Глава 33
1.
2.
3.
читать дальшеНичего странного на самом деле; например, ты ашш и тебе восемь лет - это означает вытирать, сколько надо, сопли абсолютно всем трёхлеткам племени. И слова иметь, чтобы в другой раз, после того, как всех их по очереди оттащишь от края пропасти, из вредности больше не пробовали вниз плеваться. Так что если даже ты один у мамы с папой, всё равно у тебя много братьев и сестёр меньших. Если твой мелкий подопечный навернулся слегка, ты, конечно, знаешь, как подлечить его подорожниками местными. Эта заботливость в твоей крови досталась тебе по наследству, её же и передашь своему единственному детёнышу или, если повезёт, двум своим... И даже если что-то пошло не так и тебе не доверили в жизни ни одного носа, где-то ты знаешь, как это делается... просто Корней отбросил всё лишнее и занялся делом. Он разулся и, не удосужившись закатать штанины, тяжеловато спустился в ручей.
- Ты не говорить, Соня, не говори и не смотрея... - предупредил её, успевшую заметить тёмные, вдавленные полосы поверх каждой его ступни. Обрывчик у ручья доходил ему до пояса; Корней, подобрав из воды клетчатый платок (который и не думал уплывать, а зацепился за что-то), аккуратно очищал, смачивая, её лицо. На платке возникали пятна, Корней, приседая, но не наклоняясь, быстро выполаскивал ткань и приступал снова. На обрыве Соня сидела, как на верху шкафчика в детском саду (наверняка было такое, точно должно быть: папа так одевал её, маленькую, чтобы вести домой). Она погрузилась в апатичное умиротворение - продолжение безумия мира, миров. Корней не было таким - и вот стал. С его лица не исчезала внимательная суровость. Он не смотрел по сторонам и не уходил в себя, а спасал, как знал, Соньку. Она не успела испугаться и за свой полуоторванный ноготь, когда он мыл ей руки, бережно и умело, а когда закончил, сделал повязку из полоски от платка. Не было и неловкости. И необходимости выражения благодарности. И то, что только что от Ведьмы, не откуда-то ещё, пришёл Корней, не беспокоило ничуть Соню. Он мог прийти со взведённым переключателем, тогда даже Тиве не хватило бы времени добежать сюда, ведь свернуть шею, выколоть глаза - дело нескольких секунд, хватило бы времени и на беленького, прикорнувшего сейчас под боком. После - убить и Мартына, и... Всё это более чем вероятно. Но страх так и не пришёл. Рядом человек, отбросивший всё лишнее и делавший то, что диктовала ему совесть, что считал самым нужным. В любом случае, отчего-то Соня была совершенно довольна одним тем, что знала: даже и убивая её, Корней на самом деле был бы не зол, это никоим образом не был бы его выбор... Переключатель может управлять моторикой человека, но мотивацией Корнея, даже его, запуганного перспективой вечного рабства - нет. Отныне и навсегда.
Он перешёл к голове. Там было больно. Внутри спутанных волос таилось нечто, кровавившее остатки платка больше, чем руки.
Корней снял с ног Сони непарную обувь, и, омыв её ссадины-царапины, обул в собственные её кроссовки, родные, из родного расползающегося мешка, что принёс с собой. До Сони дошло, что все брошенные вещи возвращены. Обоняние подсказало... Она забеспокоилась, подбирая слова, собираясь с силами. Бросить это дело на полпути, снова забыться... каравай в мешке. Скажи ему, скажи, чтобы отломил себе. Представь только, сколько он не ел. Точнее, ты понятия не имеешь, сколько он на самом деле отсутствовал. По ощущениям, много дней.
- Сейчас я не буду есть, Соня, - ответил он лаконично, - Ты пить сейчас.
Как оказалось, пара желудёвых чашек сохранилась. Они надтреснули, но, держа наклонно, в них можно было зачерпнуть и удержать воды. Как просто всё.
Корней поставил Соню на ноги, собрал все мешки, всю обувь, мокрую футболку Тивы - и поверх вороха, висящего на локте, уместил поднятого за шкирку зверёнка, который удивительно органично прильнул к Корнееву плечу. Это поразило Соню больше всего остального, ведь она ничего так Корнею и не разъяснила. Второй локоть в качестве опоры достался ей, и они отправились в путь. Из Корнея получился бы для Сони отличный старший брат. Или кому-нибудь когда-нибудь - отличный отец, но ничего такого, конечно, не случится.
____________________________________________
Тива выводила зверосамку через выход пещеры. Приложила заранее палец к губам и сделала знак всем не двигаться и молчать; зверосамка вслед за ней вытекала ещё и ещё, и много передумано каждым было, прежде чем вышла вся. С таким животным провели они ночь. Голова Тиве до плеча, в два раза больше человеческой, статное, плотное, подтянутое туловище в бывалой грубой шерсти светло-буро-палевых переходов, сосульчатой под брюхом. Тем удивительней, что у существа размером почти с полярного медведя такой крохотный активный малыш. А также ясно становилось, почему в пещере ночью было сильно теплее, чем должно бы.
Животное повело корпусом, словно не видя никого, исследуя ноздрями воздух. Блестели припрятанные в мохнатости надбровий глаза. Оно медведя и напоминало, а ещё собаку, росомаху, самым отдалённым образом – рысь, словом, являло среднее от коллекции крупных хищников: так с чего бы Соне приспичило назвать её кошкой? Малыш, которого Соня держала, тоже походил на всех звериных малышей всех миров сразу, а на котёночка, пожалуй, не так уж. Наступил рискованный момент: зверица перестала делать вид, что не понимает, где, с кем её дитя. Дитя жмурилось под пасмурным солнцем в чёрном и прозрачном лесу, смотрело кобальтовыми круглыми глазами на мать, разевало рот, беззвучно и благодушно обращаясь к ней. Люди не дышали, Тива на носочках двигалась в слепой зоне зверя, следя за головой, чтобы в случае чего обезвредить. Вот-вот гигантша решит, что всё не так, и сгрызёт, наконец, настырных обезьян. Цена ещё одного сбывшегося моего желания, поняла Соня. А от нас пахнет кровью.
Зверосамка нависла над ними. Соня прикрыла глаза, надеясь, что Мартын, плечом к плечу с ней сидевший, догадается сделать так же; приподняла котика тяжёлыми-претяжёлыми руками. Самка сильно вытягивает шею, чтобы захватить отпрыска зубами и, обоняя аромат пасти, Соня слышит, как дышат рядом Мартын и Корней. Считает про себя: одна тысяча пятьсот двадцать один и одна сотая… две сотые. В эту удивительную минуту ничего лучшего не придумалось. Клык, торчащий вниз, боковой поверхностью обтёрся о ладонь. Отходя задом, зверосамка вдруг изогнула шею, точно какой лебедь, и детёныш вмиг оказался на широкой спине между лопатками. Всё для того, чтобы ей стало возможно беспрепятственно цепануть из кучи людского имущества полосатый мешок, тряхнуть и, подхватив на клыки выпавший каравай, прошествовать дальше чуть скорее, но ничуть не теряя достоинства.
- Пари-эо-ктилошейидомиониха с париэоктило-шейи-домионёнком, - выпалила Соня им вслед, от страха и изумления вспомнившая видовое поименование. Уплывающая в чёрную рощу зверица обернулась и глянула на неё с такой укоризной, с укоризной…
Тива проводила их взглядом и шагнула к Корнею:
- Прости меня. Я ничего не сделала, чтобы тебя остановить, догнать или вернуть. Я не всесильна.
- Тиыйэйкливаниаль, - он покачал головой, оглянулся, убедился, что зверь ушёл совершенно, и тихо-тихо продолжил, - О-мети кварна, дер удэрох – тиый ктерно…
Видимо, сил больше не осталось на розийскую речь. Они обнялись и остались так - что-то в Корнее навсегда изменилось, если он решился и это сделать. Тива что-то спросила. Корней ответил; вздохнул, полез в карман и протянул что-то и показал всем. Что-то пояснил.
- Друзья, вас трое раненых, не считая Эгле, - Тива смотрела без прежнего намерения во что бы то ни стало ободрить, - У Корнея что-то со спиной.
- Спина… есть ничего, - Корней с неохотой отодвинулся от Тивы. Хромая и с каким-то особенном напряжением корпуса.
- Я знаю, что у тебя со спиной, с ногами. Вижу, что у вас у каждого. И всё-таки мы должны дойти до следующего портала. Здесь мы не выживем.
- Раз он здесь, значит, мы всё, приплыли, - вымолвил Мартын, отрешённо следя за Корнеем, и вдруг заорал:
- Отойди от неё! Пошёл вон!
Корней остановился рядом с Эгле. Трудно было не предполагать, что целью переключателя была в первую очередь она... Вскакивая, Мартын растянулся на земле, и вместо рыданий извергал проклятия Корнею. Который очень хотел видеть, что Эгле всё ещё жива.
Тива вывернула все мешки. Увы, идеальный каравай из нарядного города не оставил по себе и крошек. Зато ягоды в колючих венках сохранились. И, что удивительно, три рыбины, завёрнутые в листья.
________________________________________
Маг ждал, пока его заметят. Он с абсолютной точностью соответствовал горелому лесу: внешне и в ином смысле. Та же в серых и чёрных чертогах души имелась сердцевина, живая, как моховой островок из пересохшего болотца. Её-то он и готовил им в дар.
Но даже Тива его не замечала. Определённо она потеряла способность определять его появление загодя, а то и присутствие любого постороннего. Тива была занята.
Стас понял, что смотреть в их сторону совершенно не нужно. Ведь Сонино доверие станет решающим. То есть, надо попытаться неосторожным свидетельствованием не оскорбить не только её, но и её друга, без которого Соня с места не сойдёт. А Тива что-то делала над их ранами, что-то вправляла, отчего возносились даже и плохо сдерживаемые вскрики.
…видишь, у Эгле только несколько царапин, а Соня вся…
Стас искусал губы, слушая это.
... да понял я, понял…
... потом? а ничего...
... как белые тряпки из тумана, но покрошились ножом...
... был… мы же живы… что не побежал напролом, не упал…
... это было правильно…
... не понимаю…
Так они вымученно обменивались словами. Страшно, что время шло. Может не получиться то, что он обязан сотворить. А следующее нападение пережить могут не все. Не обнаруживал мага и Корней, проходящий совсем рядом, курсируя между лагерем и ручьём. Сначала он таскал воду, а потом, с ножом в руках, находил и отпиливал ту или иную подходящую для чего-то ветку.
Маг проверял то и дело свою ношу внутри головы: не рассыпалась ли, не ложь ли она. И уже потеряв с терпением и разумение, взвился на ноги и вышел к ним.
- Я нашёл дорогу в Лесошишенск.
Мартын, у которого глаз дёргался и уголок губ тоже, приветствовал его тяжелейшим взглядом.
- Да я тебя ждал.
Тива теперь оттирала ему спину. Мартын держал на коленях руки, продетые в рукава чёрно-бурой драни, уже почти не имеющей причин называться футболкой. Бледно-розовые ручейки предпочитали собираться и скатываться по новоприобретённому фракталу на торсе Мартына, по всем фрактала притокам. Соня лежала на земле, на боку, рядом с Эгле. Дремала под курткой Корнея. Всё это было уже, было!
Только Стас тогда и думать не смог, что увидит так близко.
- Время у нас есть? – не поднимая головы от корпения, спросила Тива.
- Времени мало, - благодарный за вопрос, ответил Стас, - Это из-за порталов.
…он снова, как забитый школьник, боится Мартына. На дух не переносит. Да что же это?! Он решил, что и дальше будет говорить так же кратко, чтобы не путать слова и не терять их. Ещё раз повторил: как бы ни вышло, говорить мало, быстро. И будь что будет.
- Вы нам выдали Корнея. Милость милостивой милости. Нам всё равно, зачем вы его отпустили. Нам всё равно, будете вы нас добивать сейчас или через час, - продолжил Мартын так же ржаво и глухо.
- Я знаю, как попасть в Лесошишенск. Я нашёл путь. Соня, это правда.
Она втянулась головой под куртку. Там, в темноте, всхлипнула что ли.
- Вы с Бабусей охренели. Скелеты, занавески дырявые. Что дальше? Играем в «возвращение в Лесошишенск». С Корнеем сыграли в плохую и хорошего, теперь с Сонькой хочешь сыграть. Стас, уходи, делай сам по себе, что собрался. Не позорься. Ты и так уже наследил в нашей памяти как… неприятный такой, как… неловкий человек. Или как колдун. Так что бояться тебя мы, конечно, будем – но только сильно презирать, а ты сам знаешь, как это исправить. Тива, хватит, всё, спасибо, я в порядке.
- Сколько миров? – будто не слыша Мартына, спросила Тива.
Стас обвёл их всех взглядом, от которого стушевался Корней. Кажется, Стас так никогда в жизни не делал, не смотрел так... произвольно. Вдруг появилась сильная жажда. Вкус железа и паники во рту.
- Соня. Отсюда до Лесошишенска – четыре мира. Пять порталов.
Собрав в кулак не с первого раза край куртки, она стянула её с лица. Глаза и губы. Губы так невыносимо меняются изгибом то и дело. Из половины глубины недоверчивости она смотрит из почти высоты всепобеждающей надежды. И снова в глазах это – «переключатель». Льётся из секунды хрустальная секунда. Вот что он делает – принёс хрустальную тяжесть надежды в её беззащитность.
- Мы проходили, босиком, сотни, что ли, порталов. Знали, что уходим в путаницу и что всё дальше от дома, так с чего бы вдруг отсюда до Лесошишенска так мало шагов?
Соня всё-таки заговорила.
- Просто уходи, маг, колдун, - сказал, как он считал, за Соню, Мартын, непривычно смирно для себя, - Будь человек. В сны не лазь. Не надо в снах пробовать склонить человека на свою сторону. Торговаться не надо вообще, обещать, там, манипулировать, угрожать. Это непристойно.
- Так он нас ночью же… - Соня начала было что-то, но передумала. Сейчас лишь бы не случилось снова между двумя парнями той искры ненависти, которая убила однажды одного из них. Она повторения не выдержит. Поэтому укладывает, присыпает пылью в авральном режиме непрошенную радость, галлюцинацию, причуду неврастении, принявшую парадоксальный вид Стаса, предлагающего всего пятью порталами вернуться домой.
- Было не так, - объясняет она Мартыну, - Он ничего не предлагал – я ничего не просила. Правда. Корнея он решил найти сам.
- Да чего ему искать – он и так знал, где. Он и так собирался Корнея нам выдать в обмен на лояльность. Как бы против Бабушки. Сонька, не тупи. Сонька, погоди радоваться.
- Стас, спасибо за Корнея.
- Спасибо за Корнея! – повторила за Соней Тива, - Знаете, всё-таки никакая она ему не бабушка. Слишком разные в них сущности. Первый портал – это ведь ближайший отсюда?
конец главы 33
глава 34
1.
2.
3.
читать дальшеНичего странного на самом деле; например, ты ашш и тебе восемь лет - это означает вытирать, сколько надо, сопли абсолютно всем трёхлеткам племени. И слова иметь, чтобы в другой раз, после того, как всех их по очереди оттащишь от края пропасти, из вредности больше не пробовали вниз плеваться. Так что если даже ты один у мамы с папой, всё равно у тебя много братьев и сестёр меньших. Если твой мелкий подопечный навернулся слегка, ты, конечно, знаешь, как подлечить его подорожниками местными. Эта заботливость в твоей крови досталась тебе по наследству, её же и передашь своему единственному детёнышу или, если повезёт, двум своим... И даже если что-то пошло не так и тебе не доверили в жизни ни одного носа, где-то ты знаешь, как это делается... просто Корней отбросил всё лишнее и занялся делом. Он разулся и, не удосужившись закатать штанины, тяжеловато спустился в ручей.
- Ты не говорить, Соня, не говори и не смотрея... - предупредил её, успевшую заметить тёмные, вдавленные полосы поверх каждой его ступни. Обрывчик у ручья доходил ему до пояса; Корней, подобрав из воды клетчатый платок (который и не думал уплывать, а зацепился за что-то), аккуратно очищал, смачивая, её лицо. На платке возникали пятна, Корней, приседая, но не наклоняясь, быстро выполаскивал ткань и приступал снова. На обрыве Соня сидела, как на верху шкафчика в детском саду (наверняка было такое, точно должно быть: папа так одевал её, маленькую, чтобы вести домой). Она погрузилась в апатичное умиротворение - продолжение безумия мира, миров. Корней не было таким - и вот стал. С его лица не исчезала внимательная суровость. Он не смотрел по сторонам и не уходил в себя, а спасал, как знал, Соньку. Она не успела испугаться и за свой полуоторванный ноготь, когда он мыл ей руки, бережно и умело, а когда закончил, сделал повязку из полоски от платка. Не было и неловкости. И необходимости выражения благодарности. И то, что только что от Ведьмы, не откуда-то ещё, пришёл Корней, не беспокоило ничуть Соню. Он мог прийти со взведённым переключателем, тогда даже Тиве не хватило бы времени добежать сюда, ведь свернуть шею, выколоть глаза - дело нескольких секунд, хватило бы времени и на беленького, прикорнувшего сейчас под боком. После - убить и Мартына, и... Всё это более чем вероятно. Но страх так и не пришёл. Рядом человек, отбросивший всё лишнее и делавший то, что диктовала ему совесть, что считал самым нужным. В любом случае, отчего-то Соня была совершенно довольна одним тем, что знала: даже и убивая её, Корней на самом деле был бы не зол, это никоим образом не был бы его выбор... Переключатель может управлять моторикой человека, но мотивацией Корнея, даже его, запуганного перспективой вечного рабства - нет. Отныне и навсегда.
Он перешёл к голове. Там было больно. Внутри спутанных волос таилось нечто, кровавившее остатки платка больше, чем руки.
Корней снял с ног Сони непарную обувь, и, омыв её ссадины-царапины, обул в собственные её кроссовки, родные, из родного расползающегося мешка, что принёс с собой. До Сони дошло, что все брошенные вещи возвращены. Обоняние подсказало... Она забеспокоилась, подбирая слова, собираясь с силами. Бросить это дело на полпути, снова забыться... каравай в мешке. Скажи ему, скажи, чтобы отломил себе. Представь только, сколько он не ел. Точнее, ты понятия не имеешь, сколько он на самом деле отсутствовал. По ощущениям, много дней.
- Сейчас я не буду есть, Соня, - ответил он лаконично, - Ты пить сейчас.
Как оказалось, пара желудёвых чашек сохранилась. Они надтреснули, но, держа наклонно, в них можно было зачерпнуть и удержать воды. Как просто всё.
Корней поставил Соню на ноги, собрал все мешки, всю обувь, мокрую футболку Тивы - и поверх вороха, висящего на локте, уместил поднятого за шкирку зверёнка, который удивительно органично прильнул к Корнееву плечу. Это поразило Соню больше всего остального, ведь она ничего так Корнею и не разъяснила. Второй локоть в качестве опоры достался ей, и они отправились в путь. Из Корнея получился бы для Сони отличный старший брат. Или кому-нибудь когда-нибудь - отличный отец, но ничего такого, конечно, не случится.
____________________________________________
Тива выводила зверосамку через выход пещеры. Приложила заранее палец к губам и сделала знак всем не двигаться и молчать; зверосамка вслед за ней вытекала ещё и ещё, и много передумано каждым было, прежде чем вышла вся. С таким животным провели они ночь. Голова Тиве до плеча, в два раза больше человеческой, статное, плотное, подтянутое туловище в бывалой грубой шерсти светло-буро-палевых переходов, сосульчатой под брюхом. Тем удивительней, что у существа размером почти с полярного медведя такой крохотный активный малыш. А также ясно становилось, почему в пещере ночью было сильно теплее, чем должно бы.
Животное повело корпусом, словно не видя никого, исследуя ноздрями воздух. Блестели припрятанные в мохнатости надбровий глаза. Оно медведя и напоминало, а ещё собаку, росомаху, самым отдалённым образом – рысь, словом, являло среднее от коллекции крупных хищников: так с чего бы Соне приспичило назвать её кошкой? Малыш, которого Соня держала, тоже походил на всех звериных малышей всех миров сразу, а на котёночка, пожалуй, не так уж. Наступил рискованный момент: зверица перестала делать вид, что не понимает, где, с кем её дитя. Дитя жмурилось под пасмурным солнцем в чёрном и прозрачном лесу, смотрело кобальтовыми круглыми глазами на мать, разевало рот, беззвучно и благодушно обращаясь к ней. Люди не дышали, Тива на носочках двигалась в слепой зоне зверя, следя за головой, чтобы в случае чего обезвредить. Вот-вот гигантша решит, что всё не так, и сгрызёт, наконец, настырных обезьян. Цена ещё одного сбывшегося моего желания, поняла Соня. А от нас пахнет кровью.
Зверосамка нависла над ними. Соня прикрыла глаза, надеясь, что Мартын, плечом к плечу с ней сидевший, догадается сделать так же; приподняла котика тяжёлыми-претяжёлыми руками. Самка сильно вытягивает шею, чтобы захватить отпрыска зубами и, обоняя аромат пасти, Соня слышит, как дышат рядом Мартын и Корней. Считает про себя: одна тысяча пятьсот двадцать один и одна сотая… две сотые. В эту удивительную минуту ничего лучшего не придумалось. Клык, торчащий вниз, боковой поверхностью обтёрся о ладонь. Отходя задом, зверосамка вдруг изогнула шею, точно какой лебедь, и детёныш вмиг оказался на широкой спине между лопатками. Всё для того, чтобы ей стало возможно беспрепятственно цепануть из кучи людского имущества полосатый мешок, тряхнуть и, подхватив на клыки выпавший каравай, прошествовать дальше чуть скорее, но ничуть не теряя достоинства.
- Пари-эо-ктилошейидомиониха с париэоктило-шейи-домионёнком, - выпалила Соня им вслед, от страха и изумления вспомнившая видовое поименование. Уплывающая в чёрную рощу зверица обернулась и глянула на неё с такой укоризной, с укоризной…
Тива проводила их взглядом и шагнула к Корнею:
- Прости меня. Я ничего не сделала, чтобы тебя остановить, догнать или вернуть. Я не всесильна.
- Тиыйэйкливаниаль, - он покачал головой, оглянулся, убедился, что зверь ушёл совершенно, и тихо-тихо продолжил, - О-мети кварна, дер удэрох – тиый ктерно…
Видимо, сил больше не осталось на розийскую речь. Они обнялись и остались так - что-то в Корнее навсегда изменилось, если он решился и это сделать. Тива что-то спросила. Корней ответил; вздохнул, полез в карман и протянул что-то и показал всем. Что-то пояснил.
- Друзья, вас трое раненых, не считая Эгле, - Тива смотрела без прежнего намерения во что бы то ни стало ободрить, - У Корнея что-то со спиной.
- Спина… есть ничего, - Корней с неохотой отодвинулся от Тивы. Хромая и с каким-то особенном напряжением корпуса.
- Я знаю, что у тебя со спиной, с ногами. Вижу, что у вас у каждого. И всё-таки мы должны дойти до следующего портала. Здесь мы не выживем.
- Раз он здесь, значит, мы всё, приплыли, - вымолвил Мартын, отрешённо следя за Корнеем, и вдруг заорал:
- Отойди от неё! Пошёл вон!
Корней остановился рядом с Эгле. Трудно было не предполагать, что целью переключателя была в первую очередь она... Вскакивая, Мартын растянулся на земле, и вместо рыданий извергал проклятия Корнею. Который очень хотел видеть, что Эгле всё ещё жива.
Тива вывернула все мешки. Увы, идеальный каравай из нарядного города не оставил по себе и крошек. Зато ягоды в колючих венках сохранились. И, что удивительно, три рыбины, завёрнутые в листья.
________________________________________
Маг ждал, пока его заметят. Он с абсолютной точностью соответствовал горелому лесу: внешне и в ином смысле. Та же в серых и чёрных чертогах души имелась сердцевина, живая, как моховой островок из пересохшего болотца. Её-то он и готовил им в дар.
Но даже Тива его не замечала. Определённо она потеряла способность определять его появление загодя, а то и присутствие любого постороннего. Тива была занята.
Стас понял, что смотреть в их сторону совершенно не нужно. Ведь Сонино доверие станет решающим. То есть, надо попытаться неосторожным свидетельствованием не оскорбить не только её, но и её друга, без которого Соня с места не сойдёт. А Тива что-то делала над их ранами, что-то вправляла, отчего возносились даже и плохо сдерживаемые вскрики.
…видишь, у Эгле только несколько царапин, а Соня вся…
Стас искусал губы, слушая это.
... да понял я, понял…
... потом? а ничего...
... как белые тряпки из тумана, но покрошились ножом...
... был… мы же живы… что не побежал напролом, не упал…
... это было правильно…
... не понимаю…
Так они вымученно обменивались словами. Страшно, что время шло. Может не получиться то, что он обязан сотворить. А следующее нападение пережить могут не все. Не обнаруживал мага и Корней, проходящий совсем рядом, курсируя между лагерем и ручьём. Сначала он таскал воду, а потом, с ножом в руках, находил и отпиливал ту или иную подходящую для чего-то ветку.
Маг проверял то и дело свою ношу внутри головы: не рассыпалась ли, не ложь ли она. И уже потеряв с терпением и разумение, взвился на ноги и вышел к ним.
- Я нашёл дорогу в Лесошишенск.
Мартын, у которого глаз дёргался и уголок губ тоже, приветствовал его тяжелейшим взглядом.
- Да я тебя ждал.
Тива теперь оттирала ему спину. Мартын держал на коленях руки, продетые в рукава чёрно-бурой драни, уже почти не имеющей причин называться футболкой. Бледно-розовые ручейки предпочитали собираться и скатываться по новоприобретённому фракталу на торсе Мартына, по всем фрактала притокам. Соня лежала на земле, на боку, рядом с Эгле. Дремала под курткой Корнея. Всё это было уже, было!
Только Стас тогда и думать не смог, что увидит так близко.
- Время у нас есть? – не поднимая головы от корпения, спросила Тива.
- Времени мало, - благодарный за вопрос, ответил Стас, - Это из-за порталов.
…он снова, как забитый школьник, боится Мартына. На дух не переносит. Да что же это?! Он решил, что и дальше будет говорить так же кратко, чтобы не путать слова и не терять их. Ещё раз повторил: как бы ни вышло, говорить мало, быстро. И будь что будет.
- Вы нам выдали Корнея. Милость милостивой милости. Нам всё равно, зачем вы его отпустили. Нам всё равно, будете вы нас добивать сейчас или через час, - продолжил Мартын так же ржаво и глухо.
- Я знаю, как попасть в Лесошишенск. Я нашёл путь. Соня, это правда.
Она втянулась головой под куртку. Там, в темноте, всхлипнула что ли.
- Вы с Бабусей охренели. Скелеты, занавески дырявые. Что дальше? Играем в «возвращение в Лесошишенск». С Корнеем сыграли в плохую и хорошего, теперь с Сонькой хочешь сыграть. Стас, уходи, делай сам по себе, что собрался. Не позорься. Ты и так уже наследил в нашей памяти как… неприятный такой, как… неловкий человек. Или как колдун. Так что бояться тебя мы, конечно, будем – но только сильно презирать, а ты сам знаешь, как это исправить. Тива, хватит, всё, спасибо, я в порядке.
- Сколько миров? – будто не слыша Мартына, спросила Тива.
Стас обвёл их всех взглядом, от которого стушевался Корней. Кажется, Стас так никогда в жизни не делал, не смотрел так... произвольно. Вдруг появилась сильная жажда. Вкус железа и паники во рту.
- Соня. Отсюда до Лесошишенска – четыре мира. Пять порталов.
Собрав в кулак не с первого раза край куртки, она стянула её с лица. Глаза и губы. Губы так невыносимо меняются изгибом то и дело. Из половины глубины недоверчивости она смотрит из почти высоты всепобеждающей надежды. И снова в глазах это – «переключатель». Льётся из секунды хрустальная секунда. Вот что он делает – принёс хрустальную тяжесть надежды в её беззащитность.
- Мы проходили, босиком, сотни, что ли, порталов. Знали, что уходим в путаницу и что всё дальше от дома, так с чего бы вдруг отсюда до Лесошишенска так мало шагов?
Соня всё-таки заговорила.
- Просто уходи, маг, колдун, - сказал, как он считал, за Соню, Мартын, непривычно смирно для себя, - Будь человек. В сны не лазь. Не надо в снах пробовать склонить человека на свою сторону. Торговаться не надо вообще, обещать, там, манипулировать, угрожать. Это непристойно.
- Так он нас ночью же… - Соня начала было что-то, но передумала. Сейчас лишь бы не случилось снова между двумя парнями той искры ненависти, которая убила однажды одного из них. Она повторения не выдержит. Поэтому укладывает, присыпает пылью в авральном режиме непрошенную радость, галлюцинацию, причуду неврастении, принявшую парадоксальный вид Стаса, предлагающего всего пятью порталами вернуться домой.
- Было не так, - объясняет она Мартыну, - Он ничего не предлагал – я ничего не просила. Правда. Корнея он решил найти сам.
- Да чего ему искать – он и так знал, где. Он и так собирался Корнея нам выдать в обмен на лояльность. Как бы против Бабушки. Сонька, не тупи. Сонька, погоди радоваться.
- Стас, спасибо за Корнея.
- Спасибо за Корнея! – повторила за Соней Тива, - Знаете, всё-таки никакая она ему не бабушка. Слишком разные в них сущности. Первый портал – это ведь ближайший отсюда?
конец главы 33
глава 34
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров