Глава 24
1.
2.
3.
читать дальшеЗакат уже почти отгорел; полетели местные комарообразные. Тива дышала медленно и тяжело, ковыряла песок пальцами ноги. Рядом валялся узелок с её одеждой.
- Вот ты сказала, что охраняешь нас. А если бы Ведьма, пока ты плаваешь, притопала бы? У меня нет претензий, просто, что и как ты думала на этот случай?
- Должна же наша фора чего-нибудь стоить, - простодушно ответила Тива, - Мы даже ночевать здесь собрались. А я всяко слышала, что у вас происходит на берегу. Могу повторить дословно.
- Видишь на километры, ныряешь на полчаса, - сказал тогда хозяин пренебрежительно загнанного в песок ножика, - Но главное, вовремя возникаешь жизнь спасать. С большой точностью в последний момент. Что так?
- Я не человек. Поэтому, наверное.
Корней стоял рядом, сложив ладони перед лицом. Соня сидела на песке, обнимая Эгле. Они с Мартыном до сих пор стучали зубами, одежду никто так и не снял на просушку, но исправляться не спешили. По уважительной причине.
- Не человек – полбеды. Просто пока тебя не было, мы как-то иначе взвесили ситуёвину. Будет честно, если мы скажем. Даже если ты уже слышала. Нам всё равно кроме честности нет вариантов.
Мартын был хмур и предельно серьёзен, а Соня стучала зубами ещё и от волнения. Корней отрицающее мотал головой. Он не одобрял Мартына.
- Ведьма исчезла – появилась ты. Всё очень правильно, Корней счастлив, взошло солнце доверия и надежды, без сарказма, - быстро заговорила Соня, - Знаешь, худо стать неблагодарной тварью, которая кусает руку спасающего и кормящего. Трудно об этом говорить, ну да ладно о моих с Мартыном затруднениях. Мы не уверены в твоей сущности, Тива, и это не упрёк, а констатация. Ты видишь, что нам страшно. В обоих случаях – ты видишь.
- Сущность моя, в сущности, жутковатая, - согласилась Тива, - Естественно, страшно. Который случай второй?
- Почему Стас бросил в меня песком? – спросил Мартын, отступая, чтобы сесть рядом с Соней и забрать у неё Эгле.
- Он так и сказал: чтобы ты остался на берегу. Но почему на самом деле, я не уверена, что знаю.
- Всё было как бы понятно, пока он не возник… вообще возник. И пока ты не назвала его своим другом, но отказалась о нём говорить. Он так внезапно нарисовался.
- Он хотел поплыть вместо Мартына? Или чтобы мы утонули все? - Соня теперь сдерживала то ли гнев, то ли слёзы, - Мы пришли к выводу, Тива, что, пятьдесят на пятьдесят, ты и есть Ведьма. Принявшая такой облик.
- Я-то?
- Тиыйэйкливаниаль! Скажи, сговорить им, что злой дух – не приниять имя хорош дух!! Злой дух никогдай не принять зелён цвет жизнь!
- Но, Корней, нельзя просто сказать, и чтобы все поверили, - Тива, казалось, не сильно удивилась, - Ты же не маленький, понимаешь? Я и не скажу такого. Признаки добрых и злых духов затрудняюсь перечислить. И чудес являть не буду – прости, так надо. Ну а вы имеете право и основание считать меня Ведьмой. Поэтому решать, где истина, будете вы. Здесь и сейчас.
- Только с имеющейся установкой дебри логики непреодолимы, - сказал Мартын, - Вот и поговорили.
От них фонило усталостью. Переправа далась нелегко. Они не разыгрывали Тиву – верили, но Тива не улавливала от них признаков мышечной активности, что свидетельствовала бы о намерении спасаться бегством или драться.
- Ведьма в виде Тивы – тоже полбеды. Что если мы никуда не убежали, а всё ещё в замке, валяемся на полу? В камере или в зале?
- Мы ничего у тебя сейчас не спрашиваем. Потому что правды разгадать не сможем. Не сможем. Не отличим. Не должны. Тошно, что нельзя проверить. Может, реальность, плот, река и даже съедобные ракушки есть, а «Тивы» нет, в смысле, «Тива» – иллюзия.
- Почему ты себе не доверяешь? – спросила Тива у Сони. Так хотелось снять у них всю эту боль. И собирать уже костёр, устраивать ночлег, греться в конце концов.
- Чтой вы делать? – Корней, про которого отчего-то казалось, что он не успевает понимать, вскочил на ноги, встал рядом с Тивой напротив них – Зачем – вы – же – делай, Соня, Мартын? Тиыйэйкливаниаль хранить нас, охранит!
- Ведьма знает, зачем, - сказал Мартын, - Ведьме понравилось бы, как Корней её защищает. А Эгле здесь… вообще… может не быть. А я её чувствую! Смотри, Ведьма знает, что для нас лучше всего, а что хуже. Что нас особенно расстроит.
Тива стала вдруг понимать.
- …всё, как было сказано. Всё вписывается. И то, что она не преследует нас – даже плот разрешила построить. Так ведь интереснее. Совершенно пикантно.
- По одной из ваших версий, она позволила вам бежать?
- Конечно, ведь она – это Режиссёр.
Соня коротко разрыдалась, произнеся это, но сразу вытерла глаза.
- Но Соня, надеюсь, с тобой не случилось профдеформации ещё до начала специального образования? С какой стати она режиссёр-то?
Тива была удручена тем, что не может предотвратить вот-вот должный случиться прорыв Сониного отчаяния.
