луковицы (с волосами)

План по насаждению: начало.
Самые лёгкие случаи - волкоградки с их любовью к цветопредставлению. Никакой долгой тщательной прошивки; все "материалы" подручные, из домашних закромов.




Сделаны, тем не менее, не эти головы (кроме двух). Те, что на заднем плане, требуют чего-то посложнее. (Белая волчья голова, например, требует застрелить её, но не оставлять с таким лицом жить. Признаюсь, руки чешутся выбросить.) Зато с нижеследующей партией всё хорошо.

1. Кошка Вассочка.


Пять лет я за неё не бралась!!



Кошка-курьер на роликах, у которой нет своего дома, неприхотлива, практична, шёрстку носит короткую, окрашиванием не увлекается.



Справила себе зимний балахончик - долго собирала и в редкое свободное время сшивала лоскутки.


2. Собака Сабина.


Курьерам Волкограда угрожает порой столкновение с неадекватно дружелюбными персонами.



Тоже лежала долго, ведь лень просто взять и приклеить уши. Да и непонятно, как лучше обрамить мордочку с асимметричным окрасом.



А ведь эти остатки пряжи так долго мозолили глаза. Сошлось в 2020.



Ей тоже новая, точнее, своя, одежда.


3. Голова-телевизор.


Ещё собака. А может, не собака, но тоже "хороша". Имени нет.








4. Митци


Богатая белая кошка получила имя, джемпер, юбку, "волосы".



У неё, разумеется, есть личный парикмахер, так что изыски обязательны. Но цвет свой природный терять не хочет.








5. Существо


Не знаю, кто это! Бывает же просто - существо.



У неё причёска-антистресс. Крутить, заплетать, закалывать.




6. Слонопотамочка Илона.


Ходячая коллекция мулине. Могу использовать как почти полный каталог цветов, которые есть у меня.



Не вполне тот вид, ради которого заморочилась, но переделывать не буду.
Больше всего времени среди "ниточных" голов ушло именно на неё.





Скромный, тихий, незлобивый хрупкий слоник.



Приходится всех бояться. К счастью, слоники входят не в любой рацион.

7. Змея.


Имя - Медуса. Самоназвание - "змея".



Не ядовита. Задумчива. Многие видят в её лице выражение змеического утончённого коварства и обходят девушку десятой дорогой. Она не против.



(У куклы реально гипнотический взгляд.)



Эти "волосы" тоже вполне возможно заплетать и укладывать.



(Кисти надо бы замаскировать.)



Все вместе снабжённые за январь-март волосами волкоградские жители. Для большинства большеголовых я задумала минималистичные по объёму и длине причёски, чтобы полноценная копна не утяжеляла кукол. При желании им можно приколоть пряди, косы и какие-нибудь украшения.

@темы: игра, материальная база, волкоград, одежда, шитая белыми нитками, прочие игровые, куклы как бедствие, ура, сделаны волосы

---

К3-2 Глава 30 (1)

Глава 30
Страшная ночь

1.
- Его зовут Ааар, он потерял работу, или нет: службу. Это совсем другое, и это трагедия. Есть некоторые ограничения, как я поняла, в том, чтобы перейти на другое место. Кажется, его работодатель умер. Ааар кожевенник, такой запах от одежды; у него жена и пятеро детей, шестой родится на днях, поэтому он вёл свою лошадь… отдать на мясо. Больше у него ничего нет.
- Нет, но как ты всё это поняла?
- Точно на мясо? Зачем ты только это сказала? Я сама так подумала, потому что лошадка - доходяга.
- Но теперь-то ей ничего не грозит. Тива сделает так, чтобы выручить и семью, и лошадь.
- Извини, Тива, я правильно понял, что разорившийся чувак Ааар с почти шестью детьми проникся к тебе и просто так отдал такую порцию жрачки и верёвку? – поинтересовался Мартын.
Мартын не решился вслух предположить, что горожанин не посмел отказать зеленоволосому чуду (что если в сказках, на которых Ааар воспитывался, отданный фее последний ре или сухая корочка возмещались волшебной благодарностью?).
- Продал всё сколько-нибудь стоящее из вещей, купил хлеба, ещё хотел телегу обменять на что-нибудь, а дальше отвести лошадь… А кто сказал, что он угостил меня? Я заплатила. Надеюсь, честно.
- То есть купила?!
- За сколько? То есть, на что?
Тива похлопала по своему карману.
- Наш улов, десять штук. Я их протянула, он взял три, наверное, это и есть цена.
- Думаешь, там жемчуг ценится?
- Мы не узнаем, а она точно будет знать. У неё, кстати, их тоже семь должно остаться.
- Я пытаюсь представить, что сейчас с ней и что она делает! – воскликнула Соня, - Если бы всего на секунду раньше… мне от себя противно!
Мартын, досадуя, скривился: и он мог бы на секунду раньше. Даже когда портал уже начал угасать, мог заметить это чуть раньше. Теперь терпи, слушая, как Соня начинает раскаиваться вслух по новой.
- Перестанем. Это не трагедия, это счастье новой жизни; ну и что, что так внезапно? У истории есть сослагательное наклонение, особенно там, где много-много порталов, но мы не будем возвращаться вверх по течению, и исправлять ничего не будем, потому что свернуть чуть-чуть не туда – и прошлое станет не наше. Я не утешаю вас: это происшествие – хорошее без «но». Я здесь, вторая я – там, и это не вина, не закономерность; не заслуга, не везение. Просто одна из строго равновероятных возможностей. Кому из нас двух повезло или не повезло – неизвестно. Помучиться неизведанностью, какой пустяк. Порталов много; пути иногда закольцовываются; может ей ветер принесёт весточку о нас, как мы справились. Или как не справились.
- Канал в городе – это тоже Река? – спросил Мартын, вспомнив, что собирался спросить.
- И он тоже часть Реки.
Лес возвращался. В лес идти было страшно. Они погружались в лесную темноту. Но нужна как можно скорее вода. Тива расслышала где-то внизу журчание ручейка, в том же направлении находился и следующий портал. Пусть останется хоть какой-нибудь свет, загадала занервничавшая Соня. Она всё ещё всхлипывала, про себя называя себя «мерзкой эгоистичной плаксой». Жутко мёрзла босая нога, зато её онемение не давало чувствовать неровностей и всякую потенциальную гадость на земле. Большой, просто огромный каравай в холщовом, слегка запылённом мешке в разноширокую красно-сине-бежевую полоску - Соня выпросила эту ношу. Нельзя допустить, чтобы хоть минута исходящего аромата ушла в пространство, которое в нём не нуждается. Соня будет ароматом запасаться. Пусть нельзя в черноте будущего ни питаться им, ни поделиться с тем, кто… останется рядом. Пусть. Немного обломанный круг - солнце, реактор, в который Соня утыкалась то и дело носом. Это было их сокровище, и Соня поклялась себе беречь хлеб изо всех сил, есть его как можно меньше: вдруг сэкономленные крохи впоследствии повлияют на их участь? Больно дорого за каравай заплачено, так дорого, что уши горят от стыда… Возле потухшего портала Тива оставила изрядную краюху, и после случившегося ни Мартын, ни Соня не посмели укорить её.
Принимали, после многодневного скудного питания, по небольшому кусочку. Соня кормила Мартына, чтобы тому не приходилось останавливаться. Тива же съела несколько крошек, далее отказалась, и дело не было в том, что старалась оставить как можно больше людям. Соня усвоила, что Тива исключительно рациональна, распределяя ресурсы между ними. Посему съела свою малость не только для того, чтобы хлебушек проанализировать на съедобность, не для того, чтобы успокоить их с Мартыном совесть (для разрешения терзаний есть слова в неограниченном количестве). Пара граммов хлеба – это именно та доля, которая позволяет Тиве неопределённо долго чувствовать сытость и иметь энергию. Как это возможно, Соня сейчас не готова понимать. Про хлеб же выяснилось, что он не из пшеницы испечён, а из схожего по ценности и безвредности злака. Травы в муке и в посыпке также неизвестны, но точно хороши.
Какое-то время шли в тишине, которую распевала одна-единственная птица. Тропы, разумеется, не было, но участок пологого склона был плотно-почвенным. Если огибать каменистые или слишком заросшие участки, то особых предосторожностей не требовалось. Тива шла немного впереди и подсказывала, где что под ногами. Жутковатой, причудливой заколкой она впутала в волосы тяжёлый и длинный нож - он держался наискось и не думал выпадать - и освободив таким образом руки, на ходу плела что-то из коротких верёвочек, что получились при переходе через неправильный портал. Они наводили на мысль, что судьба Тивы могла, практически должна была стать такой, как у мотка этой верёвки. А у верёвки - как у шпаги, завязавшейся узлами. Но почему-то осуществились сразу три варианта метаморфоз по отдельности.
- Если бы не со мной случилось, а с кем-то из вас, мы бы остались выручать второго, вторых. Кто-то обновляет стрижку спиральной изгороди? Скорее всего, портал иногда открывается снова. Может, и через не такие уж большие промежутки времени...
Вот было бы счастье, если бы другая прямо сейчас догнала их… Тива молча пережила эту нахлынувшую фантазию, совершенно не свойственную ей. Погладившую каким-то нежным и свежим, океаническим веянием. Слабый и короткий отголосок – из крови всех Хранителей? Вдвоём они сумели бы то, чего одна никак не могла.
Промолчали в темноте Соня с Мартыном – а они тоже рассуждали о чём-то схожем, но не сейчас, а в начале пути, когда заново встретились в одном из лесов. И что будешь делать с двойником человека, который не двойник, а полностью идентичная копия?! Родителям, быть может, ещё не так дико заполучить близнецов своих детей. Если судьба позволит бережно и эффективно разъяснить им казус, а также прочим родичам, социуму, науке и государству, то раздвоение вполне можно пережить. На фоне, само собой, случившегося возвращения с желанным общим благополучием. Друг друга друзьями приняли бы: чем больше друзей, тем лучше. Но кого из двойников любить их любимым, вот как; и делится ли на две души одна любовь?
Разминулись с подобным исходом на секунду. Спасибо парню со шпагой, что не пустил их в портал!
Тива ясно представляла, что случится в городе, который выглядит как город земного прошлого. Вот Тива высвобождается из плена и укрывается, теперь она предпримет всё, чтобы лишняя пара глаз её не обнаружила. Станет наведываться на мост - чтобы определить режим портала, необходимо неотрывное наблюдение. А потом готовность прыгнуть в него – и хорошо, если без новой «суперпозиции» обойдётся. Но сможет ли Тива торчать на мосту, когда столько всего происходит вокруг? Да она в первую очередь отправится искать Ааара, чтобы удостовериться, что жемчужинки на первое время вывели его семью из нужды, а затем, конечно, присмотреть людям хорошее место. И так событие за событием, судьба за судьбой, язык, культура, традиции, история, биосфера и всё это новое небо, которое станет она любить так же беззаветно, как и Лесошишенское.
Да будет так. Такая работа, сказала Тива самой себе.
- Она знает и понимает ровно то же, что и я. Если примет решение, будет искать другой путь из мира, но только скорее всего останется. Не помню, как именно меня привело в Лесошишенск. Смутно – дорогу, другие города, а исток вроде как заштрихован. И что я считала своим сознанием тогда – тоже. Заштриховано. Не была ли я изначально чьим-то двойником?
- Ну ничего себе вывод...
- Ничего зазорного нет Хранителям в том, чтобы делиться, как амёбы, либо удваиваться, проходя «неправильный» портал.
- Мне всё равно так жалко! - сказала Соня - Что я могу сделать для тебя?!
- Просто отпусти – и будет довольно, - улыбнулась Тива, - Только одного мне жаль. Вы так и не рассказали, как всё начиналось для вас. Она так и не узнала.
________________________________

- И толку, что мы всё идём от портала к порталу, убегаем и убегаем, только силы тратим, - заговорил Мартын, чего, казалось бы, никогда не должно наступить среди непрекращающейся зевоты, - Какой в этом смысл? Ведьма гонит нас, как овец… Времени у неё завались, даст нам уйти куда угодно. Чтобы посмотреть, что делаем, о чём говорим... Ей весело; нам в принципе нечем защищаться.
Они останавливались отдохнуть всё чаще, и если бы не сильная жажда, усиленная пищей, пожелали бы остаться где угодно.
- А если всё-таки, случайно, в Лесошишенск придём, дальше-то куда? – вслед за ним встрепенулась Соня, - И нас там прихлопнет, и родных…
- Тива, это... видишь, всё зря. Зачем накачиваешь нас оптимизмом, когда всё очевидно?
- Мы же просто уходим всё дальше и дальше от своей Земли! В никуда. Может, нам просто уже перестать кочевать?
- На что ты сама, честно-пречестно, надеешься? Это, типа, твой долг, ты его исполняешь и не можешь остановиться? Ты тянешь, стараешься, а нам охота то есть, то ныть, то спать, то нам страшно. И вечность проходит.
- А, я поняла - мы должны отвести Ведьму подальше от Лесошишенска, от Земли, я согласна, но разве это поможет? Она, когда убьет или поймает нас, легко туда вернётся... она-то знает короткий путь.
Тива дождалась новой большой усталой паузы.
- Зачем увожу вас? Чтобы вы не попали в её руки раньше, чем созреет шанс. А для этого и нужно отрываться от погони. И хлеб по случаю добывать, да-да.
- Я, видимо, знаю, чей – шанс? – встревожилась Соня.
- Всё-таки есть "секретное оружие", – усмехнулся Мартын.
- Я верю, вы когда-нибудь признаете того, кто может помочь. Вы идёте – и внутренне меняетесь.
- А ты жестокая, Тива!
- Стас ей противостоит. Я уже довольно сказала, чтобы вам стало ясно это. Что вам нужно, чтобы понять, на чьей он стороне? Если кто и может с Ведьмой справиться, то это будет он.
- А ты, Тива, жестокая. Или искренне не догоняешь. Извини.
- Нет, не жестокая и не глупая. А ты, Соня?
- А я злая. И многое не понимаю! Но Стас, он… он, если и «противостоит» своей личной бабушке, то, знаешь, почему? Молодой колдун… маг… может пробовать молодые силы, а бабушка – бояться или не бояться конкурента, и тогда мы всего лишь предмет их соревнования. Трофеи, добыча. Добыча, как ни крути.
- Примерно так, - внезапно согласилась Тива, - Оба борются друг с другом за вас.
- И когда наборются, что будет? В карты на нас сыграют? Помирятся? – презрительным голосом завёл Мартын, - Хотя, смотрю, как бы не похоже, что «молодой колдун» побеждает. Он идёт по нашему следу – кстати, почему он ещё не здесь? – это, ещё, выглядит как будто хочет контролировать нас вблизи; бабка может издалека, он – нет. Хе, Сонька, помнишь, я на Марианну Штефановну разозлился и, если можно так сказать, отправился мстить? Я тогда сказал: будет ли у меня когда-нибудь настоящий враг. И вот у меня есть - настоящий. Даже сразу два.
- Он не враг тебе, Мартын. Соперник, может быть. Ты теперь знаешь, почему.
- Чего? Хуже нет, если так. Тива, ты всё договариваешь?
- Он любит ту, которую любишь ты; как это у вас, людей, называется?
- Извращение, - уверенно подсказала Соня, - Вот этого ты, Тива, как будто и не чуешь. Вот это и омерзительно, потому что, по итогам битвы магов, знаешь, что может последовать?
- Что дальше, если Стас победит, об этом думаешь?
- Хрен, что редьки не слаще! Ну например, да, он. Самое интересное начнётся. Мы с Эгле чем-то глянулись магу-колдуну… вот полголовы себе отломала, пока думала, чем же глянулись, мы же с ней просто люди, умеренно симпатичные. Не от фонаря ли он на нас указал?
- Не от него, - поспешила заверить Тива.
- Он должен захотеть свою награду, Тива, если победит - никакого жемчуга не хватит откупиться. Так что мне страшно, очень. Колдун – не простой мажор, ему если что понадобится, то всё: тело, душа. Моё рабство. Как и у Ведьмы – рабство. И Эгле, если бы... она вернулась.
- Мысль понятна. Ты ведь тоже когда-нибудь хотела своего любимого человека держать в сексуальном рабстве?
Такой резкости от Тивы Соня не ожидала. Но всё же сообразила, Тива даёт понять, что невольно ожидаемую от неё наивность опровергает.
- Так этот же колдун, - неловко объяснилась Соня, словно аргумент был абсолютным, - У них такие потребности – в рабах. Как выяснилось.
- А Эгле, быть может, нашла способ, как избежать этого, - понижая голос, произнёс Мартын, которому на секунду зашло онемение в макушке (такое бывает от особенно острых и страшных мыслей), - А теперь скажи нам, Тива, что это означает на практике: признать того, кто один может?
- Что с ней произошло – это тайна. Мне неведомо. А тебя ведь тревожит, что он мог изнасиловать её.
- Тревожит?! Меня? – вскричал Мартын, - Замолчи.
Соня чувствовала, как лицо и шея заливаются духотой. Вот такого-то точно Тива – как предначально и непреложно подозревалось - не должна была произносить.
- Ты много об этом думаешь. Нет, не мысли читаю; так вот – этого не было. Ни до, ни после. Точка. Не было. Можешь исключить из всех построений.
- Его спросила? Его мысли подслушала? Он сказал? Ты почему уверена? Его "биополе" колдунское так выглядит?
- Его «биополе» нечитаемо. Я же смотрю на Эгле. Всё просто: он держал её на руках, точно так же, как ты сейчас, и никак больше не касался.
- С какой стати ты это знаешь?! Хватит, хватит, хватит выгораживать его...
- Это то, что я вижу. Возле тела человека остаются отсветы, соответствующие прикосновениям. Их я, разумеется, не смогу вам показать. Он просто доставил её откуда-то туда, где были мы. И даже на руках нёс не очень долго. Что ещё скажу? Ему это далось с трудом, физически ты сильнее.
Гора с плеч, почувствовала Соня. Видимо, была и у неё та же тревога, о которой запретила себе помнить. Она сразу поверила Тиве.
- Зато он физически оживать может, - пробурчала она, - Как никто другой.
- А, отсветы, ну да, ну да. Но он колдовал над ней, и её теперь нет, и он отдал мне, как если бы она ему больше не нужна! Почему? Что-то пошло не так, да? Он маг-неудачник, да?
- Знаете, положительно, вы способны неверными рассуждениями прийти к верным выводам, - вздохнула Тива, - Самыми кружными путями – и в точку. Стас явно не умеет и не знает того, что знает его бабушка. Ему только шестнадцать лет, и мне серьёзно кажется, что он только что обнаружил в себе это, магию. Например, это случилось зимой, тогда мы и стали свидетелями какой-то части процесса.
- А это жаль! - разозлился Мартын, - Враг тогда из него стрёмный.
- О, неужели теперь он недостаточно хорош для тебя как враг?
- Так он… слабый. Он прячется, когда только можно! Выбегал, сверкал – и тут же прятался, толку, что маг.
- По-твоему, недостаточно сильный маг.
- Сама только что сказала.
- Сказала - предположительно. В сравнении с условно древней бабушкой.
- Да не в этом дело. Кто так себя ведёт – это не враг... не воин, а жалко. Потому что с женщиной воевать… смешно. Нет, стыдно. Проблема!
- Ты сексист?
- Вроде нет… не был… да! иногда!
- Даже если эта женщина – Ведьма? И она недостойна тебя?
- Не, не так всё сказал. Дело не в том, что она женщина и старуха. Я ведь по-настоящему уважал её как учителя, мне с учительницей - как воевать? Это неправильно, такого не должно быть. Вот если бы Стас оказался воином, пусть даже её учеником!
- И как бы ты сразился с магом? Это не сарказм и не праздный вопрос. Ты всё это время предполагал бороться с ними, а как?
- Зубами, наверное... Я буду. Мы ничего не задолжали этому племени. Земля – наша, людская. И платить собой мы не будем, как бы нам ни выкручивали руки.
- Земля – ваша, - подтвердила Тива, - Твоё самолюбие бесценно, но, к сожалению, истина ему повредит. Он шёл и защищал вас. Скелетов не напускал, а усмирял, нас охранял, чтобы мы успели плот построить. В больнице пытался Эгле предупредить. И кто знает, сколько сделал ещё, чтобы мы всё ещё сами выбирали себе дорогу.
Шанс растёт в двух средах. Время, пока мы уходим, меняет нас. Время нужно ему, чтобы научиться своей магии. Понимаете – ему нужно время, чтобы понять её и научиться применять на практике! Звучит жестоко, но другого времени, выбора, шанса, кроме как в бою, отражая атаки и накапливая сведения о слабости Ведьмы, у него не было и не будет. В Лесошишенск снова пустить её нельзя, это точно. Научиться отыскивать путь домой среди миров, способен только он.
Чем дольше странствуем мы, тем больше опыта он набирается. Для того, чтобы защищать нас. Тебя, Соня.

«Нет! Нельзя просить о чём-то колдуна!» Соня всё верно поняла, и таков был её ответ. Тива сказала, наконец, что должно, и больше ни к чему их склонять не будет.
Соня больше всего боялась потерять бдительность из-за благодарности к ней, усталости и ложных надежд. Появление мешка с хлебом послужило лишним напоминанием: что-то обстоит таким образом, что её желания сбываются. Но хорошо это или же эффект злых сил? В литературных сюжетах нередка расплата магического толка за свалившееся счастье, а проценты по кредиту воистину неподъёмны. Вспомнила Соня: был среди прочих её желаний совершенно избыточный, дурной каприз. После того, как обнаружила осенью во флудильне городского форума своего анонимного защитника от развлекательных нападок одноклассников, ей примерещился некто тайно, робко влюблённый в неё. Что будто бы есть человек, не смеющий подойти и взглянуть в её глаза, потому что Сонина личность слепит его. И даже после того, как выяснилось, что серьёзно преданными ей оказались двоюродные сестрицы, она играла мысленно в это иногда, даже вынашивала идею рассказа. Потом забыла. Но встало теперь перед глазами: сообщил ей Стас-колдун, что якобы случилось с ним ослепление личностью впервые весной, то есть раньше; так не он ли инспирировал эту фантазию? Своей волей, или же Сонино подсознание самостоятельно вычитало витавшее в воздухе и выдало ей как результат о том, что происходит.
Так что же это есть: влюблённость колдуна? Понимать как зловещее иносказание?
Странно и страшно вспоминать, что было под деревом. Почему-то походило на очищение огнём. «Ты просто понравилась, кому не стоило». Это были слова не о Мише. Не о Мише. Разве могла я представить, чтобы всё имело отношение к этому Стасу? И сколько же месяцев понадобилось, пока это прояснилось!»
Нельзя просить о чём-то колдуна.

На очередном привале Соня уснула прямо на траве. С караваем в обнимку, и, чувствуя его во сне под щекой, всё переживала, что Мартын и Тива не смогут взять из-за неё хлеба, если захотят поесть. Но поправить это не могла.
- Тива, это край, - объяснил Мартын, укладывая себя и Эгле рядом.
- Тогда я разбужу вас через час-другой, пока не замёрзли, - предложила Тива, - И мы всё-таки дойдём до воды, а там и разведём костёр.
Она села рядом, закрыла глаза, стала слушать. Не переставая плести из верёвок хитрую симметричную петлю для лезвия, снабжённую лямками, которую при необходимости легко ослабить, сняв со спины. Распустила верёвку на волокна, оплела ими рукоять ножа, свила два новых шнурка для ботинок Мартына. Ещё оставался материал для тапочка Соне.
Тива слышала, как от горы к горе плывут дождевые тучи. Как скользят змеи, желая наскользить на алое тепло грызунов. Чьи-то мягкие лапы и умное внимание, отметившее людей и задавшееся целью присмотреться к ним. Слышала, как отсыхает ветвь кустарника, который встретится им на пути. Надо будет её отпилить и взять с собой. Только бы не догнал холод в руках. Много звуков простых, природных, звуков тихих, звуков гиперчастотных, много невидимых дыханий, колебания предпортального поля. И – ничего там, где захлопнулась между двумя Тивами дверь. Это хорошо. Ведьма не попадёт туда, лёд не проползёт подземными водами в тело моста, а с него в городской канал.
Тива с нетерпением ждала сигнала чужой мысли, но его всё не было. Там, на тропе за спиной, за сколько-то миров отсюда, идёт очередная невидимая битва. Незрелищное противостояние и отчаянный поиск. Тива просто знала, что это должно быть.
Она тронула Соню за плечо. Часа им на деле не дала, но разбудила, когда у обоих одновременно выпала фаза сна, из которой встать легче. Соня застонала, но послушно добудила себя. Тива осторожно вытянула Эгле из объятий Мартына, чтобы он мог размяться. Тива дожидалась их отрешенно, баюкая, покачивая девушку, которая, как часто казалось, должна была вот-вот проснуться. Иногда же – что давно пора забрать до конца её дыхание и похоронить.

2.
________________________________________
Грит - шестой ребёнок Ааара, родилась в день, когда у их города появился Хранитель. Носит на верёвочке жемчужину-талисман.

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 29 (2., продолжение)

Глава 29

1.
2., нач.
2., прод.
Город понемногу оживал.
Были ли местные жители тайными восьминогами, это осталось тайной. Мартын и Соня наблюдали всё ещё обыкновенных людей.
- Вполне шестьдесят четвёртый… или даже шестьдесят третий века! За точную эпоху одежды тоже не поручусь, но по духу одежда плюс архитектура - из одного набора.
Пышные длинные юбки и рукава, то ли причёски, то ли головные уборы, широкие… как их назвать? пусть штаны будут. Одним словом, определённо мужской и женский гардеробы на своих местах. Хотя с такого расстояния могло мниться что угодно. Белые элементы сходили за кружево, затемнения вокруг фигур могли быть плащами, накидками. Люди то и дело заслоняли Тиву; за Тивой уже непросто было следить, несмотря на футболку с флуоресцентными полосками, ярко-фиолетовые спортивные брюки, вместе с зелёной головой. До чего же её одежда диссонировала с местным стилем! Но никакого смятения на площади не возникло. Местные жители устремляли взор в сторону Тивы, но никак особенно не реагировали. Или же не находили в её присутствии ничего предосудительного. Несколько раз Тива, как договаривались, оборачивалась в сторону портала и махала, что значило «всё путём». Мартын опять занервничал и вынудил Соню, бесконечно увлечённую просмотром, подняться и посканировать не столь интересные горы, затем отлипал от портала сам - так они и чередовали посты. Казалось, по их душу уже прибыли, а так как прибывший определённо способен передвигаться бесшумно, то как знать, может любуется вместе с ними, невидимый, из-за плеча.
Соня вдруг сумела дифференцировать бедных и богатых среди горожан. Даже если не обращать внимания на одежду, тех и других выдавала… пластика. Соня не поверила бы, что такое возможно, но вальяжность или же расторопность отличались от таковых в толпе розиян. К тому же люди, одетые проще (так воспринимались менее объёмные одеяния), как правило, что-то несли при себе или на себе: кувшин на плече, тюк за спиной, охапку (жердей?). Женщины в тёмных платьях придерживали подолы, чтобы не мешали быстрой ходьбе; многократно повторённый, доносился деревянный перестук по мостовой. Из «богатых» были мужчины с особой выправкой, и они спешили тоже. Медленно прогуливался вдоль канала крупный мужчина с тростью и седой бородой.
- Надеюсь, он сюда не свернёт.
- Кто-нибудь да должен свернуть, если только мост не запретная зона.
На другом берегу видимые кварталы особенно не отличались. Вряд ли непосредственно там находилась, скажем, военная часть, гарнизон, куда мог быть ограничен допуск. Или тюрьма. Но мост, как ни странно, пока ещё никто не пересёк - возможно, он не часть популярного пути ко дворцу, к ратуше, к храму, если что-то подобное здесь есть.
- Вот бы мне обувь, как у них! – вздыхала Соня, - Да и тебе тоже. Как думаешь, это дорого?
- Кожа есть кожа. Не надо, а? Не вздумай хотеть туда, нам и так хватает проблем.
- И ещё одежду! Вот бы мне нечаянно досталось длинное, тёплое платье, не с кружавчиками, а как у тех, у работниц. И фартук пригодится, руки, лицо вытирать. И плащ, хоть чей. Наверняка шерстяные, тёплые-претёплые… Три плаща! На одном мы могли бы Эгле нести... А ты бы в принципе надел что-то из того, что видишь?
- Надеюсь, Тива за одеждой не собирается. Я скоро позову её.
- Не надо, она знает, что делает, и за временем следит. Минут десять всего прошло-то!
- Десять? Полчаса минимум.
- Да нет, это тебе кажется, смотри, и здесь не очень стемнело, и там особо на небе не поменялось. Я за тенью перила смотрю возле вон того светлого камешка. Да как я хочу в домик какой-нибудь! Там у них небось перинка, одеяло, вода в кувшине для умывания. И обед! Мясо, и овощи, и хлебушек. Пожрать - и дрыхнуть вечность… Они даже не знают, какие счастливые... да знаю я, знаю, что ты сейчас скажешь.
На площадь из невидимого с моста переулка въехала телега, влекомая животным, в котором опознавалась лошадь. Гнедая. Животное ковыляло то ли из вредности, то ли по немощи с весьма прохладной скоростью. Прохожие обнаруживали, что стоят на его пути, только в последнюю минуту. Отходили неохотно - сердито? В телеге кто-то сидел, держа поводья. Складывалось впечатление, что он над своей лошадкой не властен - она бредёт, как хочет сама. Никакого груза над бортами. Похоже, что упряжка как-то нарушала бытность именно этой площади, так как её хозяину несколько раз что-то крикнули. Он не ответил, но на оклик обернулась Тива. Мартын и Соня видели, как она подошла в лошади и… сказала что-то. Не слышали Тиву, но угадали, что реплика была. Лошадь при виде зелени волос – должно быть, на животных маскировочная программа Тивы не распространялась – удивилась чрезвычайно. Она потопталась на месте и остановилась. Одновременно навстречу потянулись морда и Тивина рука: то была приязнь с первого взгляда. Тива позволила себе подойти ближе, и, не переставая ласкать лошадь, вступила с возницей в беседу. Они застыли на людном пятачке, но каким-то волшебством люди кругом стали обходительнее, то есть безропотно обходить препятствие. Многие заоглядывались. Возможно, Тива стала доступна для лицезрения. Непонятно, как шли переговоры, но вот Тива повела лошадь в тень ближайшего дома. Теперь, когда телега развернулась боком, стало видно, какая она неказистая - несколько боковых досок повисли, едва не касаясь земли. Коняга же продемонстрировала избыточную худобу. С этого ракурса проступило конягино несходство с обычной земной лошадью: длинноватый корпус, высоковатые передние ноги, иная посадка головы и ещё некоторые детали телосложения, что не распознавались, но подозревались.
- Ну даёт Тивка! Она что, коня уводит? Он же в портал не пролезет.
- Как уводит? Там же хозяин, мужичок какой-то сидит в повозке.
Тот, о ком Соня сказала, перевалился через борт своей телеги. Рядом с Тивой стало ясно, что он ей, не столь высокой, несколько уступает ростом. Местный житель приподнял перед дамой бесформенную шляпу. Тива кивнула; диалог, видимо, задался. К мосту она стояла спиной, лишая наблюдателей возможности судить о своих намерениях. Но жестикулировала весьма активно - это утверждало в мысли, что язык ей точно незнаком. Вот так иностранцы и общаются, если есть время и настроение. Развлекается ли Тива? Водитель коня тоже не отставал в экспрессии жестов и пантомиме, и преуспел так, что со значительного расстояния двое подростков-иномирян догадались, что имеет место жалоба на жисть-жистянку.
- На уши сел, - сделал вывод Мартын, - Эх, Тива! Я зову её?
- Нет, подожди, не надо ей мешать, она не зря с ним, не просто потрындеть, я думаю.
- Тива, балда… Да что он хочет от неё?
- Или она от него?
- Дорогу спрашивает? Тивка, давай назад. Ну отойди от чела!
- Не нервничай так, Тива – высокоорганизованное существо, даже если и притворяется простушкой. Она не забывает смотреть вокруг, всё слышит и, в отличие от нас, точно рассчитает время…
- Тихо, Сонька!
Они смолкли, так как по мосту с другой стороны приближались двое.
Стоило, конечно, уползти от проёма портала и надеяться, что прохожие не увидят сумеречного пятна по левую руку. Впрочем, те, кого увидели Мартын и Соня, могли целиться именно в портал, ведь их поведение можно было трактовать и как отвлекающий прочих случайных свидетелей из соотечественников манёвр. Двое мужчин со значительной разницей в росте прогуливались удивительно медленно, будто не желая покидать недлинный мост как можно дольше. У того, что ниже, в руке была трость, и он с избыточным рвением указывал ею на всё подряд, одновременно извлекая из кармана широкого кафтана и швыряя, должно быть, корм для невидимых водоплавающих внизу (жест читался узнаваемо). Зато тростью орудовал неуклюже, и его высокий спутник явно пребывал постоянно в готовности увернуться от размашистых движений. Но не сердился. Невысокий говорил, говорил и ржал. Именно ржал, подобно розийским подросткам в минуты отдохновения в единомышленной компании; голос, интонации, да и манеры выдали наконец его юный возраст, что объяснило чужеродность трости как аксессуара: поскольку его владелец не хромал, то, казалось, одолжил у кого-то, да без спроса. Соня не смогла себе отказать и рискованно высунулась посильнее, уповая на якобы присущую мужской половине человечества "туннельность" зрения. Соне надо было убедиться, что местные жители – именно люди. Убедиться, что где-то в мирах другие люди существуют. Мартын пытался оттянуть её от «телевизора», Соня отмахивалась; в результате, не проронив ни слова, они пришли к соглашению смотреть каждому кто куда считает важным, главное не шуметь, не забывая и слушать… Двое на мосту трещали, как после долгой разлуки. Большую громкость обеспечивал как раз товарищ с тростью, младший и более непосредственный темноволосый смешной щёголь в белых чулках, в кружевном поистине огромном воротнике. Израсходовав содержимое карманов, он завертел головой в поисках нового приложения своей экспрессии. Соня увидела круглое лицо, глаза-вишни слегка навыкате и тоненькие, но яркие, как накрашенные, усики. Его настроение заражало; возможно, то был самородный комик, играющий спектакль неуклюжести. Ткнул друга одним концом трости, а вторым тут же дважды легонько стукнул по его монументальной чёрной шляпе с красно-полосатым пером, ювелирно надвинув ему эту шляпу на лоб. Чем-то объяснил фамильярность. Высокий человек послушно шляпу сбросил и завертел, что-то на ней ища; не обнаружив обещанного, скомкал за тулью и, треснув шутника, водрузил на место. В его движениях чувствовалась экономность, связанная с некоей выучкой. Теперь удалось рассмотреть и его: немного старше, лицо худощавое, снабжённое, помимо светлых усов, ещё и бородкой, но довольно неуверенной. Улыбался он сдержанно, реагировал скучнее, но, по всему, это только в силу темперамента, а на деле наслаждался солнцем, свободой и вообще жизнью не меньше. Дошло до Сони, что, пожалуй, обоим нет и двадцати. Молодые люди - едва не ровесники им с Мартыном... а то и одного возраста с Мартыном, учитывая его Полувремя.
Высокий одет был куда менее пёстро. Не в панталоны, завязанные бантами под коленями, а в чёрные, заправленные в сапоги, штаны. Была при нём шпага на кожаной перевязи поверх длинного жилета или кафтана без рукавов.
- Военное училище, - шепнул Мартын Соне, округлив глаза на шпагу не без зависти. Конечно, это было только его предположение, но Соня про себя согласилась. Отсюда была и разница между этими двумя на мосту, походившими на героев мультфильма, двух псов: соответственно, служебной породы и домашнего разбалованного любимца.
Балагур «вызывал» сдержанного на «дуэль», но тот говорил и показывал, что его оружие не есть предмет, который возможно использовать для развлечения. Их речь, прыгучая за счёт сплошь звонких согласных, совсем лишённая шипяще-свистящего компонента и богатая неимоверно умноженными одинаковым гласными подряд, всё обещала, обещала, да так и не выдала ни одного знакомого корня, ни одной известной Соне и Мартыну словоформы... Так как мост всё ещё никому больше не надобился, то молодые люди вовсю его использовали, а именно, раздухарившись, прошатывались от края к краю зигзагами туда и обратно, толкая, поддевая словесно друг друга, высмеивая и огрызаясь взаимно, меняясь шляпами и принимая какие-то решения путём подкидывания тускло-жёлтой монеты величиной с блюдце-розетку… и всё это опасно близко от сидящих в невольной засаде. Версия о том, что парни намерены шпионски проникнуть в портал, не подтверждалась: своей шумностью они скорее привлекли бы нежелательное внимание, а на деле же искренне портала не замечали, не покосились даже. Теперь казалось, что оба немного пьяны.
Мартын начал закипать: господа не позволяли посмотреть, как дела у Тивы.
- Да когда вы, нахрен, уберётесь?
Сонино же долготерпеливое неподвижное ожидание вылилось в приступ хохота. Она успела замёрзнуть, хотелось действия и определённости событий. Соня давилась и утирала глаза; о ужас, но даже вид Эгле не отрезвлял. Ребята на мосту были той ещё заразой. Мартын беленился. Сначала шёпотом, затем вполне вслух, даром что не был адресатами услышан, обзывал их теми, кем, скорее всего, два обаятельных и нарядных друга вовсе не являлись. Больно ткнул Соню во избежание, но тем самым невольно отождествил себя и её с весёлыми горожанами, почти ровесниками, каковая ассоциация ещё больше подлила масла в огонь. Соня скрючилась, хрюкала… сколько же ей не было так здоровски, так хорошо и жизнелюбо! Она согнулась и свернулась сильнее, держась из последних сил. Наклонился ниже и Мартын… им стало как-то неудобно – сначала сочли, что из-за ситуации как таковой, но, как оказалось, вполне физически. Чтобы видеть происходящее, теперь им приходилось нагибаться.
Портал съёживается, догадались они.
- Уменьшается?!!
- Тива!!! Тива!!! – дурниной заорала Соня, и проблема хорошего настроения пропала сама собой.
- Тива! Назад!!!
- А. А. А. Ааааааааааааааааааа….
Пред ними шмякнулось на брусчатку бесчувственное тело. Соня нечаянно успела насладиться бездонностью глаз смешного молодца, в чьё ухо было так жестоко гаркнуто из геометрически некорректного провала в плоскости перил моста – бесценное отмщение за долгие минуты нервотрёпки! – когда он картинно, но меж тем совершенно искренне скосоножился и растёкся с приоткрытыми пухлыми розовыми губами в обмороке. Потом стало не до него. Портал не просто приуменьшился. То, что Соне казалось эффектом контраста освещения в двух мирах, было на самом деле нарастающим помутнением зеркала... от страха невозможно зафиксировать скорость изменений. Друг обморочного заступил перед ними, выхватывая шпагу и направляя на пришельцев. Но как поступать, он сообразить не мог: явление содержало человекоподобных призраков, два из которых, если не лгали глаза, выглядели... как девушки.
- Чо вылупился, хватай его и вали отсюда! – рявкнул на него Мартын, кивая на тело и, вдохнув поглубже, исторгнул зычное:
- Тииииииииива!!! Портал! Портал!
Теперь таиться не было смысла. Кричащие изо всех сил Мартын и Соня стали свидетелями, как шпагоимущий понял слова совершенно верно и, уцепив некогда весёлого товарища под мышки, попятился, не смея выпустить портал из поля зрения. Шляпа его катилась по спуску… парень, осознав, что орут не ему, обернулся и…
…и все увидели мелькающий неон.
- Она не успеет!
Было теперь очевидно: Тива услышала. Но портал гнулся вниз, к серым булыжниками, к белому гравию. Он сдвигался и с боков, вот уже Соня с Мартыном сидят тесно друг к другу. И несколько секунд на решение…
- Давай, вперёд, - стиснув зубы, командует Мартын, - Потом я тебе Эгле…
И толкнул в тающий проход закашлявшуюся Соню.
С рычанием, что свидетельствовало о напряжении душевных сил, абориген со шпагой наперевес мчался на них: протыкать всё, что в проёме движется. Что он видел, о чём думал, поступая так, узнать им не суждено; может быть, защищал не просто себя и друга, а город, страну, планету, защищал, как знал. Но парень из другого мира, тоже с отличной реакцией, дёрнул назад поползшую было на четвереньках Соню… Она ударилась бы головой о край портала, если бы тот обладал механическими свойствами, но, подобно магнитному полю, отвергающему ту или иную частицу, неощутимо для головы отклонил её на правильную сторону. Клинок и Сонино лицо разминулись в сантиметре, разминулась разящая шпага и с Мартыном, и с Эгле. Следующего удара не последовало: стремительно меняющийся портал вернул прямое искажённым. Страшный рёв мистического изумления хозяина шпаги ознаменовал увиденное: удлинившись в полтора раза, клинок к тому же украсился двумя тугими, на стали, узлами…
Соня с Мартыном видели эту искажённую шпагу, звякнувшую о камень, видели, как пятится парень и уже беззвучно для них вопит, и понимали, что значит это. Они потеряли Тиву. Портал стал её могилой. Ну а им – идти свой путь. И секунда за секундой они честно привыкали к этому повороту, так что не поверили бы, пожалуй, увидев, какую скорость в беге демонстрирует Хранитель города Лесошишенска, невзирая на босые ступни, развевающиеся длиннющие волосы, плюс какая-то штука в руке и что-то висящее на шее. И лица прохожих, свидетелей забега, увы, им тоже не дано было увидеть. Тива малость не церемонилась и расталкивала человеков, кто был на пути: особый случай. На мосту она обогнула обморочное тело и несчастного, что не уберёг шпагу; коротко раскачав, пустила в портал ядром мешок, который был при ней.
Мутнеющий портал как по волшебству прояснился, когда мешок влетел в него, а за ним Тива летучей рыбкой. Испытав сопротивление, подобное разбитию корочки первого ледка, она оказалась по ту сторону. Акробатический кульбит с мягким кувырком окончился слиянием с некогда стриженным кустом живой изгороди.
- Тива, ты?!
- Это я, - с удовольствием согласилась Тива, выпутываясь из зелени. Взлохмаченная Соня стояла на четвереньках и – сумерки не могли помешать Тиве видеть это – её аура напитывалась радостью.
- А… там… - просипела Соня голосом, сорванным в крике.
- Но ты – там! – сообщил Мартын.
Тива стремительно развернулась к порталу. Какие-то предметы посыпались с её плеч, но она не обратила на это внимания. Портал выглядел окошком, всё больше покрывающимся нитяными трещинами. И с той стороны стекла в него смотрела Тива.
- Да кто ты?!
- А там?!
- Я…
Тива быстро ощупала поверхность и границы «стекла» - стекло и было. Ни одного звука с той стороны. И простая деловитость этой проверки вдруг сменилась отчаянными ударами – навстречу.
- Только не это, не это… не хочу… я сейчас… - приговаривала она, ударяя коротко, часто, рассчитанным ритмом. Было в этом от боевых искусств, от подготовки спецназа, что-то грамотное, профессиональное, как и прыжок в куст… Та, что осталась на мостовой моста, делала то же самое: в том же ритме, лишь сместив точки удара относительно рук Тивы-здесь. Будь поверхность портала бронированным стеклом, она уже послушно бы рассыпалась.
- Ты ходила за ней, – осенило Мартына, - Ты знала, что она здесь живёт!
- Она. Это. Я. Я. Это. Она.
- Тива! Ну Тива! Что происходит? Это твоя сестра, и она не успела?
- Портал замкнуло?! Навсегда?
- Я не успела. Я осталась там.
- Что – надо - делать?
Вдруг дыхание Тивы резко поменялось. Руки обеих одновременно поникли.
Та, по ту сторону трещин, дрожащими руками отвела волосы за плечи. Она что-то произносила, видно было, теперь без надрыва. И уже без напора продолжала тихо, слабо ударять в портал то ладонями, то костяшками пальцев. И вдруг сомкнула ладони зеркально с ладонями Тивы-здесь.
- Прости меня. Вот так дела. Прости, что я здесь.
- Как же, как? – спросила Соня, - Да что это, Тива?
- Один квант - два мира… - непонятно ответила Тива-здесь, не отрывая взгляда от Тивы-там, - Мартын, ты прав был. Портал не как другие… искусственный, а может, сломанный. Или попросту то, что мне неизвестно. И вот что случилось.
- Ты… распалась на половинки?
Иного Мартын придумать не смог. Пусть тело Тивы и выглядело как положено, что-то в ней уменьшилось. Можно было, не кривя душой, не притворяясь эзотериком, сказать, что опал в ней дух. Или просто с трепетом в сердце признать невозможное: Тива удручена и напугана.
- Ты поделилась?! – уточнила Соня. Ей представлялось, что она сидит подле жертвы аварии, истекающей кровью, но по глупости своей не знает, как оказать первую помощи или хотя бы набрать нужный номер! Только помнит, что задавать вопросы и причитать – отвратительно и подло.
- Я удвоилась, - в устало-ровном голосе были слёзы, настоящие, человеческие, - В момент, когда я прыгнула в портал, он закрылся, но ещё не закрылся. И я прошла и не прошла одновременно. И то, и второе – одинаково правдивые события. Суперпозиция каждой частицы меня.
- И, Тиваа…
Соня подтянулась ближе и обняла Тиву. Теперь это не казалось странным, что и Хранителю нужен жест поддержки. Мускулы лица сами собой поехали в жалкую гримасу, потекли слёзы.
- Мартыын…
Он понял и пересел тоже. Вместе с Эгле им было совершенно тесно – и абсолютно необходимо побыть в этой тесноте. Образовался круг, где их было пятеро. Та, что осталась в зазеркалье, вымученно улыбалась им, протягивала раскрытые ладони – они смыкали с ними свои, не чувствуя тепла, а только бездну пустоты, которую представляла собой граница портала – не плёнка, не стекло, а линза хаоса. Случайно позволявшая некоторое время сообщаться визуально, но всё больше мутневшая. Тива-там была уже бесконечно далеко. Планета, где был выстроен почти пряничный и чем-то знакомый городок, стремительно разбегалась с той, где чернели в закате безымянные горы и благоухал кустарник, похожий на неколючий шиповник.
- Кто же она? Как она себя понимает?
- Она – это я. В точности. Там я прощаюсь с вами, не смогу вас больше защищать, не узнаю, чем всё кончится и не вернусь, наверное, в Лесошишенск. Не поговорю больше ни с Эгле, ни с другими знакомыми.
- Но кто из вас настоящий? Как понять?
- Всё просто, мы обе настоящие. В момент раздвоения наши сознания и тела были идентичны. И сейчас тоже, но за эти минуты мы прошли разные пути, и дальше всё больше будем не теми, кем... как бы должны были быть. Это верно и про вас, и про всех: нас меняет любой портал и каждая секунда. Мы идём по течению судьбы, но сами выбираем потоки этого течения.
И Тива-там согласно закивала после этих слов.
- Это больно! – воскликнула Соня, - Ты её чувствуешь?
- Если физически, то ничуть… Я не чувствую за неё, нервные системы отдельны. Но с большой точностью знаю, что она думает. А она знает меня. Мы одинаковые, но не одно. Когда-то будем как сёстры. А потом…
Тива в изумлении смолкла. Тива-та улыбалась. Она чуть отодвинулась от портала – Соня с Мартыном смогли в последний раз увидеть городской пейзаж, теперь ушедший в сепию и исцарапанный, как старая-престарая фотография. Мост, линия квартала по берегу, мультяшно движущиеся фигурки. Мартын заметил, как кто-то приближается к Тиве-той, и поспешил знаками предупредить… она обернулась, но с места не сдвинулась.
- Её сейчас схватят!
Но Тива, радостно смеясь, дарила им бесчисленные воздушные поцелуи, и Тиве, и Эгле, беззвучно говорила – наверное, было что сказать самой себе, говорила и Тива-отсюда, быстро, потому что времени оставались секунды… «В кадре» появились две пары сапог, встали за плечами Тивы, она подняла к ним голову... Мартын и Соня, уже не стесняясь себя и не боясь никого, кто мог бы прийти на шум, кричали ей, чтобы бежала, спасалась, стучали в портал. Молчала Тива, смотрела ей в глаза. Кто-то наклонился с той стороны – лиц не разглядеть, Тиву подняли сразу две пары рук и поволокли.
И экран померк.
- Не бойтесь. Она не пропадёт. Я не пропаду. Мы не пропадаем. Мы не пропадём.
И над горами установилась тишина.
Теперь на площадке не осталось ни намёка, что только что был портал. Соня поворошила щебень. Аномалии кончились.
- Но её схватили…
- Тива освободится. Может быть, минута ей понадобилась. Тива освоится, вам придётся мне поверить. У нас с ней есть всё, чтобы выжить и остаться свободными. К тому же, там она сама за себя, а это легче лёгкого.
Тива поднялась, отошла в сторону и осталась смотреть в небо.
И Соню прошибло, озарило пониманием.
- Это я натворила… Тива, не прощай меня никогда. Это из-за меня!
- Соня, я заметила в тебе склонность к тому, чтобы брать на себя странную вину. Кое-что прояснилось, но ты всё равно не хочешь себя прощать. Почему?
- Мартын хотел тебя позвать, а я не разрешила, потому что мне хотелось подольше смотреть на город, понимаешь?! Если бы не мой каприз, с тобой ничего бы не случилось!
- Понятно, Сонь. Но не соглашаюсь. Понимаешь, мне ведь тоже как-то особенно хотелось порассмотреть этот город – и вот, как выяснилось, не случайно…
- Короче, я виноват, - перебил Мартын, - Дело в том, что я сломал портал.
Соня успела вообразить очередные карманы во времени, недоступные на этот раз ей лично, в которые Мартын что-то натворил… Мартын объяснил Тиве:
- Пока тебя не было, я проверял свойства портала, как бы общие для всех порталов... ползал вокруг, руку просовывал с той стороны - или этого нельзя делать по определению, или я нажал на скрытую кнопку. Например, датчик сворачивания включился. Тива, мы глупости делали, облажались. Она простит нас, может простить? Ей, наверное, теперь совсем худо. Как тебе.
- Это если ещё не вспоминать, что дорогу сюда, пальцем в небо, это мы с Мартыном выбирали!
- Ох, нет здесь кнопок, нет здесь датчиков. Уж я бы и сквозь грунт заметила. Сломать портал, просто двигаясь вокруг, нельзя, я вообще не знаю способов, которыми человек голыми руками мог бы повредить его. Просто это такой у портала режим - время пришло свернуться. Вставайте, друзья, идём дальше. Я зря испугалась. Всё произошло так, как должно быть. Мы все трое, каждый по отдельности и вместе, сделали ровно то, что требовалось судьбе. Чувствовала же, что зайти в портал просто необходимо, а я ошибаюсь редко. Теперь в том городе есть свой Хранитель.
Тива собирала разлетевшиеся по кусту короткие обрывки верёвки - половинки витков мотка, который перерезало надвое при пересечении портала. Передавала их Соне. В воздухе звучал свежепряный и тёплый-претёплый аромат только что испечённого хлеба.

конец главы 29

глава 30

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 29 (2., начало)

Глава 29

1.
2., нач.
Прямо под этим валуном, куда добрались они с трудом и многими предосторожностями по "каменному морю", пейзаж сменился: почвенный уклон, спускающийся бережно-плавно, чётко отчерченный своей чужеродностью от местного рельефа справа и слева. Один к одному как вход в погреб.
- Лесошишенский шиповник… - сказала Соня, - … так просто?
Пышный кустарник внизу был усыпан знакомыми цветами.
- Прости, - сразу пресекла надежду Тива, спрыгнувшая с валуна, - Это не дом.
Мартын вместе с Тивой спустили вниз Эгле. У Сони до сих пор дрожали ноги, но она, разозлившись, сползла с камня сама.
Мир округлых скал ещё можно было наблюдать в пейзажном окошке наверху, но он вскоре исчез, скрывшись за зарослями. Здесь вздохнули с облегчением: чем-то горное местечко оказалось гармоничней предыдущего. Не таким пустынно-архаическим. Хотя идти тоже непросто. Тиве всё равно, в обуви она или нет, а Соня в одной кроссовке немедленно захромала на здешних острогранных камнях. Могучая, настоящая хребтовая скала возносилась над ними, уступчивый рельеф, как полагается, прислонялся к ней. Куда уходил склон, не разглядеть за лесной порослью, что начиналась немного ниже. Горизонт взволнован синими тенями невысоких соседних гор - только силуэты. И никаких звоночков цивилизации. Солнце по эту сторону стояло выше своего ближайшего собрата по порталу.
Первый же малиновоцветный куст вблизи признался, что не шиповник он. Листья не те, нет колючек. Постояли неподвижно, слушая здешний воздух и адаптируясь. Безветренный тёплый вечер. Слегка заложившиеся уши. Но им снова повезло - мир и данная местность в нём оказались снова пригодны для жизни. Высота над уровнем возможного моря была комфортной.
Тива указала на другую группу тех же зарослей и спросила, что они видят.
Площадка внизу когда-то была искусственно обустроена. Она имела округлую форму: некто собрал белёсые камешки и густо выстелил ими склон, выровнял, как для стоянки автомобилей. Кусты же в центре площадки росли четырёхугольником, точнее, свёрнутой в четырёхугольник лентой - можно различить спиральный проход между разросшимися ветвями. Кто-то баловался ландшафтным дизайном в горном ландшафте.
Больше ничего искусственного вокруг не обнаруживалось.
- Там посередине – портал, кто-то огородил его себе. Хотите туда?
- Спираль на светлом фоне хорошо видно... - догадалась Соня, - Это чтобы легко её разглядеть издалека или с высоты?
- Наверное, - согласилась Тива, - Кстати, есть и другой портал, но не близко, где-то в лесу или под ним. Подождите-ка...
От входа в нехитрый растительный лабиринт, через живую изгородь нетрудно было с места сосчитать его витки. Сквозь белый щебень лезли дикие травы. Тива позвала их, убедившись, что внутри маленького садика нет ничего опасного. Пробравшись по тесной изгибающейся хрусткой дорожке, обнаружили в самом сердце спирали, на маленькой площадке, избежавшей сорняков по причине, вероятно, большей плотности засыпки, портальчик, мерцающий дневным светом.
- Кто бы им ни пользовался, это было давно - кусты когда-то стригли... а теперь они скоро сомкнутся. Вряд ли прямо сейчас кто-то выйдет из него или вернётся сюда откуда-нибудь.
- Портал есть, тебя как бы не обманули, - сказал Мартын, - Но вот ты сейчас поймёшь, что он не "наш"... и что?
Это он себя вдруг спросил - " тогда что"? Войдя в чужой, но населённый, скажем, людьми мир, придётся уже не полагаться на сверхъестественную способность Тивы договариваться с невидимыми существами, а конкретно общаться с местными - объяснять им, кто такие, куда идём... или сражаться.
- Для заведомо обитаемых миров – свои предосторожности. Так выходит, что мне надо полностью пробраться в любой портал, чтобы удостовериться, наш мир или не наш. Я должна заглянуть туда.
- Тива, если это не наша Земля, нам туда совсем не надо соваться. Был бы я один - без вопросов, полез бы.
- Нам, строго говоря, вообще никуда не нужно, если это не домой, - вздохнула Соня.
- Вот именно. Плохо, если наши следы поведут в мир, где живёт кто-то разумный. Но если они будут вести сразу обратно, то нашей ведьме авось не понадобится туда входить. Так-то она в любом случае любой портал по пути заметит, в этом не стоит сомневаться.
- Фу ты... следы.
- Да что ты там видишь?
Тива достала голову из портала. Она загадочно улыбалась. Подвинулась.
Мартын и Соня смогли увидеть в проёме шириной как обычная дверь и в половину такой двери высотой нечто вроде фрагмента булыжной мостовой. И успели сказать себе, что таким же дорожным покрытием могли бы озаботиться и разумные, к примеру, восьминоги...
- Дай посмотрю!! - затребовала Соня, осторожно опускаясь на четвереньки. Ей позарез надо было увидеть, что другие люди вообще где-то существуют.
- Постой, подожди, - снова перекрыв обзор, предостерегла Тива, - Портал не такой, как другие.
Мартын устроился на щебне рядом, спиной в мягкий куст, обнимал Эгле и никуда не устремлялся...
- Не такой потому что людской?
- Он откровенный прямоугольник. И маленький. Как если кем-то сделан. Я таких ещё не видела. Мне надо подумать над ним немного.
- Разве их можно делать?
- Порталостроение должно использовать тот же принцип, что и телепортация. Хотя, на поддержание искусственной двери, в отличие от единовременного прокола континуума, должно тратиться постоянно много энергии.
- Мог быть в природе портальчик ещё мельче - или крупнее, а его нашли и расширили-сузили, взяли в рамку, - предположил Мартын, - Сунулись в эти горы, и наверх, в камни, тоже смотались, ничего интересного не нашли, порталы забросили.
- Если и в самом деле придумали, как портал менять, значит, развиты весьма. Или его просто нашли таким, отметили, готовят экспедицию, оформляют вход, чтобы обнаружить по возвращении. Возможно, по ту сторону есть охрана или сигнализация. Но навестить - стоит. На несколько минут. Сейчас сами посмотрите...
- Нафиг, Тива, не надо туда. Ты можешь влипнуть – например, арестуют за зелёные волосы. Или сразу стрелять начнут, как увидят чужую. Вдруг там все психи или садисты, или быт слишком специфический? Кислота по улицам течёт? А если они вообще не люди? Поинтересовались, всё, тащимся дальше.
Но Соня не на шутку испугалась, что Тива, убедившись в индифферентности Мартына к предприятию с обитаемым миром и странным порталом, согласится с ним...
- А если там Земля наша, но страна другая, то войдём?
- Шутишь? Ничего глупее не сделаем, если будем искать проход прямо в Лесошишенск. В другой стране я смогу выкрутиться и даже без документов и денег довезти вас домой. В остальном Мартын прав – рискованно и бесполезно. Но есть одна маленькая причина зайти. Не догадываетесь, какая?

Устраивались у низкой «дверцы» на колючих камнях, а Тива давала указания:
- Не отлучайтесь. Пусть один следит за округой, а другой за мной. Я буду только в прямой видимости, и если меня попытаются схватить, тут же побегу назад. Если опасность здесь, лезьте в портал. И машите - я буду в эту сторону посматривать, увижу.
И Тива скрылась.
А было там…
О, там был город!
Там город был. Портал выводил прямо на мост. Средней ширины мостик, по краям вымощенный выпуклыми булыжниками, плоской брусчаткой по центру. Видимые напротив перила – это две витые полосы на двух уровнях, идущие параллельно с дугой моста. Нечастые строгие чугунные столбики поддерживают их на мощных крюках. Мост принадлежал каналу, не широкому и не узкому, и впереди, совсем недалеко можно было увидеть ещё один, возвышавшийся над коричневой водой тремя зеленоватыми арками. Судя по третьему мосту, что угадывался впереди, канал поворачивает влево под прямым углом. Далее русло скрывалось за строениями.
Всё, что путешественники имели возможность рассмотреть, преимущественно располагалось по левую руку: сами они сидели как бы в нише на спуске ближе к берегу, а высунуться сильнее покуда не решались. Проекция их местонахождения в запорталье находилась (если архитектура моста в невидимой отсюда части не предполагала чего-то особенного) прямо над водой. Брусчатка вливалась плавно в набережную вдоль квартала, напротив моста образовывала площадь.
Они смотрели вслед Тиве, как она, босая, направляется к той площади. Тива шла, не поджимая брезгливо пальцев, не убирая волос в узел, не скрываясь, вертя заинтересованно головой, и вскоре вспомнили, что говорила о себе она: о способности быть незаметной, если нужно. Лесошишенцы её видят и не видят, смотря по ситуации; так значит, она уверена, что прокатит и с местными.
- Чистенько как… Значит, ни кислоты, ни колючек, ни воздуха отравленного, на первый взгляд.
Город не был вычурно-незнакомого вида: каждый элемент и пейзажа, и построек по отдельности был понятен, объясним. Подобное встречалось Соне и Мартыну воочию ли, в кино, на картинах и фотографиях. Город наводил на мысли о некоторых странах к западу от Розии.
- Это не Олмидония, точно, - начала прикидывать Соня, шёпотом, в восхищении, - Там мрачно строят, даже в маленьких городах и деревнях. Может, Инневанд, Танневанд? Вот похоже. Зигория? Или Ийнз. Хорошо бы, если это одна из этих стран окажется… кроме Олмидонии, конечно.
- Не был я заграницей, ничем не могу помочь.
- И я не была, ну и что? Я любила тесты типа «узнаете ли вы страну по фото», «угадаете художника по стилю», нормально проходила. А вживую вижу фигу.
Здания, обращённые к ним – к каналу, также обрамляющие и площадь, были узки, в два окна, а то и в одно, в три-четыре этажа высотой, стояли притёртые друг к другу. В пестроте наблюдаемых форм то ли не было, то ли не просматривалось между ними ни проулка. Странно плоские фасады, образующие строгую совместную линию, но нет ни одного точно похожего на другой. Здания казались созданием хорошего иллюстратора детских книг, аккуратно раскрашенные не особенно яркими, но хорошо сочетаемыми цветами: светло-серые в крапинки, мятно-зелёные, шоколадно-коричневые, медовые или просто тёмно-красного кирпича, оливковые, песочные, один почти чёрный, очень нарядный... Одни дополнялись встроенными балками, контрастными филёнками, чаще белоснежными, имели полукруглые окна вверху и высокие прямоугольные ниже, другие - без обозначенной границы между стеной и фронтоном крыши, весьма остроконечной; удивительно вогнутые, гиперболические скаты, мелкие и одинаковые окна; ставни одного из домов – он притягивал внимание – смело алые, распахнутые все как одна. Разглядеть, что скрывалось за окнами, мешал солнечный свет. На свету, при ясной погоде, не сразу различались дымки над крышами из тонких и толстых труб. Почти каждый подоконник оснащался ящиком с цветами, и в каждом отдельном ящике цветы росли одного оттенка. На улице из зелени только ровный штрих-пунктир из газона и подстриженных в шары, а через два третье - в пирамидки, деревьев вдоль канала.
- Ещё одно бредовое место, если честно. Какое-то намалёванное. Меня от него глючит. Я лучше не буду смотреть.
- Да почему? По-моему, типичное туристское место, поэтому и лощёное. Машин не видишь? Значит, парковка запрещена. Чтобы не нарушать аутентичность. Зато на первых этажах - лавки сувенирные, такие типовые навесы.
- Зря Тива пошла.
- А мне это нравится! Так круто видеть жильё человеческое! Голова кружится, ты прав. Не ожидала.
- В таких сладких местечках, если ты забыла, всегда живут вампиры или людоеды. Они заманивают таких, как мы, ми-миленьким дизаеном.
Спустившись с моста, Тива обернулась к оставленным друзьям и покачала головой: нет. Руками развела. Что значило – мир не наш?
- Да и где – "человеческое"? Где люди? Где туристы – их летом толпищи должно быть, и магазинов тысячи.
- А ведь порталы не только по разным мирам, но и по разным эпохам должны быть… – сообразила Соня.
- Это, думаешь, прошлое?
- Эйи… как вариант. Откуда я знаю? В таких городках, если машин мало, люди на велосипедах ездят. Если и великов нет… это может быть признаком, а может и не быть.
- А где тогда... лошади?
И они продолжили смотреть.
Несколько лодок на канале, и с небольшую яхту величиной, и мелкие вёсельные: некрашеные или красно-полосатые, с диковатыми надстройками на палубах, напоминавшими подробными дверками и окошками со ставнями полноценные домики. Все со съёмными мачтами, лежащими поперёк или вдоль бортов; будка из кирпича у правого спуска моста, подобие поднятого шлагбаума за ней. Обратили внимание, что набережная одета не в бетон, а в светлокаменные, отлично подогнанные блоки.
За ними могли следить из любого окошка, но Соня осмелела и вытянула голову – авось не обратят внимания. Мартын, держащий Эгле, был сильнее ограничен в манёврах, но тоже считал своим долгом. Наблюдателям, если найдутся, должно бы стать не по себе, когда головы без тел возникают из перил моста… Мартын опомнился:
- Посмотри, нет там позади нас…
Соня втянулась обратно. В горах потемнело ещё, Соня переждала мелькание рефлексов от перепада освещённости. Глаза привыкли, она встала, чтобы размяться, огляделась. Живая изгородь не подавала признаков присутствия кого-нибудь, в округе тоже было безмолвно. Ничто не тревожило закатного неба.
- Ничего не вижу. Никого. Даже если крадутся к нам. Мартын, а если это действительно наше прошлое, ты согласился бы в нём остаться и жить? Если бы точно узнал, что вернуться нам не получится?
Мартын отодвинулся от портала.
- Сядь рядом с Эгле. Я сам посмотрю. Не светись, вдруг по мосту кто-то пойдёт?
- Так как ты думаешь?
- А смысл думать? Ей "в прошлом" никто не поможет. А я как устроюсь? Чужак, одни проблемы. Лучше подохну в диких местах. Всё, закрыли тему.
Он не столько полагался на зрение, сколько слушал. Все звуки, казалось, принадлежат природе. Но не покидало ощущение голой собственной спины, а ещё досада, что ослабил бдительность, засмотревшись на город. Потом его посетила мысль, до сих пор не решавшаяся сунуться в голову сокрушённой души.
- Что делает Тива?
- Сейчас не вижу. Она обходила дома на площади. Кажется, с кем-то
под навесами разговаривала.
- Разговаривала?
- Мне показалось, да, с человеком. Как будто знает местный язык...
- Слушай. Я про порталы думал, как они устроены, а тут такой весь на ладони. Хочу проверить некоторые граничные эффекты.
Словосочетание «граничные эффекты» мигом перенесло Соню туда, где она слышала его, а именно в лесошишенское Полувремя. Она ведь так и не рассказала о Полувремени Мартыну! Хотела сделать это не далее как… позавчера же?! Неужели позавчера всего: подымались по сухому холму, где захлестнул их колдовской ливень, а под вечер, пройдя портал, всё-таки нашли замок-скалу; на следующее утро Тива отменила их казнь, весь день строили плот, к ночи перевалили на другой берег, а проснулись, как Соня решила для себя считать, этим утром. Конечно, в трёх последних сутках точно не по двадцать четыре часа было, а куда больше, но факт. Минуты не было подходящей, чтобы каким-то там Полувременем позабавить друга.
- Какие именно?
- Простые. Смотри, я обхожу портал… просто говори, что ты видишь.
- Как что? Ты как бы зашёл за картинку с городом и… вытягиваешь из-за картинки руку в сторону… ногу. Они торчат, как из-за щита, точнее, из-за экрана телека. Н-да, фантасмагоричненько. А ты что видишь перед собой?
- Тебя и Эгле. Вы просто передо мной. Я вас вижу... ты меня – нет. Я язык показываю.
- Ну да, а я город смотрю.
- Я сейчас протяну руку и дотронусь до тебя.
- Э, не надо! Вдруг из-за портала нельзя трогать?
- Должно быть «льзя», потому что я не вижу препятствий, значит, и любая живность или, там, ветер идут напролом.
- Ладно, протяни ветку какую-нибудь.
Мартын выломал из «шиповника» ветку и потянулся ею к Соне. Вдруг оторопь взяла: всё не могло быть просто позади зеркала! Порталы нарушали привычную геометрию трёхмерности, воспринимаемой людьми. Сонины глаза были уставлены как в пустоту, это раздражало. Ветка была коротковата, и Мартын протянул всё же руку. Медленно; Соня не реагировала, руку не видела. Коснулся её плеча. Просто получилось, как и подсказывало зрение. Соня дёрнулась и слегка взвизгнула:
- Не надо! Невидимая рука из пустоты – жуть какая. Иди сюда.
- Спокойно! Значит, портал – это односторонняя дырка в воздухе. Отлично. Теперь я сбоку на тебя с порталом посмотрю.
Сбоку «зеркало», как называла порталы Тива, никак не отсвечивало. Мартын прополз медленно, ловя, под каким градусом он его начнёт видеть. Попросил Соню наклониться в проём, и увидел, как невидимая линия срезает её голову и голову Эгле, потому что Соня придерживала её. Теперь не по себе стало ему, он заспешил в исходное положение, чтобы ни секунды больше не быть в рабстве этой иллюзии.
- Забавное видео… Ладно, хорош с эффектами.
Снова забрал Эгле себе.
- Как жаль, что она с нами не может смотреть, - сказала Соня, - Вообще ничего, а ведь…
- Не надо.
- Не надо…
И, повинуясь порыву, Соня извлекла из-за пояса Мишин телефон, установила в ладони должным образом и направила в картинку портала.
Некогда этот телефон справлялся со съёмкой видео. Да просто снимков было бы довольно. Что же, Соня сейчас имитировала процесс, не стесняясь: просто захотелось. Будь она дома и туристкой, разве не было бы первейшим рефлексом запечатлеть это прекрасное место?
- Тива хочет найти нам еду... вот поэтому и вступает там в контакты.
- Я так и понял. Только денег-то у неё нет.
- А в Лесошишенске – были у неё деньги? Ей кто-то выплачивает зарплату за работу Хранителя?
- Что она сейчас делает?
- Смотри, люди пошли. Проснулись, что ли… вау, смотри, какие они, люди!

2., прод.

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 29 (1)

Глава 29
Так их становится больше.

1.
- В руках опять тепло… Мы что, обогнали время? Мы сейчас в будущем?
- Обогнали, только неизвестно, насколько.
- Даже если на час вперёд, всё равно это великое событие в нашей жизни. Только уже всё неважным кажется, всё важное – это относительно чего-то, а не само по себе. Не с кем поделиться.
Такими словами Соня отдала должное знаменательному происшествию. Мир таинственного леса уже вытирался из краткосрочной памяти, перемещаясь в область грёз и страхов. Похоже, они были в большой опасности, но как-то странно сквозь неё проскочили... так уж там не хотели гостей, что, нос заткнув, выдворили на лопате. Ну спасибо ещё раз.
Закат в пустынной местности, простой, кроткий, печалил Соню. Красные лучики из-за спины вонзались в каменные лбы, под которыми сидели они, распускались полуопущенными ресницами в винно-розовое сияние. Соня понимала, что забывает и свой мир, представляя его одним из мириад никому не принадлежащих пылинок в таком же закатном воздухе никому не принадлежащего метамира.
Они оставались ровно там, где их высадили. Это был пологий, почти без наклона, гладкий, огромный камень прямо над водой, располосованный аккуратными белыми жилками. До воды теперь рукой не достать, ногой не достать, пешком запросто не доползти - береговые линии, эта и та, представлены валунным наползанием и больше ничем, одинаково возвышаются над слабо шумящей водой, насколько хватает глаз. Свалишься в Реку - не выберешься из Реки.
Закат, как всегда, имел температуру и цвет предчувствия беды.
Долго не шевелились. Лежали, мучаясь головокружением, превращённые мышечной слабостью в тряпки, но без сна. Сколько действительно времени прошло от утреннего пробуждения после крушения плота, неизвестно, но именно сейчас чувство завершения одних суток было послано их многажды обманутыми биологическими часами. Закрывали глаза, когда показывалась Тива, делавшая небольшие круги по окрестностям. Её лёгкое перемещение вызывало оторопь, как от созерцания альпиниста на вертикали. Был момент, когда Соня, чувствуя, что не только затёк затылок сверх меры, но ко всему вот-вот вовсе описается она, секунда за секундой переполнялась тревогой и отвращением по этому поводу, и даже тогда не могла заставить себя пошевелиться, и вот Тива, угадав всё, без слов протягивает руки с полным пониманием во взоре, поднимает её, ведёт в сторону. Да сколько можно этого бесконечного понимания, сочувствия и содействия!!! Все поверхности кругом наклонные, ноги сводит, голова кружится сильнее, но упускать шанс нельзя... нет никаких ресурсов на строптивость. Места между двумя глыбами собственно, нет, они, как и все прочие, сходятся основаниями в острый угол, зато можно вклиниться спиной. И иллюзия укромности, несмотря на сквозящий задний фон... как же это нужно, как выяснилось.
Соня подобрала маленький камешек, догадавшись, что это редкий объект. Камешки здесь только большие. Люди (в нашем лице), подумала она, быть может, в этом мире впервые. Камешек - в карман, сувенир (типичная дурная туристка!)... Какие тебе приключения с элементами достоинства, ловкости и мозговой активности? Вот-вот придут ведьма и колдун сюда, а ты, поглядите, отмечаешь берег. Лепота, блин. А они придут обязательно. (Камешек - моё последнее имущество.)
Здесь во все стороны можно видеть только одно: поля округлых валунов, что тщились наползти на соседей, но ни одному не удалось сколько-нибудь заметно возвыситься, став холмом, горой. Растительность соответствовала пораженческому устроению пейзажа. Пятна мхов и лишайников да былинки в щелях, куда нанесло немного почвоподобного субстрата. Пустыня так и уходит за горизонт, как раз принимающий на себя незамутнённый шар солнца.
Остановившиеся каменные волны без края угнетали. Между ними даже идти нельзя. Можно прыгать с одного на другой, если ты здоров и обнадёжен. А у них ничего больше такого нет. Они застряли в каменном мешке.

