Глава 34
1.
2.
3.
читать дальшеЧто там, привидения, платки, самолёты, устало подумала Соня, видя, как Стас непонятно, но отчётливо нехорошо меняется в лице, остановившись и следя за чем-то в небе.
…антресоль.
Ещё секунду назад у него была опора – и вот опять, снова, снова, площадка подламывается, гнилая, шар из его головы уземляется в бездну. Бабушка терпеливо уговаривает его подняться на антресоль. Он идёт по бесконечной квартире в поисках первой табуретки. Часы с горгульями смотрят вслед. С потолка капает за шиворот, стекает под рубашкой по спине. Надо смотреть под ноги. Там снуют пятнышки, они в плоскости пола, но наступать нельзя.
Пока идёт, компания со всех сторон смотрит с надеждой, с насмешкой, с угрозой. Пока вторая из табуреток убегала, первая подломилась. Вкус гнилых щепок во рту - растяпа. Это я сделал? А что, разве здесь ещё кто-то есть?
Никого нет, подтверждает горгулья из часов, самая незаметная, он каждый раз обнаруживает её как впервые. Никого! И тебя тоже нет, поэтому будут тянуть-лепить из тебя всякое, потому что с тем, кого нет, можно делать всё.
Бабушка настоятельно рекомендует ему достать какие-то инструменты – смертельный номер, ему придётся чинить табуретку. Он лезет под свой наклонный тюфяк на кухне, оттуда поднимается запах – что-то липкое, волосатое там, и надо понимать, что поскольку ничего больше (на этот раз) не найдено, это и есть "инструменты".
Она требует назвать их правильно и перечислить функции каждого. Удивляется - с кем ты разговаривал? Ничего не слышала, отвечай как следует!
Нет тебя-а!
Нет тебя-а!
Нету!
Он не раз проходил этот путь, каждый год хоронили кого-то. Все выстраивались в цепочку и сквозь скальный лабиринт проникали на погост, где каждый мысленно обращался с последними словами к уходящему, чьё тело для свободного исхода духа оставлялось под открытым небом. После вереница живых заворачивала в обратный, параллельный проход. С каждым годом цепь людей становилась всё короче, и вот он пришёл один. На руках у него девочка, высеченная из белого камня устрашающе искусно, подробно; её, он откуда-то знал, звали Эгле, она не ашш, она обратилась в камень, но и не умерла вовсе. Он принёс её сюда, на кладбище своего народа, потому что не может оставить где попало. Пришлось признаться себе: он тем самым просто оттягивает время, ведь как решиться на то, что должен сделать: взять молот, который в мешке за его спиной, и раскрошить в песок тело из мрамора, иначе девочка внутри незаслуженно будет мучиться вечность. Корней кричал. Но он всегда был немым: никто никогда его не услышит. И он увидел, что западный склон твердыни Нами уставлен угрюмыми каменными кубами, приминающими души его народа. Теперь они никогда не смогут взмыть в небо.
Соня осипла, не успев выкричать и немногого. "Тива, как же это?" Росинки сворачивались в твёрдые шарики, травы приминались от мгновенной тяжести. Светлая зелень темнела - умирала, не пожелтев; над лугом стоял запах протухшего за много дней в вазе букета. Корней размеренными, огромными шагами уходил с тропы, унося с собой Эгле. Тива догоняла его. Мир испортился, пространство испортилось, тончайшая настройка сбилась. И вот стоит Соня, слушая молотки в ушах, а линза неба меняет фокус, таща за собой изображение светотени разных порталов и весь мрачнеющий, обмерзающий луг - горизонт резко, до тошноты, вздирается, вот-вот свернёт место, где они есть, как платок за четыре угла.
Корней заступил портал, понимает Соня. Или вот-вот заступит. Из-под её руки выскальзывает Мартын и бредёт вперёд, даже не оборачивается на Эгле, задевая плечом - намеренно или случайно - Стаса, который от лёгкого толчка валится с ног.
- Знаешь, что, сынок? Сегодня ты меня вывел. Я видела объявление, что в новом торговом центре принимают в утиль таких мальчишек, как ты. Ты нам больше не нужен, мы ночью посоветовались и решили продать тебя. Продадим вместе с тобой велосипед, бластер, конструктор, всю твою одежду, обувь и кровать. Если после этого немного доплатим, то сможем выбрать в хорошем отделе девочку, девочке даже в голову не придёт мотать мамины нервы. Родить мальчика – моя ошибка, придётся когда-нибудь исправить, почему не сейчас!
Он знает: такой тон маме редко удаётся выдержать, ни грамма фальши, ничто не приукрашено. Значит всё, кранты, как говорит папа. Папа ищет шарф и перчатки. Мартын пятится, чтобы запереться в ванной, но папа перехватывает его, предугадав действие, устанавливает его на подставку у входной двери.
- Юнна, обувай, я держу его!
«Утиль». Мартын раньше никогда не слышал такого слова; тем хуже для него. Неужели он доигрался?
Их не было! Нет у него таких одноклассниц. Они сами придумались. А за придумки должно последовать такое, чего никогда не бывало.
Стассс думает о девочках, ябедничает лампа с потолка. Ах, что, ах? Какой стыд, такой маленький, неряшка, дурашка и уродчик – о девочках? Стыдобушка, ой, что будет! Ну-ка, ну-ка, расскажи-ка, как именно он о девочках думает? Обсудим, тварюшки? Потешите старушку на склоне дней этого мира?
Маг не мог не узнать существо, что угнездилось в Полувременье, сделавшееся этому существу огороженной охотничьей территорией. Того, которому Бабушка, многие годы тихо, но авторитетно за территорией надзиравшая, позволяла многое и за которым очень любила наблюдать в своём тёмно-лиловом шаре. Большая Пиовра не наведывалась терзать Стаса, она боялась оказаться слишком близко к Ведьме: будучи мудрее прочих, догадываясь, что с ведьмой нельзя панибратствовать, и только кланялась издалека. Догадывалась, что младший маг ей и не по зубам, даже если сам не знает, что он маг. Пиовра и мечтала бы помучить его, но предпочла просто поглядывать, как это делают другие, ей подобные, но не такие сильные, умные, ловкие - простые мельтешайки. Они же сами после становились добычей: Ведьма закатывала их в чёрные шарики, которые носила на себе. Консервировала. Но пришло время, и Ведьма сделала Пиовре предложение, от которого невозможно отказаться.
Это она морочит, чтобы не дошёл, не довёл Соню до места, подбрасывает прямо в топку памяти какой-то комок из бывшего и небывшего, хочет взбаламутить хаос тех лет, который своей массой перекроет ничтожный по толщине слой последних событий. И она может, Пиовра. Стыдно: за этим даже не Бабушка пришла, просто Бабушка раструбила о тебе каким-то солидарным с ней сущностям, и вот из них нашлось достаточно сильное...
- Дойти… не успели.
- Ну так дойдём, - Тива, что и догнала, и развернула, и привела Корнея, пожимает плечами, - Дай мне ориентир какой-нибудь - направление, расстояние, цветовое пятно? Смотри, Соня и Мартын - в правильном направлении уходят? Ну смотри же на них!
Видимо, всё пропало. Соня не думала, что догонит Мартына. А если и догонит, ничего от него не добьётся. Вот так просто Переключатель сработал в них. И она сама под ним, значит. Или пока нет, чтобы понаблюдать за другими и оценить со стороны, так Ведьма желает ей. Но Мартын ушёл не сильно дальше Стаса. Он улёгся наземь в тот момент, когда Соня потянулась, чтобы схватиться за его футболку - в той же точности позе, издевательски параллельно с магом. Футболка затрещала, расползаясь, Соня повалилась вслед за Мартыном. Она знала, что там, под холодом, её пальцы от рывка болят отчаянно. Они должны будут взорваться.
- Ввввы чего ввсе...
Ещё немного - язык сведёт так же, как и ладони. Их негде согреть, и между коленями не зажать, колени так же превращаются в мрамор. Это простой холод, но холод во все века был эффективен.
- Не ложись!
Окрик Тивы. Тива всё-таки привела Корнея.
- Не ложись, Соня, нельзя. Не оставляй их в покое - зови, ори, ори, сколько можешь, ну, ты же знала, что на нас нападут? Вот и дерись.
Поднимают на ноги. Ум ясный, голова плывёт. Глаза сожмуриваются сами, не хотят видеть искажённые линзы вокруг. Чернильное пятно в небе.
Ага, самостоятельный, независимый сыночка пришёл домой – ты что себе думаешь? Что твой день рождения с девчонкой дороже наших нервов? Ну и что, что сказал – откуда мы знаем, где вы были на самом деле?
Сколько денег потратил? Скоко-скоко?! Хотел шикануть перед шлюшкиной дочкой, а зарабатывайте, так и быть, мама с папой?
Всё было! Но не так. Скандал был, но какими-то другими словами, это всё, что Мартын помнил, как и то, что раскапывать не пойми зачем вспомнившийся вечер шестнадцатого дня рождения сейчас имело смысла меньше всего. Это жизнь, которой уже давно нет. И всё же его несколько раз подряд перекидывало туда и ещё в одно место из прошлого. Где трое не могли остановиться и вновь, уже без какого-либо стимула, взбрыкивали друг на друга, в досаде или обиде возобновляя, уже без желания, но по упрямой необходимости, претензии, упрёки и подначки. Злая сила заставляла бурчать, цепляться к любому слову и не разрешала простить, отвлечься или рассудить здраво ни взрослым, ни ребёнку. Много часов подряд, весь выходной, пока не щёлкнула привычка включать вечерние новости.
Узнал, к чему пришло его тление. Он был теперь стар так же, как и Бабушка, и только росло чёрное ожерелье на её груди, витки множились, а он носил за ней шлейф из витков годы, годы, осыпающаяся песком квартира, затхлые запахи и тяжесть, запрессованное страдание и мутная подслепота наезжающих всё чаще Полувремён.
Тива наклоняется к Стасу, но не расталкивает его, а сгребает что-то рядом и отшвыривает.
А вместо западного обрыва сразу за погостом – стена из каменного кустарника. Вместо неба – стена из каменного кустарника. Тяжесть невыносима.
- Что? – Соня снова очнулась от голоса Тивы.
- Соня, буди их - не давай погрязнуть в видениях.
- Видения? Где? Потому что они… мужчины?
- Ну нет же, это дело случая; ори же на них! Возвращай их! Веди вперёд!
- А… Корней... Мартын!
- Бей их, если надо.
Мартын уже снова брёл, снова куда-то вперёд. Корней замедлялся. Мартын - ускорялся. Они забыли, где находятся. Не уверенная в своих силах, Соня подтолкнула Корнея. Если слабо, то бесполезно, если сильнее слабого - он тоже осядет и застынет. Мартына ей больше не догнать, но он пока вроде движется куда надо. Орать на них... никогда она не разовьёт такой мощности. Самой бы устоять.
- Не забудь про Стаса. Если он не придёт в себя, уже можно будет не торопиться.
Тива несла теперь Эгле на плечах. Это было зрелище завораживающее, но на нём Соня не имела права фокусироваться. Ползком преодолев сколько-то расстояния, поднялся Стас.
- Куда идти?! - сердито спросила Соня, - Или пришли, да?
Обращаться к Стасу снова ей трудно и странно, требовались должный тонус или отчаяние или наглость.
Он резко выпрямился. Но ответить не смог.
- Не засыпай, не отпускай. Уйдём только вместе! - услышала Соня голос Тивы.
При ясном уме, но в отрешённости, Соня что-то делала невпопад, говорила, догоняла и возвращалась, задыхаясь от медленной ходьбы. Их строй нарушался постоянно - Соня уже не фиксировала, кто падал, кто сворачивал, кто убегал. Чернила на небе распространились окончательно, из их эпицентра - примерно над головой - рождалась новая растекающаяся лужа, а из неё - следующая. Безветренный луг приминался под собственной тяжестью. И вот Соня обнаруживает лежащей и себя. Как обронённые из связки хворостины, они все цепочкой валяются на земле.
конец главы 34
глава 35
1.
2.
3.
читать дальшеЧто там, привидения, платки, самолёты, устало подумала Соня, видя, как Стас непонятно, но отчётливо нехорошо меняется в лице, остановившись и следя за чем-то в небе.
…антресоль.
Ещё секунду назад у него была опора – и вот опять, снова, снова, площадка подламывается, гнилая, шар из его головы уземляется в бездну. Бабушка терпеливо уговаривает его подняться на антресоль. Он идёт по бесконечной квартире в поисках первой табуретки. Часы с горгульями смотрят вслед. С потолка капает за шиворот, стекает под рубашкой по спине. Надо смотреть под ноги. Там снуют пятнышки, они в плоскости пола, но наступать нельзя.
Пока идёт, компания со всех сторон смотрит с надеждой, с насмешкой, с угрозой. Пока вторая из табуреток убегала, первая подломилась. Вкус гнилых щепок во рту - растяпа. Это я сделал? А что, разве здесь ещё кто-то есть?
Никого нет, подтверждает горгулья из часов, самая незаметная, он каждый раз обнаруживает её как впервые. Никого! И тебя тоже нет, поэтому будут тянуть-лепить из тебя всякое, потому что с тем, кого нет, можно делать всё.
Бабушка настоятельно рекомендует ему достать какие-то инструменты – смертельный номер, ему придётся чинить табуретку. Он лезет под свой наклонный тюфяк на кухне, оттуда поднимается запах – что-то липкое, волосатое там, и надо понимать, что поскольку ничего больше (на этот раз) не найдено, это и есть "инструменты".
Она требует назвать их правильно и перечислить функции каждого. Удивляется - с кем ты разговаривал? Ничего не слышала, отвечай как следует!
Нет тебя-а!
Нет тебя-а!
Нету!
Он не раз проходил этот путь, каждый год хоронили кого-то. Все выстраивались в цепочку и сквозь скальный лабиринт проникали на погост, где каждый мысленно обращался с последними словами к уходящему, чьё тело для свободного исхода духа оставлялось под открытым небом. После вереница живых заворачивала в обратный, параллельный проход. С каждым годом цепь людей становилась всё короче, и вот он пришёл один. На руках у него девочка, высеченная из белого камня устрашающе искусно, подробно; её, он откуда-то знал, звали Эгле, она не ашш, она обратилась в камень, но и не умерла вовсе. Он принёс её сюда, на кладбище своего народа, потому что не может оставить где попало. Пришлось признаться себе: он тем самым просто оттягивает время, ведь как решиться на то, что должен сделать: взять молот, который в мешке за его спиной, и раскрошить в песок тело из мрамора, иначе девочка внутри незаслуженно будет мучиться вечность. Корней кричал. Но он всегда был немым: никто никогда его не услышит. И он увидел, что западный склон твердыни Нами уставлен угрюмыми каменными кубами, приминающими души его народа. Теперь они никогда не смогут взмыть в небо.
Соня осипла, не успев выкричать и немногого. "Тива, как же это?" Росинки сворачивались в твёрдые шарики, травы приминались от мгновенной тяжести. Светлая зелень темнела - умирала, не пожелтев; над лугом стоял запах протухшего за много дней в вазе букета. Корней размеренными, огромными шагами уходил с тропы, унося с собой Эгле. Тива догоняла его. Мир испортился, пространство испортилось, тончайшая настройка сбилась. И вот стоит Соня, слушая молотки в ушах, а линза неба меняет фокус, таща за собой изображение светотени разных порталов и весь мрачнеющий, обмерзающий луг - горизонт резко, до тошноты, вздирается, вот-вот свернёт место, где они есть, как платок за четыре угла.
Корней заступил портал, понимает Соня. Или вот-вот заступит. Из-под её руки выскальзывает Мартын и бредёт вперёд, даже не оборачивается на Эгле, задевая плечом - намеренно или случайно - Стаса, который от лёгкого толчка валится с ног.
- Знаешь, что, сынок? Сегодня ты меня вывел. Я видела объявление, что в новом торговом центре принимают в утиль таких мальчишек, как ты. Ты нам больше не нужен, мы ночью посоветовались и решили продать тебя. Продадим вместе с тобой велосипед, бластер, конструктор, всю твою одежду, обувь и кровать. Если после этого немного доплатим, то сможем выбрать в хорошем отделе девочку, девочке даже в голову не придёт мотать мамины нервы. Родить мальчика – моя ошибка, придётся когда-нибудь исправить, почему не сейчас!
Он знает: такой тон маме редко удаётся выдержать, ни грамма фальши, ничто не приукрашено. Значит всё, кранты, как говорит папа. Папа ищет шарф и перчатки. Мартын пятится, чтобы запереться в ванной, но папа перехватывает его, предугадав действие, устанавливает его на подставку у входной двери.
- Юнна, обувай, я держу его!
«Утиль». Мартын раньше никогда не слышал такого слова; тем хуже для него. Неужели он доигрался?
Их не было! Нет у него таких одноклассниц. Они сами придумались. А за придумки должно последовать такое, чего никогда не бывало.
Стассс думает о девочках, ябедничает лампа с потолка. Ах, что, ах? Какой стыд, такой маленький, неряшка, дурашка и уродчик – о девочках? Стыдобушка, ой, что будет! Ну-ка, ну-ка, расскажи-ка, как именно он о девочках думает? Обсудим, тварюшки? Потешите старушку на склоне дней этого мира?
Маг не мог не узнать существо, что угнездилось в Полувременье, сделавшееся этому существу огороженной охотничьей территорией. Того, которому Бабушка, многие годы тихо, но авторитетно за территорией надзиравшая, позволяла многое и за которым очень любила наблюдать в своём тёмно-лиловом шаре. Большая Пиовра не наведывалась терзать Стаса, она боялась оказаться слишком близко к Ведьме: будучи мудрее прочих, догадываясь, что с ведьмой нельзя панибратствовать, и только кланялась издалека. Догадывалась, что младший маг ей и не по зубам, даже если сам не знает, что он маг. Пиовра и мечтала бы помучить его, но предпочла просто поглядывать, как это делают другие, ей подобные, но не такие сильные, умные, ловкие - простые мельтешайки. Они же сами после становились добычей: Ведьма закатывала их в чёрные шарики, которые носила на себе. Консервировала. Но пришло время, и Ведьма сделала Пиовре предложение, от которого невозможно отказаться.
Это она морочит, чтобы не дошёл, не довёл Соню до места, подбрасывает прямо в топку памяти какой-то комок из бывшего и небывшего, хочет взбаламутить хаос тех лет, который своей массой перекроет ничтожный по толщине слой последних событий. И она может, Пиовра. Стыдно: за этим даже не Бабушка пришла, просто Бабушка раструбила о тебе каким-то солидарным с ней сущностям, и вот из них нашлось достаточно сильное...
- Дойти… не успели.
- Ну так дойдём, - Тива, что и догнала, и развернула, и привела Корнея, пожимает плечами, - Дай мне ориентир какой-нибудь - направление, расстояние, цветовое пятно? Смотри, Соня и Мартын - в правильном направлении уходят? Ну смотри же на них!
Видимо, всё пропало. Соня не думала, что догонит Мартына. А если и догонит, ничего от него не добьётся. Вот так просто Переключатель сработал в них. И она сама под ним, значит. Или пока нет, чтобы понаблюдать за другими и оценить со стороны, так Ведьма желает ей. Но Мартын ушёл не сильно дальше Стаса. Он улёгся наземь в тот момент, когда Соня потянулась, чтобы схватиться за его футболку - в той же точности позе, издевательски параллельно с магом. Футболка затрещала, расползаясь, Соня повалилась вслед за Мартыном. Она знала, что там, под холодом, её пальцы от рывка болят отчаянно. Они должны будут взорваться.
- Ввввы чего ввсе...
Ещё немного - язык сведёт так же, как и ладони. Их негде согреть, и между коленями не зажать, колени так же превращаются в мрамор. Это простой холод, но холод во все века был эффективен.
- Не ложись!
Окрик Тивы. Тива всё-таки привела Корнея.
- Не ложись, Соня, нельзя. Не оставляй их в покое - зови, ори, ори, сколько можешь, ну, ты же знала, что на нас нападут? Вот и дерись.
Поднимают на ноги. Ум ясный, голова плывёт. Глаза сожмуриваются сами, не хотят видеть искажённые линзы вокруг. Чернильное пятно в небе.
Ага, самостоятельный, независимый сыночка пришёл домой – ты что себе думаешь? Что твой день рождения с девчонкой дороже наших нервов? Ну и что, что сказал – откуда мы знаем, где вы были на самом деле?
Сколько денег потратил? Скоко-скоко?! Хотел шикануть перед шлюшкиной дочкой, а зарабатывайте, так и быть, мама с папой?
Всё было! Но не так. Скандал был, но какими-то другими словами, это всё, что Мартын помнил, как и то, что раскапывать не пойми зачем вспомнившийся вечер шестнадцатого дня рождения сейчас имело смысла меньше всего. Это жизнь, которой уже давно нет. И всё же его несколько раз подряд перекидывало туда и ещё в одно место из прошлого. Где трое не могли остановиться и вновь, уже без какого-либо стимула, взбрыкивали друг на друга, в досаде или обиде возобновляя, уже без желания, но по упрямой необходимости, претензии, упрёки и подначки. Злая сила заставляла бурчать, цепляться к любому слову и не разрешала простить, отвлечься или рассудить здраво ни взрослым, ни ребёнку. Много часов подряд, весь выходной, пока не щёлкнула привычка включать вечерние новости.
Узнал, к чему пришло его тление. Он был теперь стар так же, как и Бабушка, и только росло чёрное ожерелье на её груди, витки множились, а он носил за ней шлейф из витков годы, годы, осыпающаяся песком квартира, затхлые запахи и тяжесть, запрессованное страдание и мутная подслепота наезжающих всё чаще Полувремён.
Тива наклоняется к Стасу, но не расталкивает его, а сгребает что-то рядом и отшвыривает.
А вместо западного обрыва сразу за погостом – стена из каменного кустарника. Вместо неба – стена из каменного кустарника. Тяжесть невыносима.
- Что? – Соня снова очнулась от голоса Тивы.
- Соня, буди их - не давай погрязнуть в видениях.
- Видения? Где? Потому что они… мужчины?
- Ну нет же, это дело случая; ори же на них! Возвращай их! Веди вперёд!
- А… Корней... Мартын!
- Бей их, если надо.
Мартын уже снова брёл, снова куда-то вперёд. Корней замедлялся. Мартын - ускорялся. Они забыли, где находятся. Не уверенная в своих силах, Соня подтолкнула Корнея. Если слабо, то бесполезно, если сильнее слабого - он тоже осядет и застынет. Мартына ей больше не догнать, но он пока вроде движется куда надо. Орать на них... никогда она не разовьёт такой мощности. Самой бы устоять.
- Не забудь про Стаса. Если он не придёт в себя, уже можно будет не торопиться.
Тива несла теперь Эгле на плечах. Это было зрелище завораживающее, но на нём Соня не имела права фокусироваться. Ползком преодолев сколько-то расстояния, поднялся Стас.
- Куда идти?! - сердито спросила Соня, - Или пришли, да?
Обращаться к Стасу снова ей трудно и странно, требовались должный тонус или отчаяние или наглость.
Он резко выпрямился. Но ответить не смог.
- Не засыпай, не отпускай. Уйдём только вместе! - услышала Соня голос Тивы.
При ясном уме, но в отрешённости, Соня что-то делала невпопад, говорила, догоняла и возвращалась, задыхаясь от медленной ходьбы. Их строй нарушался постоянно - Соня уже не фиксировала, кто падал, кто сворачивал, кто убегал. Чернила на небе распространились окончательно, из их эпицентра - примерно над головой - рождалась новая растекающаяся лужа, а из неё - следующая. Безветренный луг приминался под собственной тяжестью. И вот Соня обнаруживает лежащей и себя. Как обронённые из связки хворостины, они все цепочкой валяются на земле.
конец главы 34
глава 35
@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров
-
-
14.10.2020 в 12:54-
-
14.10.2020 в 14:58Ещё существенно то, что оледенение идёт по всем мирам и до Лесошишенска тоже своим ходом достанет рано или поздно.
-
-
14.10.2020 в 17:15-
-
14.10.2020 в 19:52