Глава 28
1.
2., нач.
2., продолжение
читать дальшеВместо ответов захватило дух открывшейся красотой.
Они остановились сразу все, подняли головы к вышине крон, продырявленных почти правильной сетью звёздчатых окошек. Молчание накрыло их неизвестное время назад, расслоив и развесив по встречным кустам сначала разговор, потом и отдельные слова – этот лес, это пространство отличалось от всех пройденных. Как именно, ещё не регистрировало сознание, но понимали древние сторожевые системы мозга.
Нижний ярус леса при таком затемнении должен был обеднеть, отчаянно вытягивая проклюнувшиеся ростки, которые всё равно ждала недоинсоляция и смерть. В лучшем случае покрыться лишайниками, папоротниками. Здесь благозеленело всё, избыточно, ярко и свежо, как на поверхности болота: каждое растеньице, пушистый валун, коряга или ветви, несмотря на скупость солнечных лучей сверху, виделись чётко, как если были бы нарисованы неоновыми красками на чёрном. Дальше путников останавливала то и дело необоримая потребность оглянуться не раз и не два на одно и то же место – мерещилось, будто нечто перемещается, оставаясь в то же время на месте, переоформляется. Иногда где-то у уха проносился звук, но предполагаемая мошка оборачивалась истерической птицей вдалеке. Треск покачивающегося ствола лопался раскрывающимся бутоном прямо под ногами. Странно было ступать, неправильно, по нежнейшему тёмно-яркому мху, который в двух шагах виделся жестковатой светлой травой – так оглаженный в разных направлениях бархат меняет оттенок и степень матовости. Здесь наземный бархат прилегал и менял фактуру от одного взгляда. Лесной покров усыпали созвездия белых цветков: скромных, грустных, но над каждым из них, если присмотреться, повисал призрак радуги. Соня оглянулась – по её следам затягивалась чернеющая дорожка, этих цветов лишённая, а ведь она переступила через каждый, не топча! Или все они поныряли в мох?
- Зря мы сюда зашли, - шёпотом – иначе здесь казалось неуместно – сказал Мартын, и голос его прозвучал чужеродно, - Гнилое какое-то место.
- Назад нельзя, - так же тихо отозвалась Тива, - Надо дойти до мелкой воды и сойти с этого корабля. Лес не плох и не опасен, но он чей-то.
- Чей-то? – не поверила Соня, - Обитаемый?!
- Надеюсь, они поймут. Не бойтесь, но и не думайте плохого: кому приятно слышать плохое о своём доме?
- И кто… кто слышит?!
И влетело между ними на уровне глаз тонкое, бесшумное. Мартын бросился наземь, укрывая Эгле, но реакция не помогла бы, если бы пущенная из чащи стрела предназначалась ему. Стрелка, тонкая, длинная, пригвоздила волосы Тивы к стволу. Соня растерянно замерла, не успев испугаться.
- Они вокруг, прятаться негде, - сказала Тива, - И не нужно.
Мартын, сделав вдох, тяжело, через четвереньки, поднимался с ненадёжного, слишком мягкого покрова, бешено озираясь.
- Сонька... - начал он, - Встань за мной, что ли...
Но Соня уже заняла свой пост: села на землю, поближе к Эгле.
«Быть исколотыми стрелами – изысканная и лёгкая смерть, всё лучше, чем Ведьма…», подумалось ей вдруг. Её волосы явственно шевелились, заставляя спускаться цепочки мурашек вниз по телу и поджиматься босые пальцы. Цепочка янтарных паучков невозмутимо шествовала по серой коре дерева, возле Сониной головы, и она их видела, хотя под таким углом не должна была. В полотне ножа, который Мартын взял у Тивы, паучки однако не отражались.
Тива завела руку вверх и назад, безошибочно определила кончик оперения и провела ладонью до самого наконечника стрелы.
- Серое перо, - произнесла она, - Ты, Мартын, ножа не поднимай, но и земли им не касайся, ладно? Этой земле железа не нужно.
Присутствие ощущали все. Готовое сорваться ещё одним выстрелом, острое, оголяющее и затачивающее нервы. А стрела под рукой Тивы начала преображаться: пустила против хода многочисленные усики и листья, на глазах превращаясь в зелёную ветвь, такую же, как другие на этом дереве. Новорождённые листья, подрагивая, подросли ещё и замерли, самым оптимальным образом повернувшись к единственному лучу из вышины. Серое оперение утонуло в коре. Соня задавила вскрик изумления. Мартын только мазнул по чуду взглядом, продолжая сканировать окрестность, пуская блик ножа в разные стороны.
Тива шагнула вперёд, волосы заскользили через ветвь, высвобождая её из плена.
Поклонилась слегка:
- Мы с добром! Нам только до следующих врат.
Она поворачивалась вместе с Мартыном медленно, приветствуя всю предполагаемую засаду и предостерегающе положив ему руку на плечо. Лес безмолвствовал. Больше не перекликались птицы. Соня расслышала, как переступают по коре лапки паучков…
- Больше стрел не будет, - сказала Тива по завершении круга. И вдруг привстала на цыпочки, замерла слегка выгнутой тетивой. В таком положении сохранять равновесие не представлялось возможным, но вокруг Тивы явно остановилось время. Полузакрытые глаза остановились. Осталась поднятой в танцевальном жесте кисть.
- Тива, Тива, - позвал Мартын, чуть отступая. А затем не выдержал - вернулся к Эгле и Соне. Он замер, придерживая нож на одном колене, стоя на втором.
Воздух всё сгущался. Происходило что-то. Возможно, прямо сейчас их заколдовывают, кристаллизуя тела, обрекая сознание на вечную скорлупу. И они не смели и двинуться, чтобы хоть толикой воли разбить наваждение.
- Тива… - выдавил снова Мартын, - Тивааа!
Он заорал и вонзил нож в мох.
Всполохнутый лес заорал в ответ. Под зелёным ковром прокатилась и сократилась судорогой в точке прокола волна боли. Лес орал бесшумно, и не было крику окончания.
Соня успела запомнить "да что же это", сердито произнесённое Мартыном. И момент свернулся. У них отобрали воспоминание длившегося секунду действа - само действо и их ощущение по этому поводу -
- Да что это, - повторил Мартын, уже снова на ногах и извлекший назад свой злополучный нож.
Тива же отмерла и показала им приложенный к губам палец:
- В заповедный мир не допускают чужаков, без исключений. Свои порталы они не покажут. Мы – это странная ошибка, поскольку вообще сумели дойти сюда.
- Зато и Стас… может быть… сюда не пройдёт, - тут же предположила Соня.
- Нас убьют? – уточнил Мартын.
- Не надо слов. Они не хотят человеческого голоса. Стрела зазеленела - может быть, это хороший знак.
- Кто же здесь?
- Молчание, – Тива молниеносно обернулась на них. И вновь вступила в неслышный диалог с кем-то прячущимся в буреломе.
_________________________________
- Нет.
После невыносимого ожидания Тива сказала это тем, кто так и не захотел показаться.
Что было и сколько времени они сидели неподвижно в ароматном сыроватом мху, не понимал никто.
- Мы будем ждать на этом месте. Сколько понадобится. Но продолжайте молчать.
Солнце путешествовало без их свидетельства. С неба крон заструились пылинки: золото и бронза, мешая видеть, что происходило кругом. Что видело солнце на месте этого леса? Кому дарило свет и силу? Только бронза, только золото. Когда ожиданию вышёл срок, из леса к ним в сопровождении роя бледных бабочек, по вершинкам мшинок вышел кто-то большой, неслышный, не касаемый гравитацией и не касающийся её. Он был четвероног, увенчан короной из рогов, но сколько их, рогов, произрастало из головы, нельзя было понять из-за плотного, вычурного переплетения. Корона возвышалась до крон. Назвать его оленем или лосем ни Мартын, ни Соня не решились даже мысленно. Он опустил к ним лицо, обратил на них непроницаемые и неотражающие глаза, и люди испытали трепет, после которого не смели больше оставаться сидя.
Пришелец и Тива поклонились друг другу. Король леса прошествовал мимо и вошёл в воду, которая, оказывается, всё время плескалась совсем рядом.
- Это будет непростой путь. Для всех. Но единственный.
- Верхом? – догадался Мартын.
- Прошу вас, ни слова до тех пор, пока снова не встанем на землю. Касается жизни и смерти. Вашей. Время…
А тот, коронованный, безмятежно ждал, стоя вдоль течения вплотную к берегу.
Соня силилась угадать, сколько же человек могут поместиться на его спине. Выходило, что трое разве что, и кто-то должен остаться здесь. Соне стало страшно. Тива, конечно, пойдёт на эту жертву, а они связаны молчанием! Соня ловила её взгляд, боясь выдать свои мысли.
- Есть условия, которые нельзя нарушить. Впереди могу быть только я - и нож держать так, чтобы он не касался ничего... никого. Держаться мы имеем право только друг за друга. Это значит, что Эгле может быть только за мной, а Мартын - за ней, ты её удержать не сможешь, тебе, Соня, придётся быть позади всех. Держись за Мартына и ничего не бойся (это вообще самое главное), назад не смотри. Такова техника безопасности.
Тива уложила нож на колени зубцами к себе и больше не хлопотала о его равновесии. Мартын и Соня усадили Эгле прямо позади неё. Это было сложнее всего, из рук в руки. Соня запыхалась. Мартын немедленно, опасаясь, что Эгле соскользнёт, уселся позади неё… Они готовы. И, когда Соня почти уже сделала шаг назад, чтобы остаться и позволить им уехать, Тива потянулась и ухватила её. «Нет!» - прочитала Соня по губам, «не смей»… Вцепился в плечо и Мартын.
- Я... не смогу залезть, - пролепетала им Соня, - Всё равно не смогу...
Соня и не поняла, как оказалась на спине существа, как вернулась Тива снова на своё место впереди. Что-то неправильное было с сознанием, слишком часто прожитые секунды отсыхали и падали, не успев раскрыться.
- Держись за меня где хочешь, крепко, как хочешь, и не думай, что мне больно, только не дури! – горячечно пробормотал Мартын, нарушая запрет.
Зашелестел гневно лес.
Они плыли над водой. Носками могли достать до воды, если бы не нужда отчаянно держаться за зооморфного неведомца согнутыми коленями. Тива права: дорога давалась тяжело. Соне досталось места впритык, даже когда прочие уплотнились. Она так и видела себя падающей назад. Ей было очевидно, что лесное чудо-чудище в этом случае не остановится: их эвакуация – не акт гуманизма, но избавление от неприемлемых чем-то чужаков. Что тогда? Тива будет вынуждена прыгать за ней, кричать Мартыну, чтобы держался до конца без них – не вместе с Эгле же ему бросаться в воду… От каждой такой картины перед глазами Соне хотелось сжаться ещё больше. Руки давно вспотели и липли. Бедный Мартын. Позабыв стыд, неловкость, всякое личное пространство, Соня прижималась к его спине, утыкалась носом или щекой в твердокаменное плечо, крупно выступающие позвонки, дыша его кожей, обожжённой солнцами множества миров. Соня обхватывала его, чувствуя сверх меры торчащие рёбра. В оттянутом вороте футболке кожа белела. Тыльными сторонами ладони Соня касалась спины Эгле. Чтобы не сойти с ума, сосредотачивалась на её дыхании… и сходилась на том, что Эгле дышит всё реже. Понял ли Мартын? Чувствует ли всей спиной потный ужас, источаемый Соней? Соня заставляла себя держаться. Что бы ни случилось, она должна высидеть, не шелохнувшись, до конца, смирить все подозрения, предчувствия, вытерпеть и неудобное положение тела, и пекучее солнце, и жажду, не побеспокоив остальных. Как же удачно, что она смогла недавно искупаться... Чтобы не кружилась голова, Соня не пыталась особенно вертеть ею. Тошнило, если уставиться на воду. Но не смотреть, где, куда их везут, просто невозможно. Высоконогий Олень-царь – ибо надо же как-то поименовать дивное существо - шёл с трудом, одолевая течение, а когда задевал что-то невидимое на дне, это чувствовалось сотрясением его тела. «Почему он не везёт нас по суше, небось в своём лесу умеет ловко перемещаться?» Тёмный лес справа, вглубь которого их не пустили, был плотен до черноты, а слева другой остров, такой же нескончаемый, ярко освещался и сквозил проблесками воды с дальней стороны, так как ширина его составляла совсем ничего. Не сразу – но подумать в их медленной поездке успелось – Соня всё поняла. Обитатели леса, желая, чтобы их заповедное обиталище осталось нетронутым, отправили незваных гостей обратно во времени, в момент, когда те не сделали ещё неправильного выбора! Как же она успела забыть: по течению – в будущее, против – в прошлое. А чтобы в прошлое стало возможным, нужно двигаться именно внутри речного потока.
Это объясняло, почему, как бы ни старалось чудо лесное, окрестности не меняются, а время, ветер и солнце застыли. Ради них Царь-олень выбивался из сил (неужели есть в этом настоятельная необходимость?). Неудивительно, что чувствуют они себя странно. И Эгле. Время замедляется, все они испытывают его сопротивление, сходное с противотоком воды или ветром в лицо, и промежутки, через которые Эгле делает один маленький, не всегда и заметный вдох-выдох, в восприятии увеличиваются. Соня немного воспрянула духом. Но встречное давление Времени нарастало. Путь, который прошли они пешком по берегу за полчаса, обратным увеличивался и увеличивался, и каждый новый малый участок – как странно, но тело новым чувством знало это – растягивался своим особым образом. Явственно обозначилось натяжение невидимой резинки, которая не могла оборваться, но могла рывком вернуть всех назад. Или же, если у провожатого достанет сил и упорства идти и идти вперёд, его всадников будет постепенно сжимать, уплотнять, утрамбовывать о могучий ветер в лицо, и вот пройдёт он, а люди вывернутся наизнанку… безвольной антиматерией поплывут уже по течению иному, волокнами эфира, обрывками слов, надежд, воль.
Не зря Соне так не хотелось садиться верхом.
Их действительно сжимало. Воздух просачивался в лёгкие грубо и самовольно, выдох не давался без дополнительного усилия. Соня слышала два хрипа, свой и Мартына, как искажённое, пущенное задом наперёд эхо. Грудные клетки двигались поршнями. Соня хотела ослабить хват, но сводило руки. Скосив глаза, она могла ещё видеть такой же безмятежный бег воды, но всё, что было вне Реки, остекленело. Только что шевелились верхушки деревьев (надо думать, под редкими, слабыми порывами ветерка и колеблясь в «обратном» порядке), и вот остановилось всё. Распласталась в небе птица. А ниже к горизонту, где ещё сегодня путешественники видели, чётко различали перспективу множества порталов, поле зрения занял однородный туннель серого свечения.
Ближе проглядывали очертания пейзажа, который не менялся. Ещё ближе – хитроветвление рогов провожатого и зелёная макушка Тивы...
«Всё логично: таковы «обратные съёмки». Только мои мысли не идут задом наперёд. Ни слова в голове не звучат, как написанные обратно, ни фразы не перестроены, порядок мыслеобразов не нарушен. Или мне только так кажется? Или всё-таки наше мышление находится в особом измерении, не подвластном законам причинно-следственным?»
Когда поднимала глаза, детали бытия проступили с трудом. Ничуть не быстрее, но увереннее, провожатый сменил курс, начав заворачивать вокруг оконечности острова: ближе к месту, где они первоначально на него вошли. Вода теперь с каждым его шагом отступала вниз: то самое мелководье! Тот самый остров с заводью, где Соня поплавать успела: вот он. И что если они увидят… самих себя, спускающихся с него к воде?! Или не должны… сейчас теории путешествий во времени, почерпнутые из прочитанных книжек, не помогут понять, как должно быть на самом деле. Путешествие происходит здесь и сейчас. И даже уже почти не «здесь и сейчас»… Соня только что осознала, что чудо – несладкое, недоброе и малопонятное, близится к финалу. Их привезли снова к развилке, с которой начался нежелательный путь, они должны будут выбрать другой вариант. Другой поток, а их было здесь, кажется, три или четыре. Сейчас «олень» сбросит их на мелководье и умчится восвояси. Но он всё ещё преодолевал Время. Поворот ещё не означал полного установления обычного течения времени, хотя, по ощущениям, шло к тому. Соня сумела повернуть голову влево, это означало ослабление давления. Но было рискованно: захоти она сейчас поглядеть направо, голову крутанёт с избыточной силой, Время даст ей, незаконной транзитёрке, оплеуху, что чревато перекрутом шейных позвонков. И Соня смотрела, куда позволено было, изо всех сил напитываясь драгоценностями впечатлений. Разве сможет она ещё когда-либо физическим зрением заглянуть в Прошлое?!
В самом центре перекрёстка четырёх или пяти водных дорог стоял Стас. Каменным истуканом, застыл ли сам или виделось так из-за эффектов перемещения во времени. Траектория четвероногого неукоснительно приближалась к нему – к одинокой маленькой фигуре посреди размаха межприродных межстихий: величавых трёх лесистых островов и между ними бескрайних водных извивов во все стороны. Колдун, как в замедленном кино, поднимал и поднимал глаза, и неизбежно Соне с ними вновь предстояло встретиться. Но она плыла над колдуном на отдельном, из другого порядка мироздания, корабле, и страшно не стало: не достанет. Вот что-то зашевелилось рядом. Так же замедленно поворачивали головы Мартын, Тива. Но Стас, Соня знала, смотрел только на неё. На неё и Эгле. Время оживало, и вот он совсем рядом. Заколотилось сердце: ведь там, под дубом… Человек в чёрных брюках и чёрной с белыми и красными надписями обыкновенной футболке стоял по колено в воде, в одной руке держа две самодельные, уже давно прохудившиеся сумки, а в другой зелёную кроссовку за шнурок. Вторая кроссовка сейчас была на ноге у Сони.
Ничего в нём демонического. Скорее, было жутко со стороны смотреть на человека, по глупости забредшего в разлив далеко от жилья. Он определённо был жив. Неправильно смотрелись запёкшиеся шарики крови на почти заживших царапинах на лице. Регенерация, стало быть, а ещё ему не до умывания. Парень, словно одёрнув себя, повесил голову, и стоял так, ожидая терпеливо, пока странный зверь пронесёт Соню прочь. Взгляд мага спрятан, но пламя внимания не переставало.
Кто же ты такой? Соня не видела, как Тива осторожно дотрагивается до рога, но почувствовала, как крепче обнимает, загораживает одним плечом Эгле Мартын. Вот наш одноклассник, смотри же, Соня, пока можно. Заколдовавший сам себя. Соня вспоминала его в школе: он был и не был. Она поняла, как он исчез с глаз её долой на вершине дюны близ скального замка. И читалось сейчас на нём то, что, конечно, могло заставить Эгле просить прощения у него… за чужую вину.
Только Соня не додумала про него до конца, потому что увидела в дальней перспективе пройденных потоков нечто показавшееся странным. Пейзаж был монохромным. Остров, где они отдыхали, побелел инеем. Остров на противоположном берегу – одинаково с ним. Не было дня и ночи на разных берегах: там и везде, подползая к колдуну Стасу сзади, по воде наступал светло-серый щит, передавая попавшимся ему мирам синюшное свечение. С воды, почерневшей перед фронтом льда, срывался пар.
Вздрогнул и задышал чаще, унимая боль и смиряясь с её возвращением, Мартын. Укус холода, снова утвердившегося в ладонях. «Лёд. Платье Эгле. Холод. Платье!»
«Оно тянется там, где были мы. Когда догонит, со всеми нами случится то же, что и с Эгле.»
Одновременно дошло, что, собственно, их уже довезли до точки начала неверного пути, и с минуты на минуту будут высаживать. В этот же разлив. Прямо рядом с колдуном. Или прямо на лёд. Ну пожалуйста, чуть дальше, хоть на сто метров! Что им делать рядом со Стасом, неужели говорить о чём-то?!
Существо, что везло их на себе осязаемо, но не позволяя в то же время до конца себя воспринять, едва ли снизошло к безмолвной мольбе Сони, однако вовсе не остановилось. Не обратило оно и взгляда на колдуна. Заметило ли лёд? Рогатый шёл всё быстрее, легче, уже поднимая брызги. Когда обогнул он остров, небо оказалось прохладное, наряженное в грозовые облака. По ту сторону остров был уже принадлежностью следующего мира. Никто так и не понял, где именно случился новый портал. Поток, обогнув контуры острова, распрямился, и чудо-зверь, поднявшись как бы ступенями выше, поскакал вниз по течению прямо по речному зеркалу. Тива завела обе руки назад, чтобы Соня взялась за них: скорость нарастала. Берега по обе сторону слились в зелёные ленты, вертеть головой больше ничем не грозило. Они промчались сквозь стену ливня за секунды, выплыли в звёздно-облачное отражение, потом через цепочку травянистых круглых плошек суши; где-то и где-то ещё, и берега приподнялись склонами, даль проступила зелёными холмами, разбилась на мгновенно потемневшие - поменьше и ближе. Восторг мультипликации! Надежда на то, что окажутся ещё, ещё дальше от Ведьмы и её внука, что таких следов по воде им не отыскать вовеки. Тёплый ветер раскидал волосы Тивы, но чудесным образом они не помешали никому… вот погрузились копыта вниз, вода плеснула – бег приостановился.
Река же направилась дальше. Среди каменистой, пестреющей мхами пустоши она была одна, сама по себе, и, насколько хватало глаз, не ветвилась, не пестрела островами.
Царь-олень прислонился к берегу там, где людям удобно было сойти. И вот они на вырастающем из земли обширном трещиноватом камне. Тива кланяется слегка. Тот – ещё менее глубоко в ответ. Прочие же, видя, что Тива благодарит, от долговременного онемения тела и чувств не могут произнести ни слова.
Зверь, царь, дух, сущность – кто он есть – был безразличен. Он переступил, разворачиваясь обратно. Видели, как зашагал по воде – по колено, а не гладью поверхности. И растворился, стоило моргнуть, в закатном свете.
- А ведь ему ещё домой… против течения! – запоздало сообразив, воскликнула Соня, - Бедный… Спасибо вам! Всё равно спасибооо!
Nubiferous - Draught of Stratums
конец главы 28
глава 29
1.
2., нач.
2., продолжение
читать дальшеВместо ответов захватило дух открывшейся красотой.
Они остановились сразу все, подняли головы к вышине крон, продырявленных почти правильной сетью звёздчатых окошек. Молчание накрыло их неизвестное время назад, расслоив и развесив по встречным кустам сначала разговор, потом и отдельные слова – этот лес, это пространство отличалось от всех пройденных. Как именно, ещё не регистрировало сознание, но понимали древние сторожевые системы мозга.
Нижний ярус леса при таком затемнении должен был обеднеть, отчаянно вытягивая проклюнувшиеся ростки, которые всё равно ждала недоинсоляция и смерть. В лучшем случае покрыться лишайниками, папоротниками. Здесь благозеленело всё, избыточно, ярко и свежо, как на поверхности болота: каждое растеньице, пушистый валун, коряга или ветви, несмотря на скупость солнечных лучей сверху, виделись чётко, как если были бы нарисованы неоновыми красками на чёрном. Дальше путников останавливала то и дело необоримая потребность оглянуться не раз и не два на одно и то же место – мерещилось, будто нечто перемещается, оставаясь в то же время на месте, переоформляется. Иногда где-то у уха проносился звук, но предполагаемая мошка оборачивалась истерической птицей вдалеке. Треск покачивающегося ствола лопался раскрывающимся бутоном прямо под ногами. Странно было ступать, неправильно, по нежнейшему тёмно-яркому мху, который в двух шагах виделся жестковатой светлой травой – так оглаженный в разных направлениях бархат меняет оттенок и степень матовости. Здесь наземный бархат прилегал и менял фактуру от одного взгляда. Лесной покров усыпали созвездия белых цветков: скромных, грустных, но над каждым из них, если присмотреться, повисал призрак радуги. Соня оглянулась – по её следам затягивалась чернеющая дорожка, этих цветов лишённая, а ведь она переступила через каждый, не топча! Или все они поныряли в мох?
- Зря мы сюда зашли, - шёпотом – иначе здесь казалось неуместно – сказал Мартын, и голос его прозвучал чужеродно, - Гнилое какое-то место.
- Назад нельзя, - так же тихо отозвалась Тива, - Надо дойти до мелкой воды и сойти с этого корабля. Лес не плох и не опасен, но он чей-то.
- Чей-то? – не поверила Соня, - Обитаемый?!
- Надеюсь, они поймут. Не бойтесь, но и не думайте плохого: кому приятно слышать плохое о своём доме?
- И кто… кто слышит?!
И влетело между ними на уровне глаз тонкое, бесшумное. Мартын бросился наземь, укрывая Эгле, но реакция не помогла бы, если бы пущенная из чащи стрела предназначалась ему. Стрелка, тонкая, длинная, пригвоздила волосы Тивы к стволу. Соня растерянно замерла, не успев испугаться.
- Они вокруг, прятаться негде, - сказала Тива, - И не нужно.
Мартын, сделав вдох, тяжело, через четвереньки, поднимался с ненадёжного, слишком мягкого покрова, бешено озираясь.
- Сонька... - начал он, - Встань за мной, что ли...
Но Соня уже заняла свой пост: села на землю, поближе к Эгле.
«Быть исколотыми стрелами – изысканная и лёгкая смерть, всё лучше, чем Ведьма…», подумалось ей вдруг. Её волосы явственно шевелились, заставляя спускаться цепочки мурашек вниз по телу и поджиматься босые пальцы. Цепочка янтарных паучков невозмутимо шествовала по серой коре дерева, возле Сониной головы, и она их видела, хотя под таким углом не должна была. В полотне ножа, который Мартын взял у Тивы, паучки однако не отражались.
Тива завела руку вверх и назад, безошибочно определила кончик оперения и провела ладонью до самого наконечника стрелы.
- Серое перо, - произнесла она, - Ты, Мартын, ножа не поднимай, но и земли им не касайся, ладно? Этой земле железа не нужно.
Присутствие ощущали все. Готовое сорваться ещё одним выстрелом, острое, оголяющее и затачивающее нервы. А стрела под рукой Тивы начала преображаться: пустила против хода многочисленные усики и листья, на глазах превращаясь в зелёную ветвь, такую же, как другие на этом дереве. Новорождённые листья, подрагивая, подросли ещё и замерли, самым оптимальным образом повернувшись к единственному лучу из вышины. Серое оперение утонуло в коре. Соня задавила вскрик изумления. Мартын только мазнул по чуду взглядом, продолжая сканировать окрестность, пуская блик ножа в разные стороны.
Тива шагнула вперёд, волосы заскользили через ветвь, высвобождая её из плена.
Поклонилась слегка:
- Мы с добром! Нам только до следующих врат.
Она поворачивалась вместе с Мартыном медленно, приветствуя всю предполагаемую засаду и предостерегающе положив ему руку на плечо. Лес безмолвствовал. Больше не перекликались птицы. Соня расслышала, как переступают по коре лапки паучков…
- Больше стрел не будет, - сказала Тива по завершении круга. И вдруг привстала на цыпочки, замерла слегка выгнутой тетивой. В таком положении сохранять равновесие не представлялось возможным, но вокруг Тивы явно остановилось время. Полузакрытые глаза остановились. Осталась поднятой в танцевальном жесте кисть.
- Тива, Тива, - позвал Мартын, чуть отступая. А затем не выдержал - вернулся к Эгле и Соне. Он замер, придерживая нож на одном колене, стоя на втором.
Воздух всё сгущался. Происходило что-то. Возможно, прямо сейчас их заколдовывают, кристаллизуя тела, обрекая сознание на вечную скорлупу. И они не смели и двинуться, чтобы хоть толикой воли разбить наваждение.
- Тива… - выдавил снова Мартын, - Тивааа!
Он заорал и вонзил нож в мох.
Всполохнутый лес заорал в ответ. Под зелёным ковром прокатилась и сократилась судорогой в точке прокола волна боли. Лес орал бесшумно, и не было крику окончания.
Соня успела запомнить "да что же это", сердито произнесённое Мартыном. И момент свернулся. У них отобрали воспоминание длившегося секунду действа - само действо и их ощущение по этому поводу -
- Да что это, - повторил Мартын, уже снова на ногах и извлекший назад свой злополучный нож.
Тива же отмерла и показала им приложенный к губам палец:
- В заповедный мир не допускают чужаков, без исключений. Свои порталы они не покажут. Мы – это странная ошибка, поскольку вообще сумели дойти сюда.
- Зато и Стас… может быть… сюда не пройдёт, - тут же предположила Соня.
- Нас убьют? – уточнил Мартын.
- Не надо слов. Они не хотят человеческого голоса. Стрела зазеленела - может быть, это хороший знак.
- Кто же здесь?
- Молчание, – Тива молниеносно обернулась на них. И вновь вступила в неслышный диалог с кем-то прячущимся в буреломе.
_________________________________
- Нет.
После невыносимого ожидания Тива сказала это тем, кто так и не захотел показаться.
Что было и сколько времени они сидели неподвижно в ароматном сыроватом мху, не понимал никто.
- Мы будем ждать на этом месте. Сколько понадобится. Но продолжайте молчать.
Солнце путешествовало без их свидетельства. С неба крон заструились пылинки: золото и бронза, мешая видеть, что происходило кругом. Что видело солнце на месте этого леса? Кому дарило свет и силу? Только бронза, только золото. Когда ожиданию вышёл срок, из леса к ним в сопровождении роя бледных бабочек, по вершинкам мшинок вышел кто-то большой, неслышный, не касаемый гравитацией и не касающийся её. Он был четвероног, увенчан короной из рогов, но сколько их, рогов, произрастало из головы, нельзя было понять из-за плотного, вычурного переплетения. Корона возвышалась до крон. Назвать его оленем или лосем ни Мартын, ни Соня не решились даже мысленно. Он опустил к ним лицо, обратил на них непроницаемые и неотражающие глаза, и люди испытали трепет, после которого не смели больше оставаться сидя.
Пришелец и Тива поклонились друг другу. Король леса прошествовал мимо и вошёл в воду, которая, оказывается, всё время плескалась совсем рядом.
- Это будет непростой путь. Для всех. Но единственный.
- Верхом? – догадался Мартын.
- Прошу вас, ни слова до тех пор, пока снова не встанем на землю. Касается жизни и смерти. Вашей. Время…
А тот, коронованный, безмятежно ждал, стоя вдоль течения вплотную к берегу.
Соня силилась угадать, сколько же человек могут поместиться на его спине. Выходило, что трое разве что, и кто-то должен остаться здесь. Соне стало страшно. Тива, конечно, пойдёт на эту жертву, а они связаны молчанием! Соня ловила её взгляд, боясь выдать свои мысли.
- Есть условия, которые нельзя нарушить. Впереди могу быть только я - и нож держать так, чтобы он не касался ничего... никого. Держаться мы имеем право только друг за друга. Это значит, что Эгле может быть только за мной, а Мартын - за ней, ты её удержать не сможешь, тебе, Соня, придётся быть позади всех. Держись за Мартына и ничего не бойся (это вообще самое главное), назад не смотри. Такова техника безопасности.
Тива уложила нож на колени зубцами к себе и больше не хлопотала о его равновесии. Мартын и Соня усадили Эгле прямо позади неё. Это было сложнее всего, из рук в руки. Соня запыхалась. Мартын немедленно, опасаясь, что Эгле соскользнёт, уселся позади неё… Они готовы. И, когда Соня почти уже сделала шаг назад, чтобы остаться и позволить им уехать, Тива потянулась и ухватила её. «Нет!» - прочитала Соня по губам, «не смей»… Вцепился в плечо и Мартын.
- Я... не смогу залезть, - пролепетала им Соня, - Всё равно не смогу...
Соня и не поняла, как оказалась на спине существа, как вернулась Тива снова на своё место впереди. Что-то неправильное было с сознанием, слишком часто прожитые секунды отсыхали и падали, не успев раскрыться.
- Держись за меня где хочешь, крепко, как хочешь, и не думай, что мне больно, только не дури! – горячечно пробормотал Мартын, нарушая запрет.
Зашелестел гневно лес.
Они плыли над водой. Носками могли достать до воды, если бы не нужда отчаянно держаться за зооморфного неведомца согнутыми коленями. Тива права: дорога давалась тяжело. Соне досталось места впритык, даже когда прочие уплотнились. Она так и видела себя падающей назад. Ей было очевидно, что лесное чудо-чудище в этом случае не остановится: их эвакуация – не акт гуманизма, но избавление от неприемлемых чем-то чужаков. Что тогда? Тива будет вынуждена прыгать за ней, кричать Мартыну, чтобы держался до конца без них – не вместе с Эгле же ему бросаться в воду… От каждой такой картины перед глазами Соне хотелось сжаться ещё больше. Руки давно вспотели и липли. Бедный Мартын. Позабыв стыд, неловкость, всякое личное пространство, Соня прижималась к его спине, утыкалась носом или щекой в твердокаменное плечо, крупно выступающие позвонки, дыша его кожей, обожжённой солнцами множества миров. Соня обхватывала его, чувствуя сверх меры торчащие рёбра. В оттянутом вороте футболке кожа белела. Тыльными сторонами ладони Соня касалась спины Эгле. Чтобы не сойти с ума, сосредотачивалась на её дыхании… и сходилась на том, что Эгле дышит всё реже. Понял ли Мартын? Чувствует ли всей спиной потный ужас, источаемый Соней? Соня заставляла себя держаться. Что бы ни случилось, она должна высидеть, не шелохнувшись, до конца, смирить все подозрения, предчувствия, вытерпеть и неудобное положение тела, и пекучее солнце, и жажду, не побеспокоив остальных. Как же удачно, что она смогла недавно искупаться... Чтобы не кружилась голова, Соня не пыталась особенно вертеть ею. Тошнило, если уставиться на воду. Но не смотреть, где, куда их везут, просто невозможно. Высоконогий Олень-царь – ибо надо же как-то поименовать дивное существо - шёл с трудом, одолевая течение, а когда задевал что-то невидимое на дне, это чувствовалось сотрясением его тела. «Почему он не везёт нас по суше, небось в своём лесу умеет ловко перемещаться?» Тёмный лес справа, вглубь которого их не пустили, был плотен до черноты, а слева другой остров, такой же нескончаемый, ярко освещался и сквозил проблесками воды с дальней стороны, так как ширина его составляла совсем ничего. Не сразу – но подумать в их медленной поездке успелось – Соня всё поняла. Обитатели леса, желая, чтобы их заповедное обиталище осталось нетронутым, отправили незваных гостей обратно во времени, в момент, когда те не сделали ещё неправильного выбора! Как же она успела забыть: по течению – в будущее, против – в прошлое. А чтобы в прошлое стало возможным, нужно двигаться именно внутри речного потока.
Это объясняло, почему, как бы ни старалось чудо лесное, окрестности не меняются, а время, ветер и солнце застыли. Ради них Царь-олень выбивался из сил (неужели есть в этом настоятельная необходимость?). Неудивительно, что чувствуют они себя странно. И Эгле. Время замедляется, все они испытывают его сопротивление, сходное с противотоком воды или ветром в лицо, и промежутки, через которые Эгле делает один маленький, не всегда и заметный вдох-выдох, в восприятии увеличиваются. Соня немного воспрянула духом. Но встречное давление Времени нарастало. Путь, который прошли они пешком по берегу за полчаса, обратным увеличивался и увеличивался, и каждый новый малый участок – как странно, но тело новым чувством знало это – растягивался своим особым образом. Явственно обозначилось натяжение невидимой резинки, которая не могла оборваться, но могла рывком вернуть всех назад. Или же, если у провожатого достанет сил и упорства идти и идти вперёд, его всадников будет постепенно сжимать, уплотнять, утрамбовывать о могучий ветер в лицо, и вот пройдёт он, а люди вывернутся наизнанку… безвольной антиматерией поплывут уже по течению иному, волокнами эфира, обрывками слов, надежд, воль.
Не зря Соне так не хотелось садиться верхом.
Их действительно сжимало. Воздух просачивался в лёгкие грубо и самовольно, выдох не давался без дополнительного усилия. Соня слышала два хрипа, свой и Мартына, как искажённое, пущенное задом наперёд эхо. Грудные клетки двигались поршнями. Соня хотела ослабить хват, но сводило руки. Скосив глаза, она могла ещё видеть такой же безмятежный бег воды, но всё, что было вне Реки, остекленело. Только что шевелились верхушки деревьев (надо думать, под редкими, слабыми порывами ветерка и колеблясь в «обратном» порядке), и вот остановилось всё. Распласталась в небе птица. А ниже к горизонту, где ещё сегодня путешественники видели, чётко различали перспективу множества порталов, поле зрения занял однородный туннель серого свечения.
Ближе проглядывали очертания пейзажа, который не менялся. Ещё ближе – хитроветвление рогов провожатого и зелёная макушка Тивы...
«Всё логично: таковы «обратные съёмки». Только мои мысли не идут задом наперёд. Ни слова в голове не звучат, как написанные обратно, ни фразы не перестроены, порядок мыслеобразов не нарушен. Или мне только так кажется? Или всё-таки наше мышление находится в особом измерении, не подвластном законам причинно-следственным?»
Когда поднимала глаза, детали бытия проступили с трудом. Ничуть не быстрее, но увереннее, провожатый сменил курс, начав заворачивать вокруг оконечности острова: ближе к месту, где они первоначально на него вошли. Вода теперь с каждым его шагом отступала вниз: то самое мелководье! Тот самый остров с заводью, где Соня поплавать успела: вот он. И что если они увидят… самих себя, спускающихся с него к воде?! Или не должны… сейчас теории путешествий во времени, почерпнутые из прочитанных книжек, не помогут понять, как должно быть на самом деле. Путешествие происходит здесь и сейчас. И даже уже почти не «здесь и сейчас»… Соня только что осознала, что чудо – несладкое, недоброе и малопонятное, близится к финалу. Их привезли снова к развилке, с которой начался нежелательный путь, они должны будут выбрать другой вариант. Другой поток, а их было здесь, кажется, три или четыре. Сейчас «олень» сбросит их на мелководье и умчится восвояси. Но он всё ещё преодолевал Время. Поворот ещё не означал полного установления обычного течения времени, хотя, по ощущениям, шло к тому. Соня сумела повернуть голову влево, это означало ослабление давления. Но было рискованно: захоти она сейчас поглядеть направо, голову крутанёт с избыточной силой, Время даст ей, незаконной транзитёрке, оплеуху, что чревато перекрутом шейных позвонков. И Соня смотрела, куда позволено было, изо всех сил напитываясь драгоценностями впечатлений. Разве сможет она ещё когда-либо физическим зрением заглянуть в Прошлое?!
В самом центре перекрёстка четырёх или пяти водных дорог стоял Стас. Каменным истуканом, застыл ли сам или виделось так из-за эффектов перемещения во времени. Траектория четвероногого неукоснительно приближалась к нему – к одинокой маленькой фигуре посреди размаха межприродных межстихий: величавых трёх лесистых островов и между ними бескрайних водных извивов во все стороны. Колдун, как в замедленном кино, поднимал и поднимал глаза, и неизбежно Соне с ними вновь предстояло встретиться. Но она плыла над колдуном на отдельном, из другого порядка мироздания, корабле, и страшно не стало: не достанет. Вот что-то зашевелилось рядом. Так же замедленно поворачивали головы Мартын, Тива. Но Стас, Соня знала, смотрел только на неё. На неё и Эгле. Время оживало, и вот он совсем рядом. Заколотилось сердце: ведь там, под дубом… Человек в чёрных брюках и чёрной с белыми и красными надписями обыкновенной футболке стоял по колено в воде, в одной руке держа две самодельные, уже давно прохудившиеся сумки, а в другой зелёную кроссовку за шнурок. Вторая кроссовка сейчас была на ноге у Сони.
Ничего в нём демонического. Скорее, было жутко со стороны смотреть на человека, по глупости забредшего в разлив далеко от жилья. Он определённо был жив. Неправильно смотрелись запёкшиеся шарики крови на почти заживших царапинах на лице. Регенерация, стало быть, а ещё ему не до умывания. Парень, словно одёрнув себя, повесил голову, и стоял так, ожидая терпеливо, пока странный зверь пронесёт Соню прочь. Взгляд мага спрятан, но пламя внимания не переставало.
Кто же ты такой? Соня не видела, как Тива осторожно дотрагивается до рога, но почувствовала, как крепче обнимает, загораживает одним плечом Эгле Мартын. Вот наш одноклассник, смотри же, Соня, пока можно. Заколдовавший сам себя. Соня вспоминала его в школе: он был и не был. Она поняла, как он исчез с глаз её долой на вершине дюны близ скального замка. И читалось сейчас на нём то, что, конечно, могло заставить Эгле просить прощения у него… за чужую вину.
Только Соня не додумала про него до конца, потому что увидела в дальней перспективе пройденных потоков нечто показавшееся странным. Пейзаж был монохромным. Остров, где они отдыхали, побелел инеем. Остров на противоположном берегу – одинаково с ним. Не было дня и ночи на разных берегах: там и везде, подползая к колдуну Стасу сзади, по воде наступал светло-серый щит, передавая попавшимся ему мирам синюшное свечение. С воды, почерневшей перед фронтом льда, срывался пар.
Вздрогнул и задышал чаще, унимая боль и смиряясь с её возвращением, Мартын. Укус холода, снова утвердившегося в ладонях. «Лёд. Платье Эгле. Холод. Платье!»
«Оно тянется там, где были мы. Когда догонит, со всеми нами случится то же, что и с Эгле.»
Одновременно дошло, что, собственно, их уже довезли до точки начала неверного пути, и с минуты на минуту будут высаживать. В этот же разлив. Прямо рядом с колдуном. Или прямо на лёд. Ну пожалуйста, чуть дальше, хоть на сто метров! Что им делать рядом со Стасом, неужели говорить о чём-то?!
Существо, что везло их на себе осязаемо, но не позволяя в то же время до конца себя воспринять, едва ли снизошло к безмолвной мольбе Сони, однако вовсе не остановилось. Не обратило оно и взгляда на колдуна. Заметило ли лёд? Рогатый шёл всё быстрее, легче, уже поднимая брызги. Когда обогнул он остров, небо оказалось прохладное, наряженное в грозовые облака. По ту сторону остров был уже принадлежностью следующего мира. Никто так и не понял, где именно случился новый портал. Поток, обогнув контуры острова, распрямился, и чудо-зверь, поднявшись как бы ступенями выше, поскакал вниз по течению прямо по речному зеркалу. Тива завела обе руки назад, чтобы Соня взялась за них: скорость нарастала. Берега по обе сторону слились в зелёные ленты, вертеть головой больше ничем не грозило. Они промчались сквозь стену ливня за секунды, выплыли в звёздно-облачное отражение, потом через цепочку травянистых круглых плошек суши; где-то и где-то ещё, и берега приподнялись склонами, даль проступила зелёными холмами, разбилась на мгновенно потемневшие - поменьше и ближе. Восторг мультипликации! Надежда на то, что окажутся ещё, ещё дальше от Ведьмы и её внука, что таких следов по воде им не отыскать вовеки. Тёплый ветер раскидал волосы Тивы, но чудесным образом они не помешали никому… вот погрузились копыта вниз, вода плеснула – бег приостановился.
Река же направилась дальше. Среди каменистой, пестреющей мхами пустоши она была одна, сама по себе, и, насколько хватало глаз, не ветвилась, не пестрела островами.
Царь-олень прислонился к берегу там, где людям удобно было сойти. И вот они на вырастающем из земли обширном трещиноватом камне. Тива кланяется слегка. Тот – ещё менее глубоко в ответ. Прочие же, видя, что Тива благодарит, от долговременного онемения тела и чувств не могут произнести ни слова.
Зверь, царь, дух, сущность – кто он есть – был безразличен. Он переступил, разворачиваясь обратно. Видели, как зашагал по воде – по колено, а не гладью поверхности. И растворился, стоило моргнуть, в закатном свете.
- А ведь ему ещё домой… против течения! – запоздало сообразив, воскликнула Соня, - Бедный… Спасибо вам! Всё равно спасибооо!
Nubiferous - Draught of Stratums
конец главы 28
глава 29
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
07.03.2020 в 14:44-
-
11.03.2020 в 01:56