- Если ты Тива, то и вправду можешь ничего не знать. Я уже давно обнаружила, что существует Режиссёр. Кое-кто вмешался в мою жизнь и вытворял что-то, но не показывался. А когда мы встретились, Она всё подтвердила. Но самое главное, обещала, что может заставить совершить нас всё, что только можно намыслить. Это называется – Переключатель. А уж если действовать, то заставить видеть и чувствовать что угодно подавно... Но отдельно она призналась… да, как бы признание… что больше всего ей нравится давать надежду кому-то. Что-то заманчивое обещать. А потом прокалывать того. Чтобы лопнул. Сюжет с Тивой-Хранителем – это одновременно просто и тонко, лучшая пропорция реализма и сказки. Это бомба для нас как мыслящих личностей, как для живых людей. Это абсолют. С тех пор, что бы ни происходило, я не должна ничему верить.
- Не забывай, что вместе с Тивой ты праздновала Новый Год, тогда Тива и узнала от тебя, какая профессия тебе по душе; была ли Ведьма у тебя и твоей семьи в гостях? Была ли Ведьмой Зелёная Змея? Скажи, когда Ведьмы ещё точно не было в твоей жизни? А ты, Мартын? Вы столько успели передумать, пока я ныряла, но мою Изменчивую Плазму с Эгле снять не догадались.. стой, поздно пугаться, не отравленная она, а целебная. Я знаю, почему ты сразу не подумал. Я знаю, почему вы всё равно обращаетесь ко мне как к Тиве.
- Ведьма ни за что не заклеила бы мне обувь...
Босоногая, легкоатлетической ладности, большеглазая Тива, крутящая пальцем длиннющую неоновую прядь удивительно быстро просыхающих волос, стояла, смотрела на них. Без улыбки и не победно. Мурашки по мокрой коже. Подняла и выкрутила руками сильнее, чем стиральная машина на тысячу оборотов, свою одежду.
___________________________
Шепчет-потрескивает костёр над обрывом. Тают тонкие колючие ветки в нём; рождается дым тяжёлый, целебный, на коре закипают капельки масла. Кормить огонь, закладывать вовремя корявые сучья, которые так тяжело пришлось выбирать из плотной узловатой щетины низкорослого леса, окружившего три стороны ночлега – куда без ножа ?Подбрасывать странные, оснащённые одновременно хвоей и роговыми колючками ветки и вдыхать их благовонную смерть, что спасала от простуды.
- Разжуй немного иголок и положи в ухо.
Поверх непролазного кустарника разложены одежды. Между ним и речным обрывом почти нет пространства, зато из-под зарослей выбирается, чтобы прыгнуть с обрыва в Реку, ручеёк с невидимо-прозрачной, ломящей зубы водой в каменистом русле. Если встать во весь рост, можно понаблюдать, как гаснут в разном темпе справа, в центре разлива, три портала, три уголька.
Искра выстреливает и попадает в компанию небесных звёзд. Четверо смотрят на пламя. Вокруг костра пышные настилы из срезанных веток, пришлось значительно проредить местечко, чтобы разместиться лёжа. «Утром на них испечём рыбу», сказала Тива. Соня предпочла не задаваться вопросом, каким способом эта рыба будет изловлена.
Соне жутко и хорошо. Она ни на минуту не перестаёт ждать Ведьму. Уже как сложившийся порядок вещей: надо ждать. Как не уходящий сигнальный холод в ладонях. Знобит. Стреляет в ухе. Там шум морской раковины. Куда двинутся они утром? Она лежит на лесном матрасе, гладком в направлении от головы до ног и колющимся, если лишний раз пошевелиться. И то хлеб, что совсем не можется шевелиться. Смотрит в небо, куда уходят искры. На Соне Тивина одежда. Наконец-то закрытая спина и руки почти по локоть. Чистая-чистая ткань, будто и не была ни в одной переделке, длинные штаны - ногам тепло, шёлково.
Тива в спортивном купальнике, который у неё вместо белья оказался, сидит.
Попросту совсем, здесь, у костра, не верится в «переключатель человеков».
Мартын свернулся в один клубок с Эгле. Остальные могут видеть её затылок, спину, и как огрубевшие пальцы время от времени шагают по огненным, у огня, коротким волосам. Тут, возле этого же костра, но бесконечно далеко отсюда, свой разговор. Жадный зов. Кровоточащий. Он Тиву не послушается, он сам знает, нужно ли звать, молить ежесекундно. Соня ещё и потому не поворачивается. Представляет заново и заново, будто бы она - кто-то из них двоих. Прохладная тяжесть в объятиях, Соня опять испытала. Тактильный фантом теперь не покидал её. Пока остальные расчищали поляну, она сидела с Эгле снова, ни за что на свете не отказалась бы. «Я только с тобой буду её оставлять, когда нужно», сказал Мартын. Это была ему психологическая подпорка – понимал прекрасно, что держать Эгле круглосуточно на руках не сможет, быть непосредственно рядом тоже, а оставлять так страшно. Вот и загадал что-то такое про себя, почему именно Соня при всей своей немощи должна быть телохранителем.
Взлетают, рождаясь от пламени, в компанию к звёздам, искры. Ночь поборола сумерки, Соне стало легче. Так всегда, как свет медленно отступает; все дни Приключения было мгновенно вошедшее в привычку гнетущее ожидание и предчувствие долгого пути до рассвета, который нужно пройти не ногами – спинным мозгом. Сегодня иначе. Сегодня то, о чём можно только мечтать было. «Может, эта ночь – лучшее, что на мою долю осталось».
Если спиной к реке – там бесконечная тьма. Тива вставала на плечи Корнею, смотрела вдаль. До горизонта такие же широкие всхолмления в колючей шкуре, а что между ними, не различить, может, и потоки: может, они очутились на одном из островов. «Шкура» усыпана тускло-красными небольшими ягодами. Ели их, Тива сказала, что полезны очень. Только терпкие, больше трёх не проглотить. Кустарник – брат по духу можжевельнику, воздух в нём целебный. Ручей, вытекающий из него - волшебный. Тива сказала, что эту воду не обязательно кипятить, но и пить больше трёх дней нельзя, чем-то там насыщена.
Корней сидит прямо. Боится спугнуть покой.
- Тива. Я уже понимать. Ты сестр-ар наш дух, сестра Тиыйэйкливаниаль. Ты есть тойжесам Дух для Лес-шишеней.
- Корней, а как знать? Я никогда не встречала себе подобных, то есть, не помню о таких встречах. Что если у вас в горах он живёт, ваш Хранитель? Или она?
- Нет, - ответил Корней, - Наш Дух Жизни быть, но давно уйти. Никто не знать давно.
- Знаете, кажется, мне нужно побывать в Нами-Аттала-Шийашш.
- А к школе… - вдруг невпопад забормотала Соня, - Вот как это связано со школой?
- Что связано?
- Ну я же. И Эгле. И Мартын. Мы в одном классе. Но мы-то дружили. А он даже… а с ним мы даже не разговаривали.
- А школа ваша самая большая в городе, - сказала Тива, - Очень много людей.
- И чего?
- Значит, повышается вероятность, что состав участников – то есть нас – связан не по этой школе. По городу – уже ближе.
- Аа-га… но ты знаешь, почему именно мы?
- Сонька, когда олимпиада была, за нами Марианна шефствовала? - с таким особым нажимом, что Соня невольно повернула, наконец, лицо к нему, спросил Мартын.
Похоже, он предостерегал её от лишних слов.
- Конечно, Марианна... – пробормотала Соня, - Тива, а всё-таки сколько времени ты его знаешь? Стаса.
- Гораздо меньше, чем вы. Впервые увидела его в парке, в снегу.
- Ну круто, а нам внушила, будто он твой старый приятель, - заворчал Мартын, - Я же купился.
- Он мой друг. Пусть меньше суток, но так.
- Друг?! Зашибись стаж! Выходит, ты не можешь быть в курсе его мотиваций.
- Он меня другом не считает, но это не имеет значения. Просто я знаю, что этот человек важен. Мы, конечно, увидим, почему.
- Ну ты, Тива, даёшь! Дружба – это штука обязательно взаимная.
Мартын был взбудоражен такими заявленьицами. Но почувствовал облегчение
- Если я правильно всё понял, ты с ним разговаривала только двадцать первого апреля?
- Да. Вечером. Мартын, тебя не было в городе, как я поняла. И судя по всему, ты не говорил с Эгле по телефону в тот вечер.
- А причём это?
- Она пришла в больницу. К Стасу.
***
- Вспомнила о нём и захотела узнать, как он.
- Но почему?! Он ей никто!
- Одноклассник. Ею найденный в снегу. Разве этого не достаточно?
- Да какого… но чччёоррт! Она мне сама говорила несколько раз, что он точно умер, после такого-то. И фотку мне показала, которая выпала…
- Фотку?
- Ну женщина какая-то. Эгле сказала, что она… с этим… похожи. И мы почему-то поссорились... ненадолго, поэтому забыли о Стасике, а в следующий раз, когда она опять фотку достала, сказала, что должна была её в милицию нести и забыла, хотела, чтобы мы прямо сейчас пошли... и я опять взбесился. Хотел как-нибудь по-тихому порвать…
- И забыл?
- А я даже не вспоминала, что он существовал, - сказала Соня, - Я же за его партой сидела все эти недели и даже не поняла, чьё место. И фото тоже видела, но тоже про него забыла. Что с нами не так? Это психогенная амнезия? Потому что мы его как бы мёртвым обнаружили? То есть, когда кто-то упоминал о нём, мы просто не слышали, потому что наш мозг отвергал…
- Думаю, что дело не в вас. Встречаются такие малозаметные люди, о которых забывают все подряд, как только перестают видеть.
- А Эгле вспомнила.
- Тива, кто же он такой?
Бедный маг слишком трудно справляется с хаосом внутри себя. Что оборвётся в нём, если я без спроса скажу Соне? Нельзя, невозможно, трудно собрать слова о том, как он, готовясь к телепортации в доме Тивы, сказал ей забрать оставшиеся яблоки, пять штук. И что произнёс при этом – «они не должны достаться», и ни слова дальше. С трудом далось ему это объяснение, после которого Тива не посмела не съесть эти яблоки. А седьмое яблоко, он его не съел, он прижал его к себе за мгновение до перехода, как последнее и великое сокровище. Когда же они материализовались в каменном зале, яблока уже не было. И не будь она Тивой, если не поняла, что это значит.
- Я даю ему ещё один шанс прийти к нам и самому рассказать, что считает нужным. Несмотря на песок в глаза. И поэтому сейчас замолкаю снова; если можете, простите.
_________________________________
Соня пробудилась, потому что встал и куда-то направился Корней. Она не могла пошевелиться; хотела крикнуть Тиве, что Корнея зовёт Ведьма и что вернётся он с заданием от неё. Тело не слушалось. Даже дыхания своего Соня не обнаружила, видя только небо, край чёрной стены кустарника и забирающегося в него чёрного человека. Ужас, что испытала Соня, говорил, что она права. Но кто-то наклонился, заслонив звёзды, погладил по голове, впитав тяжесть и удушье без остатка. Несколько мятно-холодных касаний, почему-то напоминающих о солнечных пятнах на мёрзлой земле. Это Тива. После этого Соня смогла переместить взгляд ниже. Там был уменьшившийся на ночь костёр и пустой настил. Не показалось. Тива выпрямилась. Её губы зашевелились успокаивающе, Тива нашарила и бросила в огонь ещё веточку, а потом снова подняла и продолжила то, что делала: венок из колючек.
В следующий раз очнувшись, Соня уловила возвращение Корнея: вероятно, всего через пару минут. Он двигался очень аккуратно, практически так же невесомо, как и Тива могла. Сел у огня; они с Тивой молчали. Соня, не открывая глаз, поняла их взаимомолчание как обмен сигналами – «всё спокойно».
Внизу, и это очень близко, шла вода; перекрещивались под прямым углом звуки воды большой и воды-струны, их ручья. Вокруг бродили маленькие лесные звуки: кустарник всё равно что низкий лес. Временами принималась стонать-сигналить птица. Удивительно это – в каждом мире, что пройдены, свои похожие ночные плакальщики… Соня слушала пространство, не допуская ни единой мысли.
- Корней, - очень тихо, но не шёпотом, обратилась Тива, - Хочу попросить тебя.
- Да… ты просить… проси?
- Мне нужен только один час. Пусть я немыслимой силы создание, но не могу без сна, я не выдерживаю больше. Очень давно не сплю. Ты постережешь нас один час?
- Тиыйэйкливаниаль… Тива, ты спать, а я сидеть весь ночь, ты отдыхать, долго, много!
- Тише, тише. Не надо всю ночь. Мартына не хочу будить, его просто нельзя, он на пределе. Ты тоже, но у меня нет выхода. Только один час.
- Тива, ты доверять мне?
- Конечно.
- Если… Ведм звать меня или сказать «убий всей, покай они всон»?
- Понимаешь, неважно, спим мы или не спим, позвать может кого угодно. Но я почувствую и попробую остановить. Ты просто посмотри за костром, ладно? Ты буди нас, если появится какой-то зверь, если любая простая опасность. Ну а зов отслеживать буду я. Обещаю, что сразу же проснусь.
- Да, я буду стеречь… ты – спать. Я сидеть… сижу… я не спать, не хотеть, совсем.
Тива тихо прилегла, не сдвинув ни веточки в настиле, свернулась и вздохнула.
- Тива, - тут же возобновился виноватый шёпот Корнея, - Я должен сказать…
- Давай.
- Тива, ты не говорить, но я понимать, кто чёрный, Ст...сс. Он колдун есть.
- Да, Корней. Он и есть. Только "маг" – наверное, точнее.
- Он скоро приходий и убить нас.
- Прийти – должен. Но почему убить?
- Тива. Я знать. Знаю. Колдун – значит душа забирает. Ведм должен… душа забирать. Всем нужен душа человек, власт человек.
- Корней. Он магом родился, мало ли с кем бывает. Но он другой. Странный и непонятный, но не злой. Другой. Я знаю, и поверь мне.
- Другой… нет. Он как тот есть, тот вернулся.
- Кто вернулся, Корней?
- Я имя не знать, имя никто нам, мне, не вголос, не говорить... С нами быть, у ашш в поселен всегда – как долженстбыть, один колдун. Он работать - звать дождей и хранить растен. И обвалы каменей поселен. Он могущ, без колдун нет безо-нопас-ост, Тива, но он, Тива, забирать невеста. Как свадеб бывать. Для п…первай ночь. Как он выходить из дом за многий лет. И плакал ашш, но когдай не бывай свадб, когда не хотеть мы свадб, бывать растеен-сохнуть от колдун.
- Корней, куда и когда он вернулся?
- Тива, слышать весь, всё! Я прошу. Быть давно мой сестра, когда я три год, она – два-цат, у ней свадба, и колдун каменять всей ашш, а Лоовси себе забирать. Утро она прыгай в пропасть, чтобы все видать… И - колдун. Стоять, смехать. Ашш идти домой. Муж сестра – бежать в розий. Но отец достать топор. Он зарубил. Тива, колдун нельзя… на его напасть, нельзя во-зорожить и ослу-ши-вать-ся. Когдай отец отрубил голову, голова скользить, падать… упала и катилась на улице…
- Корней… всё, всё – успокойся! Всё плохое пройдёт. Сейчас нельзя, их разбудим. Но я слышу тебя.
- Я в спокойвст. Я помнить всегда. Голова никто не поймат. Голова кайтиться к наш дом, за-воротить в двор. Там быть тольк я. Голова посмотреть на меня иии… говорить со мной: Корне-ей, Корне-ей! Говорить много. И катиться из двор. Прыгать в пропасть, ашш никогдай не находить. Наш вода стала отравлен, мы далеко всей годам ходить искать вод…
***
Посерела и сплющилась под веками ночь. Повлажнели ладони. Только не шевельнуться, себя не выдать. Картинки, что мучили с вечера, замельтешили вновь. Ведьма, что говорила с ней, стоящей в жару и ознобе. Эгле, выцветающая, таящая навсегда, бессилие что-то сделать, чтобы удержать. И как вспомнилось, но было ли - вытертый злыми ногами старомодный портфель на полу. Сутулый подросток в полутёмном школьном коридоре смотрит вслед: сосущий взгляд в спину. Голова катится вниз.
Снова мятная прохлада касаний. На грудь ложится ткань, пахнущая тиной и потом. Треск ветвей усиливается, отсветы мелькают ярче. Рука под шеей; деревянная чаша у губ. Ни о чём не думать.
- Но Стас не тот ваш колдун, это точно.
- Ты знать - он не тот?
- Он подобного не совершал. Никогда. Честное слово.
- Но зачем он песок в глаз Мартына бросить?
______________________________
Спи, Соня.
И ты, Мартын.
Холод с Реки откликается в ладонях.
4.
1.
2.
3.
читать дальшеЗакат уже почти отгорел; полетели местные комарообразные. Тива дышала медленно и тяжело, ковыряла песок пальцами ноги. Рядом валялся узелок с её одеждой.
- Вот ты сказала, что охраняешь нас. А если бы Ведьма, пока ты плаваешь, притопала бы? У меня нет претензий, просто, что и как ты думала на этот случай?
- Должна же наша фора чего-нибудь стоить, - простодушно ответила Тива, - Мы даже ночевать здесь собрались. А я всяко слышала, что у вас происходит на берегу. Могу повторить дословно.
- Видишь на километры, ныряешь на полчаса, - сказал тогда хозяин пренебрежительно загнанного в песок ножика, - Но главное, вовремя возникаешь жизнь спасать. С большой точностью в последний момент. Что так?
- Я не человек. Поэтому, наверное.
Корней стоял рядом, сложив ладони перед лицом. Соня сидела на песке, обнимая Эгле. Они с Мартыном до сих пор стучали зубами, одежду никто так и не снял на просушку, но исправляться не спешили. По уважительной причине.
- Не человек – полбеды. Просто пока тебя не было, мы как-то иначе взвесили ситуёвину. Будет честно, если мы скажем. Даже если ты уже слышала. Нам всё равно кроме честности нет вариантов.
Мартын был хмур и предельно серьёзен, а Соня стучала зубами ещё и от волнения. Корней отрицающее мотал головой. Он не одобрял Мартына.
- Ведьма исчезла – появилась ты. Всё очень правильно, Корней счастлив, взошло солнце доверия и надежды, без сарказма, - быстро заговорила Соня, - Знаешь, худо стать неблагодарной тварью, которая кусает руку спасающего и кормящего. Трудно об этом говорить, ну да ладно о моих с Мартыном затруднениях. Мы не уверены в твоей сущности, Тива, и это не упрёк, а констатация. Ты видишь, что нам страшно. В обоих случаях – ты видишь.
- Сущность моя, в сущности, жутковатая, - согласилась Тива, - Естественно, страшно. Который случай второй?
- Почему Стас бросил в меня песком? – спросил Мартын, отступая, чтобы сесть рядом с Соней и забрать у неё Эгле.
- Он так и сказал: чтобы ты остался на берегу. Но почему на самом деле, я не уверена, что знаю.
- Всё было как бы понятно, пока он не возник… вообще возник. И пока ты не назвала его своим другом, но отказалась о нём говорить. Он так внезапно нарисовался.
- Он хотел поплыть вместо Мартына? Или чтобы мы утонули все? - Соня теперь сдерживала то ли гнев, то ли слёзы, - Мы пришли к выводу, Тива, что, пятьдесят на пятьдесят, ты и есть Ведьма. Принявшая такой облик.
- Я-то?
- Тиыйэйкливаниаль! Скажи, сговорить им, что злой дух – не приниять имя хорош дух!! Злой дух никогдай не принять зелён цвет жизнь!
- Но, Корней, нельзя просто сказать, и чтобы все поверили, - Тива, казалось, не сильно удивилась, - Ты же не маленький, понимаешь? Я и не скажу такого. Признаки добрых и злых духов затрудняюсь перечислить. И чудес являть не буду – прости, так надо. Ну а вы имеете право и основание считать меня Ведьмой. Поэтому решать, где истина, будете вы. Здесь и сейчас.
- Только с имеющейся установкой дебри логики непреодолимы, - сказал Мартын, - Вот и поговорили.
От них фонило усталостью. Переправа далась нелегко. Они не разыгрывали Тиву – верили, но Тива не улавливала от них признаков мышечной активности, что свидетельствовала бы о намерении спасаться бегством или драться.
- Ведьма в виде Тивы – тоже полбеды. Что если мы никуда не убежали, а всё ещё в замке, валяемся на полу? В камере или в зале?
- Мы ничего у тебя сейчас не спрашиваем. Потому что правды разгадать не сможем. Не сможем. Не отличим. Не должны. Тошно, что нельзя проверить. Может, реальность, плот, река и даже съедобные ракушки есть, а «Тивы» нет, в смысле, «Тива» – иллюзия.
- Почему ты себе не доверяешь? – спросила Тива у Сони. Так хотелось снять у них всю эту боль. И собирать уже костёр, устраивать ночлег, греться в конце концов.
- Чтой вы делать? – Корней, про которого отчего-то казалось, что он не успевает понимать, вскочил на ноги, встал рядом с Тивой напротив них – Зачем – вы – же – делай, Соня, Мартын? Тиыйэйкливаниаль хранить нас, охранит!
- Ведьма знает, зачем, - сказал Мартын, - Ведьме понравилось бы, как Корней её защищает. А Эгле здесь… вообще… может не быть. А я её чувствую! Смотри, Ведьма знает, что для нас лучше всего, а что хуже. Что нас особенно расстроит.
Тива стала вдруг понимать.
- …всё, как было сказано. Всё вписывается. И то, что она не преследует нас – даже плот разрешила построить. Так ведь интереснее. Совершенно пикантно.
- По одной из ваших версий, она позволила вам бежать?
- Конечно, ведь она – это Режиссёр.
Соня коротко разрыдалась, произнеся это, но сразу вытерла глаза.
- Но Соня, надеюсь, с тобой не случилось профдеформации ещё до начала специального образования? С какой стати она режиссёр-то?
Тива была удручена тем, что не может предотвратить вот-вот должный случиться прорыв Сониного отчаяния.
- Если ты Тива, то и вправду можешь ничего не знать. Я уже давно обнаружила, что существует Режиссёр. Кое-кто вмешался в мою жизнь и вытворял что-то, но не показывался. А когда мы встретились, Она всё подтвердила. Но самое главное, обещала, что может заставить совершить нас всё, что только можно намыслить. Это называется – Переключатель. А уж если действовать, то заставить видеть и чувствовать что угодно подавно... Но отдельно она призналась… да, как бы признание… что больше всего ей нравится давать надежду кому-то. Что-то заманчивое обещать. А потом прокалывать того. Чтобы лопнул. Сюжет с Тивой-Хранителем – это одновременно просто и тонко, лучшая пропорция реализма и сказки. Это бомба для нас как мыслящих личностей, как для живых людей. Это абсолют. С тех пор, что бы ни происходило, я не должна ничему верить.
- Не забывай, что вместе с Тивой ты праздновала Новый Год, тогда Тива и узнала от тебя, какая профессия тебе по душе; была ли Ведьма у тебя и твоей семьи в гостях? Была ли Ведьмой Зелёная Змея? Скажи, когда Ведьмы ещё точно не было в твоей жизни? А ты, Мартын? Вы столько успели передумать, пока я ныряла, но мою Изменчивую Плазму с Эгле снять не догадались.. стой, поздно пугаться, не отравленная она, а целебная. Я знаю, почему ты сразу не подумал. Я знаю, почему вы всё равно обращаетесь ко мне как к Тиве.
- Ведьма ни за что не заклеила бы мне обувь...
Босоногая, легкоатлетической ладности, большеглазая Тива, крутящая пальцем длиннющую неоновую прядь удивительно быстро просыхающих волос, стояла, смотрела на них. Без улыбки и не победно. Мурашки по мокрой коже. Подняла и выкрутила руками сильнее, чем стиральная машина на тысячу оборотов, свою одежду.
___________________________
Шепчет-потрескивает костёр над обрывом. Тают тонкие колючие ветки в нём; рождается дым тяжёлый, целебный, на коре закипают капельки масла. Кормить огонь, закладывать вовремя корявые сучья, которые так тяжело пришлось выбирать из плотной узловатой щетины низкорослого леса, окружившего три стороны ночлега – куда без ножа ?Подбрасывать странные, оснащённые одновременно хвоей и роговыми колючками ветки и вдыхать их благовонную смерть, что спасала от простуды.
- Разжуй немного иголок и положи в ухо.
Поверх непролазного кустарника разложены одежды. Между ним и речным обрывом почти нет пространства, зато из-под зарослей выбирается, чтобы прыгнуть с обрыва в Реку, ручеёк с невидимо-прозрачной, ломящей зубы водой в каменистом русле. Если встать во весь рост, можно понаблюдать, как гаснут в разном темпе справа, в центре разлива, три портала, три уголька.
Искра выстреливает и попадает в компанию небесных звёзд. Четверо смотрят на пламя. Вокруг костра пышные настилы из срезанных веток, пришлось значительно проредить местечко, чтобы разместиться лёжа. «Утром на них испечём рыбу», сказала Тива. Соня предпочла не задаваться вопросом, каким способом эта рыба будет изловлена.
Соне жутко и хорошо. Она ни на минуту не перестаёт ждать Ведьму. Уже как сложившийся порядок вещей: надо ждать. Как не уходящий сигнальный холод в ладонях. Знобит. Стреляет в ухе. Там шум морской раковины. Куда двинутся они утром? Она лежит на лесном матрасе, гладком в направлении от головы до ног и колющимся, если лишний раз пошевелиться. И то хлеб, что совсем не можется шевелиться. Смотрит в небо, куда уходят искры. На Соне Тивина одежда. Наконец-то закрытая спина и руки почти по локоть. Чистая-чистая ткань, будто и не была ни в одной переделке, длинные штаны - ногам тепло, шёлково.
Тива в спортивном купальнике, который у неё вместо белья оказался, сидит.
Попросту совсем, здесь, у костра, не верится в «переключатель человеков».
Мартын свернулся в один клубок с Эгле. Остальные могут видеть её затылок, спину, и как огрубевшие пальцы время от времени шагают по огненным, у огня, коротким волосам. Тут, возле этого же костра, но бесконечно далеко отсюда, свой разговор. Жадный зов. Кровоточащий. Он Тиву не послушается, он сам знает, нужно ли звать, молить ежесекундно. Соня ещё и потому не поворачивается. Представляет заново и заново, будто бы она - кто-то из них двоих. Прохладная тяжесть в объятиях, Соня опять испытала. Тактильный фантом теперь не покидал её. Пока остальные расчищали поляну, она сидела с Эгле снова, ни за что на свете не отказалась бы. «Я только с тобой буду её оставлять, когда нужно», сказал Мартын. Это была ему психологическая подпорка – понимал прекрасно, что держать Эгле круглосуточно на руках не сможет, быть непосредственно рядом тоже, а оставлять так страшно. Вот и загадал что-то такое про себя, почему именно Соня при всей своей немощи должна быть телохранителем.
Взлетают, рождаясь от пламени, в компанию к звёздам, искры. Ночь поборола сумерки, Соне стало легче. Так всегда, как свет медленно отступает; все дни Приключения было мгновенно вошедшее в привычку гнетущее ожидание и предчувствие долгого пути до рассвета, который нужно пройти не ногами – спинным мозгом. Сегодня иначе. Сегодня то, о чём можно только мечтать было. «Может, эта ночь – лучшее, что на мою долю осталось».
Если спиной к реке – там бесконечная тьма. Тива вставала на плечи Корнею, смотрела вдаль. До горизонта такие же широкие всхолмления в колючей шкуре, а что между ними, не различить, может, и потоки: может, они очутились на одном из островов. «Шкура» усыпана тускло-красными небольшими ягодами. Ели их, Тива сказала, что полезны очень. Только терпкие, больше трёх не проглотить. Кустарник – брат по духу можжевельнику, воздух в нём целебный. Ручей, вытекающий из него - волшебный. Тива сказала, что эту воду не обязательно кипятить, но и пить больше трёх дней нельзя, чем-то там насыщена.
Корней сидит прямо. Боится спугнуть покой.
- Тива. Я уже понимать. Ты сестр-ар наш дух, сестра Тиыйэйкливаниаль. Ты есть тойжесам Дух для Лес-шишеней.
- Корней, а как знать? Я никогда не встречала себе подобных, то есть, не помню о таких встречах. Что если у вас в горах он живёт, ваш Хранитель? Или она?
- Нет, - ответил Корней, - Наш Дух Жизни быть, но давно уйти. Никто не знать давно.
- Знаете, кажется, мне нужно побывать в Нами-Аттала-Шийашш.
- А к школе… - вдруг невпопад забормотала Соня, - Вот как это связано со школой?
- Что связано?
- Ну я же. И Эгле. И Мартын. Мы в одном классе. Но мы-то дружили. А он даже… а с ним мы даже не разговаривали.
- А школа ваша самая большая в городе, - сказала Тива, - Очень много людей.
- И чего?
- Значит, повышается вероятность, что состав участников – то есть нас – связан не по этой школе. По городу – уже ближе.
- Аа-га… но ты знаешь, почему именно мы?
- Сонька, когда олимпиада была, за нами Марианна шефствовала? - с таким особым нажимом, что Соня невольно повернула, наконец, лицо к нему, спросил Мартын.
Похоже, он предостерегал её от лишних слов.
- Конечно, Марианна... – пробормотала Соня, - Тива, а всё-таки сколько времени ты его знаешь? Стаса.
- Гораздо меньше, чем вы. Впервые увидела его в парке, в снегу.
- Ну круто, а нам внушила, будто он твой старый приятель, - заворчал Мартын, - Я же купился.
- Он мой друг. Пусть меньше суток, но так.
- Друг?! Зашибись стаж! Выходит, ты не можешь быть в курсе его мотиваций.
- Он меня другом не считает, но это не имеет значения. Просто я знаю, что этот человек важен. Мы, конечно, увидим, почему.
- Ну ты, Тива, даёшь! Дружба – это штука обязательно взаимная.
Мартын был взбудоражен такими заявленьицами. Но почувствовал облегчение
- Если я правильно всё понял, ты с ним разговаривала только двадцать первого апреля?
- Да. Вечером. Мартын, тебя не было в городе, как я поняла. И судя по всему, ты не говорил с Эгле по телефону в тот вечер.
- А причём это?
- Она пришла в больницу. К Стасу.
***
- Вспомнила о нём и захотела узнать, как он.
- Но почему?! Он ей никто!
- Одноклассник. Ею найденный в снегу. Разве этого не достаточно?
- Да какого… но чччёоррт! Она мне сама говорила несколько раз, что он точно умер, после такого-то. И фотку мне показала, которая выпала…
- Фотку?
- Ну женщина какая-то. Эгле сказала, что она… с этим… похожи. И мы почему-то поссорились... ненадолго, поэтому забыли о Стасике, а в следующий раз, когда она опять фотку достала, сказала, что должна была её в милицию нести и забыла, хотела, чтобы мы прямо сейчас пошли... и я опять взбесился. Хотел как-нибудь по-тихому порвать…
- И забыл?
- А я даже не вспоминала, что он существовал, - сказала Соня, - Я же за его партой сидела все эти недели и даже не поняла, чьё место. И фото тоже видела, но тоже про него забыла. Что с нами не так? Это психогенная амнезия? Потому что мы его как бы мёртвым обнаружили? То есть, когда кто-то упоминал о нём, мы просто не слышали, потому что наш мозг отвергал…
- Думаю, что дело не в вас. Встречаются такие малозаметные люди, о которых забывают все подряд, как только перестают видеть.
- А Эгле вспомнила.
- Тива, кто же он такой?
Бедный маг слишком трудно справляется с хаосом внутри себя. Что оборвётся в нём, если я без спроса скажу Соне? Нельзя, невозможно, трудно собрать слова о том, как он, готовясь к телепортации в доме Тивы, сказал ей забрать оставшиеся яблоки, пять штук. И что произнёс при этом – «они не должны достаться», и ни слова дальше. С трудом далось ему это объяснение, после которого Тива не посмела не съесть эти яблоки. А седьмое яблоко, он его не съел, он прижал его к себе за мгновение до перехода, как последнее и великое сокровище. Когда же они материализовались в каменном зале, яблока уже не было. И не будь она Тивой, если не поняла, что это значит.
- Я даю ему ещё один шанс прийти к нам и самому рассказать, что считает нужным. Несмотря на песок в глаза. И поэтому сейчас замолкаю снова; если можете, простите.
_________________________________
Соня пробудилась, потому что встал и куда-то направился Корней. Она не могла пошевелиться; хотела крикнуть Тиве, что Корнея зовёт Ведьма и что вернётся он с заданием от неё. Тело не слушалось. Даже дыхания своего Соня не обнаружила, видя только небо, край чёрной стены кустарника и забирающегося в него чёрного человека. Ужас, что испытала Соня, говорил, что она права. Но кто-то наклонился, заслонив звёзды, погладил по голове, впитав тяжесть и удушье без остатка. Несколько мятно-холодных касаний, почему-то напоминающих о солнечных пятнах на мёрзлой земле. Это Тива. После этого Соня смогла переместить взгляд ниже. Там был уменьшившийся на ночь костёр и пустой настил. Не показалось. Тива выпрямилась. Её губы зашевелились успокаивающе, Тива нашарила и бросила в огонь ещё веточку, а потом снова подняла и продолжила то, что делала: венок из колючек.
В следующий раз очнувшись, Соня уловила возвращение Корнея: вероятно, всего через пару минут. Он двигался очень аккуратно, практически так же невесомо, как и Тива могла. Сел у огня; они с Тивой молчали. Соня, не открывая глаз, поняла их взаимомолчание как обмен сигналами – «всё спокойно».
Внизу, и это очень близко, шла вода; перекрещивались под прямым углом звуки воды большой и воды-струны, их ручья. Вокруг бродили маленькие лесные звуки: кустарник всё равно что низкий лес. Временами принималась стонать-сигналить птица. Удивительно это – в каждом мире, что пройдены, свои похожие ночные плакальщики… Соня слушала пространство, не допуская ни единой мысли.
- Корней, - очень тихо, но не шёпотом, обратилась Тива, - Хочу попросить тебя.
- Да… ты просить… проси?
- Мне нужен только один час. Пусть я немыслимой силы создание, но не могу без сна, я не выдерживаю больше. Очень давно не сплю. Ты постережешь нас один час?
- Тиыйэйкливаниаль… Тива, ты спать, а я сидеть весь ночь, ты отдыхать, долго, много!
- Тише, тише. Не надо всю ночь. Мартына не хочу будить, его просто нельзя, он на пределе. Ты тоже, но у меня нет выхода. Только один час.
- Тива, ты доверять мне?
- Конечно.
- Если… Ведм звать меня или сказать «убий всей, покай они всон»?
- Понимаешь, неважно, спим мы или не спим, позвать может кого угодно. Но я почувствую и попробую остановить. Ты просто посмотри за костром, ладно? Ты буди нас, если появится какой-то зверь, если любая простая опасность. Ну а зов отслеживать буду я. Обещаю, что сразу же проснусь.
- Да, я буду стеречь… ты – спать. Я сидеть… сижу… я не спать, не хотеть, совсем.
Тива тихо прилегла, не сдвинув ни веточки в настиле, свернулась и вздохнула.
- Тива, - тут же возобновился виноватый шёпот Корнея, - Я должен сказать…
- Давай.
- Тива, ты не говорить, но я понимать, кто чёрный, Ст...сс. Он колдун есть.
- Да, Корней. Он и есть. Только "маг" – наверное, точнее.
- Он скоро приходий и убить нас.
- Прийти – должен. Но почему убить?
- Тива. Я знать. Знаю. Колдун – значит душа забирает. Ведм должен… душа забирать. Всем нужен душа человек, власт человек.
- Корней. Он магом родился, мало ли с кем бывает. Но он другой. Странный и непонятный, но не злой. Другой. Я знаю, и поверь мне.
- Другой… нет. Он как тот есть, тот вернулся.
- Кто вернулся, Корней?
- Я имя не знать, имя никто нам, мне, не вголос, не говорить... С нами быть, у ашш в поселен всегда – как долженстбыть, один колдун. Он работать - звать дождей и хранить растен. И обвалы каменей поселен. Он могущ, без колдун нет безо-нопас-ост, Тива, но он, Тива, забирать невеста. Как свадеб бывать. Для п…первай ночь. Как он выходить из дом за многий лет. И плакал ашш, но когдай не бывай свадб, когда не хотеть мы свадб, бывать растеен-сохнуть от колдун.
- Корней, куда и когда он вернулся?
- Тива, слышать весь, всё! Я прошу. Быть давно мой сестра, когда я три год, она – два-цат, у ней свадба, и колдун каменять всей ашш, а Лоовси себе забирать. Утро она прыгай в пропасть, чтобы все видать… И - колдун. Стоять, смехать. Ашш идти домой. Муж сестра – бежать в розий. Но отец достать топор. Он зарубил. Тива, колдун нельзя… на его напасть, нельзя во-зорожить и ослу-ши-вать-ся. Когдай отец отрубил голову, голова скользить, падать… упала и катилась на улице…
- Корней… всё, всё – успокойся! Всё плохое пройдёт. Сейчас нельзя, их разбудим. Но я слышу тебя.
- Я в спокойвст. Я помнить всегда. Голова никто не поймат. Голова кайтиться к наш дом, за-воротить в двор. Там быть тольк я. Голова посмотреть на меня иии… говорить со мной: Корне-ей, Корне-ей! Говорить много. И катиться из двор. Прыгать в пропасть, ашш никогдай не находить. Наш вода стала отравлен, мы далеко всей годам ходить искать вод…
***
Посерела и сплющилась под веками ночь. Повлажнели ладони. Только не шевельнуться, себя не выдать. Картинки, что мучили с вечера, замельтешили вновь. Ведьма, что говорила с ней, стоящей в жару и ознобе. Эгле, выцветающая, таящая навсегда, бессилие что-то сделать, чтобы удержать. И как вспомнилось, но было ли - вытертый злыми ногами старомодный портфель на полу. Сутулый подросток в полутёмном школьном коридоре смотрит вслед: сосущий взгляд в спину. Голова катится вниз.
Снова мятная прохлада касаний. На грудь ложится ткань, пахнущая тиной и потом. Треск ветвей усиливается, отсветы мелькают ярче. Рука под шеей; деревянная чаша у губ. Ни о чём не думать.
- Но Стас не тот ваш колдун, это точно.
- Ты знать - он не тот?
- Он подобного не совершал. Никогда. Честное слово.
- Но зачем он песок в глаз Мартына бросить?
______________________________
Спи, Соня.
И ты, Мартын.
Холод с Реки откликается в ладонях.
4.
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
18.02.2020 в 13:39Всем нужен отдых, чтобы идти дальше.
-
-
19.02.2020 в 01:46