Глава 30
1.
2.
читать дальше…так он следовал за ними. Очнулся; вокруг покидали землю какие-то крылья, крылья мазнули пером по лицу, жалобно кто-то вскрикнул. Увидел: камни, колючки и под ногами хрустит. Он неуклюже перебегал с места на место, от суши к суше по воде, пытаясь устраниться из птичьего средоточия. Пытался смыть с ботинка растоптанное яйцо - одолела нелепая брезгливость. Споткнувшись, успел поднять повыше, чтобы не намочить, две сумки и кроссовку, что держал за шнурок (вещи, про которые не помнил, как решился подобрать и взять с собой). В одной сумке, это видно через прореху, второй и третий предметы обуви, вторая пахнет рыбой и костром.
Они исчезли из виду. Натерпелся бессловесного страха, отыскивая портал, куда они вошли. Показалось, что его вынесло в водную гладь без островов: непроизвольная телепортация неизвестно куда. Суша обнаружилась совсем рядом, треклятый птичник, уже опустевший. Маг направился к суше, стараясь держаться перпендикулярно течению, чтобы не покинуть изотемпоральной линии. Бегать в поисках портала взад-вперёд расточительно, надо бы его глазами увидеть. И угадать, который. Он угадал.
Стоял в траве в человеческий рост всё то время, пока Соня в сорока метров от него купалась в заводи.
Без силы гораздо легче.
А без слов почти совсем легко.
Что-то смылось в нём после смерти вместе со словами, и слышал, но не воспринимал обвиняющих речей Сони и Мартына, которым было посвящено немало времени их общего пути. (Таким образом упустил шанс узнать и имя своей Бабушки.)
Их злость не преодолевала в обратном направлении толщи времени в речном лабиринте, пусть и невеликой, что имелась между ними. Зато красота – никак не оформляемая словесно – зато красота не покидала миры вокруг него.
С точки зрения безопасности его состояние было беспомощным, только он этого сейчас не знал. В каком-то смысле его сейчас не было вовсе. Жаль - когда пелена спадёт, некому будет вспомнить и попытаться заново воспринять это очищенное переживание любви, свободное от страха и от самой личности мага.
Это значило также, что некому было контролировать его нахождение в тех из встреченных миров, где стояла ночь. Ночь – это луние либо безлуние, оба варианта опасны, но он шёл, и сберегло его то ли отрешение от слов, самосознания и магической силы, то ли то, что ночные порталы щедро перекрывались дневным светом других.
Он не вспомнил даже, что боится воды.
За зарослями маг не мог видеть никого. Он переживал некое чудо и, пока солнце полудня обжигало, как полагалось, все открытые участки тела, ему посчастливилось не подумать ни одной словомысли. Оставался на месте и пока люди спали в траве. Время на суше не толкало заметно вперёд, этот эффект относился к водной глади. Но остров под ними отчётливо плыл, плыл мимо других, похожих и непохожих. Некоторые обгоняли его. Смотрели на мага чьи-то тени с других берегов. Острова вплывали друг в друга. Менялись солнцами и лунами. Менялись флорой и фауной. Менялись душами. Миры были как бы насечками на поверхностях многих входящих один в другой или пересекающих друг друга шаров, что двигались по-разному. Если бы маг сохранил словесный ум, это движение причинило бы ему боль бессмысленностью и непостижимостью.
И одиночество.
А пока шаровращение перевлекало мага собой, люди проснулись и снова ушли. Стискивая шнурок обуви Тивы, Стас бежал по следам, и к моменту, когда достиг пересечения сразу нескольких потоков за оконечностью острова, увидел их на другом берегу… очень уже далеко. Даже не увидел, а знал. И то знал, что тот берег – негодный. Даже так: худшее направление из тех, что встречались до сих пор. Он и подумать не мог, что попадётся нечто равноопасное Бабушке, которая пока могла быть только позади. Тива потеряла чутьё, или что это заставило её свернуть туда? Расчет против Бабушки? Собственные мотивы, которых он и представить не потрудился?! Так что теперь следовало проникнуть в мир, который ощущался то ли тупиком, то ли ямой.
Он и направился, не давая себе ни секунды на раздумье. Прикинул, что оставит вещи прямо возле воды, на мшистом берегу, опрометью бросится вглубь: вдруг ещё не поздно? Он теперь магически слаб, ну так что?
Повеяло холодом в спину.
Они вернулись буквально через несколько секунд, когда маг достиг пешком середины разлива. Вернулись верхом на спине какого-то создания, что выбредало из потока, омывающего опасный мир.
Волосы мага поднялись дыбом: это было действительно величественно-ужасающее явление. Существо протискивалось против течения, а время дымилось и возгоралось близ его шкуры.
- Соня… - вырвалось у мага – он подразумевал, что Соня беспрестанно обжигается. Ещё ясно вообразил, как неудобно и опасно ей верхом. Так словоразум к нему и вернулся, вместе с чёрной грустью, хроническим отчаянием и самонеприятием, помноженными теперь на острую фазу. Он видел, что Соню и Эгле куда-то увозит существо заведомо сильнее его. Намного. Стоял маг, как вкопанный, то ли рассуждая, то ли оцепенев, не представляя, что можно предпринять.
Из языков пламени ему показалась другая, истинная голова существа. Если первая была – но вот как зверь называется, Стас не помнил просто по причине отстранённости от вопросов природоведения – кого-то лесного, с копытами и рогами – то вторая пасть, невидимая для людей, оформлялась грубыми наростами, сходившимися к челюстям из всех плоскостей гранёного черепа. Длинное, в бронированной шкуре, тело, массивные зазубрины в ряд вдоль гребня, четыре короткие долгопятые лапы, которыми зверь переступал на цыпочках. Ещё один, почти невидимый слой восприятия скрывал сложенные по бокам крылья. На низких лапах существо вышло из противотекущего потока, на высокие лапы, раскладывающиеся путём выпрямления каких-то скрытых до поры суставов, выпружинилось у развилки. Первая голова не удостоила мага никаким вниманием. Вторая, поразмыслив, исторгла в его сторону клуб огня. Впрочем, огонь не был настоящим, он только предупреждал. Маг и не шелохнулся.
Мартын повернул голову, и его неприятное, исполненное надменности удивление было действенней прозрачного пламени
И Соня, Соня изучала его.
Что-то пыталась мысленно передать ему Тива – но маг не мог разбрасываться сокровищем. Время – на этот раз персонально для него! – замедлилось. Крылатый зависал надолго над водой, копытный тягуче переставлял копыта, капли стекали с ног мёдом без запаха и плотности.
Маг принял решение не умножать Сонину боль и отвёл глаза.
«Вон ты какой, эдакий. А они ненавидят тебя. Ах как получается!»
Пасть, похожая на собачью и на ящериную, ухмылялась, время от времени отвлекаясь на мага от пути. Чудище провоцировало, он понял. Только словами, а останавливаться ради него вовсе не собиралось. Словесная пикировка или даже простой диалог – совсем не то, к чему был хоть немного склонен маг, поэтому, не дождавшись достойной реакции, зверь хмыкнул и больше не заводился. «Куда ты их несёшь», вот что хотел бы Стас спросить, но не решился, боясь, что с почином развернётся цепь переговоров, которая не принесёт пользы ни всадникам, ни ему - она сразу же выдаст теперешнюю слабость мага. Стас просто двинулся следом.
- Отпусти их!
Но зверь уже обогнул остров и припустил в новом потоке так, что тут же исчез.
Толкнул под колени лёд. Соня лёд видела; Стас был уверен, что она всё поняла. Бабушка спокойным шагом двигалась сюда: каждый спокойный шаг как сотня его неспокойных. Или же плыла, не отражаясь в убитой воде, по воздуху.
- Что-то должно измениться, - сказал тогда себе маг, - Любое моё слово или действие высвобождает что-то новое неуправляемое - то, что нельзя нейтрализовать противоположным действием. Бездействие производит то же самое. Значит, можно уже совсем больше почти не думать, как лучше, как нужно. Или думать, но так, как до этого никогда не думал, а делать, как придётся. Нет, лучше делать именно не так, как делал до этого... я рассуждаю словами вслух - я так не делал... почти не делал. Соню унесли – может, для того, чтобы, чтобы... убить. Догнать - как? Лёд здесь – что следует из этого?
Колени обтекла и сомкнулась впереди полупрозрачная корочка. Граница льда распределялась по направлению всех четырёх потоков, видимых отсюда, деловито примеряясь к ширине русла каждого. Стас смолк внезапно от удивления себе и чуждой ему структуре речи, но скоро продолжил:
- На что она рассчитывает таким образом? «Таким образом» - это принимая в расчёт свойства льда. Ходить по нему – да. Но потом лёд должен будет заполнить каждое русло - всё, что составляет Реку. Это бесконечное количество Рек.
Дыхание сбилось от количества выданных слов. Неужели они накопились за время молчания – за время жизни, проведённое в молчании?
Он попробовал выломиться, но корка не поддалась. Впереди её накопилось всего несколько сантиметров; делать шаг назад он не хотел. Он остался ждать. Он должен проделать это упражнение на преодоление тревоги. Иначе снова и снова будет творить хаотичное и неэффективное. Ногам было холодно, на уровне льда больно. Но хуже холод за спиной. С Бабушкой, даже для того, чтобы полюбопытствовать, есть ли у неё отныне обличье, и если есть, то какое, встречаться смысла не было. Он должен использовать краткое время опасного ожидания для того, чтобы кое-что про неё понять. И снова накопить магическое движение. В идеале ему в первую очередь нужна контролируемая телепортация в любое заданное место, но на это замахнуться покуда не удавалось. А не будет уверенности – будет как всегда.
- Она запустила некое… нечто… возможно, давно запасённое как оружие. Вызвать Белую… никому неподвластную, если верить сказанному. Для хождения по воде это избыточно, как… разрушить дом, чтобы один… человек… погиб. Не дом, а все миры. Значит она… оно… она глупа? Может ли быть?! Или это равновесный обмен. Должен быть обязательно равновесный. Оно сможет быть только там, где лёд… и где граница льда. Или, ещё, может перейти по суше туда… в такой портал… куда лёд напрямую не войдёт; но лёд дойдёт до любого мира рано или поздно. Сегодня. Через тысячи лет. Ведь нет без Реки ни одного мира? А если не водная часть Реки? Так и лёд – не к воде… не из воды состоит. Он и замерзает – не водяным холодом.
Ей лёд сам по себе не нужен. Где был лёд – умирает мир и… больше некого держать взаперти… истязать некого. Миров – бесконечно. Значит, бесконечно таких – тех, что находятся как бы только по одному из берегов, таких, где можно долго ждать, пока дойдёт лёд. Для неё этих миров… и тех, кто живёт в них… достаточно будет?!
Хочет ли оно быть вечно? Чего оно хочет? Как я ему… мешаю?
Да, это я, тот, который мешает. Иначе ни за что бы не выпустила Белую. Оно собиралось сделать это до того, как потеряло неприкосновенный запас – тёмное ожерелье - в воде: значит, это расчёт. Ещё раз: это потому, что я – равносилен… так считается? Можно считать доказанным, что я равносилен всем делам, всем шагам?
Когда мне казалось, что при определённых условиях я взорвусь и уничтожу мир, это казалось об одном мире или обо всех?
Вода равномерно промерзала ко дну, заковывая ноги. Стас привязал кроссовку к одному из мешков и закинул их за оба плеча. Сердце колотилось в восторге кощунства: Соня несла в руках оба эти мешка, она отдыхала на них, она прятала туда всё ценное для себя. Опустить её вещи на лёд недопустимо. И маг не знал, становится ли он содеянным сильнее - или же бесконечно проклятым.
- Ну а я, покуда жива Соня… и покуда хоть немного… для Эгле... надежды есть, я не уничтожу Это… вместе с собой и мирами. Чтобы миры – остались. Лесошишенск. Земля. Это значит, я здесь останусь, пока эти все миры будут замерзать и умирать… тогда моему врагу останется... только держать Соню у себя, таскать за собой из одного временно незамёрзшего мира в другой и… и что?!! Поддерживать её бессмертие? Оно способно на такое? Или… есть способ сделать частью…
Вот тут осёкся, потому что некоторые вещи вслух говорить нельзя никак.
- Потому что если так, то мне пришлось бы – ну вот же оно! вечно исполнять его волю. Это вариант неполной вечности, пока миры не замёрзнут все. Мне и ей. И Соне. А если я равносилен Белой, то… ради Сони от меня ожидалось бы, что я остановлю лёд. Совсем. Всем собой, и… перестану быть.
Если сделаю это - или погибну, или перестану быть магом. Перестану быть хоть сколько-нибудь опасным. И тогда владычицей миров будет Она.
Схема интересов Бабушки раскрылась, потому что Стас сумел предаться рассуждениям умозрительным, не сакрализуя каждую первую мысль, что касалась Эгле и Сони, абстрагируясь от их конкретного местоположения и состояния, и ненадолго не боясь самими мыслями навредить им.
Следовало отныне то, что ближайшей Бабушкиной задачей будет захватить Соню в плен. Живой. Только так. Остальных же – как выйдет. А миры – их омертвение подо льдом может остановить только он. Ну что же. Это можно сделать, если Бабушка будет уничтожена.
Он не рвался высвободиться из льда: если он то, что предполагает о себе, это не составит труда в любой момент. Что-то приближалось со спины. А из потока впереди вернулся зверозверь. Он теперь был в единственном обличье – втором, истинном. Колючегранная шкура блистала чёрными алмазами. Зверозверь выдохся, протискиваясь обратно против течения воды и времени. Стас всматривался в него со всей силы и не тушуясь уже. Существо, заметив это, подошло к нему близко, потрогало лёд передней лапой. Постучало, но никакой вибрации в ледяной толще не возникло. Смертью, убийством от существа не разило, не было и флёра коварства и особых планов; что же, маг в свою очередь перестал думать о нём. Куда оно отвезло Соню и Эгле, всё равно ему не скажет.
- Смотри, не лопни от избытка восхищения, - посоветовало существо магу.И тут же перевоззрилось на нечто за его спиной, а на что такое, догадаться несложно, даже не глядя в отражение колючих алмазных глаз.
Что-то стояло сзади и оттягивало момент, чтобы коснуться плеча, но развлекалось тем, что выбирало, когда. Маг ничем не выдал намерения отклониться или просто поёжиться. Существо же, как показалось, тяжело вздыхая, достигло рукава Реки, ведущего в его мир и, немного повозившись, возлегло поперёк течения, мордой к своему берегу, перекрыв течение полностью, специально ради этого удлинившись телом. Дракон-олень терпеливо дождётся, пока ледяное поле коснётся его, кротко примет лёд на себя, да так и останется, превращаясь постепенно в прозрачную глыбу, а затем скалу, которая встанет в будущем стеной. И ни кусочка льда не просочится в мир, за который он в ответе.
Ну а маг мчался по его недавним следам. Обратная сторона острова шаталась трясиной, шибала в нос невыносимой гнилостно-травяной прелью, а то, от чего в беге отталкивались ноги мага, было чьими-то костями и ещё непереваренными телами. Плыл на корявом чёрном бревне через пузырящиеся сизым мелкие протоки между островами из палых деревьев и мягкого растительного мусора, отталкиваясь от торчащих из-под воды веток, пока бревно не проснулось и не клацнуло сразу двумя пастями с двух концов туловища. От пастей уберёг только следующий портал – мир, где ливень шёл от его, мира, сотворения, не переставая. На ощупь пробрался внутри этого ливня, не зная, по чему ступает и сколько времени ступает. Проник сквозь ещё несколько миров, про которые хотел бы никогда не вспоминать. Единственное, что в них было хорошего, это путь от портала к порталу по суше – или какой-нибудь жиже, или по мелководью, но не через стремнину. И Стас, конечно же, затерялся бы в перекрученном в ста измерениях лабиринте навсегда, если бы не видимые при любом освещении или его отсутствии неоновые волоски, которые Тива в достаточном количестве разбрасывала по пути верхом.
«Режим мага» мог бы закончиться минутой позже, и тогда спускаться из мира каменных волн в мир цветущего горного склона было бы ничуть не трудно. Но нет – двухметровая ступень остановила и потребовала долгой примерки, чтобы с неё соскользнуть. Он определил состояние как «головокружение разума тела» после магического рывка. Но представил, как здесь же спускалась Соня, босиком – и устыдился…
Всё до этой точки проделал маг, а расплачивался разбитостью человек.
Он доковылял до центра спиралью закрученной ленты кустарника. Там на вершине пирамидки из белых камешков его ждал ломоть недавно выпеченного хлеба. Что-то странное было с этим хлебом и с этой пирамидкой, а может, с местом – Стас не имел сил разбираться, почему мерещится ему взгляд как из-под закопченного стекла, но взгляд вовсе не тревожащий.
Человек сидел в темноте в средоточии искусственной улитки, зная, что не должен даже случайно бросить взгляд на небо, где его поджидали – ведь лунного света не было – ловушки-ступени-степени пустоты. И с закрытыми глазами ел хлеб, ел впервые за полгода, ел подобный хлеб впервые в жизни. Он был по-человечески голоден. И, насытившись, прикорнул, где был, на островатом щебне. Впервые за полгода явился к нему сон.
Zero-Project - The Path Of The Lost Thoughts
3.
1.
2.
читать дальше…так он следовал за ними. Очнулся; вокруг покидали землю какие-то крылья, крылья мазнули пером по лицу, жалобно кто-то вскрикнул. Увидел: камни, колючки и под ногами хрустит. Он неуклюже перебегал с места на место, от суши к суше по воде, пытаясь устраниться из птичьего средоточия. Пытался смыть с ботинка растоптанное яйцо - одолела нелепая брезгливость. Споткнувшись, успел поднять повыше, чтобы не намочить, две сумки и кроссовку, что держал за шнурок (вещи, про которые не помнил, как решился подобрать и взять с собой). В одной сумке, это видно через прореху, второй и третий предметы обуви, вторая пахнет рыбой и костром.
Они исчезли из виду. Натерпелся бессловесного страха, отыскивая портал, куда они вошли. Показалось, что его вынесло в водную гладь без островов: непроизвольная телепортация неизвестно куда. Суша обнаружилась совсем рядом, треклятый птичник, уже опустевший. Маг направился к суше, стараясь держаться перпендикулярно течению, чтобы не покинуть изотемпоральной линии. Бегать в поисках портала взад-вперёд расточительно, надо бы его глазами увидеть. И угадать, который. Он угадал.
Стоял в траве в человеческий рост всё то время, пока Соня в сорока метров от него купалась в заводи.
Без силы гораздо легче.
А без слов почти совсем легко.
Что-то смылось в нём после смерти вместе со словами, и слышал, но не воспринимал обвиняющих речей Сони и Мартына, которым было посвящено немало времени их общего пути. (Таким образом упустил шанс узнать и имя своей Бабушки.)
Их злость не преодолевала в обратном направлении толщи времени в речном лабиринте, пусть и невеликой, что имелась между ними. Зато красота – никак не оформляемая словесно – зато красота не покидала миры вокруг него.
С точки зрения безопасности его состояние было беспомощным, только он этого сейчас не знал. В каком-то смысле его сейчас не было вовсе. Жаль - когда пелена спадёт, некому будет вспомнить и попытаться заново воспринять это очищенное переживание любви, свободное от страха и от самой личности мага.
Это значило также, что некому было контролировать его нахождение в тех из встреченных миров, где стояла ночь. Ночь – это луние либо безлуние, оба варианта опасны, но он шёл, и сберегло его то ли отрешение от слов, самосознания и магической силы, то ли то, что ночные порталы щедро перекрывались дневным светом других.
Он не вспомнил даже, что боится воды.
За зарослями маг не мог видеть никого. Он переживал некое чудо и, пока солнце полудня обжигало, как полагалось, все открытые участки тела, ему посчастливилось не подумать ни одной словомысли. Оставался на месте и пока люди спали в траве. Время на суше не толкало заметно вперёд, этот эффект относился к водной глади. Но остров под ними отчётливо плыл, плыл мимо других, похожих и непохожих. Некоторые обгоняли его. Смотрели на мага чьи-то тени с других берегов. Острова вплывали друг в друга. Менялись солнцами и лунами. Менялись флорой и фауной. Менялись душами. Миры были как бы насечками на поверхностях многих входящих один в другой или пересекающих друг друга шаров, что двигались по-разному. Если бы маг сохранил словесный ум, это движение причинило бы ему боль бессмысленностью и непостижимостью.
И одиночество.
А пока шаровращение перевлекало мага собой, люди проснулись и снова ушли. Стискивая шнурок обуви Тивы, Стас бежал по следам, и к моменту, когда достиг пересечения сразу нескольких потоков за оконечностью острова, увидел их на другом берегу… очень уже далеко. Даже не увидел, а знал. И то знал, что тот берег – негодный. Даже так: худшее направление из тех, что встречались до сих пор. Он и подумать не мог, что попадётся нечто равноопасное Бабушке, которая пока могла быть только позади. Тива потеряла чутьё, или что это заставило её свернуть туда? Расчет против Бабушки? Собственные мотивы, которых он и представить не потрудился?! Так что теперь следовало проникнуть в мир, который ощущался то ли тупиком, то ли ямой.
Он и направился, не давая себе ни секунды на раздумье. Прикинул, что оставит вещи прямо возле воды, на мшистом берегу, опрометью бросится вглубь: вдруг ещё не поздно? Он теперь магически слаб, ну так что?
Повеяло холодом в спину.
Они вернулись буквально через несколько секунд, когда маг достиг пешком середины разлива. Вернулись верхом на спине какого-то создания, что выбредало из потока, омывающего опасный мир.
Волосы мага поднялись дыбом: это было действительно величественно-ужасающее явление. Существо протискивалось против течения, а время дымилось и возгоралось близ его шкуры.
- Соня… - вырвалось у мага – он подразумевал, что Соня беспрестанно обжигается. Ещё ясно вообразил, как неудобно и опасно ей верхом. Так словоразум к нему и вернулся, вместе с чёрной грустью, хроническим отчаянием и самонеприятием, помноженными теперь на острую фазу. Он видел, что Соню и Эгле куда-то увозит существо заведомо сильнее его. Намного. Стоял маг, как вкопанный, то ли рассуждая, то ли оцепенев, не представляя, что можно предпринять.
Из языков пламени ему показалась другая, истинная голова существа. Если первая была – но вот как зверь называется, Стас не помнил просто по причине отстранённости от вопросов природоведения – кого-то лесного, с копытами и рогами – то вторая пасть, невидимая для людей, оформлялась грубыми наростами, сходившимися к челюстям из всех плоскостей гранёного черепа. Длинное, в бронированной шкуре, тело, массивные зазубрины в ряд вдоль гребня, четыре короткие долгопятые лапы, которыми зверь переступал на цыпочках. Ещё один, почти невидимый слой восприятия скрывал сложенные по бокам крылья. На низких лапах существо вышло из противотекущего потока, на высокие лапы, раскладывающиеся путём выпрямления каких-то скрытых до поры суставов, выпружинилось у развилки. Первая голова не удостоила мага никаким вниманием. Вторая, поразмыслив, исторгла в его сторону клуб огня. Впрочем, огонь не был настоящим, он только предупреждал. Маг и не шелохнулся.
Мартын повернул голову, и его неприятное, исполненное надменности удивление было действенней прозрачного пламени
И Соня, Соня изучала его.
Что-то пыталась мысленно передать ему Тива – но маг не мог разбрасываться сокровищем. Время – на этот раз персонально для него! – замедлилось. Крылатый зависал надолго над водой, копытный тягуче переставлял копыта, капли стекали с ног мёдом без запаха и плотности.
Маг принял решение не умножать Сонину боль и отвёл глаза.
«Вон ты какой, эдакий. А они ненавидят тебя. Ах как получается!»
Пасть, похожая на собачью и на ящериную, ухмылялась, время от времени отвлекаясь на мага от пути. Чудище провоцировало, он понял. Только словами, а останавливаться ради него вовсе не собиралось. Словесная пикировка или даже простой диалог – совсем не то, к чему был хоть немного склонен маг, поэтому, не дождавшись достойной реакции, зверь хмыкнул и больше не заводился. «Куда ты их несёшь», вот что хотел бы Стас спросить, но не решился, боясь, что с почином развернётся цепь переговоров, которая не принесёт пользы ни всадникам, ни ему - она сразу же выдаст теперешнюю слабость мага. Стас просто двинулся следом.
- Отпусти их!
Но зверь уже обогнул остров и припустил в новом потоке так, что тут же исчез.
Толкнул под колени лёд. Соня лёд видела; Стас был уверен, что она всё поняла. Бабушка спокойным шагом двигалась сюда: каждый спокойный шаг как сотня его неспокойных. Или же плыла, не отражаясь в убитой воде, по воздуху.
- Что-то должно измениться, - сказал тогда себе маг, - Любое моё слово или действие высвобождает что-то новое неуправляемое - то, что нельзя нейтрализовать противоположным действием. Бездействие производит то же самое. Значит, можно уже совсем больше почти не думать, как лучше, как нужно. Или думать, но так, как до этого никогда не думал, а делать, как придётся. Нет, лучше делать именно не так, как делал до этого... я рассуждаю словами вслух - я так не делал... почти не делал. Соню унесли – может, для того, чтобы, чтобы... убить. Догнать - как? Лёд здесь – что следует из этого?
Колени обтекла и сомкнулась впереди полупрозрачная корочка. Граница льда распределялась по направлению всех четырёх потоков, видимых отсюда, деловито примеряясь к ширине русла каждого. Стас смолк внезапно от удивления себе и чуждой ему структуре речи, но скоро продолжил:
- На что она рассчитывает таким образом? «Таким образом» - это принимая в расчёт свойства льда. Ходить по нему – да. Но потом лёд должен будет заполнить каждое русло - всё, что составляет Реку. Это бесконечное количество Рек.
Дыхание сбилось от количества выданных слов. Неужели они накопились за время молчания – за время жизни, проведённое в молчании?
Он попробовал выломиться, но корка не поддалась. Впереди её накопилось всего несколько сантиметров; делать шаг назад он не хотел. Он остался ждать. Он должен проделать это упражнение на преодоление тревоги. Иначе снова и снова будет творить хаотичное и неэффективное. Ногам было холодно, на уровне льда больно. Но хуже холод за спиной. С Бабушкой, даже для того, чтобы полюбопытствовать, есть ли у неё отныне обличье, и если есть, то какое, встречаться смысла не было. Он должен использовать краткое время опасного ожидания для того, чтобы кое-что про неё понять. И снова накопить магическое движение. В идеале ему в первую очередь нужна контролируемая телепортация в любое заданное место, но на это замахнуться покуда не удавалось. А не будет уверенности – будет как всегда.
- Она запустила некое… нечто… возможно, давно запасённое как оружие. Вызвать Белую… никому неподвластную, если верить сказанному. Для хождения по воде это избыточно, как… разрушить дом, чтобы один… человек… погиб. Не дом, а все миры. Значит она… оно… она глупа? Может ли быть?! Или это равновесный обмен. Должен быть обязательно равновесный. Оно сможет быть только там, где лёд… и где граница льда. Или, ещё, может перейти по суше туда… в такой портал… куда лёд напрямую не войдёт; но лёд дойдёт до любого мира рано или поздно. Сегодня. Через тысячи лет. Ведь нет без Реки ни одного мира? А если не водная часть Реки? Так и лёд – не к воде… не из воды состоит. Он и замерзает – не водяным холодом.
Ей лёд сам по себе не нужен. Где был лёд – умирает мир и… больше некого держать взаперти… истязать некого. Миров – бесконечно. Значит, бесконечно таких – тех, что находятся как бы только по одному из берегов, таких, где можно долго ждать, пока дойдёт лёд. Для неё этих миров… и тех, кто живёт в них… достаточно будет?!
Хочет ли оно быть вечно? Чего оно хочет? Как я ему… мешаю?
Да, это я, тот, который мешает. Иначе ни за что бы не выпустила Белую. Оно собиралось сделать это до того, как потеряло неприкосновенный запас – тёмное ожерелье - в воде: значит, это расчёт. Ещё раз: это потому, что я – равносилен… так считается? Можно считать доказанным, что я равносилен всем делам, всем шагам?
Когда мне казалось, что при определённых условиях я взорвусь и уничтожу мир, это казалось об одном мире или обо всех?
Вода равномерно промерзала ко дну, заковывая ноги. Стас привязал кроссовку к одному из мешков и закинул их за оба плеча. Сердце колотилось в восторге кощунства: Соня несла в руках оба эти мешка, она отдыхала на них, она прятала туда всё ценное для себя. Опустить её вещи на лёд недопустимо. И маг не знал, становится ли он содеянным сильнее - или же бесконечно проклятым.
- Ну а я, покуда жива Соня… и покуда хоть немного… для Эгле... надежды есть, я не уничтожу Это… вместе с собой и мирами. Чтобы миры – остались. Лесошишенск. Земля. Это значит, я здесь останусь, пока эти все миры будут замерзать и умирать… тогда моему врагу останется... только держать Соню у себя, таскать за собой из одного временно незамёрзшего мира в другой и… и что?!! Поддерживать её бессмертие? Оно способно на такое? Или… есть способ сделать частью…
Вот тут осёкся, потому что некоторые вещи вслух говорить нельзя никак.
- Потому что если так, то мне пришлось бы – ну вот же оно! вечно исполнять его волю. Это вариант неполной вечности, пока миры не замёрзнут все. Мне и ей. И Соне. А если я равносилен Белой, то… ради Сони от меня ожидалось бы, что я остановлю лёд. Совсем. Всем собой, и… перестану быть.
Если сделаю это - или погибну, или перестану быть магом. Перестану быть хоть сколько-нибудь опасным. И тогда владычицей миров будет Она.
Схема интересов Бабушки раскрылась, потому что Стас сумел предаться рассуждениям умозрительным, не сакрализуя каждую первую мысль, что касалась Эгле и Сони, абстрагируясь от их конкретного местоположения и состояния, и ненадолго не боясь самими мыслями навредить им.
Следовало отныне то, что ближайшей Бабушкиной задачей будет захватить Соню в плен. Живой. Только так. Остальных же – как выйдет. А миры – их омертвение подо льдом может остановить только он. Ну что же. Это можно сделать, если Бабушка будет уничтожена.
Он не рвался высвободиться из льда: если он то, что предполагает о себе, это не составит труда в любой момент. Что-то приближалось со спины. А из потока впереди вернулся зверозверь. Он теперь был в единственном обличье – втором, истинном. Колючегранная шкура блистала чёрными алмазами. Зверозверь выдохся, протискиваясь обратно против течения воды и времени. Стас всматривался в него со всей силы и не тушуясь уже. Существо, заметив это, подошло к нему близко, потрогало лёд передней лапой. Постучало, но никакой вибрации в ледяной толще не возникло. Смертью, убийством от существа не разило, не было и флёра коварства и особых планов; что же, маг в свою очередь перестал думать о нём. Куда оно отвезло Соню и Эгле, всё равно ему не скажет.
- Смотри, не лопни от избытка восхищения, - посоветовало существо магу.И тут же перевоззрилось на нечто за его спиной, а на что такое, догадаться несложно, даже не глядя в отражение колючих алмазных глаз.
Что-то стояло сзади и оттягивало момент, чтобы коснуться плеча, но развлекалось тем, что выбирало, когда. Маг ничем не выдал намерения отклониться или просто поёжиться. Существо же, как показалось, тяжело вздыхая, достигло рукава Реки, ведущего в его мир и, немного повозившись, возлегло поперёк течения, мордой к своему берегу, перекрыв течение полностью, специально ради этого удлинившись телом. Дракон-олень терпеливо дождётся, пока ледяное поле коснётся его, кротко примет лёд на себя, да так и останется, превращаясь постепенно в прозрачную глыбу, а затем скалу, которая встанет в будущем стеной. И ни кусочка льда не просочится в мир, за который он в ответе.
Ну а маг мчался по его недавним следам. Обратная сторона острова шаталась трясиной, шибала в нос невыносимой гнилостно-травяной прелью, а то, от чего в беге отталкивались ноги мага, было чьими-то костями и ещё непереваренными телами. Плыл на корявом чёрном бревне через пузырящиеся сизым мелкие протоки между островами из палых деревьев и мягкого растительного мусора, отталкиваясь от торчащих из-под воды веток, пока бревно не проснулось и не клацнуло сразу двумя пастями с двух концов туловища. От пастей уберёг только следующий портал – мир, где ливень шёл от его, мира, сотворения, не переставая. На ощупь пробрался внутри этого ливня, не зная, по чему ступает и сколько времени ступает. Проник сквозь ещё несколько миров, про которые хотел бы никогда не вспоминать. Единственное, что в них было хорошего, это путь от портала к порталу по суше – или какой-нибудь жиже, или по мелководью, но не через стремнину. И Стас, конечно же, затерялся бы в перекрученном в ста измерениях лабиринте навсегда, если бы не видимые при любом освещении или его отсутствии неоновые волоски, которые Тива в достаточном количестве разбрасывала по пути верхом.
«Режим мага» мог бы закончиться минутой позже, и тогда спускаться из мира каменных волн в мир цветущего горного склона было бы ничуть не трудно. Но нет – двухметровая ступень остановила и потребовала долгой примерки, чтобы с неё соскользнуть. Он определил состояние как «головокружение разума тела» после магического рывка. Но представил, как здесь же спускалась Соня, босиком – и устыдился…
Всё до этой точки проделал маг, а расплачивался разбитостью человек.
Он доковылял до центра спиралью закрученной ленты кустарника. Там на вершине пирамидки из белых камешков его ждал ломоть недавно выпеченного хлеба. Что-то странное было с этим хлебом и с этой пирамидкой, а может, с местом – Стас не имел сил разбираться, почему мерещится ему взгляд как из-под закопченного стекла, но взгляд вовсе не тревожащий.
Человек сидел в темноте в средоточии искусственной улитки, зная, что не должен даже случайно бросить взгляд на небо, где его поджидали – ведь лунного света не было – ловушки-ступени-степени пустоты. И с закрытыми глазами ел хлеб, ел впервые за полгода, ел подобный хлеб впервые в жизни. Он был по-человечески голоден. И, насытившись, прикорнул, где был, на островатом щебне. Впервые за полгода явился к нему сон.
Zero-Project - The Path Of The Lost Thoughts
3.
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
01.04.2020 в 09:13-
-
01.04.2020 в 21:43И вообще, страшно же, если на твоей стороне никого нет во всех мирах.