1, 2, 3
4
5
6. священная охота
читать дальшеЗа год лицо старой Аминии стало «ликом гор». Так говорили, когда черты старейшины приобретали темноту и грановитость, подобные скальным обрывам. Это означало и постепенное затухание мимики. Каждый, обращающийся к этой женщине, теперь приучался забывать её прежнюю смешливость и живость в беседах. Они сменились скупостью тягостно-отстранённой, взвешенной реакции, принявшей теперь вид (как от века повелось) особенных, медленных и парадоксальных советов, совершенно иного рода умозаключений, чем можно было бы ожидать от Аминии. Глаза навсегда обратились вовнутрь. Это ощущалось всеми, кто знал и любил Аминию как потеря, как горькая зримость быстролётности любой человеческой жизни – и без именно этого состояния не мог наступить расцвет мудрости, дарующийся свыше, невозможно извлечь на благо либо предостережение живущим родовую память ашш.
Корней знал, что так действует на тело и душу бесчисленно многажды выкуриваемая фхеловая трубка. Отец ещё когда-то давно разъяснял Энею, когда вёл беседы с ним о природе всех явлений. Выкуривается прежде всего вещество рога фхела, а не закладываемые в неё ароматические листья. Оно даёт транс, отдалённо сходный с действием травы тууу (коей всячески следует избегать охотнику, так как веселит и оглупляет, даже если просто пройтись по её зарослям, вследствие чего человек или становится лёгкой добычей хищникам, или, если умудряется возвратиться домой, совершает странные поступки, о которых потом не помнит).
Но для Корнея всё равно старейшины были небовдохновенными избранниками. Наверное, он никогда не научится мыслить как отец.
____________________________________________
Последняя трубка из рога фхела из запасов ашш истончилась, отдавая своё таинственное вещество в течение лет тридцати. Именно это обстоятельство решило судьбу Корнея на год раньше, чем предполагалось.
Гаддей, Тируней и Аминия созвали ашш на площади. Аминия легко преломила трубку, как требовал обычай, чтобы каждый мог убедиться в её, трубки, завершённости, бросила останки в огонь (они вспыхнули, но больше не воняли так страшно).
«В такие летние дни молодым мужчинам перед самой их свадьбой испокон веков назначается последний охотничий экзамен – добыть самую быструю и опасную дичь. Каждому выпадала своя, в зависимости от того, что за год был. Помните ли вы ещё эти времена?»
Двадцатилетний Эней шагнул вперёд и предстал перед старейшинами, хотя его никто не приглашал ещё. Майя невольно подалась следом (мать едва успела одёрнуть).
Хохот сразил всех. «Сегодня всё это может касаться только меня. Я отправляюсь за фхелом прямо сейчас.»
Даже Гаддея, Тирунея и Аминию самонадеянность Энея заставила улыбаться!
«Он не ошибается. Именно рога фхела нужны как можно скорее. Две священные вершины, Оати и Тиру, достаточно опасны для прохождения, чтобы послужить трудным испытанием.»
«Иди послезавтра на рассвете, и будешь, возвратившись, считаться взрослым охотником. Возраст твой подошёл для этого.»
Корней холодел и прирастал к месту. Он уже понял, только подумать словами себе не разрешал.
«В моём возрасте ашш женятся. Я хотел бы сыграть свадьбу, как только принесу фхела.
«С кем же? Деве Майе возраст не пришёл.»
Эней вдруг загорячился, не обращая внимание на то, как его вполголоса обсуждают кругом. «Что этот год? Он ничего не даст, Майя – взрослая. Я слишком долго ждал.»
«Что такое ждать долго, ты даже и не начал понимать. Ступай и выполни то, что позволит тебе жениться на этой девушке следующим летом, когда ей исполнится двадцать, и ни днём раньше.»
____________________________________________
«А знаешь ли ты, сынок, что главное благо, даруемое священными вершинами нам через фхелов, вовсе не трубки для старейшин?»
***
С ним копьё и лук со стрелами, за плечами был мешок с едой, но охотник бросил его, чтобы двигаться быстрее и не отвлекаться на привлечённую запахами съестного дичь. Он пересекает иссечённую низкими грядами долину, разделяющую три священные вершины: Оати, Тиру и Нами. Представлял, как его маме, совсем старой, белой и невесомой, не достаётся щепоти порошка из костей фхела, что исцеляет иногда то, что лекарю не под силу: через этот порошок проверяется милость духов к избранным умирающим ашш. Представлял, размеренно шагая, людей, что ему дороги. Этого порошка всегда немного в племени. С одной священной вершины берут только одного фхела, а следующая охота позволена не раньше, чем преломится над огнём последняя трубка. Это будет дело его внука или правнука.
По ту сторону долины сейчас точно так спешит к своей цели его брат.
***
Не потому ли старейшины так просто согласились с отчаянным лепетом, с которым выступил, не чуя ног и твердыни под собой, что подразумевали определённое решение, к которому Корнею надлежит прийти?
«Что?!»
«Как?!»
«Немой дурашка посягает жениться?»
Мгновенно осунувшийся Эней. И у Майи… такое недоумение, медленное, медленное такое… недоверие. И переглядываются – нет, не померещилось. Эней всхохатывает и бьёт брата по лицу, мстит за это её, онекрасивевшее от обиды-испуга. Всколыхнувшийся люд. Выкрики, смех, возмущение. Зевота. Корней хочет поглядеть на отца, не может. Не видит и не слышит, будто и нет того в толпе.
Стонет от свежевыжженного на сердце, продолжая размеренно шагать.
Майю с трудом успокаивают. Люди с трудом утихомириваются.
…бесстрастный голос старейшины Гаддея – «Мы поспешили объявить о создании пары за много лет, потому что никто и не подумал, что с нашего Корнея когда-либо может быть снято – или же исчезнет само – проклятие. Это было допущение старейшины Оатира, последствия которого Мы, со всем к нему почтением, принимаем к разрешению.»
- А проклятие исчезло? – ярится Эней, - Корней два года болтает, но разве принёс за эти два года хоть мышь подстреленную? Этот младенец – разве охотник?
Одобряющий гул.
- И тобой сказанное верно. - (Заметно, как голос Гаддея нестерпимо бесит Энея) – Но Мы видим, что начало положено. Мы, старейшины, не ведаем путей и возможностей колдовских, не можем знать, как полагается человеку расставаться с проклятием. Так как случалось подобное среди ашш нечасто и подробных преданий не сохранилось. Быть может, части, что проклятие составляют, должны отпасть поочерёдно и через усилия проклятого, когда приходит срок. Наш долг проверить, так ли.
_______________________________
В дом Энея с Майей и Корнея, как всегда, не пустили. Аминия вынесла и установила на чурбак у крыльца железный поднос, снабжённый тремя высокими мисочками разного цвета, заполненными беловатой жидкостью, плошкой, горящей лучинкой и узким ножиком.
(– Проверить – это правильно, - пытается унять себя и выглядеть рассудительным брат, - Так бы он и говорил тогда. Но зачем он попытался смутить перед всеми мою невесту? Причём здесь Майя?
- Корней имеет право полагать, что в случае исчезновения проклятия он может, как и ты, участвовать в выборе невесты из числа двадцатилетних дев. А коли все они заведомо будут представлены девой Майей, он назвал её).
По очереди подзывала каждого из молодых ашш, прокалывала им палец погретым на лучине и затем опущенным в плошку остриём ножа, сцеживала немного крови в одну из мисок. Эней и Майя уже проходили через это несколько лет назад.
***
Спину жжёт наваждение взгляда Длинного Ока (это подарок Энтомолога, чем-то родственное Блику устройство, через которое старейшины ему, брату и всем желающим позволили рассмотреть склоны Оати и Тиру). От этого неудобство в теле, в небе, в камнях осыпей, через которые человек идёт, не всматриваясь.
***
В этот раз парень с девушкой стояли на глазах у всех, крепко обнявшись. Совершенно немыслимое, бесстыдное для ашш зрелище.
Было объявлено, что и Эней, и Корней абсолютно равно хороши в качестве возможных мужей для Майи. (Что не удивительно, когда они родные братья, часто так и бывает.)
В случае, если младший превозможет своё проклятие, конечно.
«Я не буду его женой. Мой выбор сделан давно - Эней один для меня»
«Девы не выбирают. Охотники не выбирают. Выбирают старейшины. Но Корней может выказать добрую волю и отказаться от тебя прямо сейчас и навсегда. Тогда он, если кому-то подойдёт его кровь, может жениться на одной из дев через пять лет.».
Ни радости, ни удивления, ни решимости, ни страха даже с ним больше не было. Оцепенение души от содеянного и свершившегося. Всё, лелеемое годами, испарилось. Плод чаяний сорван невызревшим.
«Я не могу ждать эти годы. Вы – люди ашш - вы должны услышать и понять, что волей судьбы я не получал того, что имели вы все. Мне не досталось надежды и доверия, что возлагались на моего брата. Я был среди вас изгоем, и был незаслуженно, ведь я не нахлебник и трудился не меньше остальных… так, как мне было дано работать. Сейчас я хочу только Майю. Я буду соревноваться за неё.»
Да кто же это всё произносил вместо него?
«Долго же ты сочинял эту речь, братец.»
«Ты – никто, просто тихушник-предатель, и даже думать о таком не смеешь!»
А потом Майя прокричала (так, что с вершины Нами скатился большой камень, чудом не увлекая за собой другие), что сегодня же станет женой Энея – свадьба им не понадобится, а только пустой дом и ночь, потому что готова рискнуть своей жизнью и уважением людей, да самим равновесием, лишь бы у Корнея не осталось ни шанса.
Тогда-то их разделили, оторвали друг от друга, Корнеева старшего брата и Майю. Её заперли в доме, родителям наказали стеречь её необходимое время. Всех ашш просили воспрепятствовать паре оставаться наедине.
Две ночи Корней провёл под открытым небом. Отец так и не показался. Он просто отстранился от происходящего. От мамы Корней прятался сам. Ему было стыло и погано.
