Глава 15
Глаз бури
читать дальше«Был бы ты в обычной коме или уже умер — отпали бы вопросы к тебе . Будь ты в состоянии говорить, я спросила бы, что с тобой случилось. Но ты и не жив, ты и не мёртв, так как дышишь самостоятельно, но это не сон, не летаргия, не паралич. Поэтому ты – ответ на мои вопросы, из-за которых почти четыре месяца нет мне покоя. И я буду сколько угодно ждать, когда в тебе что-то изменится».
***
Тива принесла Вите счастливую весть, и вот человек больше не докучает соседям отчаянными концертами, не убивает время подглядыванием в чужие окна. И уже не так дерзит желающим помочь. Зато каждый день ожидает, что забежит, пусть ненадолго, новая, единственная как ни крути, подруга, сумасшедшая Тива. Несмотря на идею-фикс (спасти город от какой-то «воронки»), Тивка не занудная. Она знает столько всего, хоть говорит, что «земные университеты» не посещала и не будет, так как ей ни к чему. Вите не хочется вызнавать, кто Тива на самом деле, почему она живёт так свободно и есть ли кому за неё переживать. А то как окажется банальная история о беспризорнице — нет уж, пусть интрига
Порой Тива прибегала зверски голодная и с удовольствием угощалась тем, что соизволяла купить Вите для пропитания соцработница, но нередко приносила сама такие разносолы, каких Вита не едала в жисть. Только Вита просила излишки ей не оставлять, опасаясь неадекватной реакции этой самой работницы. Тива сказала, что могла бы сама сделать для Виты всё, что для жизни нужно, но, поскольку Тива знала, что может пропасть надолго, а то и сгинуть навсегда, лучше всего Вите отношения с помощницей не портить.
-Ты ведь ко мне только отдохнуть приходишь, - ворчит Вита.
-Ты пойми, мало с кем сейчас отдохнуть можно. Не "у кого", а "с кем", улавливаешь?
И отдыхала Тива ровно столько, до секунды, сколько себе постановила. Ночь, не ночь, опять срывалась куда-то.
Вите она оставляла книжки.
И Вита чувствует, как ширится её горизонт.
Пока ей это нравится. Ещё немного – родится тоска по неведомым странам, в которых, очевидно, ей не побывать. По таким занятиям, что могут себе позволить люди нормального роста, сильные и выносливые. Никто не понесёт Виту в рюкзаке, чтобы она могла насладиться опасными джунглями или снежными вершинами. Никто не сконструирует для неё подводный костюм по её меркам и дыхательным особенностям. Может, будь у неё больше денег, покаталась бы по морю на моторной лодке. Море рядом, но Вита там никогда не была.
Теперь тюремная романтика кажется ей глуповатой, но всё ещё милой сердцу. Вита поняла, как от себя, вредной, устала. Угрызения совести перестали донимать в одночасье, когда Тива рассказала, что дело об ограблении и нанесении вреда здоровью давно закрыто, несчастные фигуранты, бывшие соученики Виты по интернату, оправданы и отпущены практически сразу после суда. Это решение было выработано судьями совместно с пострадавшим, когда рассудили, что никакой пользы от заключения двух почти умственно отсталых почти детей никому не будет, лишь общественность «ещё раз» утвердится в «зверскости» и «подкупности» розийского правосудия.
Надо было видеть бурю душевного облегчения и одновременного возмущения, что накрыли Виту, когда она узнала! Она не понимала, почему ей обо всём не сообщили и почему почти семь лет пришлось прожить в ожидании мести! И проплакала несколько часов подряд.
Тива объясняла, как поняла: было задумано, что все обвиняемые должны оставаться в неведении относительно друг друга. Это и есть как бы мера пресечения, долгоиграющее напоминание о недопустимости преступлений. Те двое тоже считали, что Вита в тюрьме.
А для них жизнь внезапно начала складываться более разумно, чем в первые шестнадцать лет. Им не пришлось возвращаться в интернат и проходить всяческое бесполезно-изолирующее лечение. Нашли девушкину бабушку (неродную),не старую совсем, она и забрала её к себе. А заодно и возлюбленного родственницы, убедившись, что они по отдельности существовать не хотят. Новая семья, судебным указанием и вспомоществованием социальных служб, переехала в другой город, без особых проблем.
Через два года ребята поженились. Тива не стала пока говорить, что дочку, родившуюся у них, назвали Витой. Слишком много переживаний для одного маленького человека. Потом узнает когда-нибудь и поймёт, что те двое зла на неё не держали. И даже вспоминали как друга несмотря ни на что.
Пока что Вита потеряла свой нелепый ориентир в жизни, а другого не обрела.
Она не верила до конца (боясь поверить), что имеет дело с нечеловеческим существом. И упорно считала, что Тива каждый день, в разное время, срывается на свидания. Именно на свидания во множественном числе – неприлично такой красавице обходиться одним-единственным поклонником. Это была какая-то значимая для Виты фантазия.
Тива вскоре перестала её разубеждать. Каждый день бежала она на свидание с бедами – одна другой краше и заковыристей. Встречала разных людей.
И только одного, не будучи уверенной, человек ли он – ежедневно в обязательном порядке.
И каждый день оставалась без ответа.
_________________________________
Когда Тива наблюдала за Стасом, её одолевала тревога. Это он был центр второго «волчка». Стабильно державшегося на одном месте, в отличие от первого, который Тива так безуспешно пыталась отслеживать. Не буйный ледяной вихрь, не разрушение и зло без разбора – этот волчок был прозрачно-тёмным, и… чем-то страшнее. Время от времени он притягивал первый, многократно превосходящий его по мощи, и вращались они вокруг одной оси, перекрывая друг друга. Как два четырёхрогих сюрикена, как две луны сквозь метель.
Тиве казалось, что это битва. Но почему тогда сильный волчок не разрушил, так и не смог растворить в себе слабого? Почему бежал от него раз за разом, восстанавливаясь где-то, а потом снова возвращаясь для изматывающей, но безуспешной атаки?
Тормошить Стаса бесполезно. Да не хотелось лишний раз почему-то. Было чувство, что хозяин тела не хочет, чтобы его трогали. Странно это, учитывая, что дух его находился недосягаемо далеко и, к сожалению, ничто в палате не могло на него повлиять.
И всякий раз, когда Тива сидела возле кровати человека-загадки, ей виделись картины разрушенного, мёртвого Лесошишенска.
В больничном стационаре Тива оставалась способной к невидимости или к незаметности, как было прежде, как будто здесь зона, свободная от творящегося в городе. Глаз циклона. Место, где давление всех городских событий близко к нулю.
Тива могла сидеть на полу, и уборщица, не видящая её, обводила мокрой полосой, не задевая.
Это было привычно.
Но то, что касалось Стаса – нет.
Этого подростка окружало самое настоящее поле забвения. Если рядом со Стасом оказывался медперсонал, люди вроде бы имели в виду, что он здесь давно и не случайно, вспоминали обстоятельства его появления в больнице. В наилучшем случае врачи могли даже обсудить его состояние, и снова, как впервые, удивиться тому, что никто из родственников так и не нашёлся. И даже отправлялись уточнять его фамилию и адрес… забывая о нём через пару десятков шагов.
Даже больничные записи, попадаясь им на глаза, не всегда заставляли присмотреться к странному пациенту.
Тива подходила к спящей на посту медсестре и называла шёпотом номер палаты.
Или оставляла записку о том, что такой-то нуждается в уходе. Ещё и поэтому ей нужно было возвращаться сюда каждый день.
Всё, что она знала о нём – учился в том же классе, где Эгле, Соня и Мартын. То, что очень скоро и они, и другие одноклассники, и учителя совершенно не вспомнили какого-то там Стаса, Тиву уже не удивило.
Ещё одно непознанное явление. Самое опасное, если понимать.
Тива невидимкой посещала школу несколько раз, пытаясь отыскать там нить, что вела к Стасу. Школа его следов не несла. Ни один список учеников не содержал его имени, его адреса.
Тива убедилась, что друзья её благополучны – и счастливы весьма! – и перестала терять в школе время.
Если бы один из её визитов пришёлся чуть позже, на конец февраля, она не смогла бы не заметить странных и страшных изменений, что произошли с Соней.
Нити не было и в городе. В парке, где Стаса нашли. В пиратской базе данных по лесошишенцам. В паспортном столе. В списках живых или мёртвых.
Дело было в нём.
Только не добудиться.
BETHKE-MUSIK - guitar-sax
конец главы 15
глава 16
Глаз бури
читать дальше«Был бы ты в обычной коме или уже умер — отпали бы вопросы к тебе . Будь ты в состоянии говорить, я спросила бы, что с тобой случилось. Но ты и не жив, ты и не мёртв, так как дышишь самостоятельно, но это не сон, не летаргия, не паралич. Поэтому ты – ответ на мои вопросы, из-за которых почти четыре месяца нет мне покоя. И я буду сколько угодно ждать, когда в тебе что-то изменится».
***
Тива принесла Вите счастливую весть, и вот человек больше не докучает соседям отчаянными концертами, не убивает время подглядыванием в чужие окна. И уже не так дерзит желающим помочь. Зато каждый день ожидает, что забежит, пусть ненадолго, новая, единственная как ни крути, подруга, сумасшедшая Тива. Несмотря на идею-фикс (спасти город от какой-то «воронки»), Тивка не занудная. Она знает столько всего, хоть говорит, что «земные университеты» не посещала и не будет, так как ей ни к чему. Вите не хочется вызнавать, кто Тива на самом деле, почему она живёт так свободно и есть ли кому за неё переживать. А то как окажется банальная история о беспризорнице — нет уж, пусть интрига
Порой Тива прибегала зверски голодная и с удовольствием угощалась тем, что соизволяла купить Вите для пропитания соцработница, но нередко приносила сама такие разносолы, каких Вита не едала в жисть. Только Вита просила излишки ей не оставлять, опасаясь неадекватной реакции этой самой работницы. Тива сказала, что могла бы сама сделать для Виты всё, что для жизни нужно, но, поскольку Тива знала, что может пропасть надолго, а то и сгинуть навсегда, лучше всего Вите отношения с помощницей не портить.
-Ты ведь ко мне только отдохнуть приходишь, - ворчит Вита.
-Ты пойми, мало с кем сейчас отдохнуть можно. Не "у кого", а "с кем", улавливаешь?
И отдыхала Тива ровно столько, до секунды, сколько себе постановила. Ночь, не ночь, опять срывалась куда-то.
Вите она оставляла книжки.
И Вита чувствует, как ширится её горизонт.
Пока ей это нравится. Ещё немного – родится тоска по неведомым странам, в которых, очевидно, ей не побывать. По таким занятиям, что могут себе позволить люди нормального роста, сильные и выносливые. Никто не понесёт Виту в рюкзаке, чтобы она могла насладиться опасными джунглями или снежными вершинами. Никто не сконструирует для неё подводный костюм по её меркам и дыхательным особенностям. Может, будь у неё больше денег, покаталась бы по морю на моторной лодке. Море рядом, но Вита там никогда не была.
Теперь тюремная романтика кажется ей глуповатой, но всё ещё милой сердцу. Вита поняла, как от себя, вредной, устала. Угрызения совести перестали донимать в одночасье, когда Тива рассказала, что дело об ограблении и нанесении вреда здоровью давно закрыто, несчастные фигуранты, бывшие соученики Виты по интернату, оправданы и отпущены практически сразу после суда. Это решение было выработано судьями совместно с пострадавшим, когда рассудили, что никакой пользы от заключения двух почти умственно отсталых почти детей никому не будет, лишь общественность «ещё раз» утвердится в «зверскости» и «подкупности» розийского правосудия.
Надо было видеть бурю душевного облегчения и одновременного возмущения, что накрыли Виту, когда она узнала! Она не понимала, почему ей обо всём не сообщили и почему почти семь лет пришлось прожить в ожидании мести! И проплакала несколько часов подряд.
Тива объясняла, как поняла: было задумано, что все обвиняемые должны оставаться в неведении относительно друг друга. Это и есть как бы мера пресечения, долгоиграющее напоминание о недопустимости преступлений. Те двое тоже считали, что Вита в тюрьме.
А для них жизнь внезапно начала складываться более разумно, чем в первые шестнадцать лет. Им не пришлось возвращаться в интернат и проходить всяческое бесполезно-изолирующее лечение. Нашли девушкину бабушку (неродную),не старую совсем, она и забрала её к себе. А заодно и возлюбленного родственницы, убедившись, что они по отдельности существовать не хотят. Новая семья, судебным указанием и вспомоществованием социальных служб, переехала в другой город, без особых проблем.
Через два года ребята поженились. Тива не стала пока говорить, что дочку, родившуюся у них, назвали Витой. Слишком много переживаний для одного маленького человека. Потом узнает когда-нибудь и поймёт, что те двое зла на неё не держали. И даже вспоминали как друга несмотря ни на что.
Пока что Вита потеряла свой нелепый ориентир в жизни, а другого не обрела.
Она не верила до конца (боясь поверить), что имеет дело с нечеловеческим существом. И упорно считала, что Тива каждый день, в разное время, срывается на свидания. Именно на свидания во множественном числе – неприлично такой красавице обходиться одним-единственным поклонником. Это была какая-то значимая для Виты фантазия.
Тива вскоре перестала её разубеждать. Каждый день бежала она на свидание с бедами – одна другой краше и заковыристей. Встречала разных людей.
И только одного, не будучи уверенной, человек ли он – ежедневно в обязательном порядке.
И каждый день оставалась без ответа.
_________________________________
Когда Тива наблюдала за Стасом, её одолевала тревога. Это он был центр второго «волчка». Стабильно державшегося на одном месте, в отличие от первого, который Тива так безуспешно пыталась отслеживать. Не буйный ледяной вихрь, не разрушение и зло без разбора – этот волчок был прозрачно-тёмным, и… чем-то страшнее. Время от времени он притягивал первый, многократно превосходящий его по мощи, и вращались они вокруг одной оси, перекрывая друг друга. Как два четырёхрогих сюрикена, как две луны сквозь метель.
Тиве казалось, что это битва. Но почему тогда сильный волчок не разрушил, так и не смог растворить в себе слабого? Почему бежал от него раз за разом, восстанавливаясь где-то, а потом снова возвращаясь для изматывающей, но безуспешной атаки?
Тормошить Стаса бесполезно. Да не хотелось лишний раз почему-то. Было чувство, что хозяин тела не хочет, чтобы его трогали. Странно это, учитывая, что дух его находился недосягаемо далеко и, к сожалению, ничто в палате не могло на него повлиять.
И всякий раз, когда Тива сидела возле кровати человека-загадки, ей виделись картины разрушенного, мёртвого Лесошишенска.
В больничном стационаре Тива оставалась способной к невидимости или к незаметности, как было прежде, как будто здесь зона, свободная от творящегося в городе. Глаз циклона. Место, где давление всех городских событий близко к нулю.
Тива могла сидеть на полу, и уборщица, не видящая её, обводила мокрой полосой, не задевая.
Это было привычно.
Но то, что касалось Стаса – нет.
Этого подростка окружало самое настоящее поле забвения. Если рядом со Стасом оказывался медперсонал, люди вроде бы имели в виду, что он здесь давно и не случайно, вспоминали обстоятельства его появления в больнице. В наилучшем случае врачи могли даже обсудить его состояние, и снова, как впервые, удивиться тому, что никто из родственников так и не нашёлся. И даже отправлялись уточнять его фамилию и адрес… забывая о нём через пару десятков шагов.
Даже больничные записи, попадаясь им на глаза, не всегда заставляли присмотреться к странному пациенту.
Тива подходила к спящей на посту медсестре и называла шёпотом номер палаты.
Или оставляла записку о том, что такой-то нуждается в уходе. Ещё и поэтому ей нужно было возвращаться сюда каждый день.
Всё, что она знала о нём – учился в том же классе, где Эгле, Соня и Мартын. То, что очень скоро и они, и другие одноклассники, и учителя совершенно не вспомнили какого-то там Стаса, Тиву уже не удивило.
Ещё одно непознанное явление. Самое опасное, если понимать.
Тива невидимкой посещала школу несколько раз, пытаясь отыскать там нить, что вела к Стасу. Школа его следов не несла. Ни один список учеников не содержал его имени, его адреса.
Тива убедилась, что друзья её благополучны – и счастливы весьма! – и перестала терять в школе время.
Если бы один из её визитов пришёлся чуть позже, на конец февраля, она не смогла бы не заметить странных и страшных изменений, что произошли с Соней.
Нити не было и в городе. В парке, где Стаса нашли. В пиратской базе данных по лесошишенцам. В паспортном столе. В списках живых или мёртвых.
Дело было в нём.
Только не добудиться.
BETHKE-MUSIK - guitar-sax
конец главы 15
глава 16
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом