Глава 18
1.
2., нач.
читать дальшеПолкласса в ловушке, а которая половина, сразу и не сказать. Те, что увильнули, остались, выходит, штрафниками, так как под предлогом проведения классного часа вторую половину заманили на дополнительную литературу. А те, что решились перетерпеть организационно-нотационную мороку, напоролись на объявление, что следующим номером будет помощь школе, а именно растаскивание мебели из кабинета, где нужен срочный в свете последних аварий ремонт. Девочкам стулья и цветы, мальчикам столы и шкафы.
Так совет педагогов решил проучить учеников, которые распоясались в последние недели, пропуская занятия, дерзя, побивая друг друга.
Соня осталась только потому, что плохо реагировала на текущие события. Можно сказать, её поймали и посадили за парту. Она забилась в угол уже полупустого узкого кабинета на два ряда, и это была ошибка: перед ней расположилась Наина с очередным первым помощником. А к Соне, перекрыв ей путь бегства, подвалился Кеша.
В нём какая-то перемена была, Соня даже заметила.
Эгле села в таком же крайнем углу, но у другой стены. Невозможность заговорить и сегодня с Соней она условно приписала необходимости сосредоточиться на контрольных им обеим. Хотя ясно было вполне: Соня уворачивалась, пряталась на каждой перемене. Сейчас же Эгле, которая рассчитывала сесть к ней сама, малость опередил Кеша. Ещё Наина, сидящая близко, была бы при их разговоре совсем уж некстати.
Эгле помнила про сотни попыток и снова сказала себе быть терпеливой. А покуда украдкой наблюдала за учительницей, которая в натянутом, показном спокойствии медленно шествовала по кабинету и возле каждого ученика вынуждала себя остановиться, чтобы тот хотя бы вынужденно слушал её и усваивал «материал».
Эгле за эти дни ни разу не обратилась к ней. Назвать учительницу Марьиванной – никогда больше, а с настоящим именем какая-то тайна связана. Будет ли уместно признаться, что знаешь его?
- В следующие шестые дни недели, всего три занятия, я буду проводить обзор зарубежной литературы прошлых тысячелетий. На следующий год будете изучать подробнее, так как вопросы по ней будут на выпускных экзаменах. Поэтому настоятельно рекомендую вам за летние каникулы охватить весь список, который я надиктую и кратко прокомментирую.
Эгле слушала, смотрела, понимая, что – Марианна. И только так. Усталая, несчастливая, но очень красивая. С внутренним стержнем, как говорят. Вот чему следует поучиться у неё, впредь литературы и розийского языка. Силе работать, несмотря на упорство подопечных в однообразных помехах учебному процессу, их неуважение к ней и самим себе. Готовность отвечать за последствия их развлечений. Пусть ей не дано зажечь интерес к предметам так… как у Серафимы Киприановны получалось. Но это и не нужно, когда речь идёт о старшеклассниках, которые уже давно сами себя должны обучать. Так как меньше чем через год все выходки начнут оборачиваться строго против них. Нежелание преодолевать себя выйдет потерей драгоценнейшего времени подготовки к выпускным, к вступительным и далее.
- Я вижу, что вы не собираетесь достать тетради и ручки. Но я больше не стану умолять вас хотя бы кратко конспектировать то, что буду рассказывать. Моё дело простое – прочитать лекцию, а как вы будете выкручиваться впоследствии, это меня больше не касается. Если вы все подряд провалитесь по моим предметам, конечно же, я получу ещё не один выговор, предупреждение или даже снижение оклада. Но больше, чем себя, меня вы наказать не сможете.
Пора бы одноклассникам перестать «мстить» Марианне Штефановне за то, что она не годится для легкого и увлекательного преподношения им интеллектуальных сокровищ человечества. Пора взрослеть!
- Итак, третье тысячелетие, двадцать четвёртый век, северо-восточные Земли Лы и Тынкви, то есть регионы наиболее процветающей на тот момент цивилизации. Эпоха Хны. Как вы уже должны знать, литература того времени существенно отличалась от литературы нашего художественными приёмами и метафорическим строем. Если вспомнить уклад жизни и общественный строй, становится понятно, что только избранные имели доступ к художественной и научной библиотекам. Даже среди высших слоёв общества лишь отдельные люди могли позволить себе углублённое просвещение и образование. То есть, могли и желали, если исключить класс чиновников, которые вынужденно овладевали определёнными навыками, необходимыми не просто для продвижения по карьерной лестнице, но в буквальном смысле ради выживания. Распространены были показательные бичевания, а зачастую и казни не то чтобы нерадивых, а допустивших небольшую оплошность государственных служащих. Тем не менее, каждый год из всех провинций в столицу прибывали тысячи соискателей «подобающего под солнцем места». Такая удача, как прохождение сложнейшего цикла экзаменов, обеспечивала, обычно, два поколения семьи чиновника…
Соне не хочется это слушать. Она ловит пренебрежение самой Марианны Штефановны к литературе эпохи Хны и нарочитую казённость фраз, которыми она пользуется.
- … из этой среды выдающийся…
- … его перу принадлежат знаменитые очерки…
- … наша программа включает его не столь известные так называемые «оны». По форме «она» - это небольшое письменное высказывание, который, по нашим представлениям, не является рассказом, так как не имеет традиционных строгих экспозиции, завязки, кульминации, развязки. Однако специалисты признают их самостоятельным жанром, уже вполне оторвавшимся от первоисточника – религиозных текстов, призванных…
Была б её воля, ни за что бы не включила эти так сказать художественные тексты в школьную программу, даже обзорно, думает Марианна Штефановна. Мало ли почеркушек у человечества, а истинная, зрелая литература появилась совсем недавно, в позапрошлом-прошлом столетиях. И стремительно же исчезла. В сущности, преподавания стоят немногие книги, и даже этим оболтусам, что кочевряжатся сейчас перед ней и кривляются друг дружке, их объём доступен.
- Существует, однако, мнение, что известность и популярность как в прошлом, так и в настоящее время «он» Уарани Кчеккика обусловлена именно тем, что он, используя своё служебное положение, передал свои свитки под видом важных документов на ответственное хранение в архивы «Дворца Неспящих», - не может не отвести душу Марианна Штефановна, - Нам известно, что Уарани Кчеккика окончил свои дни в почёте у самого императора, занимая должность вовсе не придворного «славослова», или поэта, а цеутако, то есть казначея. Косвенно это говорит о…
Эгле тоже догадывается, что учительница не в восторге от писателя древности. Соня давно уже и очерки его, и стихи, и «оны», и творчество его современников охватила, то немногое, что сохранилось. Как-то им с Мартыном вслух читала. Соня считала, что оны ещё практически не расшифрованы, будучи многослойными по смыслу. Поэтому, мол, она сама познать глубину их не замахивается, зато вот что ей там нравится – чувство юмора и смущённое преклонение перед красотой неправильных, противоречивых и сложных мыслей и поступков.
- «Жил в древние времена юноша знатного рода. Каждый день из резной беседки он смотрел, как его крестьяне работают на полях, выращивая рис и рыс по колено в воде. Потом он вставал и шёл взращивать свой Сад, который был так изящен, что помещался в пяти глиняных чашах», - монотонно зачитывает Марианна Штефановна и про себя морщится, - Перевод, рекомендованный для старших классов школы… то есть упрощённый вариант для вас.
(Чтобы она ещё хоть раз в жизни слово сказала Соньке или Варваре или даже посмотрела в их сторону! Среди прочих ядовитых подозрений лидировало такое, что Соня прогуливала специально ради неё – чтобы напакостить. А то и добренькая тётушка эту дрянь надоумила именно так, а не расписываясь в кляузничестве перед преподавательским коллективом, наказать дубину-училку. Которая обижает деточку. Но учительница выдержала характер и не звонила узнать, в чём причина отсутствия, слушая нарекания и вопросы, и вот Сонечка не дождалась, сама явилась!)
Ученики захихикиваются над каждым словом, над этими "глиняными чашками" и "взращиванием сада", единодушно видя в них что-то одно и то же, без сомнения, понятное каждому.
- «И было в том Саду всё так соразмерно и совершенно, что однажды юноша, познав это, опустился около пяти чаш на одно колено и заплакал. Он достал меч и разбил хрупкие чаши с редкими, капризными, миниатюрными растениями. С тех пор в его сердце поселились боль и отчаяние. Он знал, что Сад был средоточием его души.»
Они весело обзывают друг друга «соразмерными», разбитие садовой посуды повергает их в восторг, а «познав, … заплакал» заставляет рыдать самих.
«Какое ложное глубокомыслие, примитив», - вдруг понимает Соня между основными своими мыслями, - «Никакой перевод не спасёт. Давайте уже мебель тягать начнём, больше пользы будет».
Но она чувствует слабость, и заниматься физической работой совсем ей не улыбается.
«Сад души», «место подобающее под солнцем» - что я в этом находила только. Что все они знают о жизни.
- «Он знал, что умрёт, и семь дев будут скорбеть о нём до конца жизни. Крестьяне на поле продолжали ухаживать за рисом и рысом».
Громовой, хоть и краткий, хохот обрушивает суммарно несколько грамм штукатурки со стен. Они и сами уже не вникают, что же их так взбудоражило, просто смешинка крупная попала.
Но Кеша не смеётся, даже когда шкодная физиономия сидящего впереди поворачивается к ним с Соней, призывая обоих к коллективизму.
Марианне Штефановне вдруг становится неловко за умершего тысячелетия назад императорского экономиста.
Правы всегда те, кто живы.
2., прод.
1.
2., нач.
читать дальшеПолкласса в ловушке, а которая половина, сразу и не сказать. Те, что увильнули, остались, выходит, штрафниками, так как под предлогом проведения классного часа вторую половину заманили на дополнительную литературу. А те, что решились перетерпеть организационно-нотационную мороку, напоролись на объявление, что следующим номером будет помощь школе, а именно растаскивание мебели из кабинета, где нужен срочный в свете последних аварий ремонт. Девочкам стулья и цветы, мальчикам столы и шкафы.
Так совет педагогов решил проучить учеников, которые распоясались в последние недели, пропуская занятия, дерзя, побивая друг друга.
Соня осталась только потому, что плохо реагировала на текущие события. Можно сказать, её поймали и посадили за парту. Она забилась в угол уже полупустого узкого кабинета на два ряда, и это была ошибка: перед ней расположилась Наина с очередным первым помощником. А к Соне, перекрыв ей путь бегства, подвалился Кеша.
В нём какая-то перемена была, Соня даже заметила.
Эгле села в таком же крайнем углу, но у другой стены. Невозможность заговорить и сегодня с Соней она условно приписала необходимости сосредоточиться на контрольных им обеим. Хотя ясно было вполне: Соня уворачивалась, пряталась на каждой перемене. Сейчас же Эгле, которая рассчитывала сесть к ней сама, малость опередил Кеша. Ещё Наина, сидящая близко, была бы при их разговоре совсем уж некстати.
Эгле помнила про сотни попыток и снова сказала себе быть терпеливой. А покуда украдкой наблюдала за учительницей, которая в натянутом, показном спокойствии медленно шествовала по кабинету и возле каждого ученика вынуждала себя остановиться, чтобы тот хотя бы вынужденно слушал её и усваивал «материал».
Эгле за эти дни ни разу не обратилась к ней. Назвать учительницу Марьиванной – никогда больше, а с настоящим именем какая-то тайна связана. Будет ли уместно признаться, что знаешь его?
- В следующие шестые дни недели, всего три занятия, я буду проводить обзор зарубежной литературы прошлых тысячелетий. На следующий год будете изучать подробнее, так как вопросы по ней будут на выпускных экзаменах. Поэтому настоятельно рекомендую вам за летние каникулы охватить весь список, который я надиктую и кратко прокомментирую.
Эгле слушала, смотрела, понимая, что – Марианна. И только так. Усталая, несчастливая, но очень красивая. С внутренним стержнем, как говорят. Вот чему следует поучиться у неё, впредь литературы и розийского языка. Силе работать, несмотря на упорство подопечных в однообразных помехах учебному процессу, их неуважение к ней и самим себе. Готовность отвечать за последствия их развлечений. Пусть ей не дано зажечь интерес к предметам так… как у Серафимы Киприановны получалось. Но это и не нужно, когда речь идёт о старшеклассниках, которые уже давно сами себя должны обучать. Так как меньше чем через год все выходки начнут оборачиваться строго против них. Нежелание преодолевать себя выйдет потерей драгоценнейшего времени подготовки к выпускным, к вступительным и далее.
- Я вижу, что вы не собираетесь достать тетради и ручки. Но я больше не стану умолять вас хотя бы кратко конспектировать то, что буду рассказывать. Моё дело простое – прочитать лекцию, а как вы будете выкручиваться впоследствии, это меня больше не касается. Если вы все подряд провалитесь по моим предметам, конечно же, я получу ещё не один выговор, предупреждение или даже снижение оклада. Но больше, чем себя, меня вы наказать не сможете.
Пора бы одноклассникам перестать «мстить» Марианне Штефановне за то, что она не годится для легкого и увлекательного преподношения им интеллектуальных сокровищ человечества. Пора взрослеть!
- Итак, третье тысячелетие, двадцать четвёртый век, северо-восточные Земли Лы и Тынкви, то есть регионы наиболее процветающей на тот момент цивилизации. Эпоха Хны. Как вы уже должны знать, литература того времени существенно отличалась от литературы нашего художественными приёмами и метафорическим строем. Если вспомнить уклад жизни и общественный строй, становится понятно, что только избранные имели доступ к художественной и научной библиотекам. Даже среди высших слоёв общества лишь отдельные люди могли позволить себе углублённое просвещение и образование. То есть, могли и желали, если исключить класс чиновников, которые вынужденно овладевали определёнными навыками, необходимыми не просто для продвижения по карьерной лестнице, но в буквальном смысле ради выживания. Распространены были показательные бичевания, а зачастую и казни не то чтобы нерадивых, а допустивших небольшую оплошность государственных служащих. Тем не менее, каждый год из всех провинций в столицу прибывали тысячи соискателей «подобающего под солнцем места». Такая удача, как прохождение сложнейшего цикла экзаменов, обеспечивала, обычно, два поколения семьи чиновника…
Соне не хочется это слушать. Она ловит пренебрежение самой Марианны Штефановны к литературе эпохи Хны и нарочитую казённость фраз, которыми она пользуется.
- … из этой среды выдающийся…
- … его перу принадлежат знаменитые очерки…
- … наша программа включает его не столь известные так называемые «оны». По форме «она» - это небольшое письменное высказывание, который, по нашим представлениям, не является рассказом, так как не имеет традиционных строгих экспозиции, завязки, кульминации, развязки. Однако специалисты признают их самостоятельным жанром, уже вполне оторвавшимся от первоисточника – религиозных текстов, призванных…
Была б её воля, ни за что бы не включила эти так сказать художественные тексты в школьную программу, даже обзорно, думает Марианна Штефановна. Мало ли почеркушек у человечества, а истинная, зрелая литература появилась совсем недавно, в позапрошлом-прошлом столетиях. И стремительно же исчезла. В сущности, преподавания стоят немногие книги, и даже этим оболтусам, что кочевряжатся сейчас перед ней и кривляются друг дружке, их объём доступен.
- Существует, однако, мнение, что известность и популярность как в прошлом, так и в настоящее время «он» Уарани Кчеккика обусловлена именно тем, что он, используя своё служебное положение, передал свои свитки под видом важных документов на ответственное хранение в архивы «Дворца Неспящих», - не может не отвести душу Марианна Штефановна, - Нам известно, что Уарани Кчеккика окончил свои дни в почёте у самого императора, занимая должность вовсе не придворного «славослова», или поэта, а цеутако, то есть казначея. Косвенно это говорит о…
Эгле тоже догадывается, что учительница не в восторге от писателя древности. Соня давно уже и очерки его, и стихи, и «оны», и творчество его современников охватила, то немногое, что сохранилось. Как-то им с Мартыном вслух читала. Соня считала, что оны ещё практически не расшифрованы, будучи многослойными по смыслу. Поэтому, мол, она сама познать глубину их не замахивается, зато вот что ей там нравится – чувство юмора и смущённое преклонение перед красотой неправильных, противоречивых и сложных мыслей и поступков.
- «Жил в древние времена юноша знатного рода. Каждый день из резной беседки он смотрел, как его крестьяне работают на полях, выращивая рис и рыс по колено в воде. Потом он вставал и шёл взращивать свой Сад, который был так изящен, что помещался в пяти глиняных чашах», - монотонно зачитывает Марианна Штефановна и про себя морщится, - Перевод, рекомендованный для старших классов школы… то есть упрощённый вариант для вас.
(Чтобы она ещё хоть раз в жизни слово сказала Соньке или Варваре или даже посмотрела в их сторону! Среди прочих ядовитых подозрений лидировало такое, что Соня прогуливала специально ради неё – чтобы напакостить. А то и добренькая тётушка эту дрянь надоумила именно так, а не расписываясь в кляузничестве перед преподавательским коллективом, наказать дубину-училку. Которая обижает деточку. Но учительница выдержала характер и не звонила узнать, в чём причина отсутствия, слушая нарекания и вопросы, и вот Сонечка не дождалась, сама явилась!)
Ученики захихикиваются над каждым словом, над этими "глиняными чашками" и "взращиванием сада", единодушно видя в них что-то одно и то же, без сомнения, понятное каждому.
- «И было в том Саду всё так соразмерно и совершенно, что однажды юноша, познав это, опустился около пяти чаш на одно колено и заплакал. Он достал меч и разбил хрупкие чаши с редкими, капризными, миниатюрными растениями. С тех пор в его сердце поселились боль и отчаяние. Он знал, что Сад был средоточием его души.»
Они весело обзывают друг друга «соразмерными», разбитие садовой посуды повергает их в восторг, а «познав, … заплакал» заставляет рыдать самих.
«Какое ложное глубокомыслие, примитив», - вдруг понимает Соня между основными своими мыслями, - «Никакой перевод не спасёт. Давайте уже мебель тягать начнём, больше пользы будет».
Но она чувствует слабость, и заниматься физической работой совсем ей не улыбается.
«Сад души», «место подобающее под солнцем» - что я в этом находила только. Что все они знают о жизни.
- «Он знал, что умрёт, и семь дев будут скорбеть о нём до конца жизни. Крестьяне на поле продолжали ухаживать за рисом и рысом».
Громовой, хоть и краткий, хохот обрушивает суммарно несколько грамм штукатурки со стен. Они и сами уже не вникают, что же их так взбудоражило, просто смешинка крупная попала.
Но Кеша не смеётся, даже когда шкодная физиономия сидящего впереди поворачивается к ним с Соней, призывая обоих к коллективизму.
Марианне Штефановне вдруг становится неловко за умершего тысячелетия назад императорского экономиста.
Правы всегда те, кто живы.
2., прод.
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом