Глава 15
Сказки последнего дня года
1. Небесный свет
читать дальшеПредставьте себе с высоты птичьего полёта городской пейзаж - микрорайон в неправильном кольце посеребрённых гигантских сосен-недорослей, на очень ровном для этого ландшафта кусочке места, которое люди когда-то отвоевали у вечного леса. Россыпь многоэтажек в кристальных шубах. В краткое затишье между щедрыми снегопадами солнце без изъяна проливается на сугробы, щитами укрывшие обе стороны улиц. На деревянных троллях, сторожащих почти каждый двор, белые шапки с троллей высотой. Двенадцать утра: некому насладиться радужными искорками. На горизонте спит скованное море.
Сосновое кольцо пересекается трассой, что огибает почти весь город. Наблюдатель с птичьей высоты увидит остановившийся автобус. Из него выкатывается единственная точка, которая тут же косо по пустующей дороге направляется к «обратной» остановке.
Она беспрестанно измеряет собой скобку прозрачного павильона: туда–сюда, но дело не в морозце. Полчаса спустя подходит автобус с другой стороны и тоже теряет лишь одного человека. В морозном просторе особая акустика: радостный смех слышит и наблюдатель с высоты птичьего полёта.
Двое переходят дорогу обратно.
Представьте себе сразу за дорогой два больших квадратных заснеженных поля и всего одну, хоть и широкую, тропу между ними. Ошибки в том, что значительные пустые пространства находятся посреди города, здесь нет: это Поля Возможностей. Они расчищены совсем недавно; на одном поле в скором будущем разобьют лиственный парк с мемориалами и прудами, на другом выстроят торгово-развлекательный квартал из сотни одно- двухэтажных павильонов. Но сейчас оба квадрата, ещё совсем недавно наводящие уныние слоем раскисшей почвы, явлены как два абсолюта чистоты. Ветра выгладили их снежный покров, сделав не таким экстремально высоким, как большинство заносов в городе. Тропа два раза в день расчищается бульдозером.
На дальних от дороги краях полей рядом стоят два Крыла. Это монументальные строения ступенчатой этажности, особым рисунком изогнутые в плане, придуманные так, чтобы жить в них не выходя на улицу всю зиму или даже всю жизнь, если захочется. Кроме квартир в них заложены бессчётные магазины, салоны, тренажёрные залы, бассейны, рестораны, офисы, банки, кинозалы, разнообразные мастерские; большая часть их уже есть в Крыле, названном «левым». Правое не расправилось ещё, окружено подъёмными кранами. И они спят.
Тридцать первое декабря.
Тропа из бетонных плит между полями устлана тонким покровом ночного снежка, и не успевшие сцепиться снежинки охотно покидают землю и вступают в танец от легчайших позёмок. Половина неба теперь жемчужно-серая нарядная туча, половина – праздничное солнце.
- Давай остановимся. Мы всегда идём, будто нас кто-то тянет за нитку.
«Она скажет, что сегодня каждая минута на счету, световой день – из минимальных в году, а идти ещё не так мало?»
- Остановимся, - отозвалась Эгле эхом.
Они стояли, смотрели на небо – притягивало. Эгле затаённо радовалась, что оно такое сложносочинённое, отвечающее её внутренней гармонии: не прямолинейное ослепляющее солнце и не дежурная пасмурная плёнка. Тектоника облаков, выступающих из-за тучи с разных сторон, делала небо глубоким, многоярусным. Там сейчас распахнуты двери в другие небеса, а в мир земной доносится отзвук торжественного хора пространств. Минута - всё уйдёт. И вина останется на людях, что не умели это удержать.
И на ней тоже.
- Пять дней назад… - почти неслышно произнесла Эгле.
- Здесь нет других следов, кроме наших. Сегодня ещё никто не ходил по этой дороге, - чуть запинаясь, объявил Мартын, - Мы можем оставить её ровненькой, как есть, и повернуть назад.
«Я стою в центре множества концентрических кругов. На них нанесены деления шкал разных метрических систем. Круги – это обозначение параллельных миров, они с разной скоростью и вращаются вокруг меня в разных плоскостях. Когда я делаю шаг вперёд, попадаю на деление, которое передо мной в данный момент. Это дверь в следующую возможность. Или шагаю через два мира или больше, если деления ближних кругов совпадают. Некоторые круги абсолютно недосягаемы, некоторые стараются проскользнуть мимо меня: тут ничего не сделать. Но так же бесконечное количество миров-вариантов встанет на ту позицию, которую выберу я. Если сумею правильно рассчитать. Я должен. Потому что мне ничего больше не надо».
Он сделал несколько шагов из-за её спины по снегу, отказавшемуся перебивать скрипом тонкий звон пространства, и встал так, чтобы смотреть девушке в глаза.
- Это я. Я хочу, чтобы дальше мы пошли вместе.
Если он вовремя вступил в искомый мир, то ничего нелепого в его словах Эгле не увидит. Иначе же – «а разве мы не вместе идём?» и, конечно – « ну ты, а кто тут ещё».
Он ожидал, что вот-вот заново познакомится с ней. Что в её глазах сейчас?
Неуверенно протянула в его направлении руку. Ладонь раскрыта. Мартын, опустив глаза, сосредоточенно стянул её варежку за краешек и уронил. Зубами стянул свою перчатку, выплюнул.
«Почему у тебя испуганные глаза, не ключ ли забыл дома, захлопнув дверь?» Что должна она сейчас вообразить, если он ошибся и между ними стоит как минимум один круг-мир?
Да она замёрзнет, пока ты круги считаешь, дурень!
И он, оказавшись совсем близко, перехватил ладонь Эгле – чтобы не замерзла – и почти на ухо…
- Я давно тебя люблю. Половину лета, всю осень и всю эту зиму. Теперь будешь знать. Тебя.
«Это же квантовый скачок», мелькнуло в голове у Эгле, «так останемся здесь, ветер стал тёплый, а я больше не наблюдатель».
Чего не мелькнёт в такой момент в голове, не правда ли? К счастью, точность в отдаче отчёта совершенно не требуется.
«Мы дружили, а ты всё испортил!»
«Не думала, что придётся сказать именно сегодня, но мне нравится один десятиклассник, ты его не знаешь, прости».
«Ты хороший, правда, но у меня одна главная цель в жизни, поэтому я не хочу тратить время на личные отношения».
«Соня нас, наверное, заждалась, прибавим шагу».
А ей просто хотелось молчать. Любоваться тем, что настало. Удивляться. Читать его лицо. И ничего не предусматривать, не ждать, не планировать! До тех пор, пока тень отчаяния чуть не заставила Мартына броситься в спутанные объяснения-оправдания или исступлённое требование искренности от неё. Или даже в бегство!
- Пять дней назад, - сказала Эгле за секунду до личной его трагедии, - я захотела, чтобы ты это мне сказал. Точнее, пожелала научиться, наконец знать, кто ты для меня. Уже давно не загадываю желания на Новый Год. А тут… устала думать.
- Как – кто?! Ты что? Что ты?
И, совсем забывшись, прижал её к себе, оглянулся по сторонам, прежде чем уткнуться носом в рыжевато-каштановые волосы. Тут же понял, что слишком резко это и вообще, поэтому сразу предупредил:
- Не отпущу. Я люблю тебя!
За его спиной упала в снег вторая варежка. Две ладони – под шарфом.
- Жалко, что тебя не было летом. Длинное… Конечно, я о тебе летом и не вспомнила, и подумать ничего не могла. И тебя, и кого угодно бы прогнала.
«И оно больше не вернётся ко мне, такое тягучее и страшное, лето, никогда, никогда! Мне больше не придётся отчаиваться.»
- Да, такое длинное… а я бы мог первого сентября то же самое сказать. Разве ты не догадывалась?
- Первого сентября я не стала бы и слушать. И первого декабря, кажется, тоже…
- Я знаю. Было время… сообразить. Я не из тех самых умных людей, чтобы с ходу, заявлять о себе.
Начало лета Мартын провёл в спортивно-туристическом лагере, каковой лучше всего подходил его натуре. Ни минуты, чтобы лениво поскучать, и компания под стать: такие же смешливые парни без фиги в кармане, и девушки, не успевшие набраться «женского» апломба, дети благополучных семей и ученики хороших школ, все из разных городов. Здоровая соревновательность, полудетские выходки и розыгрыши без глубоких обид, без выяснения отношений, равновесие между коллективностью и индивидуализмом. Лёгкое расставание, весёлые воспоминания. Последнее лето в лагере. Потом родители Мартына впервые за три года собрались на море. На южное, Багрянково, которое, в отличие от родного Северо-Западного, считали «настоящим». Мартыну всё равно, как дальше убить время, ему везде хорошо, если не предусмотрено ещё лучшее - легко сменил лесо-полевой комариковый драйв на меланхоличное царство крупных мохнатых бабочек, бьющихся невпопад банно-тёплыми ночами под ритм близкого прибоя о стекло фонаря над крылечком бело-синего домика, увешанного вдоль веранды списанными спасательными кругами и истёртыми канатами. Купаться и прыгать со скал – хорошо, грести и рыбачить тоже. Спать лучше днём, когда невыносимо жарко, а ночью, соответственно, ты один на один со своими простыми мыслями. Они особенно удобно и последовательно укладываются под шум прибоя, когда ничего лишнего не поступает глазам и ушам. Ты безразличен себе, не гадаешь мучительно о будущем, не жаждешь совершенствования. Не завидуешь ни знаменитостям, ни соседу, что считается «крутым». Не видишь зла и злодеев. Снисходителен к ворчливым папе с мамой. Не боишься катастроф, природных и личных. Доверяешь себе: придёт время – придёт сила и успех. А чего не быть тому? Доверчивая, живая пустота в голове.
И – этот «квантовый скачок». Беспричинная вспышка памяти: взгляд, оставшийся незамеченным почти три месяца назад. Конец беспечности! Полная загрузка! Практически перезагрузка. И бездонное море времени до сентября, чтобы многое вообразить, перепроверить себя и решить, как поступишь.
- О нет, ты всегда очень успешно делал вид, что проще, чем есть! И ты потратил много сил… на скучного, зажатого человека, как я. Хорошего, может, в учёбе.
Мартын думал, что от каждого их слова может лопнуть барабанная перепонка. Несомненно, это разновидность эротического чувства! «Это – ты, что ли, скучная?! Да я никогда не хотел менять тему разговора, когда с тобой!»
- Ты не зажатая. Ты сдержанная и… изысканная, а ещё…
Говорил на ухо что-то, от чего сам же краснел и что было совершенно неосмотрительно, если не хотел, чтобы Эгле вырвалась и убежала, обойдясь, так и быть, без пощёчины, коли изысканна. Но что делать, если сегодня ему упорно кажется, что вселенная на его стороне, и если понимать его, то только в лучшем смысле?
А Эгле, вместо того, чтобы убедиться в его цинизме и, проклиная своё сердце, уйти, просто сказала, не разнимая рук:
- Не торопи меня, ладно?
Теперь он побледнел – теперь уже от ужаса, что волшебство удалось. Настоящее, без подлости, без заклинаний, ворожбы, гипноза. От того, что они теперь вдвоём.
- Я… исполню все твои желания, - объявил он с ноткой хвастовства, - И ничего взамен, понимаешь?
Всё, что происходит – им настроено. Не предсказано, не подстроено, не срежиссировано, а настроено.
«Я мужчина. Добьюсь, что мои решения, действия и взгляды будут уважать, а Эгле одна будет, кто сможет их изменить. Из одного каприза этого делать не будет, я знаю».
Потому что смешного Мартына больше не существует.
1., прод.