Ничего не происходит.
Глава 36
1.
2.
3., нач.
3., прод.
читать дальше
Удивительную соразмерность города в низине для человека они не замечали, не оценили; прошли под аркой в каменной стене, да не поняли, какая арка и какая стена, и что арок было в стене много, и их торжественной формы не поняли, и уж точно ни за что не догадались бы, что стена выглядит как прототип вала-моста, с которого спустились - та же символическая, хоть и в разы более низкая, плотина поперёк долины, возможно, из прежних времён. Не обратили даже внимания, что покрытие из рельефных пёстрых камней, по которому всё ещё шли, вливаясь в камни города, не растворилось в них, а раздвинуло собой, служа, таким образом, очевидным указанием к той общей цели, которую знали, по-видимому, все гости, кроме них. Пока что взрывной экзотики, чего-то чрезмерно чуждого, им не встретилось, и это устраивало. Это Тива вслух обращала внимание на всякое любопытное, что встречалось им, невзирая на то, что Соня, Мартын и Корней были совершенно невосприимчивы. То ли придумывала всё на ходу, то ли неизвестно откуда знала точно.
Дороги «для себя» местные делали из камня более однородного по цвету и, на неискушённый взгляд, проще обработанного. «Пришельческий» путь с его более выраженными фактурами Тивой трактовался как разнообразные шрифты для незрячих или иначе зрячих инопланетян. Шрифты, которые можно считывать ногами или прочими, какие имелись, подиями. Да замолчи, Тива, не мучай Соню... и этих тоже, рычал про себя маг, но не желал передавать ей больше никаких мыслей. Не упуская контрастного тракта из виду, Тива увлекла людей на поверхность вдоль него чуть в стороне, более удобную для ходьбы. Тива отобрала носилки у Мартына, вставая на его место, Мартын подменил Корнея. Они менялись всё чаще и всё больше останавливались; каждого, кто временно освобождался, Соня брала за руку, чтобы не шататься. Один маг не участвовал в смертельной чехарде, только мысленно спотыкался вместе с ней, и голова у него кружилась, как у Сони. Он должен нести её на руках, чтобы отсрочить, приостановить её умирание. Никто не позволил бы этого, и Стас, мучаясь странностью происходящего, не мог найти своё правильное место в этом обречённом походе.
Останавливаясь, они не садились отдыхать, договорившись, видимо, об этом ранее. Тогда Стас немного обгонял их и вслушивался, как переводят дыхание, ожидал за спиной звука чьего-то падения наземь. Времени каждой остановки ему никак не хватало, чтобы проработать вариант действий. Хаотичный подсчёт, поиск решения. А они вдруг, не сговариваясь, начинают двигаться дальше. И маг начинает снова мыслить иначе. Это они толкали Стаса вперёд, не он вёл за собой. Разумеется.
Во-первых, нужна еда.
Они шли вдоль бесконечно длинного невысокого парапета, сложенного из продолговатых каменных щепок колючими торцами наружу. По другую сторону дороги, слева, цепочка зарослей, напоминавших сухопутные кораллы, прикрывала обрывчик или террасу — там просветлённый воздух ниже уровня нахождения. По парапету, гладкому, словно приутюженному сверху, немногие отдельные аборигены (которые только и остались вокруг) бежали на четвереньках. Вторые пары их рук служили теперь вторыми парами ног, а верхние руки, довольно неловко сплетаясь, прижимались к телу. Что-то вроде тротуара второго уровня, по которым принято передвигаться именно так — быстро и используя четыре конечности. Разрывы в треке бегуны преодолевали беличьим прыжком, убедившись, что перед ними никого нет, но в точке приземления раскидывали верхние руки, тратя зримые усилия на то, чтобы сохранить равновесие. Спрыгивали же в любом месте, и, оказавшись на уровне земли, немедленно снова превращались в прямоходящих. Можно было предположить, что припозднившуюся инопланетную компанию они видят, но не считают нужным беспокоить, так как никто не оглядывался и не задерживался, проносясь мимо. Парапеты, как можно было видеть на протяжении пути, разветвлялись, слагались в лабиринт, обширная площадь которого волновалась в такт с рельефом долины. В промежутки между приподнятыми и наземными дорожками вписывались и прочие архитектурные формы, достаточно причудливые, чтобы никак не догадаться, заграждение ли это, лестница, здание или просто живописная горка сцементированных и раскрашенных валунов.
Нужна еда, как люди говорить любят, «вчера», без неё вообще всё теряет смысл. Презлая ирония в том, что в стране воды и чистого воздуха, в стране без Бабушки, подходит к черте Сонина жизнь. Стас взял у неё рыбу в песочном укрытии, потому что не мог не принять дара, он определённо нуждался в чём-то таком, Соня разгадала, но преподнести ей чего-то равноценного со своей стороны, как выяснилось, не был способен. После того, как он получил согласие Сони на то, чтобы стать её проводником, он постановил себе не искать другого пути, хотя бы и заведомо лучшего, кроме открытого в трансе; позже порешил никогда больше не пытаться "наколдовать" ни транспорта, ни продуктов (потому что надо хоть немного понимать в том и другом). Всё так же не произносить слов без острой необходимости, игнорировать злобу Мартына - вот это. Не вспоминать и не принимать близко к сердцу свои предыдущие успехи: внутренняя дисциплина, которая навсегда должна остаться жёсткой. Может, так получилось бы не раскачать, исполнить всё чётко и точно; ещё должно было не дать излиться своей скорби и равно не наслаждаться происходящим. Только вести и защищать. Но нет, он только и делал, что радовался и страдал. Перемешивалось постоянно это; ещё произошло нечто, среди прочего невозможного, тоже туда же подмешавшее хаосу: он и Мартын вместе держали дверь телепорта для опаздывающих разумников. Сопричастность общему делу (там много их было, державших дверь). Когда-то Стас позавидовал тем, кто дружно строил плот; теперь что-то похожее на совместное действо случилось и с ним. Так и раскачал, взбаламутил намерение, импульс, так потратил силы, и это всё равно как если бы пинал канат-паутину, который всегда, хочет он или нет, тянется от него прямиком к Бабушке, сигналя ей о провалах. И ничего он от своего порыва не получил, ни слова Сони, ни даже презрительного хмыканья Мартына. Так что чёрный маг не имеет права сотворять как бы простые, но сложнейшие вещи вроде еды, укрытия, ровной дороги, одежды. В его исполнении будут хуже отравы. А раз так, Соня умирает от голода.
Когда это случится, время всех миров кончится раньше срока.
Миры не виноваты перед ним, никто не виноват. Просто ничто не удержит Стаса от того, чтобы взорваться, уничтожая мироздание как оно есть, если Соня умрёт. Такой уж в нём потенциал, путём каких-то бесконечных случайностей собрался, и покинуть просто так Стаса не может, и он готов, совершенно, после того, что случилось с Эгле.
Два злобных духа, скалящихся друг на друга в пустоте, вот кто останется. И никого живого, навсегда.
- Может, у тебя получится? Я искала там, наверху и везде, но до сих пор не вижу вокруг ничего съедобного. Подключайся тоже, а? - попросила вдруг Тива, вторгаясь в его морок. В гневном изумлении он ещё долго не разбирал её слов.
- Не дури, - предложила Тива, омерзительно спокойная.
- Ммысли... не читай!
- Ещё не хватало. Сам не читай что попало. В смысле, не сочиняй.
- Не вмешивайся, Тива, если не знаешь...
Тива развернулась на одном носочке и некрасиво, нахально, опрометчиво щёлкнула пальцем прямо перед его носом, не понимая, возле какого бушующего котла производит сотрясение воздуха.
«Заканчивай уплотнять и накручивать - уплотнять осложнения и накручивать не-решения. Однажды ты услышишь меня правильно и узнаешь, насколько всё может быть проще.»
- Яжэмпат, так что чего не знаю, то понимаю, а тыжемагу, то есть тебе, и заняться бы прикладной магией, - заявила она, - Или слишком высокая квалификация не позволяет?
- Как, по-твоему, это делается?!
- Чо разорался?! - вскинулся на возглас Стаса Мартын позади, который только сейчас заметил странную конфронтацию, - Мы уже знаем, что ты ничего не знаешь, как чего делается, и что куда не туда нас ведёшь, знаем - а можно тогда молча это, не туда, не то и не так? И без тебя... вдребезги всё.
В каменном городе под слегка фиолетовым небом (если этот цвет только не казался им всем сразу) не было ни пыли, ни зноя, ни духоты, ни тесноты. Они сидят без сил на чужой дороге, кто-то спрыгивает с неё, чтобы вежливо обойти людей сзади и, снова взобравшись на парапет, умчаться по своим делам.
- Хоть с Бабушкой-то успел повидаться, пока без нас? - спрашивает Мартын несколько минут спустя совсем другим голосом, - Посоветовался, что как?
- Когда я найду где-нибудь здесь что-нибудь... что можно есть, - ответил ему Стас, - Ты возьмёшь это и... ты это сожрёшь, чтобы у тебя были... силы её нести.
Он резко поднялся. Не смог стать камнем. Придётся быть водой. Только бы водой, а не паром... но никто не давал Мартыну права забывать, что ненависть мага сильнее!
- Ты еейебо... ты рехнулся. Твоя пожилая родственница пыталась нас накормить, - послышалось в спину, - Даже не пытайся. Твоего — никогда. От тебя — ничего.
«Посмотрим». Себе не веря, что сказал то, что сказал - вслух и в мыслях, и что его как будто обманом вынудили дать слово, которое в то же время полностью его слово, вовсе не заговор Тивы и Мартына, слово, которое он должен, хочет и будет держать, Стас испытал что-то вроде благодарности к ним. Сработали идеально, даже если нечаянно, теперь у него нет выбора.
- Идём дальше прямо сейчас, - сказала Тива, - Мы расселись неудобно.
А ведь правильно, пищу не нужно создавать из ничего - её нужно разыскать. На это запрета нет... или есть, значит, будет нарушать. В последующий переход Стас вёл себя вызывающе. На каждом распутье лично, не советуясь мысленно с Тивой, выбирал одно из двух, трёх, пяти направлений, не разрешая себе и задуматься. Отвечал, что только так можно выйти к порталу. Вёл дугами между строениями и гроздьями строений, очень быстро вскружив голову себе, Соне, Мартыну, Корнею. Заканчивай, значит, накручивать... только накручивать, только начинать снова и снова. Он хотел ввести себя в некий магический шок, чтобы со страхом за последствия непременно открылось ему, где еда для Сони. Настоящая. Пусть еда далеко - пусть тогда с перепугу он туда телепортируется, отберёт еду силой у неизвестно кого, и вернётся? Только не задумываться. Он как будто разбегается для прыжка в магическом измерении, когда на деле движется с той же умеренной скоростью, что и остальные. А если заблудится в городе, то это дело Тивы, вывести их снова на пёструю дорогу.
Камень был естественным и предсказуемым материалом для города, самого живого и причудливого каменного города. До первой стеночки выше человеческого роста город был как бы предварительным, разреженным в постройках, больше заполненным вязью беговых парапетов, чем другого типа объектами, и вдруг началась почти обычная улочка, просторная благодаря множественности обязательных просветов между сооружениями, но обладающая неким свойством камерности, сходу не объяснимым, которое заставляет считать её именно «улочкой», а не проспектом. Гениальным строителям удалось исключить решения вроде глубоких глухих лабиринтов, и громоздких бастионов, и раскаляющихся веками под солнцем суровых монументов, каковые неизменно получаются при обильном применении природного камня. Улочка скрутилась полузавитком, а потом резко закрутилась в другую сторону. Все жёлтые жители, что встретились на ней, ходили только на двух ногах. Как приличные люди.
Простор и облегчённая малоэтажность, мелкие рощицы на возвышениях и в низинах, травяные вкрапления между камнями, бесконечный выбор проходов между причудливыми, как и полагается всему инопланетному, не повторяющимися, но всё же имеющими определённую общность стиля зданиями.
Здесь не защищались и не экономили.
Здесь, кажется, сохранили всё прежнее, не боясь, что станет тесно.
Типичный комплекс-остров, вписанный в будто случайный, выбранный без разбора и предварительного исследования самый неудобный скальный рельеф, выглядел так: центральный элемент, что возвышается верхним ярусом торта-муравейника; прочие, теряя в высоте, окружают его вторым, третьим, последующим слоем толстых полых внутри стен. Сколько бы ни наращивалось этих неправильных, прерывистых волнистых колец, к любому из них от любого будет доступ: мостики, галерейки, ступени. Камень в центре бесцветный, минимально обработанный, практически цельная скала, быть может, вырубленная прямо на месте из начальной породы, сквозящая то ли окнами, то ли бывшими естественными пещерками. Пристройки второго порядка чуть ниже высотой: выцветающий камень. Когда-то давно их уже принято было покрывать краской, белой или красно-коричневой. Обыкновение сохранялось с тех пор, и чем ближе к пешеходной части подбиралось историческое слоевище, тем ярче и искусственнее присутствовал на нём оттенок (можно было обнаружить практически любой цвет). Нехитрым образом каждое здание рассказывало о себе само по разному облупленными, растрескавшимися, выветренными и политые многажды небесной водой поверхностями. Мхи на них оставались нетронутыми. Но «новоделы», самые последние слои, что присоединили строители, были аккуратными, сочными, и отлично сочетались как с бледными предками, так и с бесцветным первопредком, не перебивая ни их, ни соседей, ни природы. Большинство этих нижних кольцевых ярусов, чаще светло-жёлтого или зелёного цветов, имели более правильную форму. Керамически-глянцевитая краска плотной коркой скрывала их камень, заравнивала швы в кладке, но нигде, ни в одном месте не переходила, не смазывалась, не набрызгивалась на мостовую прямо под стеной, оканчиваясь внизу чёткой линией.
Разбросанные прямо по мостовой неправильные пятна растительности намекали на отсутствие транспорта, которому было бы, скорее всего, неудобно петлять между ними. Ни одного строения слишком высокого, или в виде резкой вертикали, или с чрезмерно пологим уклоном, благодаря чему виды из любой точки были уютны, гармоничны. И с этим - загадочная, завуалированная мощная перспектива, зовущая куда-то. В горной тишине только шелест растений и слабое, но постоянное стрекотание, что заменяло собой на этой планете щебет птиц. Молчаливые, спокойно-деловитые жёлтые аборигены.
Далеко отсюда, по склонам горушек по левую руку, казалось, строения мельче и лепятся теснее. Склоны справа, хоть они и ближе, разглядеть пока не удавалось.
Глава 36
1.
2.
3., нач.
3., прод.
читать дальше
Удивительную соразмерность города в низине для человека они не замечали, не оценили; прошли под аркой в каменной стене, да не поняли, какая арка и какая стена, и что арок было в стене много, и их торжественной формы не поняли, и уж точно ни за что не догадались бы, что стена выглядит как прототип вала-моста, с которого спустились - та же символическая, хоть и в разы более низкая, плотина поперёк долины, возможно, из прежних времён. Не обратили даже внимания, что покрытие из рельефных пёстрых камней, по которому всё ещё шли, вливаясь в камни города, не растворилось в них, а раздвинуло собой, служа, таким образом, очевидным указанием к той общей цели, которую знали, по-видимому, все гости, кроме них. Пока что взрывной экзотики, чего-то чрезмерно чуждого, им не встретилось, и это устраивало. Это Тива вслух обращала внимание на всякое любопытное, что встречалось им, невзирая на то, что Соня, Мартын и Корней были совершенно невосприимчивы. То ли придумывала всё на ходу, то ли неизвестно откуда знала точно.
Дороги «для себя» местные делали из камня более однородного по цвету и, на неискушённый взгляд, проще обработанного. «Пришельческий» путь с его более выраженными фактурами Тивой трактовался как разнообразные шрифты для незрячих или иначе зрячих инопланетян. Шрифты, которые можно считывать ногами или прочими, какие имелись, подиями. Да замолчи, Тива, не мучай Соню... и этих тоже, рычал про себя маг, но не желал передавать ей больше никаких мыслей. Не упуская контрастного тракта из виду, Тива увлекла людей на поверхность вдоль него чуть в стороне, более удобную для ходьбы. Тива отобрала носилки у Мартына, вставая на его место, Мартын подменил Корнея. Они менялись всё чаще и всё больше останавливались; каждого, кто временно освобождался, Соня брала за руку, чтобы не шататься. Один маг не участвовал в смертельной чехарде, только мысленно спотыкался вместе с ней, и голова у него кружилась, как у Сони. Он должен нести её на руках, чтобы отсрочить, приостановить её умирание. Никто не позволил бы этого, и Стас, мучаясь странностью происходящего, не мог найти своё правильное место в этом обречённом походе.
Останавливаясь, они не садились отдыхать, договорившись, видимо, об этом ранее. Тогда Стас немного обгонял их и вслушивался, как переводят дыхание, ожидал за спиной звука чьего-то падения наземь. Времени каждой остановки ему никак не хватало, чтобы проработать вариант действий. Хаотичный подсчёт, поиск решения. А они вдруг, не сговариваясь, начинают двигаться дальше. И маг начинает снова мыслить иначе. Это они толкали Стаса вперёд, не он вёл за собой. Разумеется.
Во-первых, нужна еда.
Они шли вдоль бесконечно длинного невысокого парапета, сложенного из продолговатых каменных щепок колючими торцами наружу. По другую сторону дороги, слева, цепочка зарослей, напоминавших сухопутные кораллы, прикрывала обрывчик или террасу — там просветлённый воздух ниже уровня нахождения. По парапету, гладкому, словно приутюженному сверху, немногие отдельные аборигены (которые только и остались вокруг) бежали на четвереньках. Вторые пары их рук служили теперь вторыми парами ног, а верхние руки, довольно неловко сплетаясь, прижимались к телу. Что-то вроде тротуара второго уровня, по которым принято передвигаться именно так — быстро и используя четыре конечности. Разрывы в треке бегуны преодолевали беличьим прыжком, убедившись, что перед ними никого нет, но в точке приземления раскидывали верхние руки, тратя зримые усилия на то, чтобы сохранить равновесие. Спрыгивали же в любом месте, и, оказавшись на уровне земли, немедленно снова превращались в прямоходящих. Можно было предположить, что припозднившуюся инопланетную компанию они видят, но не считают нужным беспокоить, так как никто не оглядывался и не задерживался, проносясь мимо. Парапеты, как можно было видеть на протяжении пути, разветвлялись, слагались в лабиринт, обширная площадь которого волновалась в такт с рельефом долины. В промежутки между приподнятыми и наземными дорожками вписывались и прочие архитектурные формы, достаточно причудливые, чтобы никак не догадаться, заграждение ли это, лестница, здание или просто живописная горка сцементированных и раскрашенных валунов.
Нужна еда, как люди говорить любят, «вчера», без неё вообще всё теряет смысл. Презлая ирония в том, что в стране воды и чистого воздуха, в стране без Бабушки, подходит к черте Сонина жизнь. Стас взял у неё рыбу в песочном укрытии, потому что не мог не принять дара, он определённо нуждался в чём-то таком, Соня разгадала, но преподнести ей чего-то равноценного со своей стороны, как выяснилось, не был способен. После того, как он получил согласие Сони на то, чтобы стать её проводником, он постановил себе не искать другого пути, хотя бы и заведомо лучшего, кроме открытого в трансе; позже порешил никогда больше не пытаться "наколдовать" ни транспорта, ни продуктов (потому что надо хоть немного понимать в том и другом). Всё так же не произносить слов без острой необходимости, игнорировать злобу Мартына - вот это. Не вспоминать и не принимать близко к сердцу свои предыдущие успехи: внутренняя дисциплина, которая навсегда должна остаться жёсткой. Может, так получилось бы не раскачать, исполнить всё чётко и точно; ещё должно было не дать излиться своей скорби и равно не наслаждаться происходящим. Только вести и защищать. Но нет, он только и делал, что радовался и страдал. Перемешивалось постоянно это; ещё произошло нечто, среди прочего невозможного, тоже туда же подмешавшее хаосу: он и Мартын вместе держали дверь телепорта для опаздывающих разумников. Сопричастность общему делу (там много их было, державших дверь). Когда-то Стас позавидовал тем, кто дружно строил плот; теперь что-то похожее на совместное действо случилось и с ним. Так и раскачал, взбаламутил намерение, импульс, так потратил силы, и это всё равно как если бы пинал канат-паутину, который всегда, хочет он или нет, тянется от него прямиком к Бабушке, сигналя ей о провалах. И ничего он от своего порыва не получил, ни слова Сони, ни даже презрительного хмыканья Мартына. Так что чёрный маг не имеет права сотворять как бы простые, но сложнейшие вещи вроде еды, укрытия, ровной дороги, одежды. В его исполнении будут хуже отравы. А раз так, Соня умирает от голода.
Когда это случится, время всех миров кончится раньше срока.
Миры не виноваты перед ним, никто не виноват. Просто ничто не удержит Стаса от того, чтобы взорваться, уничтожая мироздание как оно есть, если Соня умрёт. Такой уж в нём потенциал, путём каких-то бесконечных случайностей собрался, и покинуть просто так Стаса не может, и он готов, совершенно, после того, что случилось с Эгле.
Два злобных духа, скалящихся друг на друга в пустоте, вот кто останется. И никого живого, навсегда.
- Может, у тебя получится? Я искала там, наверху и везде, но до сих пор не вижу вокруг ничего съедобного. Подключайся тоже, а? - попросила вдруг Тива, вторгаясь в его морок. В гневном изумлении он ещё долго не разбирал её слов.
- Не дури, - предложила Тива, омерзительно спокойная.
- Ммысли... не читай!
- Ещё не хватало. Сам не читай что попало. В смысле, не сочиняй.
- Не вмешивайся, Тива, если не знаешь...
Тива развернулась на одном носочке и некрасиво, нахально, опрометчиво щёлкнула пальцем прямо перед его носом, не понимая, возле какого бушующего котла производит сотрясение воздуха.
«Заканчивай уплотнять и накручивать - уплотнять осложнения и накручивать не-решения. Однажды ты услышишь меня правильно и узнаешь, насколько всё может быть проще.»
- Яжэмпат, так что чего не знаю, то понимаю, а тыжемагу, то есть тебе, и заняться бы прикладной магией, - заявила она, - Или слишком высокая квалификация не позволяет?
- Как, по-твоему, это делается?!
- Чо разорался?! - вскинулся на возглас Стаса Мартын позади, который только сейчас заметил странную конфронтацию, - Мы уже знаем, что ты ничего не знаешь, как чего делается, и что куда не туда нас ведёшь, знаем - а можно тогда молча это, не туда, не то и не так? И без тебя... вдребезги всё.
В каменном городе под слегка фиолетовым небом (если этот цвет только не казался им всем сразу) не было ни пыли, ни зноя, ни духоты, ни тесноты. Они сидят без сил на чужой дороге, кто-то спрыгивает с неё, чтобы вежливо обойти людей сзади и, снова взобравшись на парапет, умчаться по своим делам.
- Хоть с Бабушкой-то успел повидаться, пока без нас? - спрашивает Мартын несколько минут спустя совсем другим голосом, - Посоветовался, что как?
- Когда я найду где-нибудь здесь что-нибудь... что можно есть, - ответил ему Стас, - Ты возьмёшь это и... ты это сожрёшь, чтобы у тебя были... силы её нести.
Он резко поднялся. Не смог стать камнем. Придётся быть водой. Только бы водой, а не паром... но никто не давал Мартыну права забывать, что ненависть мага сильнее!
- Ты еейебо... ты рехнулся. Твоя пожилая родственница пыталась нас накормить, - послышалось в спину, - Даже не пытайся. Твоего — никогда. От тебя — ничего.
«Посмотрим». Себе не веря, что сказал то, что сказал - вслух и в мыслях, и что его как будто обманом вынудили дать слово, которое в то же время полностью его слово, вовсе не заговор Тивы и Мартына, слово, которое он должен, хочет и будет держать, Стас испытал что-то вроде благодарности к ним. Сработали идеально, даже если нечаянно, теперь у него нет выбора.
- Идём дальше прямо сейчас, - сказала Тива, - Мы расселись неудобно.
А ведь правильно, пищу не нужно создавать из ничего - её нужно разыскать. На это запрета нет... или есть, значит, будет нарушать. В последующий переход Стас вёл себя вызывающе. На каждом распутье лично, не советуясь мысленно с Тивой, выбирал одно из двух, трёх, пяти направлений, не разрешая себе и задуматься. Отвечал, что только так можно выйти к порталу. Вёл дугами между строениями и гроздьями строений, очень быстро вскружив голову себе, Соне, Мартыну, Корнею. Заканчивай, значит, накручивать... только накручивать, только начинать снова и снова. Он хотел ввести себя в некий магический шок, чтобы со страхом за последствия непременно открылось ему, где еда для Сони. Настоящая. Пусть еда далеко - пусть тогда с перепугу он туда телепортируется, отберёт еду силой у неизвестно кого, и вернётся? Только не задумываться. Он как будто разбегается для прыжка в магическом измерении, когда на деле движется с той же умеренной скоростью, что и остальные. А если заблудится в городе, то это дело Тивы, вывести их снова на пёструю дорогу.
Камень был естественным и предсказуемым материалом для города, самого живого и причудливого каменного города. До первой стеночки выше человеческого роста город был как бы предварительным, разреженным в постройках, больше заполненным вязью беговых парапетов, чем другого типа объектами, и вдруг началась почти обычная улочка, просторная благодаря множественности обязательных просветов между сооружениями, но обладающая неким свойством камерности, сходу не объяснимым, которое заставляет считать её именно «улочкой», а не проспектом. Гениальным строителям удалось исключить решения вроде глубоких глухих лабиринтов, и громоздких бастионов, и раскаляющихся веками под солнцем суровых монументов, каковые неизменно получаются при обильном применении природного камня. Улочка скрутилась полузавитком, а потом резко закрутилась в другую сторону. Все жёлтые жители, что встретились на ней, ходили только на двух ногах. Как приличные люди.
Простор и облегчённая малоэтажность, мелкие рощицы на возвышениях и в низинах, травяные вкрапления между камнями, бесконечный выбор проходов между причудливыми, как и полагается всему инопланетному, не повторяющимися, но всё же имеющими определённую общность стиля зданиями.
Здесь не защищались и не экономили.
Здесь, кажется, сохранили всё прежнее, не боясь, что станет тесно.
Типичный комплекс-остров, вписанный в будто случайный, выбранный без разбора и предварительного исследования самый неудобный скальный рельеф, выглядел так: центральный элемент, что возвышается верхним ярусом торта-муравейника; прочие, теряя в высоте, окружают его вторым, третьим, последующим слоем толстых полых внутри стен. Сколько бы ни наращивалось этих неправильных, прерывистых волнистых колец, к любому из них от любого будет доступ: мостики, галерейки, ступени. Камень в центре бесцветный, минимально обработанный, практически цельная скала, быть может, вырубленная прямо на месте из начальной породы, сквозящая то ли окнами, то ли бывшими естественными пещерками. Пристройки второго порядка чуть ниже высотой: выцветающий камень. Когда-то давно их уже принято было покрывать краской, белой или красно-коричневой. Обыкновение сохранялось с тех пор, и чем ближе к пешеходной части подбиралось историческое слоевище, тем ярче и искусственнее присутствовал на нём оттенок (можно было обнаружить практически любой цвет). Нехитрым образом каждое здание рассказывало о себе само по разному облупленными, растрескавшимися, выветренными и политые многажды небесной водой поверхностями. Мхи на них оставались нетронутыми. Но «новоделы», самые последние слои, что присоединили строители, были аккуратными, сочными, и отлично сочетались как с бледными предками, так и с бесцветным первопредком, не перебивая ни их, ни соседей, ни природы. Большинство этих нижних кольцевых ярусов, чаще светло-жёлтого или зелёного цветов, имели более правильную форму. Керамически-глянцевитая краска плотной коркой скрывала их камень, заравнивала швы в кладке, но нигде, ни в одном месте не переходила, не смазывалась, не набрызгивалась на мостовую прямо под стеной, оканчиваясь внизу чёткой линией.
Разбросанные прямо по мостовой неправильные пятна растительности намекали на отсутствие транспорта, которому было бы, скорее всего, неудобно петлять между ними. Ни одного строения слишком высокого, или в виде резкой вертикали, или с чрезмерно пологим уклоном, благодаря чему виды из любой точки были уютны, гармоничны. И с этим - загадочная, завуалированная мощная перспектива, зовущая куда-то. В горной тишине только шелест растений и слабое, но постоянное стрекотание, что заменяло собой на этой планете щебет птиц. Молчаливые, спокойно-деловитые жёлтые аборигены.
Далеко отсюда, по склонам горушек по левую руку, казалось, строения мельче и лепятся теснее. Склоны справа, хоть они и ближе, разглядеть пока не удавалось.
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров