Глава 16
На что потратить вечность
1.
читать дальшеЛиса должна делать глупости, так как ей предстоит пережить века», сказал Арх. Как неприятно убеждаться в том, что за этим подразумевалось!
Века не века - за последние несколько лет желания осуществлялись так быстро, что и желать не сильно желалось. Насущные потребности удовлетворены с избытком, моральные удовлетворения получены как-то неприлично легко. Ерминия поглядывала в зеркало, пытаясь установить, не стал ли её жадный взгляд превращаться в гламурно-сытенький.
Она прочно убедилась, что новое «я» работает безотказно. Больше никакого страха и ошибок в обращении с опасными людьми. Никаких последствий, когда хотела над кем-то пошутить. Она может задумать что-то и узнать, что надо, довольно легко. Как и предполагалось, выходила, по желанию, из человеческой плоскости, чтобы сделать то, что нравилось. Не полностью выходила, а так, на небольшой угол, но ей большего и не надо.
Но это не самое дивное. Настал день, когда она сумела простить своего отца, который был причиной прежнего голода - физического, от которого в детстве едва не умерла, трансформирующегося в эмоциональный, от которого умирала много раз. То есть перестала жалеть, что не отомстила ему прежде, чем умер сам.
Всё это дело Арха. Он виноват в том, что юная лиса такая теперь - приподнятая.
Он высококлассный психолог, если пользоваться человечьими обывательскими понятиями. Ещё он Мастер.
Даже если бы Ерминия стала тем, чем стала, без риска прожить очень долгую по человеческим меркам жизнь, она бы всё равно очень на него досадовала.
Не было существа ближе ей. Она благоговела перед тем, как он жонглировал понятийностью бытия – выворачивал, берясь двумя пальцами за любую точку, с изнанки на изнанку, а потом лёгким дуновением ставил как было. Сказал ещё, что каждая лиса вынуждена стать Мастером, и станет, даже если сложит лапки на груди, ляжет в течение реки и проведёт время заплыва в созерцании облаков. Что её интеллект, умение владеть собой и ещё кое-какие замечательные способности будут неизбежно прибывать, а лисонька сочтёт нужным тратить на это время, как бы ленива ни была, так как против природы не пойдёшь.
Хитрый лис, ему нельзя не верить.
Пока ей вполне хватало этого скучного добра, интеллекта с выдержанностью. И ещё малость про запас авантюризма было. Но во многом знании многие печали. Не мог что ли Арх попозже сказать ей про то, как она довольно-таки бессмертна? Что ему стоило подождать хотя бы до дня на прошлой неделе, когда он умер? Он же знал, когда умрёт, ну?
Нет, она почти пять лет их знакомства живёт с удивительной тайной.
Что такое пять лет для него, который их несколько тысяч провёл на Земле, зачем не подождал? Эрми совсем ещё рано бояться дряхлости и смерти, чтобы имело смысл так скоро обнадёживать её.
Теперь Эрми для своей сестры делает это: молчит о том, кем они рождены.
«Лиса должна делать глупости, чтобы пережить века». И ещё: мир создан для того, чтобы нас, лис, удивлять. Как топнешь ножкой, ему и придётся это сделать.
Ерминия топнула по тормозам, так как некто на своём авто вынырнул перед ней прямо из снежной темноты слева.
Первая глупость за сегодня радости не принесла: правила движения, они для всех, ибо законы природы. В смысле, машина не летает силой мысли, а елозит колёсами по сомнительной трассе. Особенно возмущало, что её без конца подрезают, несмотря на солидную, признанно мужскую машину. Где, где им всем написано, что за рулём она без году неделя? Почему нигде им не написано, что она научилась водить без чьей-то помощи всего за час, что говорит о её недюжинном уме и характере? Однако зря она встала затемно, чтобы на своём приобретении недельной давности впервые в жизни своим ходом отправиться в другой город. Лучше бы электричкой не побрезговала. Электричка три часа идёт. Ерминия сочла, что внедорожник домчит её за час-полтора, и вот три и тащится, взмокнув от напряжённого внимания, а конца пути не видно. Да ещё буря поднялась, кто бы предугадал её, ведь что в Сам-Петербурхе везде уже листочки и, как их, жёлтые такие цветики в парках, это даже она заметила.
Она опасалась, что Евлалия не захочет сегодня последовать за ней в этот Лесошишенск. Раз погода такая. Конечно, они договорились провести этот день вместе, но не за такой же фигнёй! Евлалия ещё не понимает, что и ей стоит почаще разбавлять жизнь глупостями.
Иногда Ерминия ей завидует, её скучному химчистящему бизнесу, который сестра ведёт с размеренной самоотдачей и точно всё рассчитывает: какую прибыль получит, когда на что потратит и во что вложится. Сестра считает, что пора заводить «фонд стабильности». Ещё она смешно считает, что достигла возраста, когда красота, якобы, начинает на цыпочках, пятясь, покидать женщину.
Впрочем, Евлалия сама спросила, какой подарок Эрми хотела бы получить. Какой же? Ведь Эрми терпеть не может ненужное барахло, а угадать её мимолётный каприз невозможно. Шопинг давно наскучил ей: бывало, раньше они с Евлалией день убивали в роскошных галереях, и свёрткам, коробкам и пакетам не было числа. Ведь прекрасным женщинам полагается устраивать себе вакханалию… А теперь не так, теперь Ерминия, если хочет приодеться, просто едет в определённый один из тысяч магазинов, будь то универмаг, салон, лавочка подержанного платья или даже рынок. Она безошибочно выбирает время и место, где, как правило, забирает «свою» вещичку из-под носа какой-нибудь неудачницы, обиженно хлопающей ресницами.
Только и этот глупый видок девушек больше не забавляет, как и их попытки перехватить у неё покупку. Поездка за шмотом у Ерминии строго утилитарна. Она просто знает, где в огромном городе находится нужная ей вещь. Так наплывают особенности лисьего существа, ничего особенного.
Эрми попросила сестру в качестве подарка сделать для неё кое-что не слишком разумное. Конечно, если действо Евлалии понравится хоть сколько-то, Ерминия не зверь же! И та пообещала. Приехать в Лесошишенск, но попозже. Выспавшись, наняв комфортную машину. Евлалия как раз водит давно и хорошо, но она-то разумна и осторожна, и силы рассчитывать умеет.
Чёрный внедорожник Арх подарил Ерминии неделю назад, на свой День Смерти. Это такой день, когда ты сам можешь сделать подарки, потому что принимать уже незачем. Нельзя сказать, что Ерминию не удивило то, что единственной его гостьей была она в тот редкий для Земли день. Что никто больше не счёл нужным попрощаться с ним. Но скорее всего сам не захотел никого видеть. Подарил почему-то свой самый важный день одной безродной юной лисе, едва пять лет знакомой ему. И они говорили. Не о том, разумеется, как лучше обустроить клуб «Чёт-Нечет», переходящий по дарственной Ерминии. Говорили о чём-то действительно важном.
«Я буду ездить на этой машине, пока она не станет абсолютно непригодной, а до тех пор не променяю её ни на какую более соответствующую моей утончённости. В память о тебе. Потом забуду и машину, и тебя, вероятно – в своей вечности забуду ещё не одно лицо, и себя, какая я теперь, тоже забуду. А пока сделаю в твою честь какую-то глупость.»
А вот какую… «Надо, какая на душу хорошо ложится!»
И незамедлительно, будто так и ожидало у двери, выпрыгнуло желание вернуться почти на два года назад, в душную ночь середины июля. Осторожно войти в забитую ненужным хламом комнату, снять с беспокойно ворочающегося на кровати из чугунного дерева человека «шёлковые путы» - инновационные нанонаручники, похожие для непосвящённого на коричневые дамские колготки. Убрать их подальше, а потом шепотом на ухо разбудить, позвать спать в другую комнату, где на огромном матрасе на полу тоже постелено нелюбимое им шёлковое бельё, но выспаться куда как удобнее .
И разбудила бы его утром сама, вовремя или с небольшим запасом. Не исключено, даже заказала бы пиццу, чтобы не метался, ища по пути в универ, где бы перекусить.
Он бы удивлялся этой нежной её тихости, ну и что? Она может и так.
Не может ничего; время вспять не повернуть. А и могла бы, не изменила сделанного. Помнила, зачем так поступила с Мишей. А за два года едва ли причина исчезла.
Было ли достаточно просто выгнать его со скандалом в день перед экзаменом, не устраивая то мучительное испытание? Он же ценил её…
Да нет, нет. Потерять Ерминию и не поступить – разные, ох, разные для него были вещи. Надо смириться.
Ну и славно. Только почему-то вчера, когда стояла у той комнаты и вспоминала (разболтанную дверь с тех самых пор закрыть так и не удалось) - сорвалась и за пару минут оделась для выхода. Рванула пешком к старому дому в центре, в котором побывать так и не пришлось ей. Никакого предлога по пути ей не придумалось вовсе. И не надо, лисы входят без предлога, куда им нужно. Вот квартира. А жив ли он, Миша?
2., нач.
читать дальшеОни испугались одновременно – Ерминия тому, как женщина ахнула и забормотала что-то беспомощно-возмущённое, а Марейя – тому, что в своей цитадели вдруг видит эту девицу; тому, что в глазок плохо смотрела.
- День добрый, - приветствовала её Ерминия (она из интонаций услышанного уяснила то, что Миша, без сомнения, среди живых, и выдохнула с облегчением), - Вы позволите? – и, не дожидаясь дозволения, тут же переступила за порог, подтверждая о себе всё, что Мишкиной маме было до сих пор известно.
Огляделась – да здесь хоромы! Эта квартира передавали по наследству несколько поколений, и продадут её только в каком-нибудь критическом случае. Высокие потолки, неправильной формы коридор, сожрать простор которого не сумели даже понаставленные стеллажи с книгами (зачем людям столько бумаги?). И комнаты… сколько комнат? Редкое какое логово, нет же! Пыльновато только, попробуйте без слуг вылизать столько поверхностей… Ерминия наморщилась от щекотания в носу. Марейя расценила это как неприкрытый снобизм.
- Не нравится? – с некоторым вызовом осведомилась она.
Ерминия чихнула и искренне воскликнула:
- Всё нравится!
- Моя болезная, - проворчала Марейя, - Ну какого ты пришла, на мою голову, а? Не могу даже представить, красота ненаглядная, что тебя привело. Жалость какая, что муж не дома - без разговоров бы выдворил...
- А Майк решил бы моё затруднение за минуту, - глянув искоса, перебила Ерминия, - Но вы тоже годитесь. Покажите, пожалуйста, где его комната. Всё равно не уйду, пока не получу свой диск. Больше ничего и никогда мне здесь не понадобится.
- Миша диск, свой, увёз, - негромко сообщила Марейя, боявшаяся, что не совладает с эмоциями, - А твоего здесь быть не может.
- Ну что вы, конечно же есть. Среди прочих. Вы просто его не знаете в лицо!
- Наверное, ты думаешь, что он хранит россыпь доисторических компактов...
- Возможно, мне необходим какой-то из метательных дисков, - усмехнулась Эрми, - Впрочем, о старине: у Майка случайно остался редкий, дико лимитный, а точнее, единственный на всю Солнечную систему диск группы «Эквиноквиэквус», подписанный участниками, как один два часа назад погибшими в авиакатастрофе. Надо отдать тому будущему миллионеру, кому он принадлежит. Сро-чно.
Марейя молчала, соображая, как лучше переждать нашествие. Девица была выше её на две головы. И противостоять ей как-то не представлялось целесообразным. Болтливая наглючка, читалось на лице женщины.
А девица… скинула свою собачью шкурку – тонкую меховую куртку без подкладки – и небрежно передав Марейе (выиграть время, пока та будет соображать, за что куртку повесить), грациозно прошла вглубь квартиры. Теперь ей не было нужды спрашивать, в какую сторону.
Марейя не выдержала и застонала, как от зубной боли, от унижения. Вызывающая Ерминия одета была дорого, одновременно неброско и затейливо. Белый шелковистой шерсти свитер, замшевые бежевые брюки - и эта дикая рыжая шкура с хулиганским хвостом, свисающим ниже колен, сзади. Правда, немногие поняли бы, что мех – искусный искусственный, ну не носит Ерминия натуральных, как ни удивительно. Сапоги, правда, кожаные, ничего лучше для обуви пока не придумано. Их острейшие шпильки, казалось, оставляют дырочки в паркете.
Так вот как ты жил. Вот где детство провёл. Но интенсивность запаха такого неповторимого геля для душа говорит о том, что тебя давно здесь нет.
Эрми не могла ошибиться. Не так давно она обрела способность различать скрытые ароматы, их распространение в пространстве. Их срок давности. Нет, пока ещё не далеко продвинулась в искусстве – надо ведь тренироваться, но ради этого добровольно обонять всякую дрянь желания не было. Много сведений по запахам уже могла получить для человека, но слишком мало - для благородных лис.
Зато благодаря гелю, который позапрошлым летом Миша в аффекте вылил на себя, Эрми везде его найдёт. В любой толпе. Сколько бы ни мылся, специфический, не подлежащий тиражированию, изысканный и дорогой аромат, заказанный Ерминией для себя любимой, останется при нём на всю жизнь.
Ну как? Смотрим внимательно. Чисто, голо. Значит, ты теперь вполне способен снимать себе отдельное жильё, не сомневалась нисколько.
Пользуясь предоставленной свободой, Эрми осмотрела мелкие ящички книжного шкафа. А вот и неправда, госпожа: есть целая коробка с перламутрово-пёстрыми кругляшками. На подарочный выпуск популярной группы ни одна не тянет… было бы желание – Ерминия нашла маркер и поставила на одной из них несколько разнообразных импровизированных «подписей». Собралась положить диск в ящик, в котором она его «найдёт». Улыбнулась – глупость могла бы быть и половчее.
И будто что дёрнуло. Эрми повернулась в сторону стола, где стояли завёрнутые в целлофан некие агрегаты. Почему не сразу увидела?
«Мир должен лисе удивление и развлечение. И ошеломление».
Она отложила диск и маркер, потянулась снять непрозрачную от слоя пыли перевёрнутую вазу.
В простой рамке. Оттенки чёрного и белого, фоторедактор. Изначально - на телефон. Чудо бездонного покоя – лицо жемчужное, а волосы алмазные. Спящая девушка. За секунду до пробуждения – этого знать никому не положено, но Ерминия поняла сразу же.
Губы Ерминии, одновременно с глазами, медленно приобретали форму наивнейшего «о» - мало кто мог бы похвастаться, что видел её такую. Никак ей не объяснить, не понять своего замешательства! Факт, что пульс побежал вверх, что вся душа всколыхнулась.
Эрми постаралась приструнить в себе это, рационализируя. «Разве мы, моя прелесть, сомневались, что Майк не останется после нас один? Помнишь, видела его в городе с девами? Кто же воспитал его таким, не напомнишь?»
Но портрет, но на видном месте – что это?
«Что тебе непонятно, лисонька. Нашлась невинная душа точно по его мерке, глупенькая девочка, что заглядывает в рот и следует по пятам (а мы помним, как Майк умеет расположить к себе кого угодно, да?). И с этой сахарной девочкой хорошо ему, не имеючи того сопротивления, что со стервной, ртутной Эрми. Тут ты царь, тут ты ведёшь, куда хочется, славно же, Миша?»
Такую и родителям не стыдно предъявить.
Портрет, который могут видеть все, который не трогает мамочка, портрет, который может видеть любая тварь, нагло внедрившаяся в дом.
Это твоя невеста, да?
Одно «но» - малявка несусветная. Школьница? Эк тебя занесло, Миш.
Но симпатииишная!
Помнишь, Миш, как ты на «мыльницу» не мог щёлкнуть двух бедняжек-сестричек без того, чтобы оставить их без половин голов? А вот он, шедевр. Да, твой, я это знаю, пришло время, и ты сделал.
Это больше, чем фотка.
Ерминии мучительно захотелось забрать портрет с собой. Как мощный магический артефакт. Как дверь к источнику силы. Как… напоминание, что никакая вечность не вместит познание!
Забери она вещичку себе, не будет ей печали и скуки все те сотни или тысячи лет, что предстоит прожить. Ни апатии, ни презрения, ни уныния с этой фоткой не будет, главное, придумать, как сохранить её без экранирования эманации.
- Немедленно положи, где взяла!
Не заберёт, конечно, она знала. Не потому даже, что Мишкина мама грозно стоит у порога и уже готова на всё...
Ерминию немного раздражал эта несоразмерная реакция. Что в ней такого страшного, на вид?
- Милая какая и юная,- сообщила Ерминия, глядя прямо Марейе в глаза.
- Эта девушка – не тебе ровня! Она не…
Марейя искренне забыла в тот момент всё, что имела против Сони.
- ...не вертихвостка, умница, играет на скрипочке, в квантовой физике разбирается. Это очевидно, не переживайте.
И, поскольку у Марейи был вид человека, готового к броску, Ерминия медленно, словно заряженный пистолет, опустила вещь обратно в чистый от пыли кружочек, который ловко накрыла вазой заново.
- Диск – не забудь, - презрительно бросила женщина, переведя дыхание, - Элитный, он же лимитный.
Она увидела и маркер, лежащий рядом.
Но лисы краснеть не умеют.
- Не надо вам стесняться естественного желания отстоять свою территорию и защитить дом от непрошеных гостей, - назидательно, хоть и вежливо сказала Ерминия женщине лет на двадцать её старше, - Никогда не надо уступать наглому напору. Не в наше время.
Она испытывала к Марейе почтение, поэтому просто должна была это сказать.
- Я учту, - горько ответила та, сложив руки, - Если следующий нежелательный гость не будет столь молодым и здоровым, я попытаюсь последовать твоему совету.
- К вашим услугам. Только ведь физическая агрессия – не мой метод. И далеко не каждого цветущего гостя. Всего доброго.
2., прод.
На что потратить вечность
1.
читать дальшеЛиса должна делать глупости, так как ей предстоит пережить века», сказал Арх. Как неприятно убеждаться в том, что за этим подразумевалось!
Века не века - за последние несколько лет желания осуществлялись так быстро, что и желать не сильно желалось. Насущные потребности удовлетворены с избытком, моральные удовлетворения получены как-то неприлично легко. Ерминия поглядывала в зеркало, пытаясь установить, не стал ли её жадный взгляд превращаться в гламурно-сытенький.
Она прочно убедилась, что новое «я» работает безотказно. Больше никакого страха и ошибок в обращении с опасными людьми. Никаких последствий, когда хотела над кем-то пошутить. Она может задумать что-то и узнать, что надо, довольно легко. Как и предполагалось, выходила, по желанию, из человеческой плоскости, чтобы сделать то, что нравилось. Не полностью выходила, а так, на небольшой угол, но ей большего и не надо.
Но это не самое дивное. Настал день, когда она сумела простить своего отца, который был причиной прежнего голода - физического, от которого в детстве едва не умерла, трансформирующегося в эмоциональный, от которого умирала много раз. То есть перестала жалеть, что не отомстила ему прежде, чем умер сам.
Всё это дело Арха. Он виноват в том, что юная лиса такая теперь - приподнятая.
Он высококлассный психолог, если пользоваться человечьими обывательскими понятиями. Ещё он Мастер.
Даже если бы Ерминия стала тем, чем стала, без риска прожить очень долгую по человеческим меркам жизнь, она бы всё равно очень на него досадовала.
Не было существа ближе ей. Она благоговела перед тем, как он жонглировал понятийностью бытия – выворачивал, берясь двумя пальцами за любую точку, с изнанки на изнанку, а потом лёгким дуновением ставил как было. Сказал ещё, что каждая лиса вынуждена стать Мастером, и станет, даже если сложит лапки на груди, ляжет в течение реки и проведёт время заплыва в созерцании облаков. Что её интеллект, умение владеть собой и ещё кое-какие замечательные способности будут неизбежно прибывать, а лисонька сочтёт нужным тратить на это время, как бы ленива ни была, так как против природы не пойдёшь.
Хитрый лис, ему нельзя не верить.
Пока ей вполне хватало этого скучного добра, интеллекта с выдержанностью. И ещё малость про запас авантюризма было. Но во многом знании многие печали. Не мог что ли Арх попозже сказать ей про то, как она довольно-таки бессмертна? Что ему стоило подождать хотя бы до дня на прошлой неделе, когда он умер? Он же знал, когда умрёт, ну?
Нет, она почти пять лет их знакомства живёт с удивительной тайной.
Что такое пять лет для него, который их несколько тысяч провёл на Земле, зачем не подождал? Эрми совсем ещё рано бояться дряхлости и смерти, чтобы имело смысл так скоро обнадёживать её.
Теперь Эрми для своей сестры делает это: молчит о том, кем они рождены.
«Лиса должна делать глупости, чтобы пережить века». И ещё: мир создан для того, чтобы нас, лис, удивлять. Как топнешь ножкой, ему и придётся это сделать.
Ерминия топнула по тормозам, так как некто на своём авто вынырнул перед ней прямо из снежной темноты слева.
Первая глупость за сегодня радости не принесла: правила движения, они для всех, ибо законы природы. В смысле, машина не летает силой мысли, а елозит колёсами по сомнительной трассе. Особенно возмущало, что её без конца подрезают, несмотря на солидную, признанно мужскую машину. Где, где им всем написано, что за рулём она без году неделя? Почему нигде им не написано, что она научилась водить без чьей-то помощи всего за час, что говорит о её недюжинном уме и характере? Однако зря она встала затемно, чтобы на своём приобретении недельной давности впервые в жизни своим ходом отправиться в другой город. Лучше бы электричкой не побрезговала. Электричка три часа идёт. Ерминия сочла, что внедорожник домчит её за час-полтора, и вот три и тащится, взмокнув от напряжённого внимания, а конца пути не видно. Да ещё буря поднялась, кто бы предугадал её, ведь что в Сам-Петербурхе везде уже листочки и, как их, жёлтые такие цветики в парках, это даже она заметила.
Она опасалась, что Евлалия не захочет сегодня последовать за ней в этот Лесошишенск. Раз погода такая. Конечно, они договорились провести этот день вместе, но не за такой же фигнёй! Евлалия ещё не понимает, что и ей стоит почаще разбавлять жизнь глупостями.
Иногда Ерминия ей завидует, её скучному химчистящему бизнесу, который сестра ведёт с размеренной самоотдачей и точно всё рассчитывает: какую прибыль получит, когда на что потратит и во что вложится. Сестра считает, что пора заводить «фонд стабильности». Ещё она смешно считает, что достигла возраста, когда красота, якобы, начинает на цыпочках, пятясь, покидать женщину.
Впрочем, Евлалия сама спросила, какой подарок Эрми хотела бы получить. Какой же? Ведь Эрми терпеть не может ненужное барахло, а угадать её мимолётный каприз невозможно. Шопинг давно наскучил ей: бывало, раньше они с Евлалией день убивали в роскошных галереях, и свёрткам, коробкам и пакетам не было числа. Ведь прекрасным женщинам полагается устраивать себе вакханалию… А теперь не так, теперь Ерминия, если хочет приодеться, просто едет в определённый один из тысяч магазинов, будь то универмаг, салон, лавочка подержанного платья или даже рынок. Она безошибочно выбирает время и место, где, как правило, забирает «свою» вещичку из-под носа какой-нибудь неудачницы, обиженно хлопающей ресницами.
Только и этот глупый видок девушек больше не забавляет, как и их попытки перехватить у неё покупку. Поездка за шмотом у Ерминии строго утилитарна. Она просто знает, где в огромном городе находится нужная ей вещь. Так наплывают особенности лисьего существа, ничего особенного.
Эрми попросила сестру в качестве подарка сделать для неё кое-что не слишком разумное. Конечно, если действо Евлалии понравится хоть сколько-то, Ерминия не зверь же! И та пообещала. Приехать в Лесошишенск, но попозже. Выспавшись, наняв комфортную машину. Евлалия как раз водит давно и хорошо, но она-то разумна и осторожна, и силы рассчитывать умеет.
Чёрный внедорожник Арх подарил Ерминии неделю назад, на свой День Смерти. Это такой день, когда ты сам можешь сделать подарки, потому что принимать уже незачем. Нельзя сказать, что Ерминию не удивило то, что единственной его гостьей была она в тот редкий для Земли день. Что никто больше не счёл нужным попрощаться с ним. Но скорее всего сам не захотел никого видеть. Подарил почему-то свой самый важный день одной безродной юной лисе, едва пять лет знакомой ему. И они говорили. Не о том, разумеется, как лучше обустроить клуб «Чёт-Нечет», переходящий по дарственной Ерминии. Говорили о чём-то действительно важном.
«Я буду ездить на этой машине, пока она не станет абсолютно непригодной, а до тех пор не променяю её ни на какую более соответствующую моей утончённости. В память о тебе. Потом забуду и машину, и тебя, вероятно – в своей вечности забуду ещё не одно лицо, и себя, какая я теперь, тоже забуду. А пока сделаю в твою честь какую-то глупость.»
А вот какую… «Надо, какая на душу хорошо ложится!»
И незамедлительно, будто так и ожидало у двери, выпрыгнуло желание вернуться почти на два года назад, в душную ночь середины июля. Осторожно войти в забитую ненужным хламом комнату, снять с беспокойно ворочающегося на кровати из чугунного дерева человека «шёлковые путы» - инновационные нанонаручники, похожие для непосвящённого на коричневые дамские колготки. Убрать их подальше, а потом шепотом на ухо разбудить, позвать спать в другую комнату, где на огромном матрасе на полу тоже постелено нелюбимое им шёлковое бельё, но выспаться куда как удобнее .
И разбудила бы его утром сама, вовремя или с небольшим запасом. Не исключено, даже заказала бы пиццу, чтобы не метался, ища по пути в универ, где бы перекусить.
Он бы удивлялся этой нежной её тихости, ну и что? Она может и так.
Не может ничего; время вспять не повернуть. А и могла бы, не изменила сделанного. Помнила, зачем так поступила с Мишей. А за два года едва ли причина исчезла.
Было ли достаточно просто выгнать его со скандалом в день перед экзаменом, не устраивая то мучительное испытание? Он же ценил её…
Да нет, нет. Потерять Ерминию и не поступить – разные, ох, разные для него были вещи. Надо смириться.
Ну и славно. Только почему-то вчера, когда стояла у той комнаты и вспоминала (разболтанную дверь с тех самых пор закрыть так и не удалось) - сорвалась и за пару минут оделась для выхода. Рванула пешком к старому дому в центре, в котором побывать так и не пришлось ей. Никакого предлога по пути ей не придумалось вовсе. И не надо, лисы входят без предлога, куда им нужно. Вот квартира. А жив ли он, Миша?
2., нач.
читать дальшеОни испугались одновременно – Ерминия тому, как женщина ахнула и забормотала что-то беспомощно-возмущённое, а Марейя – тому, что в своей цитадели вдруг видит эту девицу; тому, что в глазок плохо смотрела.
- День добрый, - приветствовала её Ерминия (она из интонаций услышанного уяснила то, что Миша, без сомнения, среди живых, и выдохнула с облегчением), - Вы позволите? – и, не дожидаясь дозволения, тут же переступила за порог, подтверждая о себе всё, что Мишкиной маме было до сих пор известно.
Огляделась – да здесь хоромы! Эта квартира передавали по наследству несколько поколений, и продадут её только в каком-нибудь критическом случае. Высокие потолки, неправильной формы коридор, сожрать простор которого не сумели даже понаставленные стеллажи с книгами (зачем людям столько бумаги?). И комнаты… сколько комнат? Редкое какое логово, нет же! Пыльновато только, попробуйте без слуг вылизать столько поверхностей… Ерминия наморщилась от щекотания в носу. Марейя расценила это как неприкрытый снобизм.
- Не нравится? – с некоторым вызовом осведомилась она.
Ерминия чихнула и искренне воскликнула:
- Всё нравится!
- Моя болезная, - проворчала Марейя, - Ну какого ты пришла, на мою голову, а? Не могу даже представить, красота ненаглядная, что тебя привело. Жалость какая, что муж не дома - без разговоров бы выдворил...
- А Майк решил бы моё затруднение за минуту, - глянув искоса, перебила Ерминия, - Но вы тоже годитесь. Покажите, пожалуйста, где его комната. Всё равно не уйду, пока не получу свой диск. Больше ничего и никогда мне здесь не понадобится.
- Миша диск, свой, увёз, - негромко сообщила Марейя, боявшаяся, что не совладает с эмоциями, - А твоего здесь быть не может.
- Ну что вы, конечно же есть. Среди прочих. Вы просто его не знаете в лицо!
- Наверное, ты думаешь, что он хранит россыпь доисторических компактов...
- Возможно, мне необходим какой-то из метательных дисков, - усмехнулась Эрми, - Впрочем, о старине: у Майка случайно остался редкий, дико лимитный, а точнее, единственный на всю Солнечную систему диск группы «Эквиноквиэквус», подписанный участниками, как один два часа назад погибшими в авиакатастрофе. Надо отдать тому будущему миллионеру, кому он принадлежит. Сро-чно.
Марейя молчала, соображая, как лучше переждать нашествие. Девица была выше её на две головы. И противостоять ей как-то не представлялось целесообразным. Болтливая наглючка, читалось на лице женщины.
А девица… скинула свою собачью шкурку – тонкую меховую куртку без подкладки – и небрежно передав Марейе (выиграть время, пока та будет соображать, за что куртку повесить), грациозно прошла вглубь квартиры. Теперь ей не было нужды спрашивать, в какую сторону.
Марейя не выдержала и застонала, как от зубной боли, от унижения. Вызывающая Ерминия одета была дорого, одновременно неброско и затейливо. Белый шелковистой шерсти свитер, замшевые бежевые брюки - и эта дикая рыжая шкура с хулиганским хвостом, свисающим ниже колен, сзади. Правда, немногие поняли бы, что мех – искусный искусственный, ну не носит Ерминия натуральных, как ни удивительно. Сапоги, правда, кожаные, ничего лучше для обуви пока не придумано. Их острейшие шпильки, казалось, оставляют дырочки в паркете.
Так вот как ты жил. Вот где детство провёл. Но интенсивность запаха такого неповторимого геля для душа говорит о том, что тебя давно здесь нет.
Эрми не могла ошибиться. Не так давно она обрела способность различать скрытые ароматы, их распространение в пространстве. Их срок давности. Нет, пока ещё не далеко продвинулась в искусстве – надо ведь тренироваться, но ради этого добровольно обонять всякую дрянь желания не было. Много сведений по запахам уже могла получить для человека, но слишком мало - для благородных лис.
Зато благодаря гелю, который позапрошлым летом Миша в аффекте вылил на себя, Эрми везде его найдёт. В любой толпе. Сколько бы ни мылся, специфический, не подлежащий тиражированию, изысканный и дорогой аромат, заказанный Ерминией для себя любимой, останется при нём на всю жизнь.
Ну как? Смотрим внимательно. Чисто, голо. Значит, ты теперь вполне способен снимать себе отдельное жильё, не сомневалась нисколько.
Пользуясь предоставленной свободой, Эрми осмотрела мелкие ящички книжного шкафа. А вот и неправда, госпожа: есть целая коробка с перламутрово-пёстрыми кругляшками. На подарочный выпуск популярной группы ни одна не тянет… было бы желание – Ерминия нашла маркер и поставила на одной из них несколько разнообразных импровизированных «подписей». Собралась положить диск в ящик, в котором она его «найдёт». Улыбнулась – глупость могла бы быть и половчее.
И будто что дёрнуло. Эрми повернулась в сторону стола, где стояли завёрнутые в целлофан некие агрегаты. Почему не сразу увидела?
«Мир должен лисе удивление и развлечение. И ошеломление».
Она отложила диск и маркер, потянулась снять непрозрачную от слоя пыли перевёрнутую вазу.
В простой рамке. Оттенки чёрного и белого, фоторедактор. Изначально - на телефон. Чудо бездонного покоя – лицо жемчужное, а волосы алмазные. Спящая девушка. За секунду до пробуждения – этого знать никому не положено, но Ерминия поняла сразу же.
Губы Ерминии, одновременно с глазами, медленно приобретали форму наивнейшего «о» - мало кто мог бы похвастаться, что видел её такую. Никак ей не объяснить, не понять своего замешательства! Факт, что пульс побежал вверх, что вся душа всколыхнулась.
Эрми постаралась приструнить в себе это, рационализируя. «Разве мы, моя прелесть, сомневались, что Майк не останется после нас один? Помнишь, видела его в городе с девами? Кто же воспитал его таким, не напомнишь?»
Но портрет, но на видном месте – что это?
«Что тебе непонятно, лисонька. Нашлась невинная душа точно по его мерке, глупенькая девочка, что заглядывает в рот и следует по пятам (а мы помним, как Майк умеет расположить к себе кого угодно, да?). И с этой сахарной девочкой хорошо ему, не имеючи того сопротивления, что со стервной, ртутной Эрми. Тут ты царь, тут ты ведёшь, куда хочется, славно же, Миша?»
Такую и родителям не стыдно предъявить.
Портрет, который могут видеть все, который не трогает мамочка, портрет, который может видеть любая тварь, нагло внедрившаяся в дом.
Это твоя невеста, да?
Одно «но» - малявка несусветная. Школьница? Эк тебя занесло, Миш.
Но симпатииишная!
Помнишь, Миш, как ты на «мыльницу» не мог щёлкнуть двух бедняжек-сестричек без того, чтобы оставить их без половин голов? А вот он, шедевр. Да, твой, я это знаю, пришло время, и ты сделал.
Это больше, чем фотка.
Ерминии мучительно захотелось забрать портрет с собой. Как мощный магический артефакт. Как дверь к источнику силы. Как… напоминание, что никакая вечность не вместит познание!
Забери она вещичку себе, не будет ей печали и скуки все те сотни или тысячи лет, что предстоит прожить. Ни апатии, ни презрения, ни уныния с этой фоткой не будет, главное, придумать, как сохранить её без экранирования эманации.
- Немедленно положи, где взяла!
Не заберёт, конечно, она знала. Не потому даже, что Мишкина мама грозно стоит у порога и уже готова на всё...
Ерминию немного раздражал эта несоразмерная реакция. Что в ней такого страшного, на вид?
- Милая какая и юная,- сообщила Ерминия, глядя прямо Марейе в глаза.
- Эта девушка – не тебе ровня! Она не…
Марейя искренне забыла в тот момент всё, что имела против Сони.
- ...не вертихвостка, умница, играет на скрипочке, в квантовой физике разбирается. Это очевидно, не переживайте.
И, поскольку у Марейи был вид человека, готового к броску, Ерминия медленно, словно заряженный пистолет, опустила вещь обратно в чистый от пыли кружочек, который ловко накрыла вазой заново.
- Диск – не забудь, - презрительно бросила женщина, переведя дыхание, - Элитный, он же лимитный.
Она увидела и маркер, лежащий рядом.
Но лисы краснеть не умеют.
- Не надо вам стесняться естественного желания отстоять свою территорию и защитить дом от непрошеных гостей, - назидательно, хоть и вежливо сказала Ерминия женщине лет на двадцать её старше, - Никогда не надо уступать наглому напору. Не в наше время.
Она испытывала к Марейе почтение, поэтому просто должна была это сказать.
- Я учту, - горько ответила та, сложив руки, - Если следующий нежелательный гость не будет столь молодым и здоровым, я попытаюсь последовать твоему совету.
- К вашим услугам. Только ведь физическая агрессия – не мой метод. И далеко не каждого цветущего гостя. Всего доброго.
2., прод.
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом