Глава 18
1.
2., нач.
2., прод.
читать дальшеКеша, наконец, решается. Отодвигает стул, чтобы развернуться к Соне лицом.
- Я специально к тебе сел.
Соня молчит.
- Я хочу тебе что-то сказать!
- Наина бдит, будь осторожен в словах, - выцедила Соня, чтобы отвязался.
- Наина ни при чём! – возмутился он, - Мне всё равно, что она думает.
Наина, красивая, свежая как роза, в новом обтягивающем трикотажном платье, казалось, была поглощена собственным щебетанием с соседом, но на слова обернулась. Хотя лишь затем, чтобы снисходительно улыбнуться Кеше. У того мелькнуло негодование в глазах. Соня невольно прочитала, что сговора между ними нет. Она оценила его мужество, что бы за его словами ни стояло.
- Давай встречаться, - неловко объявляет Кеша, сообразив, что вступлениями реакции не дождётся.
И это мгновение было равнозначно всей его предыдущей школьной жизни.
Соне в один миг становится кисло. Это нынешний эмоциональный эквивалент прежнему смешному, возникающему внезапно. Она ещё больше растекается по стене. Значит, Кеша сделал выбор. Кеша, ты гений.
- Ты меня слышишь? – уточняет он напряжённо.
- Не-а! - отвечает ему кто-то с соседнего ряда за Соню, - Ниа слыышу я!
- Наина всё ещё здесь, - повторяется она, зная, что обижает его.
- Значит, ты думаешь, я её боюсь, да? У меня с ней нет ничего общего. Соня, ты… я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
Он в таком ударе, что даже весьма близкое месторасположение учительницы не говорит ему ни о чём.
И уж точно не знает, как его вымученное, неловкое предложение ударяет Марианну Штефановну рикошетом, как у неё падает в пятки еле восстановленное по кусочкам до среднего настроение, как ей хочется провалиться от застарелой злости.
Наина снова поворачивается ненадолго, снова загадочно улыбается. Улыбаются все, боясь спугнуть хрупкую птицу Кешкиного признания.
«Ещё один… в любви… Соньке…» - клокочет в голове у учительницы, «нет, нет это надо – нашли богиню красоты, тоже мне!» Щенки! И взрослых не стесняются. А эта, эта – молчит, высокомерщица. Коллекционерка холодная. Ну гляди ж Соня, жизнь накажет.
- Мне это всё равно, что у тебя кто-то был. Ты мне всегда нравилась.
Соне же тошно от ажиотажа. И ей бы провалиться. И не предположение Кеши о том, что она наверняка "свободна" теперь, тому причиной. И надоумил ли его кто так сказать, неважно. Просто — горько. И ещё взгляд Эгле...
- Кеша. Ты же никакой - человек неопределённых душевных очертаний; зачем мне было бы полезно и душеподъёмно становиться твоей девушкой, скажи?
Нежно-протяжное "ооооо", печальный, неожиданно слаженный вокализ присутствующих вызывают её слова. Они потрясены, потому что на литературе разыгрывается настоящая архаичная трагедия, и даже не смешно.
- Соня, почему? - униженно вопрошает Кеша, когда Соня спустя пару секунд уже забыла о том, что он здесь, - Я могу стать и другим. Как ты хочешь? Я сделаю для тебя.
Ему немедленно подсказывают варианты, Кеша, уставясь вниз, бурчит на них. И тут брякает телефон у Сони. Можно даже не смотреть, так как давно читабельные сообщения на экране не появляются, но Соня с радостью хватается за него.
Там, однако, проступают связные слова:
миха а мытут с твоей сонешкой прям сщас снас фотарипорташ
Отправитель уверен, что адресат - Миша.
А Соня, вместо того, чтобы пугаться атаке с неожиданной стороны, мгновенно осознаёт, что выбор сделан.
Ей вспоминается стоячий зимний воздух, доверчивая синица, пустой вагон метро. Синий отблеск, как гранёная стеклянная бусина упала в снег. Внимательные прозрачные глаза из-под огромного серого шарфа. Существо, похожее на отражение в воде - Пожиратель любви. А это и не сон. Это было. Благодарствую, Пуганый, за то, что вовремя напомнил о себе. И как же ты пробавлялся всё это время?
Она показывает телефон Кеше, чтобы прочитал, прежде чем, возможно, придёт «рипорташ».
- Подумай об этом, Кеш.
- Сонь, а почему это – прислали тебе? – шёпотом спрашивает Кеша, не так уж и растерявшись.
- Миша и я обменялись аппаратами как есть, вместе с симками. Этот чудик, видимо, не знает, - объясняет Соня, одновременно выбивая ответ: «пжалст, на здрв, пгн.». (Дойдёт, не дойдёт?)
- А… я, я разберусь с ним! С этим, кто прислал! Кто он, где найти?
«Прощай, Кеша».
Соня встаёт. Он не даёт пройти – пытается схватить за руки, не выпустить из-за парты… Учительница уже не имеет права игнорировать происходящее. В ярости, похожей на повторяющийся кошмар, она поворачивается в их сторону – все взгляды за них. Нет, всё-таки Сонька, всё-таки сумела доковырять душу, нет от неё спасения, ну чего ей не посидеть спокойно ещё полчаса - день не был бы растоптан!
- Прочь с дороги! – звенящим голосом восклицает Соня, - Пусти!
Кеша отступает.
«Что же я тебя мучаю, за что же я тебя все эти дни и месяцы мучила! Какая трусость – заставлять тебя за мной гнаться… Эгле, родная, хорошая, я всё сейчас разрешу. Всё разрублю. Ты будешь жить спокойно, Эгле, прощай».
- Стой, где стоишь! – взрывается учительница, - Да сколько ж можно… Кто тебе сказал, что ты имеешь право вставать посреди урока, когда вздумается?
- Соня! – воскликнула Эгле, вскакивая тоже, - Соня, подожди!!
- Я всё выучила, - усмехается Соня, - Всё поняла. Я ухожу.
- Нет, ты не уходишь! Нет, ты садишься и тише мыши сидишь до конца, а потом работаешь со всеми! Она решила, что другие за неё всё сделают?! Не вздумай уходить, НЕ СМЕЙ!
Учительница снова ввязалась в битву, которую проиграет. Но ей было не остановиться.
Она тоже в единый миг решилась, наконец, из школы уйти навсегда.
Марианна Штефановна загородила собой дверь, как могла. Она готовилась удержать Соньку силой. Даже затолкать обратно за стол. Ей мечталось Соньку прожечь взглядом, вложить во взгляд весь пакет недовольства, негодования, антипатии - пусть она утихнет! Утихомирится! Уймётся! Пусть она проникнется стыдом, испытает непреодолимый зуд извиняться и раскаиваться! Пусть поймёт, что неправа, что всегда отвратительна!
А потом никогда, никогда, никогда не показывается на глаза учительнице.
Прочие напряжённо ожидали немыслимого скандала, что будет похож, наконец-то, на бурю; кто-то по привычке подначивал Соню вполголоса на некие антисоциальные действия, в надежде, что урок сорван будет особенно феерично… но большинство вдруг испугались.
«Прощайте и вы».
- Не делайте этого, пожалуйста. Я должна уйти.
- Отпустите Соньку! – крикнули с места,
- Слушьте, она ведь всё равно сделает, как хочет, она уйдёт, а мы будем корячиться, типа…
- Угумс, Сонька у нас привилегированный класс! Марьиванна, Штефановна, восстановите уже справедливость, а? Вы ей разрешили в куртке сидеть, а нам нет!
- Отпустите и нас тоже, а, Марьиванн Штефановна?
- ВСЕ! Заткнитесь!
Соня уходит из-под руки учительницы и сверкающими глазами обводит собравшихся здесь волей судьбы.
- Если не хотите отпустить меня… я выкуплю у вас право уйти, - в тишине говорит она ощетинившейся классной.
Посвист в который раз проносятся среди людей… кажется, они получат больше, чем ждали?
Учительница только медленно закрывает глаза, открывает глаза снова и снова – ждёт пакости, какой ещё не было.
- У меня есть, чем. Вы все, слушайте меня, а потом передадите остальным, кого это касается! Не знаю, сколько точно лет, но все называют этого челове... её... нашего классного руководителя на данный момент… именем-отчеством Марьиванна Штефановна. Это неверно.
У Сони перехватывает дыхание – давненько не выступала перед аудиторией. Говорить тяжело, мысль не выстраивается… скорее, сделай это, последнее.
- Её зовут Марианна Штефановна. Мари-анна. Это её настоящее имя. А то, как мы называли раньше, есть оскорбление и унижение, которое неизвестно кто придумал. Так что отныне не удивляйтесь, что она не могла к нам хорошо относиться, не за что было всегда и не за что сегодня… и за такое отношение она более, чем терпима к нам. Если не простите нас - поделом всем, включая меня. Простите меня за мои гадости, Марианна Штефановна. Я не знаю, имела ли право раскрывать это, но больше его не теряйте, имя ваше.
Секунда - и нет Сони. Марианна Штефановна стоит спиной к рядам и не видит замерший класс. Она думает, там затаившееся презрение, пауза перед хохотом, сбивающим штукатурку. Себе она кажется червяком, пронзённым несколькими парами лесок.
Таков недостойный итог её работы в школе, таков последний день в ней работы. Она с дочкой переедет из города; придётся в ближайшие дни искать сносное жильё, низкооплачиваемую какую-то работу. Не школа только. Как же объяснить Марфе, что произошло... Ну всё, двум смертям не бывать. Она поворачивается, стыдясь красного лица.
- Чего ещё… домой, все, вон, - едва выговаривает.
Наина, касаясь дорогим ароматом духов, приостанавливается возле неё:
- Простите нас, Марианна Штефановна. Мы действительно этого не знали.
На цыпочках исчезает.
Каждый, покидая своё место, говорит это:
- Простите нас.
- Простите…
- Извините за этот урок.
- Мы никогда так не сделаем больше…
- Марианна Штефановна, изви…
- Марианн Штефанна...
__________________________
- Мама, ну вставай, пойдём домой. Я всё, что скажешь, сделаю, только не молчи больше! Посуду, уборку, в магазин, гулять в выходной не буду!
- Скажи, ну пожалуйста, когда ты слышала это вот - «Марьиванна»… ты часто это слышала?
- … всегда, - после паузы отвечает девочка, - Мама, прости меня, пожалуйста!
- Что? Почему – «прости»?
- Я…
Марфа понимает, что правду говорить придётся:
- Я знаю, что это плохо и что тем более дочь учительницы не имеет права так вести себя, но я почти каждый день дерусь с теми, кто называет тебя Марьиванной! Я всем говорю, что у тебя другое имя, а они не слушают. Делают вид, как будто сразу же забывают… конечно, с учителями не подерёшься… Прости, всё равно я по-другому не могла. Это из-за этого мне тогда сапог поцарапали, если коротко…
- Как же так, Марфочка? Я с ума схожу. Почему ты мне ничего никогда не говорила? Почему ты… в одиночку страдала из-за меня?
Марфа, приготовившаяся к нотации, сразу не знает, как ответить.
- Но, мам, какой мне был смысл на них жаловаться, если ты сама за себя постоять никогда не хочешь?
читать дальше
Марфа, 12 лет, дочь Марианны Штефановны.
3.
1.
2., нач.
2., прод.
читать дальшеКеша, наконец, решается. Отодвигает стул, чтобы развернуться к Соне лицом.
- Я специально к тебе сел.
Соня молчит.
- Я хочу тебе что-то сказать!
- Наина бдит, будь осторожен в словах, - выцедила Соня, чтобы отвязался.
- Наина ни при чём! – возмутился он, - Мне всё равно, что она думает.
Наина, красивая, свежая как роза, в новом обтягивающем трикотажном платье, казалось, была поглощена собственным щебетанием с соседом, но на слова обернулась. Хотя лишь затем, чтобы снисходительно улыбнуться Кеше. У того мелькнуло негодование в глазах. Соня невольно прочитала, что сговора между ними нет. Она оценила его мужество, что бы за его словами ни стояло.
- Давай встречаться, - неловко объявляет Кеша, сообразив, что вступлениями реакции не дождётся.
И это мгновение было равнозначно всей его предыдущей школьной жизни.
Соне в один миг становится кисло. Это нынешний эмоциональный эквивалент прежнему смешному, возникающему внезапно. Она ещё больше растекается по стене. Значит, Кеша сделал выбор. Кеша, ты гений.
- Ты меня слышишь? – уточняет он напряжённо.
- Не-а! - отвечает ему кто-то с соседнего ряда за Соню, - Ниа слыышу я!
- Наина всё ещё здесь, - повторяется она, зная, что обижает его.
- Значит, ты думаешь, я её боюсь, да? У меня с ней нет ничего общего. Соня, ты… я хочу, чтобы ты была моей девушкой.
Он в таком ударе, что даже весьма близкое месторасположение учительницы не говорит ему ни о чём.
И уж точно не знает, как его вымученное, неловкое предложение ударяет Марианну Штефановну рикошетом, как у неё падает в пятки еле восстановленное по кусочкам до среднего настроение, как ей хочется провалиться от застарелой злости.
Наина снова поворачивается ненадолго, снова загадочно улыбается. Улыбаются все, боясь спугнуть хрупкую птицу Кешкиного признания.
«Ещё один… в любви… Соньке…» - клокочет в голове у учительницы, «нет, нет это надо – нашли богиню красоты, тоже мне!» Щенки! И взрослых не стесняются. А эта, эта – молчит, высокомерщица. Коллекционерка холодная. Ну гляди ж Соня, жизнь накажет.
- Мне это всё равно, что у тебя кто-то был. Ты мне всегда нравилась.
Соне же тошно от ажиотажа. И ей бы провалиться. И не предположение Кеши о том, что она наверняка "свободна" теперь, тому причиной. И надоумил ли его кто так сказать, неважно. Просто — горько. И ещё взгляд Эгле...
- Кеша. Ты же никакой - человек неопределённых душевных очертаний; зачем мне было бы полезно и душеподъёмно становиться твоей девушкой, скажи?
Нежно-протяжное "ооооо", печальный, неожиданно слаженный вокализ присутствующих вызывают её слова. Они потрясены, потому что на литературе разыгрывается настоящая архаичная трагедия, и даже не смешно.
- Соня, почему? - униженно вопрошает Кеша, когда Соня спустя пару секунд уже забыла о том, что он здесь, - Я могу стать и другим. Как ты хочешь? Я сделаю для тебя.
Ему немедленно подсказывают варианты, Кеша, уставясь вниз, бурчит на них. И тут брякает телефон у Сони. Можно даже не смотреть, так как давно читабельные сообщения на экране не появляются, но Соня с радостью хватается за него.
Там, однако, проступают связные слова:
миха а мытут с твоей сонешкой прям сщас снас фотарипорташ
Отправитель уверен, что адресат - Миша.
А Соня, вместо того, чтобы пугаться атаке с неожиданной стороны, мгновенно осознаёт, что выбор сделан.
Ей вспоминается стоячий зимний воздух, доверчивая синица, пустой вагон метро. Синий отблеск, как гранёная стеклянная бусина упала в снег. Внимательные прозрачные глаза из-под огромного серого шарфа. Существо, похожее на отражение в воде - Пожиратель любви. А это и не сон. Это было. Благодарствую, Пуганый, за то, что вовремя напомнил о себе. И как же ты пробавлялся всё это время?
Она показывает телефон Кеше, чтобы прочитал, прежде чем, возможно, придёт «рипорташ».
- Подумай об этом, Кеш.
- Сонь, а почему это – прислали тебе? – шёпотом спрашивает Кеша, не так уж и растерявшись.
- Миша и я обменялись аппаратами как есть, вместе с симками. Этот чудик, видимо, не знает, - объясняет Соня, одновременно выбивая ответ: «пжалст, на здрв, пгн.». (Дойдёт, не дойдёт?)
- А… я, я разберусь с ним! С этим, кто прислал! Кто он, где найти?
«Прощай, Кеша».
Соня встаёт. Он не даёт пройти – пытается схватить за руки, не выпустить из-за парты… Учительница уже не имеет права игнорировать происходящее. В ярости, похожей на повторяющийся кошмар, она поворачивается в их сторону – все взгляды за них. Нет, всё-таки Сонька, всё-таки сумела доковырять душу, нет от неё спасения, ну чего ей не посидеть спокойно ещё полчаса - день не был бы растоптан!
- Прочь с дороги! – звенящим голосом восклицает Соня, - Пусти!
Кеша отступает.
«Что же я тебя мучаю, за что же я тебя все эти дни и месяцы мучила! Какая трусость – заставлять тебя за мной гнаться… Эгле, родная, хорошая, я всё сейчас разрешу. Всё разрублю. Ты будешь жить спокойно, Эгле, прощай».
- Стой, где стоишь! – взрывается учительница, - Да сколько ж можно… Кто тебе сказал, что ты имеешь право вставать посреди урока, когда вздумается?
- Соня! – воскликнула Эгле, вскакивая тоже, - Соня, подожди!!
- Я всё выучила, - усмехается Соня, - Всё поняла. Я ухожу.
- Нет, ты не уходишь! Нет, ты садишься и тише мыши сидишь до конца, а потом работаешь со всеми! Она решила, что другие за неё всё сделают?! Не вздумай уходить, НЕ СМЕЙ!
Учительница снова ввязалась в битву, которую проиграет. Но ей было не остановиться.
Она тоже в единый миг решилась, наконец, из школы уйти навсегда.
Марианна Штефановна загородила собой дверь, как могла. Она готовилась удержать Соньку силой. Даже затолкать обратно за стол. Ей мечталось Соньку прожечь взглядом, вложить во взгляд весь пакет недовольства, негодования, антипатии - пусть она утихнет! Утихомирится! Уймётся! Пусть она проникнется стыдом, испытает непреодолимый зуд извиняться и раскаиваться! Пусть поймёт, что неправа, что всегда отвратительна!
А потом никогда, никогда, никогда не показывается на глаза учительнице.
Прочие напряжённо ожидали немыслимого скандала, что будет похож, наконец-то, на бурю; кто-то по привычке подначивал Соню вполголоса на некие антисоциальные действия, в надежде, что урок сорван будет особенно феерично… но большинство вдруг испугались.
«Прощайте и вы».
- Не делайте этого, пожалуйста. Я должна уйти.
- Отпустите Соньку! – крикнули с места,
- Слушьте, она ведь всё равно сделает, как хочет, она уйдёт, а мы будем корячиться, типа…
- Угумс, Сонька у нас привилегированный класс! Марьиванна, Штефановна, восстановите уже справедливость, а? Вы ей разрешили в куртке сидеть, а нам нет!
- Отпустите и нас тоже, а, Марьиванн Штефановна?
- ВСЕ! Заткнитесь!
Соня уходит из-под руки учительницы и сверкающими глазами обводит собравшихся здесь волей судьбы.
- Если не хотите отпустить меня… я выкуплю у вас право уйти, - в тишине говорит она ощетинившейся классной.
Посвист в который раз проносятся среди людей… кажется, они получат больше, чем ждали?
Учительница только медленно закрывает глаза, открывает глаза снова и снова – ждёт пакости, какой ещё не было.
- У меня есть, чем. Вы все, слушайте меня, а потом передадите остальным, кого это касается! Не знаю, сколько точно лет, но все называют этого челове... её... нашего классного руководителя на данный момент… именем-отчеством Марьиванна Штефановна. Это неверно.
У Сони перехватывает дыхание – давненько не выступала перед аудиторией. Говорить тяжело, мысль не выстраивается… скорее, сделай это, последнее.
- Её зовут Марианна Штефановна. Мари-анна. Это её настоящее имя. А то, как мы называли раньше, есть оскорбление и унижение, которое неизвестно кто придумал. Так что отныне не удивляйтесь, что она не могла к нам хорошо относиться, не за что было всегда и не за что сегодня… и за такое отношение она более, чем терпима к нам. Если не простите нас - поделом всем, включая меня. Простите меня за мои гадости, Марианна Штефановна. Я не знаю, имела ли право раскрывать это, но больше его не теряйте, имя ваше.
Секунда - и нет Сони. Марианна Штефановна стоит спиной к рядам и не видит замерший класс. Она думает, там затаившееся презрение, пауза перед хохотом, сбивающим штукатурку. Себе она кажется червяком, пронзённым несколькими парами лесок.
Таков недостойный итог её работы в школе, таков последний день в ней работы. Она с дочкой переедет из города; придётся в ближайшие дни искать сносное жильё, низкооплачиваемую какую-то работу. Не школа только. Как же объяснить Марфе, что произошло... Ну всё, двум смертям не бывать. Она поворачивается, стыдясь красного лица.
- Чего ещё… домой, все, вон, - едва выговаривает.
Наина, касаясь дорогим ароматом духов, приостанавливается возле неё:
- Простите нас, Марианна Штефановна. Мы действительно этого не знали.
На цыпочках исчезает.
Каждый, покидая своё место, говорит это:
- Простите нас.
- Простите…
- Извините за этот урок.
- Мы никогда так не сделаем больше…
- Марианна Штефановна, изви…
- Марианн Штефанна...
__________________________
- Мама, ну вставай, пойдём домой. Я всё, что скажешь, сделаю, только не молчи больше! Посуду, уборку, в магазин, гулять в выходной не буду!
- Скажи, ну пожалуйста, когда ты слышала это вот - «Марьиванна»… ты часто это слышала?
- … всегда, - после паузы отвечает девочка, - Мама, прости меня, пожалуйста!
- Что? Почему – «прости»?
- Я…
Марфа понимает, что правду говорить придётся:
- Я знаю, что это плохо и что тем более дочь учительницы не имеет права так вести себя, но я почти каждый день дерусь с теми, кто называет тебя Марьиванной! Я всем говорю, что у тебя другое имя, а они не слушают. Делают вид, как будто сразу же забывают… конечно, с учителями не подерёшься… Прости, всё равно я по-другому не могла. Это из-за этого мне тогда сапог поцарапали, если коротко…
- Как же так, Марфочка? Я с ума схожу. Почему ты мне ничего никогда не говорила? Почему ты… в одиночку страдала из-за меня?
Марфа, приготовившаяся к нотации, сразу не знает, как ответить.
- Но, мам, какой мне был смысл на них жаловаться, если ты сама за себя постоять никогда не хочешь?
читать дальше
Марфа, 12 лет, дочь Марианны Штефановны.
3.
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом