Глава 34
1.
2.
3.
читать дальшеЧто там, привидения, платки, самолёты, устало подумала Соня, видя, как Стас непонятно, но отчётливо нехорошо меняется в лице, остановившись и следя за чем-то в небе.
…антресоль.
Ещё секунду назад у него была опора – и вот опять, снова, снова, площадка подламывается, гнилая, шар из его головы уземляется в бездну. Бабушка терпеливо уговаривает его подняться на антресоль. Он идёт по бесконечной квартире в поисках первой табуретки. Часы с горгульями смотрят вслед. С потолка капает за шиворот, стекает под рубашкой по спине. Надо смотреть под ноги. Там снуют пятнышки, они в плоскости пола, но наступать нельзя.
Пока идёт, компания со всех сторон смотрит с надеждой, с насмешкой, с угрозой. Пока вторая из табуреток убегала, первая подломилась. Вкус гнилых щепок во рту - растяпа. Это я сделал? А что, разве здесь ещё кто-то есть?
Никого нет, подтверждает горгулья из часов, самая незаметная, он каждый раз обнаруживает её как впервые. Никого! И тебя тоже нет, поэтому будут тянуть-лепить из тебя всякое, потому что с тем, кого нет, можно делать всё.
Бабушка настоятельно рекомендует ему достать какие-то инструменты – смертельный номер, ему придётся чинить табуретку. Он лезет под свой наклонный тюфяк на кухне, оттуда поднимается запах – что-то липкое, волосатое там, и надо понимать, что поскольку ничего больше (на этот раз) не найдено, это и есть "инструменты".
Она требует назвать их правильно и перечислить функции каждого. Удивляется - с кем ты разговаривал? Ничего не слышала, отвечай как следует!
Нет тебя-а!
Нет тебя-а!
Нету!
Он не раз проходил этот путь, каждый год хоронили кого-то. Все выстраивались в цепочку и сквозь скальный лабиринт проникали на погост, где каждый мысленно обращался с последними словами к уходящему, чьё тело для свободного исхода духа оставлялось под открытым небом. После вереница живых заворачивала в обратный, параллельный проход. С каждым годом цепь людей становилась всё короче, и вот он пришёл один. На руках у него девочка, высеченная из белого камня устрашающе искусно, подробно; её, он откуда-то знал, звали Эгле, она не ашш, она обратилась в камень, но и не умерла вовсе. Он принёс её сюда, на кладбище своего народа, потому что не может оставить где попало. Пришлось признаться себе: он тем самым просто оттягивает время, ведь как решиться на то, что должен сделать: взять молот, который в мешке за его спиной, и раскрошить в песок тело из мрамора, иначе девочка внутри незаслуженно будет мучиться вечность. Корней кричал. Но он всегда был немым: никто никогда его не услышит. И он увидел, что западный склон твердыни Нами уставлен угрюмыми каменными кубами, приминающими души его народа. Теперь они никогда не смогут взмыть в небо.
Соня осипла, не успев выкричать и немногого. "Тива, как же это?" Росинки сворачивались в твёрдые шарики, травы приминались от мгновенной тяжести. Светлая зелень темнела - умирала, не пожелтев; над лугом стоял запах протухшего за много дней в вазе букета. Корней размеренными, огромными шагами уходил с тропы, унося с собой Эгле. Тива догоняла его. Мир испортился, пространство испортилось, тончайшая настройка сбилась. И вот стоит Соня, слушая молотки в ушах, а линза неба меняет фокус, таща за собой изображение светотени разных порталов и весь мрачнеющий, обмерзающий луг - горизонт резко, до тошноты, вздирается, вот-вот свернёт место, где они есть, как платок за четыре угла.
Корней заступил портал, понимает Соня. Или вот-вот заступит. Из-под её руки выскальзывает Мартын и бредёт вперёд, даже не оборачивается на Эгле, задевая плечом - намеренно или случайно - Стаса, который от лёгкого толчка валится с ног.
- Знаешь, что, сынок? Сегодня ты меня вывел. Я видела объявление, что в новом торговом центре принимают в утиль таких мальчишек, как ты. Ты нам больше не нужен, мы ночью посоветовались и решили продать тебя. Продадим вместе с тобой велосипед, бластер, конструктор, всю твою одежду, обувь и кровать. Если после этого немного доплатим, то сможем выбрать в хорошем отделе девочку, девочке даже в голову не придёт мотать мамины нервы. Родить мальчика – моя ошибка, придётся когда-нибудь исправить, почему не сейчас!
Он знает: такой тон маме редко удаётся выдержать, ни грамма фальши, ничто не приукрашено. Значит всё, кранты, как говорит папа. Папа ищет шарф и перчатки. Мартын пятится, чтобы запереться в ванной, но папа перехватывает его, предугадав действие, устанавливает его на подставку у входной двери.
- Юнна, обувай, я держу его!
«Утиль». Мартын раньше никогда не слышал такого слова; тем хуже для него. Неужели он доигрался?
Их не было! Нет у него таких одноклассниц. Они сами придумались. А за придумки должно последовать такое, чего никогда не бывало.
Стассс думает о девочках, ябедничает лампа с потолка. Ах, что, ах? Какой стыд, такой маленький, неряшка, дурашка и уродчик – о девочках? Стыдобушка, ой, что будет! Ну-ка, ну-ка, расскажи-ка, как именно он о девочках думает? Обсудим, тварюшки? Потешите старушку на склоне дней этого мира?
Маг не мог не узнать существо, что угнездилось в Полувременье, сделавшееся этому существу огороженной охотничьей территорией. Того, которому Бабушка, многие годы тихо, но авторитетно за территорией надзиравшая, позволяла многое и за которым очень любила наблюдать в своём тёмно-лиловом шаре. Большая Пиовра не наведывалась терзать Стаса, она боялась оказаться слишком близко к Ведьме: будучи мудрее прочих, догадываясь, что с ведьмой нельзя панибратствовать, и только кланялась издалека. Догадывалась, что младший маг ей и не по зубам, даже если сам не знает, что он маг. Пиовра и мечтала бы помучить его, но предпочла просто поглядывать, как это делают другие, ей подобные, но не такие сильные, умные, ловкие - простые мельтешайки. Они же сами после становились добычей: Ведьма закатывала их в чёрные шарики, которые носила на себе. Консервировала. Но пришло время, и Ведьма сделала Пиовре предложение, от которого невозможно отказаться.
Это она морочит, чтобы не дошёл, не довёл Соню до места, подбрасывает прямо в топку памяти какой-то комок из бывшего и небывшего, хочет взбаламутить хаос тех лет, который своей массой перекроет ничтожный по толщине слой последних событий. И она может, Пиовра. Стыдно: за этим даже не Бабушка пришла, просто Бабушка раструбила о тебе каким-то солидарным с ней сущностям, и вот из них нашлось достаточно сильное...
- Дойти… не успели.
- Ну так дойдём, - Тива, что и догнала, и развернула, и привела Корнея, пожимает плечами, - Дай мне ориентир какой-нибудь - направление, расстояние, цветовое пятно? Смотри, Соня и Мартын - в правильном направлении уходят? Ну смотри же на них!
Видимо, всё пропало. Соня не думала, что догонит Мартына. А если и догонит, ничего от него не добьётся. Вот так просто Переключатель сработал в них. И она сама под ним, значит. Или пока нет, чтобы понаблюдать за другими и оценить со стороны, так Ведьма желает ей. Но Мартын ушёл не сильно дальше Стаса. Он улёгся наземь в тот момент, когда Соня потянулась, чтобы схватиться за его футболку - в той же точности позе, издевательски параллельно с магом. Футболка затрещала, расползаясь, Соня повалилась вслед за Мартыном. Она знала, что там, под холодом, её пальцы от рывка болят отчаянно. Они должны будут взорваться.
- Ввввы чего ввсе...
Ещё немного - язык сведёт так же, как и ладони. Их негде согреть, и между коленями не зажать, колени так же превращаются в мрамор. Это простой холод, но холод во все века был эффективен.
- Не ложись!
Окрик Тивы. Тива всё-таки привела Корнея.
- Не ложись, Соня, нельзя. Не оставляй их в покое - зови, ори, ори, сколько можешь, ну, ты же знала, что на нас нападут? Вот и дерись.
Поднимают на ноги. Ум ясный, голова плывёт. Глаза сожмуриваются сами, не хотят видеть искажённые линзы вокруг. Чернильное пятно в небе.
Ага, самостоятельный, независимый сыночка пришёл домой – ты что себе думаешь? Что твой день рождения с девчонкой дороже наших нервов? Ну и что, что сказал – откуда мы знаем, где вы были на самом деле?
Сколько денег потратил? Скоко-скоко?! Хотел шикануть перед шлюшкиной дочкой, а зарабатывайте, так и быть, мама с папой?
Всё было! Но не так. Скандал был, но какими-то другими словами, это всё, что Мартын помнил, как и то, что раскапывать не пойми зачем вспомнившийся вечер шестнадцатого дня рождения сейчас имело смысла меньше всего. Это жизнь, которой уже давно нет. И всё же его несколько раз подряд перекидывало туда и ещё в одно место из прошлого. Где трое не могли остановиться и вновь, уже без какого-либо стимула, взбрыкивали друг на друга, в досаде или обиде возобновляя, уже без желания, но по упрямой необходимости, претензии, упрёки и подначки. Злая сила заставляла бурчать, цепляться к любому слову и не разрешала простить, отвлечься или рассудить здраво ни взрослым, ни ребёнку. Много часов подряд, весь выходной, пока не щёлкнула привычка включать вечерние новости.
Узнал, к чему пришло его тление. Он был теперь стар так же, как и Бабушка, и только росло чёрное ожерелье на её груди, витки множились, а он носил за ней шлейф из витков годы, годы, осыпающаяся песком квартира, затхлые запахи и тяжесть, запрессованное страдание и мутная подслепота наезжающих всё чаще Полувремён.
Тива наклоняется к Стасу, но не расталкивает его, а сгребает что-то рядом и отшвыривает.
А вместо западного обрыва сразу за погостом – стена из каменного кустарника. Вместо неба – стена из каменного кустарника. Тяжесть невыносима.
- Что? – Соня снова очнулась от голоса Тивы.
- Соня, буди их - не давай погрязнуть в видениях.
- Видения? Где? Потому что они… мужчины?
- Ну нет же, это дело случая; ори же на них! Возвращай их! Веди вперёд!
- А… Корней... Мартын!
- Бей их, если надо.
Мартын уже снова брёл, снова куда-то вперёд. Корней замедлялся. Мартын - ускорялся. Они забыли, где находятся. Не уверенная в своих силах, Соня подтолкнула Корнея. Если слабо, то бесполезно, если сильнее слабого - он тоже осядет и застынет. Мартына ей больше не догнать, но он пока вроде движется куда надо. Орать на них... никогда она не разовьёт такой мощности. Самой бы устоять.
- Не забудь про Стаса. Если он не придёт в себя, уже можно будет не торопиться.
Тива несла теперь Эгле на плечах. Это было зрелище завораживающее, но на нём Соня не имела права фокусироваться. Ползком преодолев сколько-то расстояния, поднялся Стас.
- Куда идти?! - сердито спросила Соня, - Или пришли, да?
Обращаться к Стасу снова ей трудно и странно, требовались должный тонус или отчаяние или наглость.
Он резко выпрямился. Но ответить не смог.
- Не засыпай, не отпускай. Уйдём только вместе! - услышала Соня голос Тивы.
При ясном уме, но в отрешённости, Соня что-то делала невпопад, говорила, догоняла и возвращалась, задыхаясь от медленной ходьбы. Их строй нарушался постоянно - Соня уже не фиксировала, кто падал, кто сворачивал, кто убегал. Чернила на небе распространились окончательно, из их эпицентра - примерно над головой - рождалась новая растекающаяся лужа, а из неё - следующая. Безветренный луг приминался под собственной тяжестью. И вот Соня обнаруживает лежащей и себя. Как обронённые из связки хворостины, они все цепочкой валяются на земле.
конец главы 34
глава 35