«Не держи обиды, Майя. Быть может, ты стремишься именно так поступить, в отчаянии. Может быть, благоразумие в тебе сильнее. Но в изменившихся обстоятельствах надзор исключит все ошибки, твои и чужие. Вспомни о доверии, когда вас вдвоём отпускали куда угодно. Может статься, что ты уже беременна, – мы не унизим тебя, проверяя сейчас. Если так, у нас не будет сомнений, кто должен стать твоим мужем. Если нет – прости. Это будет тот, кто победит в испытаниях. Таков закон.»
***
В утро похода отец вышел. Проводить старшего сына – эта охота особенная. Пришли старейшины с последними указаниями. Пришло много людей, любопытствуя, но держась поодаль. Ни те, ни вторые, ни родители не помешали Майе подойти к Энею.
…держались за руки и негромко улыбчиво беседовали. Майя достала нож, срезала – Корней смотрел поодаль жадно и тоскливо - передала косу любимому. Подумав, одну за другой сняла ещё две. Корней расшифровал: хотелось ей уладить равновесие своей судьбы и ещё как бы символически отмотать некое время (три года) назад. Майя погладила Энея по щеке, вручила и вторую косу оберегом. И внезапно направилась с третьей срезанной косицей к Корнею - был миг, когда он почему-то верил, что одаривать будет и его!! – и вот услышал на ухо:
- Если вдруг ты сделаешься охотником, принесёшь фхела первым и меня отдадут за тебя, Корней, я не смирюсь. Мы с Энеем уйдём с твердыни Нами. Жить с презренными розиянами. А поднимешь людей, чтобы не позволили нам, убью тебя. Не смогу убить, опозорю. Вынесешь позор - убью себя. Не дрогну. Так не трать своих сил, Корней, оставайся дома.
И швырнула косу в пропасть, благо снаряд был снабжён железной бляхой-украшением…
Так ему и следовало поступить, по своему же трезвому разумению. Просто он всегда знал, так и будет. Слово не за ним, но за Майей. Верил ли он, что в браке, заключённом в согласии с генетическим законом, немыслимым образом постылого жениха Майя возлюбит, а прежнего забудет? И по своему самостному представлению о природе любви – уже не считал так. Даже по всеобщему, законному, обязан согласиться: Майе нет причины «перековаться в сторону другого», коль скоро братья «одинаково соответственны» (что бы это ни значило) А до священных фхелов нет её сердцу дела.
Корней бы и остался: последний шанс сохранить своё маленькое место в обществе.
Избавить всех, избавить Майю, брата, родителей её и своих от стыда и нехороших предчувствий.
Безразлично, если не будет жены у него никогда (как же пятнадцатилетние девчонки, всегда потешавшиеся над ним, приуныли, узнав, кому могут достаться)!
Люди всё равно останутся на стороне Энея.
Если бы не Эвси, что вчера вечером терпеливо обошла всю пустующую часть поселения и обнаружила-таки Корнея в закоулке, где он прятался?
Шесть лет назад испытания крови показали, что Эвси генетически никому не подходит. Или ей никто не подходит. Или подходит, но чуть хуже, чем другим, не суть… и так уж удачно, ведь она численно одна лишняя девушка была. Нечётная среди ровесников. Не-рав-но-весная.
Корней избегал общения с Эвси, суеверно предполагая, что её дух изгоя, сходный с его прошлым состоянием, мог бы ослабить его дух в его трудном восхождении.
Ей было трудно, но она заговорила:
- Я узнавала. Если ты хочешь жениться, тебе будет позволено уже этим летом. Не надо идти за фхелом. Сказали, что тебе никогда не придётся охотиться. Единственное, чего нам не позволят, это родить детей. Я генетически недостойна, да и срок мой вышел уже. На тебе проклятие. Я не боюсь проклятия, но одиночество непереносимо. Мы были бы просто друг для друга.
Что лучина против пламени факела? Так и Эвси рядом с Майей. И прогнал Эвси.
После такого его гордыня не принадлежала больше ему одному: придётся доказать всем, что заслуживает того, на что замахнулся.
________________________________
Длинное Око не способно взгляд вокруг горы загнуть, а значит, никто не узнает, что будет делать Корней по ту сторону: выслеживать и догонять ли фхела или… направится через следующую долину, к другим горам, в другой край, где, может быть, выстроит себе хижину, утеплит её тем, что найдёт, заготовит дров и навялит на зиму рыбы. Где проживёт один, пока не сойдёт с ума. Не этого ли ждут от него старейшины, брат, отец, все ашш?
Кто же именно подослал к нему Эвси…
Он уверился окончательно, что нужным никому не будет. Но и себе тоже. Только не догадался захватить с собой Блик, который показывал бы ему, ашш он ещё или уже нет. Человек не имеет закона грубо распорядиться собой, даже изгнанник, даже в отчаянии.
…а мама сказала напоследок: Корней, а ты знаешь, что порошок костей фхела незаменим при некоторых опасных болезнях?
Передние ноги фхела с копытцами, точно как у ыев, а задние были лапами хищников, с мощными когтями, выходящими из широких подушечек, когда фхелу приходилось цепляться за почти отвесные склоны. Он совершенное существо, лишённое пороков человека и ограничений, что наложили небеса на животных. Глянули на Корнея человеческие глаза, прозрачно-серые, мудрые. Манил за собой. Страшно противиться. Видно, пусть намеревался Корней священную вершину Оати обогнуть, да вошёл в её ауру, не заметил, как стал подниматься. Или же нельзя дать слово людям, да миновать вершину - духи Оати и Тиру были свидетелями, когда Эней и Корней тянули жребий, из равновесного кувшина о двух жерлах.
… и водил Корнея дух Оати в облике сероглазого фхела: подпустит – отскочит. Солнечные доли времени, долгие дневные доли проходили. Отвесно фхел – Корней также. По качающимся глыбам, по насыпям и голым, скользким скалам. Фхел не прятался и не давался.
Оати не отпустит, покуда не сделает охотник того, за чем пришёл. Дух знает и видит всё, но нет ему дела ни до Корнеева проклятия, ни до его великой слабости. Тот, кто не сумеет одолеть себя, кто вознамерился преступить клятвы, когда-то самому себе данные и бежать обязательств, данных родичам, на священной вершине погибнет плохо. Сгинет его душа, останется только кость души, что будет маяться в долинах и горах вечно, и людям злотомлением своим мешать.
Всё это открылось Корнею в странствии по горе, в невесомости тела, в перерождённом сознании. И перехватил он копьё, и метнул, коротко разбежавшись, в волшебного зверя-скота фхела, в левый бок. Тотчас схлынула аура Оати, прокатилась через Корнея, он упал камнем. Когда сумел подняться, вся кровь фхела уже изошла. Серый глаз превратился в помутневший карий, без заметного зрачка, задние хищные ноги уже преобразовались в копытные, шкура тоже побурела из золотистой – всё, как у обычных, живущих на других вершинах и часто спускавшихся на радость ленивых охотникам, фхелов.
Мир у Корнея обесцветился. Из желудка выталкивался столь знакомый, распирающий ком, слюна стала вязкой и горькой. И закрутила склизкая воронка. На этот раз она была так велика, что в неё скатывались большие куски Ымкбат-Алцегорат, его жизнь, его воздух. Скатывались, обдавая Корнея запахом гниения, через него.
Он возвращался, взвалив тушу на плечи, а она высасывала его тепло. За ними тянулся шлейф мертвящего воздуха. Ни души птичьей или звериной кругом. Пасмурная пелена, припечатывающая жаркий воздух к земле.
Теперь был известен истинный смысл проклятия: в том, что его нельзя было начинать преодолевать. Колдун в момент казни вскрыл язву между двумя мирами, и в отмщении Ксаверу успел посадить на неё его сына. Затычкой на вратах смерти. У горцев ашш гордая кровь. У всех до единого. Она должна была проснуться и у изгоя. Он попробовал выпрямиться. Он должен был осмирить себя… Что-то он впустил в мир…
- Корней вернулся первым, - было объявлено народу. К полудню третьего дня вернулся. Остекленевшие глаза. Розоватая слюна, стекающая изо рта – не помнил, из-за чего, не понимал, как оказался дома. Фхел с плеч, настоящий. Старейшина пошелохнул мохнатую шерсть обескровленного животного, мигом отыскал некие приметы того, что оно добыто действительно на священной вершине. – Корней – охотник.
Однако, чтобы ему стать женихом Майи, требовалось, чтобы Эней пришёл более чем на четыре теневые метки позже. Всё-таки дороги до обеих вершин неравноценны, да и дорожные обстоятельства могут случиться всякие.
Корней стоял на коленях перед каменной плитой в одной из специальных пещер, разделывал свою добычу. Настоящий охотник производит это сразу по возвращении, невзирая на усталость. Правда, мама, невзирая на запрет, пробилась к Корнею, чтобы напоить.
- Поскольку ты делаешь это впервые, я буду подсказывать тебе последовательность действий, - сказал Тируней
Многочисленные взгляды скользили тусклые. Как солнце сквозь пожар. Корней держался из последних сил. Испитая вода желчью то и дело бросалась обратно – он до хруста в челюсти сжимал зубы и уж конечно не мог выговорить: он выполнил взятое обязательство, но того, что полагалось взамен, уже не ждал. Ему было так худо от своего занятия, что не был способен объявить своё решение: уйти из племени навсегда.
Люди дивились. Мальчишки, несмотря на запрет болтовни, полушёпотом рассуждали, какая вероятность была Корнею добиться сего впечатляющего результата.
Неужели они не видят, как смердящая смерть стоит вокруг?
… ему как-то удалось отделить кости и рога от мяса, шкуры, внутренностей…
- А Эней всегда лучше, он левой убивает, правой разделывает, и притом рожа чистой остаётся, не так, как у тебя, Корней, - крикнул кто-то из младших, - Майка, не боись, не выдадут за этого. Мы все не позволим. Ийдамей, пойдём, встретим Энея, расскажем!
Майя перестала взыскательно надзирать за ритуальным старанием Корнея, вскоре убедившись, что он не чует спиной её сокрушающего взгляда. Она несколько часов стояла на площади, прямо на роковой метке, заклиная границу тени застыть, не доползти до неё, а если придётся, готовая эту тень откинуть назад.
***
- Корней вернулся со священной вершины с добычей, опередил брата на должное время, и в должное время станет мужем девы Майи.
7 и 8
4
5
6. священная охота
читать дальшеЗа год лицо старой Аминии стало «ликом гор». Так говорили, когда черты старейшины приобретали темноту и грановитость, подобные скальным обрывам. Это означало и постепенное затухание мимики. Каждый, обращающийся к этой женщине, теперь приучался забывать её прежнюю смешливость и живость в беседах. Они сменились скупостью тягостно-отстранённой, взвешенной реакции, принявшей теперь вид (как от века повелось) особенных, медленных и парадоксальных советов, совершенно иного рода умозаключений, чем можно было бы ожидать от Аминии. Глаза навсегда обратились вовнутрь. Это ощущалось всеми, кто знал и любил Аминию как потеря, как горькая зримость быстролётности любой человеческой жизни – и без именно этого состояния не мог наступить расцвет мудрости, дарующийся свыше, невозможно извлечь на благо либо предостережение живущим родовую память ашш.
Корней знал, что так действует на тело и душу бесчисленно многажды выкуриваемая фхеловая трубка. Отец ещё когда-то давно разъяснял Энею, когда вёл беседы с ним о природе всех явлений. Выкуривается прежде всего вещество рога фхела, а не закладываемые в неё ароматические листья. Оно даёт транс, отдалённо сходный с действием травы тууу (коей всячески следует избегать охотнику, так как веселит и оглупляет, даже если просто пройтись по её зарослям, вследствие чего человек или становится лёгкой добычей хищникам, или, если умудряется возвратиться домой, совершает странные поступки, о которых потом не помнит).
Но для Корнея всё равно старейшины были небовдохновенными избранниками. Наверное, он никогда не научится мыслить как отец.
____________________________________________
Последняя трубка из рога фхела из запасов ашш истончилась, отдавая своё таинственное вещество в течение лет тридцати. Именно это обстоятельство решило судьбу Корнея на год раньше, чем предполагалось.
Гаддей, Тируней и Аминия созвали ашш на площади. Аминия легко преломила трубку, как требовал обычай, чтобы каждый мог убедиться в её, трубки, завершённости, бросила останки в огонь (они вспыхнули, но больше не воняли так страшно).
«В такие летние дни молодым мужчинам перед самой их свадьбой испокон веков назначается последний охотничий экзамен – добыть самую быструю и опасную дичь. Каждому выпадала своя, в зависимости от того, что за год был. Помните ли вы ещё эти времена?»
Двадцатилетний Эней шагнул вперёд и предстал перед старейшинами, хотя его никто не приглашал ещё. Майя невольно подалась следом (мать едва успела одёрнуть).
Хохот сразил всех. «Сегодня всё это может касаться только меня. Я отправляюсь за фхелом прямо сейчас.»
Даже Гаддея, Тирунея и Аминию самонадеянность Энея заставила улыбаться!
«Он не ошибается. Именно рога фхела нужны как можно скорее. Две священные вершины, Оати и Тиру, достаточно опасны для прохождения, чтобы послужить трудным испытанием.»
«Иди послезавтра на рассвете, и будешь, возвратившись, считаться взрослым охотником. Возраст твой подошёл для этого.»
Корней холодел и прирастал к месту. Он уже понял, только подумать словами себе не разрешал.
«В моём возрасте ашш женятся. Я хотел бы сыграть свадьбу, как только принесу фхела.
«С кем же? Деве Майе возраст не пришёл.»
Эней вдруг загорячился, не обращая внимание на то, как его вполголоса обсуждают кругом. «Что этот год? Он ничего не даст, Майя – взрослая. Я слишком долго ждал.»
«Что такое ждать долго, ты даже и не начал понимать. Ступай и выполни то, что позволит тебе жениться на этой девушке следующим летом, когда ей исполнится двадцать, и ни днём раньше.»
____________________________________________
«А знаешь ли ты, сынок, что главное благо, даруемое священными вершинами нам через фхелов, вовсе не трубки для старейшин?»
***
С ним копьё и лук со стрелами, за плечами был мешок с едой, но охотник бросил его, чтобы двигаться быстрее и не отвлекаться на привлечённую запахами съестного дичь. Он пересекает иссечённую низкими грядами долину, разделяющую три священные вершины: Оати, Тиру и Нами. Представлял, как его маме, совсем старой, белой и невесомой, не достаётся щепоти порошка из костей фхела, что исцеляет иногда то, что лекарю не под силу: через этот порошок проверяется милость духов к избранным умирающим ашш. Представлял, размеренно шагая, людей, что ему дороги. Этого порошка всегда немного в племени. С одной священной вершины берут только одного фхела, а следующая охота позволена не раньше, чем преломится над огнём последняя трубка. Это будет дело его внука или правнука.
По ту сторону долины сейчас точно так спешит к своей цели его брат.
***
Не потому ли старейшины так просто согласились с отчаянным лепетом, с которым выступил, не чуя ног и твердыни под собой, что подразумевали определённое решение, к которому Корнею надлежит прийти?
«Что?!»
«Как?!»
«Немой дурашка посягает жениться?»
Мгновенно осунувшийся Эней. И у Майи… такое недоумение, медленное, медленное такое… недоверие. И переглядываются – нет, не померещилось. Эней всхохатывает и бьёт брата по лицу, мстит за это её, онекрасивевшее от обиды-испуга. Всколыхнувшийся люд. Выкрики, смех, возмущение. Зевота. Корней хочет поглядеть на отца, не может. Не видит и не слышит, будто и нет того в толпе.
Стонет от свежевыжженного на сердце, продолжая размеренно шагать.
Майю с трудом успокаивают. Люди с трудом утихомириваются.
…бесстрастный голос старейшины Гаддея – «Мы поспешили объявить о создании пары за много лет, потому что никто и не подумал, что с нашего Корнея когда-либо может быть снято – или же исчезнет само – проклятие. Это было допущение старейшины Оатира, последствия которого Мы, со всем к нему почтением, принимаем к разрешению.»
- А проклятие исчезло? – ярится Эней, - Корней два года болтает, но разве принёс за эти два года хоть мышь подстреленную? Этот младенец – разве охотник?
Одобряющий гул.
- И тобой сказанное верно. - (Заметно, как голос Гаддея нестерпимо бесит Энея) – Но Мы видим, что начало положено. Мы, старейшины, не ведаем путей и возможностей колдовских, не можем знать, как полагается человеку расставаться с проклятием. Так как случалось подобное среди ашш нечасто и подробных преданий не сохранилось. Быть может, части, что проклятие составляют, должны отпасть поочерёдно и через усилия проклятого, когда приходит срок. Наш долг проверить, так ли.
_______________________________
В дом Энея с Майей и Корнея, как всегда, не пустили. Аминия вынесла и установила на чурбак у крыльца железный поднос, снабжённый тремя высокими мисочками разного цвета, заполненными беловатой жидкостью, плошкой, горящей лучинкой и узким ножиком.
(– Проверить – это правильно, - пытается унять себя и выглядеть рассудительным брат, - Так бы он и говорил тогда. Но зачем он попытался смутить перед всеми мою невесту? Причём здесь Майя?
- Корней имеет право полагать, что в случае исчезновения проклятия он может, как и ты, участвовать в выборе невесты из числа двадцатилетних дев. А коли все они заведомо будут представлены девой Майей, он назвал её).
По очереди подзывала каждого из молодых ашш, прокалывала им палец погретым на лучине и затем опущенным в плошку остриём ножа, сцеживала немного крови в одну из мисок. Эней и Майя уже проходили через это несколько лет назад.
***
Спину жжёт наваждение взгляда Длинного Ока (это подарок Энтомолога, чем-то родственное Блику устройство, через которое старейшины ему, брату и всем желающим позволили рассмотреть склоны Оати и Тиру). От этого неудобство в теле, в небе, в камнях осыпей, через которые человек идёт, не всматриваясь.
***
В этот раз парень с девушкой стояли на глазах у всех, крепко обнявшись. Совершенно немыслимое, бесстыдное для ашш зрелище.
Было объявлено, что и Эней, и Корней абсолютно равно хороши в качестве возможных мужей для Майи. (Что не удивительно, когда они родные братья, часто так и бывает.)
В случае, если младший превозможет своё проклятие, конечно.
«Я не буду его женой. Мой выбор сделан давно - Эней один для меня»
«Девы не выбирают. Охотники не выбирают. Выбирают старейшины. Но Корней может выказать добрую волю и отказаться от тебя прямо сейчас и навсегда. Тогда он, если кому-то подойдёт его кровь, может жениться на одной из дев через пять лет.».
Ни радости, ни удивления, ни решимости, ни страха даже с ним больше не было. Оцепенение души от содеянного и свершившегося. Всё, лелеемое годами, испарилось. Плод чаяний сорван невызревшим.
«Я не могу ждать эти годы. Вы – люди ашш - вы должны услышать и понять, что волей судьбы я не получал того, что имели вы все. Мне не досталось надежды и доверия, что возлагались на моего брата. Я был среди вас изгоем, и был незаслуженно, ведь я не нахлебник и трудился не меньше остальных… так, как мне было дано работать. Сейчас я хочу только Майю. Я буду соревноваться за неё.»
Да кто же это всё произносил вместо него?
«Долго же ты сочинял эту речь, братец.»
«Ты – никто, просто тихушник-предатель, и даже думать о таком не смеешь!»
А потом Майя прокричала (так, что с вершины Нами скатился большой камень, чудом не увлекая за собой другие), что сегодня же станет женой Энея – свадьба им не понадобится, а только пустой дом и ночь, потому что готова рискнуть своей жизнью и уважением людей, да самим равновесием, лишь бы у Корнея не осталось ни шанса.
Тогда-то их разделили, оторвали друг от друга, Корнеева старшего брата и Майю. Её заперли в доме, родителям наказали стеречь её необходимое время. Всех ашш просили воспрепятствовать паре оставаться наедине.
Две ночи Корней провёл под открытым небом. Отец так и не показался. Он просто отстранился от происходящего. От мамы Корней прятался сам. Ему было стыло и погано.
«Не держи обиды, Майя. Быть может, ты стремишься именно так поступить, в отчаянии. Может быть, благоразумие в тебе сильнее. Но в изменившихся обстоятельствах надзор исключит все ошибки, твои и чужие. Вспомни о доверии, когда вас вдвоём отпускали куда угодно. Может статься, что ты уже беременна, – мы не унизим тебя, проверяя сейчас. Если так, у нас не будет сомнений, кто должен стать твоим мужем. Если нет – прости. Это будет тот, кто победит в испытаниях. Таков закон.»
***
В утро похода отец вышел. Проводить старшего сына – эта охота особенная. Пришли старейшины с последними указаниями. Пришло много людей, любопытствуя, но держась поодаль. Ни те, ни вторые, ни родители не помешали Майе подойти к Энею.
…держались за руки и негромко улыбчиво беседовали. Майя достала нож, срезала – Корней смотрел поодаль жадно и тоскливо - передала косу любимому. Подумав, одну за другой сняла ещё две. Корней расшифровал: хотелось ей уладить равновесие своей судьбы и ещё как бы символически отмотать некое время (три года) назад. Майя погладила Энея по щеке, вручила и вторую косу оберегом. И внезапно направилась с третьей срезанной косицей к Корнею - был миг, когда он почему-то верил, что одаривать будет и его!! – и вот услышал на ухо:
- Если вдруг ты сделаешься охотником, принесёшь фхела первым и меня отдадут за тебя, Корней, я не смирюсь. Мы с Энеем уйдём с твердыни Нами. Жить с презренными розиянами. А поднимешь людей, чтобы не позволили нам, убью тебя. Не смогу убить, опозорю. Вынесешь позор - убью себя. Не дрогну. Так не трать своих сил, Корней, оставайся дома.
И швырнула косу в пропасть, благо снаряд был снабжён железной бляхой-украшением…
Так ему и следовало поступить, по своему же трезвому разумению. Просто он всегда знал, так и будет. Слово не за ним, но за Майей. Верил ли он, что в браке, заключённом в согласии с генетическим законом, немыслимым образом постылого жениха Майя возлюбит, а прежнего забудет? И по своему самостному представлению о природе любви – уже не считал так. Даже по всеобщему, законному, обязан согласиться: Майе нет причины «перековаться в сторону другого», коль скоро братья «одинаково соответственны» (что бы это ни значило) А до священных фхелов нет её сердцу дела.
Корней бы и остался: последний шанс сохранить своё маленькое место в обществе.
Избавить всех, избавить Майю, брата, родителей её и своих от стыда и нехороших предчувствий.
Безразлично, если не будет жены у него никогда (как же пятнадцатилетние девчонки, всегда потешавшиеся над ним, приуныли, узнав, кому могут достаться)!
Люди всё равно останутся на стороне Энея.
Если бы не Эвси, что вчера вечером терпеливо обошла всю пустующую часть поселения и обнаружила-таки Корнея в закоулке, где он прятался?
Шесть лет назад испытания крови показали, что Эвси генетически никому не подходит. Или ей никто не подходит. Или подходит, но чуть хуже, чем другим, не суть… и так уж удачно, ведь она численно одна лишняя девушка была. Нечётная среди ровесников. Не-рав-но-весная.
Корней избегал общения с Эвси, суеверно предполагая, что её дух изгоя, сходный с его прошлым состоянием, мог бы ослабить его дух в его трудном восхождении.
Ей было трудно, но она заговорила:
- Я узнавала. Если ты хочешь жениться, тебе будет позволено уже этим летом. Не надо идти за фхелом. Сказали, что тебе никогда не придётся охотиться. Единственное, чего нам не позволят, это родить детей. Я генетически недостойна, да и срок мой вышел уже. На тебе проклятие. Я не боюсь проклятия, но одиночество непереносимо. Мы были бы просто друг для друга.
Что лучина против пламени факела? Так и Эвси рядом с Майей. И прогнал Эвси.
После такого его гордыня не принадлежала больше ему одному: придётся доказать всем, что заслуживает того, на что замахнулся.
________________________________
Длинное Око не способно взгляд вокруг горы загнуть, а значит, никто не узнает, что будет делать Корней по ту сторону: выслеживать и догонять ли фхела или… направится через следующую долину, к другим горам, в другой край, где, может быть, выстроит себе хижину, утеплит её тем, что найдёт, заготовит дров и навялит на зиму рыбы. Где проживёт один, пока не сойдёт с ума. Не этого ли ждут от него старейшины, брат, отец, все ашш?
Кто же именно подослал к нему Эвси…
Он уверился окончательно, что нужным никому не будет. Но и себе тоже. Только не догадался захватить с собой Блик, который показывал бы ему, ашш он ещё или уже нет. Человек не имеет закона грубо распорядиться собой, даже изгнанник, даже в отчаянии.
…а мама сказала напоследок: Корней, а ты знаешь, что порошок костей фхела незаменим при некоторых опасных болезнях?
Передние ноги фхела с копытцами, точно как у ыев, а задние были лапами хищников, с мощными когтями, выходящими из широких подушечек, когда фхелу приходилось цепляться за почти отвесные склоны. Он совершенное существо, лишённое пороков человека и ограничений, что наложили небеса на животных. Глянули на Корнея человеческие глаза, прозрачно-серые, мудрые. Манил за собой. Страшно противиться. Видно, пусть намеревался Корней священную вершину Оати обогнуть, да вошёл в её ауру, не заметил, как стал подниматься. Или же нельзя дать слово людям, да миновать вершину - духи Оати и Тиру были свидетелями, когда Эней и Корней тянули жребий, из равновесного кувшина о двух жерлах.
… и водил Корнея дух Оати в облике сероглазого фхела: подпустит – отскочит. Солнечные доли времени, долгие дневные доли проходили. Отвесно фхел – Корней также. По качающимся глыбам, по насыпям и голым, скользким скалам. Фхел не прятался и не давался.
Оати не отпустит, покуда не сделает охотник того, за чем пришёл. Дух знает и видит всё, но нет ему дела ни до Корнеева проклятия, ни до его великой слабости. Тот, кто не сумеет одолеть себя, кто вознамерился преступить клятвы, когда-то самому себе данные и бежать обязательств, данных родичам, на священной вершине погибнет плохо. Сгинет его душа, останется только кость души, что будет маяться в долинах и горах вечно, и людям злотомлением своим мешать.
Всё это открылось Корнею в странствии по горе, в невесомости тела, в перерождённом сознании. И перехватил он копьё, и метнул, коротко разбежавшись, в волшебного зверя-скота фхела, в левый бок. Тотчас схлынула аура Оати, прокатилась через Корнея, он упал камнем. Когда сумел подняться, вся кровь фхела уже изошла. Серый глаз превратился в помутневший карий, без заметного зрачка, задние хищные ноги уже преобразовались в копытные, шкура тоже побурела из золотистой – всё, как у обычных, живущих на других вершинах и часто спускавшихся на радость ленивых охотникам, фхелов.
Мир у Корнея обесцветился. Из желудка выталкивался столь знакомый, распирающий ком, слюна стала вязкой и горькой. И закрутила склизкая воронка. На этот раз она была так велика, что в неё скатывались большие куски Ымкбат-Алцегорат, его жизнь, его воздух. Скатывались, обдавая Корнея запахом гниения, через него.
Он возвращался, взвалив тушу на плечи, а она высасывала его тепло. За ними тянулся шлейф мертвящего воздуха. Ни души птичьей или звериной кругом. Пасмурная пелена, припечатывающая жаркий воздух к земле.
Теперь был известен истинный смысл проклятия: в том, что его нельзя было начинать преодолевать. Колдун в момент казни вскрыл язву между двумя мирами, и в отмщении Ксаверу успел посадить на неё его сына. Затычкой на вратах смерти. У горцев ашш гордая кровь. У всех до единого. Она должна была проснуться и у изгоя. Он попробовал выпрямиться. Он должен был осмирить себя… Что-то он впустил в мир…
- Корней вернулся первым, - было объявлено народу. К полудню третьего дня вернулся. Остекленевшие глаза. Розоватая слюна, стекающая изо рта – не помнил, из-за чего, не понимал, как оказался дома. Фхел с плеч, настоящий. Старейшина пошелохнул мохнатую шерсть обескровленного животного, мигом отыскал некие приметы того, что оно добыто действительно на священной вершине. – Корней – охотник.
Однако, чтобы ему стать женихом Майи, требовалось, чтобы Эней пришёл более чем на четыре теневые метки позже. Всё-таки дороги до обеих вершин неравноценны, да и дорожные обстоятельства могут случиться всякие.
Корней стоял на коленях перед каменной плитой в одной из специальных пещер, разделывал свою добычу. Настоящий охотник производит это сразу по возвращении, невзирая на усталость. Правда, мама, невзирая на запрет, пробилась к Корнею, чтобы напоить.
- Поскольку ты делаешь это впервые, я буду подсказывать тебе последовательность действий, - сказал Тируней
Многочисленные взгляды скользили тусклые. Как солнце сквозь пожар. Корней держался из последних сил. Испитая вода желчью то и дело бросалась обратно – он до хруста в челюсти сжимал зубы и уж конечно не мог выговорить: он выполнил взятое обязательство, но того, что полагалось взамен, уже не ждал. Ему было так худо от своего занятия, что не был способен объявить своё решение: уйти из племени навсегда.
Люди дивились. Мальчишки, несмотря на запрет болтовни, полушёпотом рассуждали, какая вероятность была Корнею добиться сего впечатляющего результата.
Неужели они не видят, как смердящая смерть стоит вокруг?
… ему как-то удалось отделить кости и рога от мяса, шкуры, внутренностей…
- А Эней всегда лучше, он левой убивает, правой разделывает, и притом рожа чистой остаётся, не так, как у тебя, Корней, - крикнул кто-то из младших, - Майка, не боись, не выдадут за этого. Мы все не позволим. Ийдамей, пойдём, встретим Энея, расскажем!
Майя перестала взыскательно надзирать за ритуальным старанием Корнея, вскоре убедившись, что он не чует спиной её сокрушающего взгляда. Она несколько часов стояла на площади, прямо на роковой метке, заклиная границу тени застыть, не доползти до неё, а если придётся, готовая эту тень откинуть назад.
***
- Корней вернулся со священной вершины с добычей, опередил брата на должное время, и в должное время станет мужем девы Майи.
7 и 8
@темы: жизнь волшебная, среди миров, работа над сюжетом