какой захочешь. И изменю судьбу. Ты хотела, чтобы твой папа был жив, ты хотела, чтобы мама любила его, тебя и вы были одной семьёй, а сестра была бы тебе родной. Так и будет
И ничего взамен, слышишь, ничего.
Всё, что тебе нужно. Все, кто тебе нужен. И даже – он. Для него – вернёшься?
Но она, оставаясь рядом, больше не отвечала.
Она ли? Не сам себе говорил ли?
Могло ли то, что от Эгле осталось, говорить с ним? Её ли решение он узнал?
Или один на один с собой?
Но что же, только Здесь оказалось возможным самое сокровенное. Эгле узнала о нём. И ничего объяснять не нужно. Отсюда понятно всё. Здесь Эгле знает, чего стоит он. Не нудные неуправляемые сверхспособности, приносящие только неуютную усталость.
Он ловит её сострадание. Её приятие. Потому что Здесь и он точно знает, чего на самом деле ответила бы она. Даже если её Здесь нет.
- Я не воспользуюсь им никогда. Обещаю. Я возвращаюсь.
Он перестал быть силой. Он перестал быть счастливым.
Ему было не до смеха. Отбросил магнетизм ожерелья, которое тотчас перестроилось снова быть его убийцей, потекло по телу, оставляя вмятины, затягиваясь, удушая. Он борется, вернувшись на камень, снимая и раздирая всё нарастающие кольца. И Бабушка. Не верит своей удаче, не верит его глупости. Выжидает. Ожерелье вернётся к ней на порядки мощнее, чем было, но такую добычу нужно подсекать бережно. Бабушка делает пассы, восстанавливая доступ к ожерелью, которое нехотя ослабевает, позволяя человеку начать выпутываться. Да не будет ему повода найти в себе силу в приступе гнева или отчаяния!
Он снова слабый человек. Трудно ползти по граниту в этом человеческом облике - "скафандре". Строго говоря, вне «режима мага» этот организм должен давно истощиться. Умереть биологически или рассыпаться в прах. Но всего лишь каменная усталость и нервная тряска. Ожерелье не успело или не смогло изломать его – но ведь это временно?
Я не сказал, что отпускаю тебя в смерть. Должен быть ещё путь.
Успеть.
Но что успеть?
(Пусть ползёт. Это последнее, что он делает по своей воле. Может быть, сказанное и неверно. Так глуп или совершенен?)
Под большой скалой есть два камня, ещё час назад стоящие на суше, а теперь, в прилив, погружённые в воду. И бьёт из одного необъяснимый родник пресной воды. Бьёт и сейчас, неощутимо разбавляя соль моря мира, где не страдало до этой ночи ни одно разумное существо. Прямо на этот камень соскальзывает ожерелье, отброшенное одним порывом: это снова вдохновение, которое маг не умеет сам просчитать и понять, откуда оно происходит. Время, когда он находит решение и делает всё правильно, снова выпадает из сознания. Ожерелье блокируется родником, над которым были произнесены слова «любовь и благодарность». Источником, над которыми эти слова произносила Соня, крепко удерживается ожерелье.
Оттуда Бабушка не сможет забрать его никогда.
Бабушка спасается бегством. Этот раунд она не выстояла, что делать. Но прежде чем сгинуть с камня в неизвестном направлении, кое-что успевает подправить в округе.
На море воцаряется штиль, хотя тонкие пространства штормит и корёжит.
Стас стоит над телом девушки. Он никогда не видел смерти. Он не знает, смерть ли это.
До чего дошло, вот как.
Он один здесь.
Он так некстати вспоминает школьные коридоры и классы и силовую путаницу астральных паутин, канатов. Как он шёл, не в силах изменить траекторию, как натыкался на людей, немедленно обозлевающихся на него за это. Очевидно, это были примерно единственные телесные контакты, происходившие с ним в жизни. Больницу считать не стоит.
Он никогда не толкал случайно Соню и Эгле. Воля позволяла ему добиться этого.
Тиву умудрился телепортировать в замок, не коснувшись её.
Теперь же должен, но не может осознать, как это, унести Эгле отсюда. Спрятать от Бабушки, которая не сможет оставить их как есть, не пожелает смириться с поражением.
Но унести куда?
Дух в нём переворачивается. Жуть, знакомая и людям и магам, невероятность, что невероятнее даже только что произошедшего на этой скале. Но другого выхода, кроме кощунства, нет. Стас видит отчётливо, издалека, где в округе - на берегу, на море - расположены порталы. Все они закрыты. Бабушка спешно запечатала этот, другой и третий, а тот, что привёл бы прямо к садоводству «Флюгер» близ Лесошишенска, закрылся сам, так как был порталом пульсирующим. Создать собственный он не может. Он сейчас человек.
Ноги дрожат, он боится споткнуться о неровность. Голова кружится, когда смотрит вниз, он боится края скалы. Всё, что сделал, не должен был сделать. Появиться здесь, погрузиться в Здесь, отшвырнуть ожерелье и поднять Эгле на руки. Не должен и довериться практически затухшему каналу, по которому прибыл сюда сам в погоне за Старухой.
Если ошибается, то шаг с края будет именно шагом с края. Последним для него и Эгле.
____________________________________
Он попал не в зал замка, но точность превзошла все допущения – очутился возле каменной лестницы, по которой совсем недавно поднимались Соня и Мартын.
За спиной и впереди - склон. Вокруг негустой ельник. И что-то громадное, белёсое ещё ниже. Стас не умел чувствовать и определять время. Какого дня рассвет по отношению к суткам, которые он покинул, следовательно, знать не мог. И своего местоположения тоже. Задыхаясь, шёл по усыпанному иглами песку, увязая в нём. Солнце утра казалось ему плёнкой из бледно-золотой фольги, рвано растянувшейся в небе.
Лёгкий ветерок, прохлада и птичье пение в общей тишине – и это было неузнаваемо, и это впервые для него. Вдруг осознал невозможный ранее простор.
И свою затерянность в нём.
И странная ноша. Могло ли быть то, что в его руках – Эгле? После того, как она коснулась его состраданием, после этого живого мига около грани – была ли она здесь?
Это нечто допускало сколько угодно долгий взгляд. Непонятное явление – тело человека. Девушка оказалась тяжелее, чем Стас представлял. То ли стала сейчас, то ли люди в принципе плотнее, чем он думал. Она ничему, что ему казалось раньше, в школе, не соответствовала. Она была настоящей. Другое прикосновение к коже. Другая текстура волос. Его мечта, звезда? Нет, это плоть. Страшно держать её на руках. И, как мог аккуратно, положил Эгле на землю.
Теперь он мог рассмотреть её так внимательно, так близко, как никогда. Может быть, требовалось спешить, прятаться. Но лимит телепортаций теперь точно вышел, а бежать, идти, ползти сколь угодно быстро в «обычном» пространстве не имело смысла.
Никто не увидит, как он смотрит. Никто не даст этому оценку. Никто не спросит, зачем и как он смеет. Он даже может произнести вслух. Сказать: Эг-ле. Сказать: я с тобой. Сказать: я люблю тебя; смерти нет. Он может узнать форму её лица через кончики пальцев, то есть прикоснуться, как люди касаются друг друга. Будет радостно и ещё страшнее. Он украл её. Это он силой своих помыслов сделал всё, чтобы остаться с Эгле наедине, с расчётом, чтобы вокруг абсолютно никого не было.
У Эгле текла своим чередом жизнь, не предполагавшая никакого Стаса. А он перенаправил эту жизнь на себя. Разрушил всё.
Только бы не было снова всплеска магии, иначе ему придётся как наяву увидеть то, что представлялось теперь: как это лицо, к которому не смеет прикоснуться несмотря на всю свалившуюся на него свободу, гладил, целовал другой. Если не отведёт глаз, может нахлынуть чужая ретроспектива, как с новогодним праздником в незнакомой квартире, как с падающим на Лесошишенск много лет назад огненным шаром. Если нахлынет, если увидит он фильм про чужую любовь, останется только разлететься на осколки, как первый Маг. Ядовитая очевидность.
Но если Мартына уже убил тот человек, раб Старухи, то…
(Смерть, она относительна, убил или нет – неважно!)
... если бы Эгле… если осмелиться и перенаправить её душу навсегда!
Как? Это возможно, если осмелиться.
Или только поцеловать? Или нет, оставить себе навсегда!
Это вопрос к себе. Снова. Собраться с силами, вернуться за ожерельем. Войти в воду. Бабушка не сможет подойти к тому месту. Два слова, что прошептала Соня, напившись воды – и Бабушке нет хода к источнику. А он сможет, и он оживит Эгле. И Соню… Что будет? Это не так трудно, скорее всего. Это раньше не мог и представить, теперь же мир, смотри, какой большой, смотри, какие возможности вдруг стали, как ни странно, иметь отношение к тебе!
Зачем продолжать чувствовать боль?
Она перед тобой. Коснись, позови по имени… поцелуй её, да, именно, тогда силы на обратную телепортацию к скале появятся, и войти в жуткую водную стихию сумеешь, и не дышать, сколько надо, и взять власть над всеми мирами!
Нет ведь ничего прекрасней, чем вы.
Это верно, что маги любят иначе. Он набрал пригоршни золотистого песка, на котором сидел, сжал, высыпал обратно – серым. Он знал, что находится внизу за деревьями и кто там ждёт. Вновь поднимая девушку на руки, услышал на этот раз лёгкий хруст, тотчас воспроизведший соответствующую боль уже в собственных рёбрах. Следующий его шаг был снова вниз.
…будешь и ты, если хочешь, как вода,
а когда придёт время – как камень.
Exit Project - Fairy Tale
конец главы 21
конец первой части
глава 22
Большой камень.
читать дальшеСофия была здесь и меня тем самым привела прямиком в сокровищницу. Лучшего места и не пожелать. Ещё одно чистое море – ещё одна капля в море моё. Чем светлее они – тем солонее потом. Ты увидишь.
Самый первый Маг создал нас, сделал нас тем, что мы есть. На заре миров он жил и свою силу открыл, когда встретил Королеву.
Она показалась ему прекраснее жизни. Первый Маг обещал ей всё, чего бы ни захотела. Сказала Королева – принеси мне белое платье, у меня нет белого платья, простое белое платье.
Зарево полуночи укрывало горизонт. Скала с плоской вершиной стояла в волнах близ берега. Скалу эту, берег, узнал бы Мартын, узнала бы Соня. Они были здесь не так давно.
Та, что назвалась Ведьмой, рассчитывала, что этот мир послужит её триумфу.
Маг обошёл весь свет, загнав тысячу лошадей, вырубив тысячу лесов на постройку кораблей, истребив тысячу племён, что не захотели открыть ему тайны своей земли, но достойного Королевы платья так и не отыскал.
Поток информации переходил от силы к силе, от старухи к Стасу без потери времени, без потери подробностей - история магов, её миллионы лет.
Бабушка открывала. Стас должен был принять или захлебнуться.
... покорённый её скромностью, он дал клятву, что всё равно раздобудет самое прекрасное белое платье. "Исполни же её", усмехнулась она, презирая сложенные у её ног сокровища, щедрые дары первого Мага. "Где моё скромное белое платье? Ты говоришь, что любишь меня. Любишь меня?"
И он понял, почему не нашёл платья. Такого ещё не существовало, достойного красоты Королевы, её превосходства над всеми живущими и, возможно, умершими.
Это Маг должен был создать то платье.
Но ни одна ткань, ни один драгоценный камень не соответствовали изжигающей сердце мощи его любви. Ничто сущее не могло приблизиться к полагаемой белизне и простоте.
Он согнал искуснейших прях, велел им вытягивать из собственных жил нити тоньше волоса;
он принудил рудокопов выбрать до капли алмазные жилы всех доступных миров, а выбрав единственный совершенный камень, чтобы украсить платье, сжёг все прочие - вместе со смертными, добывавшими их;
он заставил знаменитейших ткачих соревноваться между собой; лучшая из лучших изготовила белейшую ткань, стоя на раскалённом железе.
Кровью пленных королевен, которые платье шили, Маг омыл самый совершенный бриллиант, огранённый простым талантливым ювелиром – собственным сыном.
Перед престолом Королевы, белой и холодной, он вырвал у сына сердце.
- Неплохо, - сказала она, - но оно всё ещё менее белое, чем моя кожа, - Дай мне то, чего я хочу.
Но сколько бы он ни приносил жертв, сколько бы ни добывал немыслимых сокровищ, Королева больше не отвечала Магу.
Изнемогая от растущей в нём пустоты, превращающей душу в свистящий ветер, со скоростью выше световой Маг разлетелся на осколки, которые неравномерно рассеялись по вселенной.
Все сущие маги произошли из осколков души того, первого, произросли на разных почвах, перерождаются в различных формах.
Эти все – одно и то же. Это мы Ты понял, что я сказала?
У нас есть цель: отстоять своё.
Не повторить ошибки.
Больше не кормить Королеву. Перестать ей подчиняться. Победить её. Заставить служить себе. Приговорить её.
А Королева – она где-то рядом, была и будет всегда. Она стережёт осколки, потому что надеется собрать их все, высосать досуха и стать ещё больше, ещё сильнее, чтобы однажды забрать себе все миры и, извратив всю их материю, преобразовать в какой-то свой, неведомых свойств.
Стало быть, тот, кто отрекается от себя – он способствует уничтожению магической силы.
А что люди?
Они зовут её Энтропией и другими красивыми именами, и часто мнят, что смогут победить и познать её.
Но люди – только трава под ногами магов, вторичный эффект разумной первоначальной Силы и питательная среда для одной из форм нашего существования. Они же - источник слабости того, кто совершит ошибку отождествления. Так что люди – а теперь ты слышишь меня! – не могут быть объектами любви мага. Они соотносятся с нами, как с ними – животные.
Смотри, смотри, смотри, что было в тысячелетиях –
Безмолвный голос, убеждение-крик, совсем не похожие на прежние насмешливые угрозы. Бабушка перелистывала страницы за страницей того, что стояло за плечом, за рождением Стаса.
Открывала ему то, за чем позвала, заманила в этот край.
То, что не захотела сказать раньше.
Внутри него мелькали сурово-длинные ленты бытия и содеяний магических существ. Среди войн, интриг, величайших открытий гордые, считающие себя властителями глубин и высот, они, если и попадали в луч страсти, то в луч кого-то равного или превосходящего, а если при этом в луч страстного или холодного, если ненавидящего или ищущего, если возжелавшего (всегда невозможного или абсолютного) – то всегда до конца, истинно и сильно, вплоть до разрушения галактик. Прекрасные. До разрывной боли, до изнанки строения взыскующего, до его смерти,
Так узнаваемо, жутко узнаваемо.
И никогда, никогда среди них, сильных и достойных силы, не встречались смертные. Не было среди избранниц магов дочери инженера, дочери хирурга.
- Любовь мага – это обратное эхо. Ведь она не имеет отношения к вульгарному выживанию вида и рода, не имеет цели оставить потомство. Она не стирается со временем, как это происходит в слабых телах-скафандрах под влиянием биологических процессов. Она раскачивается. За счёт твоей силы.
Вокруг них бушевали моря множества разных миров. Гранитная скала вёрткой лодочкой перескакивала с волны на волну волн больших, волнующихся волнистыми дорогами, укачивала, грозясь перевернуться, а кругом в мгновение ока дни сменялись ночами и едва успевали достигнуть глаза огни на берегах, и тени обитателей, не соприкасаясь, пробегали сквозь локальный мир на камне, где происходило не ведомое никому из них, не видимое самым совершенным зрением противостояние, и снова раз за разом возвращалась скала в мир, где стояла изначально среди прочих ледниковых гранитных накатов – в чистый мир, где не страдало до сих пор ни одно разумное существо. Кристалл среди миров! Стас если бы имел возможность перевести дух, мог бы рассмотреть этот мир вглубь во всех направлениях, но сумел только немногое: вот двое идут по песку – первые люди в этом мире, София и Михаил, три цикла планеты назад.
А прочее увидеть мешает Старуха.
- Ты должен был пройти испытание: несколько лет перед вечностью твоей жизни считать себя просто человеком. Ну а мне – наблюдать и сдерживать, чтобы не было слишком просто. Держать тебя в затмении сколько возможно. Теперь знаешь, кто ты.
Знает ли? В него влито расплавом столько сведений, насквозь продирающих и без того не состоявшуюся картину мира, его мозг против желания задержал их надёжно и послушно укрупняет интересующие Старуху фрагменты, однако он не знает, кто он. Он не чувствует смысла показанного. Не прозрел, и всё, что с ним происходило, не согласно с услышанным.
- Ты прошёл половину испытания: нашёл свою сущность. И провалил вторую половину. Зацепился за человеческое.
- Я даже не знаю, как тебя зовут. Только одно: не тебе испытывать меня. А того, кто может испытывать... вообще нет.
Не зря он всегда избегал сообщать что-то Старухе словами… Произнося что угодно, обнаруживаешь готовую принять тебя бездну. Она хватает тебя за любое сказанное слово.
- Узнаешь! Когда исправишь ошибку. Половину за тебя сделала я, половина травы выполота. А вот эта – я пока оставила её на грани, обещая отправить до конца. Толкни слегка – и не станет.
Кружа по камню, отчаянно старался всё время быть между ней и лежащей на камне девушкой. Но Ведьма без конца переносилась в пространстве с расчётом встать близко, дразня тем, что Стасу далось с трудом, а ей не стоило ничего – произвольной телепортацией. Казалось, это было уже, и так недавно по его внутреннему времени; казалось, откроет Эгле глаза – всё кончено, по закону Долины Терпящих Бедствие. Он кружит, пытаясь защитить, как и там, и нет времени, возможности вглядеться. И, как и там – у Эгле короткие волосы.
Короткие и у Сони теперь. Долина – знает.
Только всё наизнанку здесь. Их закрытые глаза – катастрофа. И неизвестно, что же защищает он теперь – душу Эгле? Или далеко она слишком, и давно уж Бабушка получила через жертвоприношение всё, что хотела. Он не умеет видеть!
- Никогда.
- Не нервничай. То, что ты видишь – только тело, скафандр подёнки. Ей и так уже не выкарабкаться. Просто сделай необходимый шаг. Жертвоприношение – не символическое задабривание духов, как до сих пор пишут в своих учебниках люди. Твой личный пропуск, врата в свободу. Ну а мне в награду – только спокойствие за то, что всё идёт как заповедано.
- Они сопротивлялись тебе. Они – не трава. И ты боишься.
– То, что успело утечь к Королеве, уже не вернуть. Твоя сила, твоё достоинство. Можно только пресечь этот поток. Прекратить страдание...
– Мне не нужно того, о чём ты говоришь. Мне безразличны твои планы и решения. Мне отвратительно сотрудничество с тобой. Я не буду тебе верить.
– ...а вот придёт время Итога, когда всё и ничто предстанет окончательным и истинным, и ты спросишь себя: почему отдал суть траве, оставшейся позади, во прахе. С чем останешься? Чем будешь? Кем станешь перед нами? Закрой брешь, скажи мирам, что победил любовь – и станешь увенчан славой. И узнаешь, что слаще на вкус. Убей в себе человека, убей в себе человеческого недоросля. Магам это не нужно.
Убей её.
– Я всё узнал от тебя, что стоило узнать. Больше слов между нами не будет.
И очередной всплеск, должный смести его магическим ветром с камня, вдруг раскрыл его невидимые крылья. Стас не понял, в чём разница: раскрылись руки?
Потекли мгновения, в которые он знал. Взмах за взмахом - Бабушке не подняться. Под ними, на глубине, треснул камень. Надо только дождаться, когда трещина дорастёт до поверхности, тогда много сил не понадобится, чтобы заключить Старуху в скалу.
И она поняла, на что нарвалась. Потому что спешно смотала с шеи своё сокровище и оружие – ожерелье - и швырнула им в Стаса, низвергая его в незнакомое место.
Её оружие, оно же сокровище и смысл, имеющее видимость гематитовых бусин и массивного кулона – его тяжесть была слишком велика, настоящая тяжесть, не согласованная с суммой физических частиц. Оно должно было раздавить любого противника, и раздавив, сделаться ещё тяжелее, ещё опасней для следующих. Оно потянуло вниз, обещая вдавить в камень и протащить сквозь него к центру планеты, попутно затягиваясь на горле. Но в том месте, незнакомом, ожерелье-душитель, ожерелье-тюремщик прильнуло к Стасу ласковой прохладой, доверчиво заструилось по телу, по тому, что служило телом на новом плане.
Кто мог знать, что опасная вещь вместо того, чтобы – раз уж его слово верно и он не отступится – вместо того, чтобы стереть его из мира магов, людей и кого бы то ни было несломленным (как бы ни хотелось другого Бабушке) – примет Стаса за своего? Кто мог предположить, что, возможно, ожерелье, сгусток огромной тёмной энергии, кажется, ждало именно его, полагая Бабушку промежуточным хозяином?
Без сомнения, подозревай такое, Бабушка поостереглась бы швыряться…
Зато там, наверху, теперь-то, она осознала, на что нарвалась. Наверное.
Там, на камне, человеческое тело Стаса вдавливала в камень по инерции тяжесть ожерелья. Но то тело, может, больше и не нужно. С помощью ожерелья и собственной силы он отстроит себе любое тело любых свойств и облика, для любой вязкой или разреженной среды. Ожерелье может всё. Тот, кто владеет им, сможет всё!
Очевидно, Бабушка рачительно приумножала и мало тратила мощь, доставшуюся ей неисповедимыми путями. Проще говоря, держала про запас для чего-то решающего. Но один просчёт – и вселенские весы застыли в перевесе противной стороны.
Он смеялся. Он был счастлив. Он стал силой.
Исчезло то, что давило на него с рождения.
Он сделает невозможное. Он восстановит всё. Что отнято. Чего не было. Свою украденную судьбу.
Он вернёт Эгле! Сначала её, а потом, повернув время вспять, выхватит у смерти из-под носа Соню.
Бросит всё к их ногам!
А Старуху первой…
Но сначала Эгле найти.
- Эгле!
Теперь он может не бояться назвать её громко, теперь никто не посмеет посмеяться над его любовью.
А она была всё время рядом… как странно. Но ошибки нет – тонкий силуэт, зависший в пустоте, где снизу вверх падали хлопья пепельного снега. Он везде поймёт, где она настоящая.
Только так мало её. И почти не видно.
Надо отыскать всё остальное, чтобы жить ей... только опять эти хлопья. Долина? Где же тогда его меч?
Не Долина. Глубже. Дальше. Здесь беззащитен даже маг.
Ничего. Он вынырнет. Поймёт, как, и обязательно вынырнет. Ожерелье придаст сил.
Не бери его.
- Эгле?!
Она говорит с ним? Она – видит его?
Отсюда видно всё. Отсюда понятно всё. Мы вместе учились. Я – выдуманный человек. Ты – маг. Соня – настоящий человек. Ты защищал нас, сколько мог. Но не бери ожерелья, не пользуйся всемогуществом. Посмотри, из чего оно состоит.
- Я... вижу. Там… они почти живые. Там спрессованы чьи-то страдания. Но это энергия. Тех уже нет всё равно. А ты – будешь. Если только захочешь, оно твоё!
Я не хочу возвращаться туда, где будет это ожерелье. Доброго не будет. И ты скоро станешь вроде той, что держала тебя в плену. Не будет свободы никому там, куда ты только взглянешь. Не будет и тебе. Это ловушка.
- Но ты уходишь! А я могу сделать тебя живой. По-настоящему. Какой захочешь. И изменю судьбу. Ты хотела, чтобы твой папа был жив, ты хотела, чтобы мама любила его, тебя и вы были одной семьёй, а сестра была бы тебе родной. Так и будет
И ничего взамен, слышишь, ничего.
Всё, что тебе нужно. Все, кто тебе нужен. И даже – он. Для него – вернёшься?
Но она, оставаясь рядом, больше не отвечала.
Она ли? Не сам себе говорил ли?
Могло ли то, что от Эгле осталось, говорить с ним? Её ли решение он узнал?
Или один на один с собой?
Но что же, только Здесь оказалось возможным самое сокровенное. Эгле узнала о нём. И ничего объяснять не нужно. Отсюда понятно всё. Здесь Эгле знает, чего стоит он. Не нудные неуправляемые сверхспособности, приносящие только неуютную усталость.
Он ловит её сострадание. Её приятие. Потому что Здесь и он точно знает, чего на самом деле ответила бы она. Даже если её Здесь нет.
- Я не воспользуюсь им никогда. Обещаю. Я возвращаюсь.
Он перестал быть силой. Он перестал быть счастливым.
Ему было не до смеха. Отбросил магнетизм ожерелья, которое тотчас перестроилось снова быть его убийцей, потекло по телу, оставляя вмятины, затягиваясь, удушая. Он борется, вернувшись на камень, снимая и раздирая всё нарастающие кольца. И Бабушка. Не верит своей удаче, не верит его глупости. Выжидает. Ожерелье вернётся к ней на порядки мощнее, чем было, но такую добычу нужно подсекать бережно. Бабушка делает пассы, восстанавливая доступ к ожерелью, которое нехотя ослабевает, позволяя человеку начать выпутываться. Да не будет ему повода найти в себе силу в приступе гнева или отчаяния!
Он снова слабый человек. Трудно ползти по граниту в этом человеческом облике - "скафандре". Строго говоря, вне «режима мага» этот организм должен давно истощиться. Умереть биологически или рассыпаться в прах. Но всего лишь каменная усталость и нервная тряска. Ожерелье не успело или не смогло изломать его – но ведь это временно?
Я не сказал, что отпускаю тебя в смерть. Должен быть ещё путь.
Успеть.
Но что успеть?
(Пусть ползёт. Это последнее, что он делает по своей воле. Может быть, сказанное и неверно. Так глуп или совершенен?)
Под большой скалой есть два камня, ещё час назад стоящие на суше, а теперь, в прилив, погружённые в воду. И бьёт из одного необъяснимый родник пресной воды. Бьёт и сейчас, неощутимо разбавляя соль моря мира, где не страдало до этой ночи ни одно разумное существо. Прямо на этот камень соскальзывает ожерелье, отброшенное одним порывом: это снова вдохновение, которое маг не умеет сам просчитать и понять, откуда оно происходит. Время, когда он находит решение и делает всё правильно, снова выпадает из сознания. Ожерелье блокируется родником, над которым были произнесены слова «любовь и благодарность». Источником, над которыми эти слова произносила Соня, крепко удерживается ожерелье.
Оттуда Бабушка не сможет забрать его никогда.
Бабушка спасается бегством. Этот раунд она не выстояла, что делать. Но прежде чем сгинуть с камня в неизвестном направлении, кое-что успевает подправить в округе.
На море воцаряется штиль, хотя тонкие пространства штормит и корёжит.
Стас стоит над телом девушки. Он никогда не видел смерти. Он не знает, смерть ли это.
До чего дошло, вот как.
Он один здесь.
Он так некстати вспоминает школьные коридоры и классы и силовую путаницу астральных паутин, канатов. Как он шёл, не в силах изменить траекторию, как натыкался на людей, немедленно обозлевающихся на него за это. Очевидно, это были примерно единственные телесные контакты, происходившие с ним в жизни. Больницу считать не стоит.
Он никогда не толкал случайно Соню и Эгле. Воля позволяла ему добиться этого.
Тиву умудрился телепортировать в замок, не коснувшись её.
Теперь же должен, но не может осознать, как это, унести Эгле отсюда. Спрятать от Бабушки, которая не сможет оставить их как есть, не пожелает смириться с поражением.
Но унести куда?
Дух в нём переворачивается. Жуть, знакомая и людям и магам, невероятность, что невероятнее даже только что произошедшего на этой скале. Но другого выхода, кроме кощунства, нет. Стас видит отчётливо, издалека, где в округе - на берегу, на море - расположены порталы. Все они закрыты. Бабушка спешно запечатала этот, другой и третий, а тот, что привёл бы прямо к садоводству «Флюгер» близ Лесошишенска, закрылся сам, так как был порталом пульсирующим. Создать собственный он не может. Он сейчас человек.
Ноги дрожат, он боится споткнуться о неровность. Голова кружится, когда смотрит вниз, он боится края скалы. Всё, что сделал, не должен был сделать. Появиться здесь, погрузиться в Здесь, отшвырнуть ожерелье и поднять Эгле на руки. Не должен и довериться практически затухшему каналу, по которому прибыл сюда сам в погоне за Старухой.
Если ошибается, то шаг с края будет именно шагом с края. Последним для него и Эгле.
____________________________________
Он попал не в зал замка, но точность превзошла все допущения – очутился возле каменной лестницы, по которой совсем недавно поднимались Соня и Мартын.
За спиной и впереди - склон. Вокруг негустой ельник. И что-то громадное, белёсое ещё ниже. Стас не умел чувствовать и определять время. Какого дня рассвет по отношению к суткам, которые он покинул, следовательно, знать не мог. И своего местоположения тоже. Задыхаясь, шёл по усыпанному иглами песку, увязая в нём. Солнце утра казалось ему плёнкой из бледно-золотой фольги, рвано растянувшейся в небе.
Лёгкий ветерок, прохлада и птичье пение в общей тишине – и это было неузнаваемо, и это впервые для него. Вдруг осознал невозможный ранее простор.
И свою затерянность в нём.
И странная ноша. Могло ли быть то, что в его руках – Эгле? После того, как она коснулась его состраданием, после этого живого мига около грани – была ли она здесь?
Это нечто допускало сколько угодно долгий взгляд. Непонятное явление – тело человека. Девушка оказалась тяжелее, чем Стас представлял. То ли стала сейчас, то ли люди в принципе плотнее, чем он думал. Она ничему, что ему казалось раньше, в школе, не соответствовала. Она была настоящей. Другое прикосновение к коже. Другая текстура волос. Его мечта, звезда? Нет, это плоть. Страшно держать её на руках. И, как мог аккуратно, положил Эгле на землю.
Теперь он мог рассмотреть её так внимательно, так близко, как никогда. Может быть, требовалось спешить, прятаться. Но лимит телепортаций теперь точно вышел, а бежать, идти, ползти сколь угодно быстро в «обычном» пространстве не имело смысла.
Никто не увидит, как он смотрит. Никто не даст этому оценку. Никто не спросит, зачем и как он смеет. Он даже может произнести вслух. Сказать: Эг-ле. Сказать: я с тобой. Сказать: я люблю тебя; смерти нет. Он может узнать форму её лица через кончики пальцев, то есть прикоснуться, как люди касаются друг друга. Будет радостно и ещё страшнее. Он украл её. Это он силой своих помыслов сделал всё, чтобы остаться с Эгле наедине, с расчётом, чтобы вокруг абсолютно никого не было.
У Эгле текла своим чередом жизнь, не предполагавшая никакого Стаса. А он перенаправил эту жизнь на себя. Разрушил всё.
Только бы не было снова всплеска магии, иначе ему придётся как наяву увидеть то, что представлялось теперь: как это лицо, к которому не смеет прикоснуться несмотря на всю свалившуюся на него свободу, гладил, целовал другой. Если не отведёт глаз, может нахлынуть чужая ретроспектива, как с новогодним праздником в незнакомой квартире, как с падающим на Лесошишенск много лет назад огненным шаром. Если нахлынет, если увидит он фильм про чужую любовь, останется только разлететься на осколки, как первый Маг. Ядовитая очевидность.
Но если Мартына уже убил тот человек, раб Старухи, то…
(Смерть, она относительна, убил или нет – неважно!)
... если бы Эгле… если осмелиться и перенаправить её душу навсегда!
Как? Это возможно, если осмелиться.
Или только поцеловать? Или нет, оставить себе навсегда!
Это вопрос к себе. Снова. Собраться с силами, вернуться за ожерельем. Войти в воду. Бабушка не сможет подойти к тому месту. Два слова, что прошептала Соня, напившись воды – и Бабушке нет хода к источнику. А он сможет, и он оживит Эгле. И Соню… Что будет? Это не так трудно, скорее всего. Это раньше не мог и представить, теперь же мир, смотри, какой большой, смотри, какие возможности вдруг стали, как ни странно, иметь отношение к тебе!
Зачем продолжать чувствовать боль?
Она перед тобой. Коснись, позови по имени… поцелуй её, да, именно, тогда силы на обратную телепортацию к скале появятся, и войти в жуткую водную стихию сумеешь, и не дышать, сколько надо, и взять власть над всеми мирами!
Нет ведь ничего прекрасней, чем вы.
Это верно, что маги любят иначе. Он набрал пригоршни золотистого песка, на котором сидел, сжал, высыпал обратно – серым. Он знал, что находится внизу за деревьями и кто там ждёт. Вновь поднимая девушку на руки, услышал на этот раз лёгкий хруст, тотчас воспроизведший соответствующую боль уже в собственных рёбрах. Следующий его шаг был снова вниз.
…будешь и ты, если хочешь, как вода,
а когда придёт время – как камень.
Exit Project - Fairy Tale
конец главы 21
конец первой части
глава 22
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
30.01.2020 в 16:12Получается, книга третья состоит из двух частей или это переход к четвёртой, последней части?
-
-
30.01.2020 в 17:03Из двух частей третья