- Портал рядом, - сказала Тива, - Придётся войти. Ничего, кроме камней, здесь нет, костра не сделаем. И воды разве что в горстях вам натаскаю.
Соне скверно от перспективы снова шевелиться.
- Ты слишком хорошая, Тива, - сказала она, - Вернёшься к ним?
По остаточному теплу камня прошедший день здесь предполагался достаточно летним, но от ночи требовать милости не стоило. Ещё немного, и перекинет в дрожь. Мартын смотрел в небо, где сквозь ещё светлую синь ярко горели несколько звёздочек. Эгле он уложил на себя: ему казалось, на камне ей слишком жёстко. Ему было больно, что он ошибся и позволил себе поверить, что дышит она теперь несколько чаще. Всё осталось по-прежнему. Не понимаю, думала Соня, не представляю, как он несёт её так долго на руках, да не просто несёт, а практически бегает, кладёт и поднимает, сколько надо. Просто невозможно не надорваться в первый же час. Человек без сознания, не "помогающий" тебе, неподъёмен. А даже и удобно цепляющийся за тебя. Лифты не работали, Лев Василису на спине поднимал по лестнице, потом отдышаться не мог, хоть и сто остановок делали. Даже новорождённых детей, слышала, нелегко держать в руках много времени. Да хоть кошку... Как же ты это делаешь, Мартын?!!
- К кому ты предлагаешь мне возвращаться?
- К тем, кого ты поняла без слов. Я поняла, ты из эльфов, Тива. Мы попали в их лес. Всё сходится, как в сказках и мифах.
- Но на наяву не сходится, поверь на слово. Не узнала я их как своих, нет.
- В тебе есть эльфийность, определённо. У них стрелы, у них зелёные тайны и пение на границе слуха; у тебя…
- ... зелёные, как некоторые растения, волосы. Не узнала я их. А договорилась с трудом.
Тива пояснила: из вывезли за пределы особо тугого узла речного портального лабиринта, в котором можно было бы шагать по воде столетиями.
- То есть это мы удачно к «эльфам» свернули, – равнодушно предположил Мартын.
- Очень удачно. Это вы выбрали путь, ваша заслуга.
- Да ну.
- Мне было обещано, что нас вывезут к ближайшему миру людей.
- И где здесь хоть капля мира людей?
- Возможно, напрямую к людям не собирались или не могли. Ближний портал здесь не в реке и не прямо на берегу - возможно, поэтому. Так что нам туда.
- Просто нас тупо десантировали в таком месте, где нет ничего и никого, чтобы мы поплутали да сдохли, лишь бы не рядом с ними, - всё так же безразлично сообщил Мартын.
- А знаешь... скажу, что они проявили к нам наибольшее милосердие, на какое способны от природы. Ты вполне прав в своём отношении. Как правило, с незваными гостями они обходятся немного иначе: свидетели мира невидимок не нужны. Пришельцев на подходе оглушают и переправляют на "изнанку острова", то есть в другой портал - мы как раз мимо проезжали. Там их погребают заживо плотоядные растения. Мне так показали.
Помолчали.
- Что им мешало так с нами? - спросила Соня наконец.
- Чем... заплатила ты, - уточнил Мартын.
Образ хрупкости бытия лесных жителей, вынуждающей их к жестокости, всё не отпускал Тиву. У каждого своя хрупкость и своя защита. Как объяснить, что пребыванию на этом берегу сейчас, на обычном берегу очередного похожего на Землю мира, все мы обязаны неким тонким стечением обстоятельств? Много мелких факторов сложились в уникальное решение не убить и не просто отпустить нас, а эвакуировать далеко за пределы охранной территории. Настойчивость ли моя помогла, кристаллы ли, невидимые простым глазом, над головами...
- Ничем. По всей вероятности, не захотели связываться с тем, кто шёл за нами.
... с бредущим по их следам магом. Что если его шаг в этот мир стал бы катастрофой? А Стас шагнул бы. Тива услышала, как весь подбирается, перестраивает себя, через не-могу, Мартын, от одного упоминания о нём...
- Тот мир несовместим с нашим существованием. Кажется, что ничего особенного, но законы природы иные. Мы и место взаимно разрушали друг друга. Конечно же вы заметили, как сыпалось там время - и это не всё. Так что хозяева вовремя приняли меры.
Промедли они больше, быть бы людям в психическом коллапсе. Вовсе не подымет Соне и Мартыну эта информация настроения... не скажет Тива и того, как судили лесные о Эгле. Да и что сказать, когда ей самой не понять всего, что произошло?
- На самом деле передвижение по любым порталам не так уж безобидно, - продолжила Тива, - Согласитесь, обычно разумные существа так не ходят. Мы путешествуем в особой зоне междумирья. Здесь свёрнутые измерения континуума разворачиваются, именно потому Река перенимает свойства Времени. И если последовательный проход из мира в мир ещё куда ни шло, то скопление порталов, где они перекрывают друг друга или находятся слишком тесно, ещё больше искажает условия, пригодные для человека. Лабиринт влияет на душу и на тело.
- И что мы теперь представляем из себя? Уроды? Психи? Надо ли нам теперь пытаться вернуться домой вообще? - взорвалась и тут же сникла Соня: повело голову, как после солнечного удара.
- Нет, ещё не психи. По личному времени, до серьёзных нарушений мы ещё не добродились. Вы устали, это понятное дело. Боюсь, сама я не нашла бы выход.
- А что же с Эгле после этого станет?
- Ничего я не скажу вам о ней. Не чувствую. Простите.
- Лёд, - сказал Мартын, - Нам встретится скоро. Это он… лёд за собой тянет. Колдун стелет своей бабке ковровую дорожку.
- Вот такой Ведьма Серафима нашла способ! - усмехнулась Соня, - Выходит, правда, что она не может по воде. Казалось бы, водная преграда – слишком просто, чтобы работало, я не поверила.
- И, конечно, теперь ещё больше зубов на нас точит. Почему магуй-то может шлёпать через воду? В чём между ними разница?
- Он не тянет льда за собой, - возразила Тива, - Лёд растёт сам. Вероятно, по всем разветвлениям порталов в Реке.
- И ты это, разумеется, точно знаешь... Мы типа в будущее перекинулись; сколько у нас времени форы? Кто в курсе, а?
- Фора неизвестна: обходов и сокращений пути в лабиринте множество вариантов. И во времени обходы тоже могут быть.
- Тогда что это - лёд? Он ползёт впереди Ведьмы, так? Он что, сам ищет эти варианты, он разумный? Тогда, если колдун его не тянет, то, значит, указывает направление, куда ему морозиться. Ты сама сказала, колдун не хочет отрываться от нас. Значит, нас выперли из леса назад во времени из-за льда, чтобы к ним не заползло, ты это хотела сказать?
- Например, из-за этого. Но Стас не задаёт направление льда.
- Почему ты уверена?
- А это ведь платье! – воскликнула, не выдержав, Соня, - Эглино… платье…
- Что?!
Мартын наконец повернул голову....
- Я тоже всё время подозревала платье как источник, - призналась Тива, - Я его тогда недалеко унесла, но это было и неважно, потому что всё равно неизвестно, как правильно с ним поступить. Думала только почему-то, что никак нельзя платье хоть немного надорвать, как-то повредить - что-то плохое случилось бы. Лёд я впервые увидела с высоты скелета. Он начинался по Реке прямо возле портала, из которого мы вышли.
- Да что это, платье как со льдом свяаз… подожди, ты платье бросила, из него по воде пошёл лёд? За ночь до нас добрался, плюс туман, ты ещё сказала, «огонь больше веток не жрёт», и мы ушли? Это?
- Мы можем судить, что это так, только по тому, как возвращается холод в руках, когда «платье» или признаки его действия где-то рядом. Это какой-то опасный артефакт. Я знаю о нём только то, что мы видим.
- Ну конечно, магоартефакт… и там, где ты его оставила, его мог надорвать кто угодно. О да, мы знаем, кто это сделал.
- Мы не унесли бы платье и вчетвером. Даже просто на другой берег на плоту не увезли бы. Представьте, что тикающую тяжеленную бомбу тащим. Дело даже не в том, что руки от него болят. Не сомневаюсь, что есть ещё много интересных свойств, а плот вместе с платьем и не доплыл бы. Ещё - наверняка как артефакт платье было активировано уже. На какую-то задачу. Ты сам это лучше всех знаешь: Эгле была в него одета. И было платье уже не целым – ты же видел? Расползшимся, как от времени. Корней его таким достал из подземелья. Может, платье и в прошлом кто-то использовал - так же или не так.
Соня смотрела, как Мартын вцепился в Эгле, сжал, стараясь слить с собой, оградить собой. Без сомнения, он размышлял всё время, почему Стас принёс её и отдал им. «Бомба» - конечно, образ, платье не должно быть тривиальным взрывным устройством, но что есть бомба магическая? Что случилось с Эгле на самом деле – или от чего всё-таки она вовремя избавлена?
- Колдун, когда песок бросил, хотел, раз мы ухитрились построить плот, чтобы я остался на берегу, где платье.
- Хочешь знать, почему он так сделал?
- Да знаю уже. Он думает - плот будет перегружен и развалится... вот как Сонька не хотела на лося садиться, потому что решила, что не поместится. Все утонули бы, веселью конец. Я был не так важен. Бабуля магуева назвала меня всего лишь телохранителем Сонькиным. Что ж, и этот, может, как-то так считает. Видишь, не любим мы с ним друг друга, Тива. Странно, да?
- Пожалуй, совершенно не странно... Кстати, Соня, не делай больше так. Никаких игр на выбывание, никаких попыток самопожертвования. Мы идём только вместе. Довольно убежавшего Корнея... Я знаю, как ты себя чувствуешь, и, пожалуй, как ты рассуждаешь; почему ты собиралась в том лесу остаться.
- Да ну, - буркнула Соня, - Можешь полюбоваться, за какой дурой колдун с ведьмой бегут, мешают друг другу локтями и на шнурки наступают. Ты, Тива, ради этой дуры оставляешь целый город без защиты; город, между прочим, где мои родные живут. А Мартын, значит, просто попался под горячую лапу... может быть, есть условие, при котором его отпустили бы?
- Ах, мы Мартына и горхранителя отпускаем, при условии, что эксклюзивная Сонечка останется с нами, - саркастически резюмировал Мартын, - Ты прекрати. Я отчалю, только если мне голову снести.
- Однажды в детстве у меня шатался молочный зуб, а я так боялась к зубному, что сама за ночь отковыряла его!
- Понятно. Поэтому и надо яд с собой носить. На случаи магуев.
- Мне стыдно! - выкрикнула Соня, - Что тебе понятно? Стыдно, что из-за меня такая хрень завертелась - опасная... и некрасивая.
- А ей, ей - тоже было бы... или было... или должно быть стыдно?!
- Друзья, не пойдёт! Сами себя не ешьте на радость врагу. - вмешалась Тива, - Я не буду говорить, что вы не правы, постоянно просчитывая враждебность. Не сомневаюсь, вы внимательно выслушали всё, что я про Стаса сказала. Надеялась, что он сам сможет и захочет всё прояснить, когда догонит нас, но "что-то пошло не так"...
Запомните только одно: быть магом - это как таскать всюду чугунный шар, прикованный к ноге и не иметь права снять. И это то, что я действительно понимаю про магов.
Это Стас подсказал мне, что Ведьма не сможет отправиться в погоню по воде. Это он посоветовал мне немедленно начать постройку плота, потому что что Ведьма не должна появиться возле замка какое-то время, и у нас будет шанс что-нибудь построить.

Соня нацарапала справа от себя "ТАМ, ВЫСОКО" сувенирным камешком. После неразрешимого выбора между какими-нибудь умными цитатами, из которых никакая не выглядела кратко-актуально. С другой стороны она написала "ТАМ, ГЛУБОКО". Что хотела сказать этим, не знала сама. Может, только напоследок обозначиться в никому не нужном этом мире, из жалости к себе и миру. Но прольётся один хороший ливень, и все слова с камня над Рекой исчезнут.

2., нач.

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

Это комнатка. Когда-нибудь я её сделаю.

@темы: материальная база, природоведение

---

К3-2 Глава 28 (2., прод.)

Глава 28

1.
2., нач.
2., продолжение
Вместо ответов захватило дух открывшейся красотой.
Они остановились сразу все, подняли головы к вышине крон, продырявленных почти правильной сетью звёздчатых окошек. Молчание накрыло их неизвестное время назад, расслоив и развесив по встречным кустам сначала разговор, потом и отдельные слова – этот лес, это пространство отличалось от всех пройденных. Как именно, ещё не регистрировало сознание, но понимали древние сторожевые системы мозга.
Нижний ярус леса при таком затемнении должен был обеднеть, отчаянно вытягивая проклюнувшиеся ростки, которые всё равно ждала недоинсоляция и смерть. В лучшем случае покрыться лишайниками, папоротниками. Здесь благозеленело всё, избыточно, ярко и свежо, как на поверхности болота: каждое растеньице, пушистый валун, коряга или ветви, несмотря на скупость солнечных лучей сверху, виделись чётко, как если были бы нарисованы неоновыми красками на чёрном. Дальше путников останавливала то и дело необоримая потребность оглянуться не раз и не два на одно и то же место – мерещилось, будто нечто перемещается, оставаясь в то же время на месте, переоформляется. Иногда где-то у уха проносился звук, но предполагаемая мошка оборачивалась истерической птицей вдалеке. Треск покачивающегося ствола лопался раскрывающимся бутоном прямо под ногами. Странно было ступать, неправильно, по нежнейшему тёмно-яркому мху, который в двух шагах виделся жестковатой светлой травой – так оглаженный в разных направлениях бархат меняет оттенок и степень матовости. Здесь наземный бархат прилегал и менял фактуру от одного взгляда. Лесной покров усыпали созвездия белых цветков: скромных, грустных, но над каждым из них, если присмотреться, повисал призрак радуги. Соня оглянулась – по её следам затягивалась чернеющая дорожка, этих цветов лишённая, а ведь она переступила через каждый, не топча! Или все они поныряли в мох?
- Зря мы сюда зашли, - шёпотом – иначе здесь казалось неуместно – сказал Мартын, и голос его прозвучал чужеродно, - Гнилое какое-то место.
- Назад нельзя, - так же тихо отозвалась Тива, - Надо дойти до мелкой воды и сойти с этого корабля. Лес не плох и не опасен, но он чей-то.
- Чей-то? – не поверила Соня, - Обитаемый?!
- Надеюсь, они поймут. Не бойтесь, но и не думайте плохого: кому приятно слышать плохое о своём доме?
- И кто… кто слышит?!
И влетело между ними на уровне глаз тонкое, бесшумное. Мартын бросился наземь, укрывая Эгле, но реакция не помогла бы, если бы пущенная из чащи стрела предназначалась ему. Стрелка, тонкая, длинная, пригвоздила волосы Тивы к стволу. Соня растерянно замерла, не успев испугаться.
- Они вокруг, прятаться негде, - сказала Тива, - И не нужно.
Мартын, сделав вдох, тяжело, через четвереньки, поднимался с ненадёжного, слишком мягкого покрова, бешено озираясь.
- Сонька... - начал он, - Встань за мной, что ли...
Но Соня уже заняла свой пост: села на землю, поближе к Эгле.
«Быть исколотыми стрелами – изысканная и лёгкая смерть, всё лучше, чем Ведьма…», подумалось ей вдруг. Её волосы явственно шевелились, заставляя спускаться цепочки мурашек вниз по телу и поджиматься босые пальцы. Цепочка янтарных паучков невозмутимо шествовала по серой коре дерева, возле Сониной головы, и она их видела, хотя под таким углом не должна была. В полотне ножа, который Мартын взял у Тивы, паучки однако не отражались.
Тива завела руку вверх и назад, безошибочно определила кончик оперения и провела ладонью до самого наконечника стрелы.
- Серое перо, - произнесла она, - Ты, Мартын, ножа не поднимай, но и земли им не касайся, ладно? Этой земле железа не нужно.
Присутствие ощущали все. Готовое сорваться ещё одним выстрелом, острое, оголяющее и затачивающее нервы. А стрела под рукой Тивы начала преображаться: пустила против хода многочисленные усики и листья, на глазах превращаясь в зелёную ветвь, такую же, как другие на этом дереве. Новорождённые листья, подрагивая, подросли ещё и замерли, самым оптимальным образом повернувшись к единственному лучу из вышины. Серое оперение утонуло в коре. Соня задавила вскрик изумления. Мартын только мазнул по чуду взглядом, продолжая сканировать окрестность, пуская блик ножа в разные стороны.
Тива шагнула вперёд, волосы заскользили через ветвь, высвобождая её из плена.
Поклонилась слегка:
- Мы с добром! Нам только до следующих врат.
Она поворачивалась вместе с Мартыном медленно, приветствуя всю предполагаемую засаду и предостерегающе положив ему руку на плечо. Лес безмолвствовал. Больше не перекликались птицы. Соня расслышала, как переступают по коре лапки паучков…
- Больше стрел не будет, - сказала Тива по завершении круга. И вдруг привстала на цыпочки, замерла слегка выгнутой тетивой. В таком положении сохранять равновесие не представлялось возможным, но вокруг Тивы явно остановилось время. Полузакрытые глаза остановились. Осталась поднятой в танцевальном жесте кисть.
- Тива, Тива, - позвал Мартын, чуть отступая. А затем не выдержал - вернулся к Эгле и Соне. Он замер, придерживая нож на одном колене, стоя на втором.
Воздух всё сгущался. Происходило что-то. Возможно, прямо сейчас их заколдовывают, кристаллизуя тела, обрекая сознание на вечную скорлупу. И они не смели и двинуться, чтобы хоть толикой воли разбить наваждение.
- Тива… - выдавил снова Мартын, - Тивааа!
Он заорал и вонзил нож в мох.
Всполохнутый лес заорал в ответ. Под зелёным ковром прокатилась и сократилась судорогой в точке прокола волна боли. Лес орал бесшумно, и не было крику окончания.
Соня успела запомнить "да что же это", сердито произнесённое Мартыном. И момент свернулся. У них отобрали воспоминание длившегося секунду действа - само действо и их ощущение по этому поводу -
- Да что это, - повторил Мартын, уже снова на ногах и извлекший назад свой злополучный нож.
Тива же отмерла и показала им приложенный к губам палец:
- В заповедный мир не допускают чужаков, без исключений. Свои порталы они не покажут. Мы – это странная ошибка, поскольку вообще сумели дойти сюда.
- Зато и Стас… может быть… сюда не пройдёт, - тут же предположила Соня.
- Нас убьют? – уточнил Мартын.
- Не надо слов. Они не хотят человеческого голоса. Стрела зазеленела - может быть, это хороший знак.
- Кто же здесь?
- Молчание, – Тива молниеносно обернулась на них. И вновь вступила в неслышный диалог с кем-то прячущимся в буреломе.
_________________________________

- Нет.
После невыносимого ожидания Тива сказала это тем, кто так и не захотел показаться.
Что было и сколько времени они сидели неподвижно в ароматном сыроватом мху, не понимал никто.
- Мы будем ждать на этом месте. Сколько понадобится. Но продолжайте молчать.

Солнце путешествовало без их свидетельства. С неба крон заструились пылинки: золото и бронза, мешая видеть, что происходило кругом. Что видело солнце на месте этого леса? Кому дарило свет и силу? Только бронза, только золото. Когда ожиданию вышёл срок, из леса к ним в сопровождении роя бледных бабочек, по вершинкам мшинок вышел кто-то большой, неслышный, не касаемый гравитацией и не касающийся её. Он был четвероног, увенчан короной из рогов, но сколько их, рогов, произрастало из головы, нельзя было понять из-за плотного, вычурного переплетения. Корона возвышалась до крон. Назвать его оленем или лосем ни Мартын, ни Соня не решились даже мысленно. Он опустил к ним лицо, обратил на них непроницаемые и неотражающие глаза, и люди испытали трепет, после которого не смели больше оставаться сидя.
Пришелец и Тива поклонились друг другу. Король леса прошествовал мимо и вошёл в воду, которая, оказывается, всё время плескалась совсем рядом.
- Это будет непростой путь. Для всех. Но единственный.
- Верхом? – догадался Мартын.
- Прошу вас, ни слова до тех пор, пока снова не встанем на землю. Касается жизни и смерти. Вашей. Время…
А тот, коронованный, безмятежно ждал, стоя вдоль течения вплотную к берегу.
Соня силилась угадать, сколько же человек могут поместиться на его спине. Выходило, что трое разве что, и кто-то должен остаться здесь. Соне стало страшно. Тива, конечно, пойдёт на эту жертву, а они связаны молчанием! Соня ловила её взгляд, боясь выдать свои мысли.
- Есть условия, которые нельзя нарушить. Впереди могу быть только я - и нож держать так, чтобы он не касался ничего... никого. Держаться мы имеем право только друг за друга. Это значит, что Эгле может быть только за мной, а Мартын - за ней, ты её удержать не сможешь, тебе, Соня, придётся быть позади всех. Держись за Мартына и ничего не бойся (это вообще самое главное), назад не смотри. Такова техника безопасности.
Тива уложила нож на колени зубцами к себе и больше не хлопотала о его равновесии. Мартын и Соня усадили Эгле прямо позади неё. Это было сложнее всего, из рук в руки. Соня запыхалась. Мартын немедленно, опасаясь, что Эгле соскользнёт, уселся позади неё… Они готовы. И, когда Соня почти уже сделала шаг назад, чтобы остаться и позволить им уехать, Тива потянулась и ухватила её. «Нет!» - прочитала Соня по губам, «не смей»… Вцепился в плечо и Мартын.
- Я... не смогу залезть, - пролепетала им Соня, - Всё равно не смогу...
Соня и не поняла, как оказалась на спине существа, как вернулась Тива снова на своё место впереди. Что-то неправильное было с сознанием, слишком часто прожитые секунды отсыхали и падали, не успев раскрыться.
- Держись за меня где хочешь, крепко, как хочешь, и не думай, что мне больно, только не дури! – горячечно пробормотал Мартын, нарушая запрет.
Зашелестел гневно лес.

Они плыли над водой. Носками могли достать до воды, если бы не нужда отчаянно держаться за зооморфного неведомца согнутыми коленями. Тива права: дорога давалась тяжело. Соне досталось места впритык, даже когда прочие уплотнились. Она так и видела себя падающей назад. Ей было очевидно, что лесное чудо-чудище в этом случае не остановится: их эвакуация – не акт гуманизма, но избавление от неприемлемых чем-то чужаков. Что тогда? Тива будет вынуждена прыгать за ней, кричать Мартыну, чтобы держался до конца без них – не вместе с Эгле же ему бросаться в воду… От каждой такой картины перед глазами Соне хотелось сжаться ещё больше. Руки давно вспотели и липли. Бедный Мартын. Позабыв стыд, неловкость, всякое личное пространство, Соня прижималась к его спине, утыкалась носом или щекой в твердокаменное плечо, крупно выступающие позвонки, дыша его кожей, обожжённой солнцами множества миров. Соня обхватывала его, чувствуя сверх меры торчащие рёбра. В оттянутом вороте футболке кожа белела. Тыльными сторонами ладони Соня касалась спины Эгле. Чтобы не сойти с ума, сосредотачивалась на её дыхании… и сходилась на том, что Эгле дышит всё реже. Понял ли Мартын? Чувствует ли всей спиной потный ужас, источаемый Соней? Соня заставляла себя держаться. Что бы ни случилось, она должна высидеть, не шелохнувшись, до конца, смирить все подозрения, предчувствия, вытерпеть и неудобное положение тела, и пекучее солнце, и жажду, не побеспокоив остальных. Как же удачно, что она смогла недавно искупаться... Чтобы не кружилась голова, Соня не пыталась особенно вертеть ею. Тошнило, если уставиться на воду. Но не смотреть, где, куда их везут, просто невозможно. Высоконогий Олень-царь – ибо надо же как-то поименовать дивное существо - шёл с трудом, одолевая течение, а когда задевал что-то невидимое на дне, это чувствовалось сотрясением его тела. «Почему он не везёт нас по суше, небось в своём лесу умеет ловко перемещаться?» Тёмный лес справа, вглубь которого их не пустили, был плотен до черноты, а слева другой остров, такой же нескончаемый, ярко освещался и сквозил проблесками воды с дальней стороны, так как ширина его составляла совсем ничего. Не сразу – но подумать в их медленной поездке успелось – Соня всё поняла. Обитатели леса, желая, чтобы их заповедное обиталище осталось нетронутым, отправили незваных гостей обратно во времени, в момент, когда те не сделали ещё неправильного выбора! Как же она успела забыть: по течению – в будущее, против – в прошлое. А чтобы в прошлое стало возможным, нужно двигаться именно внутри речного потока.
Это объясняло, почему, как бы ни старалось чудо лесное, окрестности не меняются, а время, ветер и солнце застыли. Ради них Царь-олень выбивался из сил (неужели есть в этом настоятельная необходимость?). Неудивительно, что чувствуют они себя странно. И Эгле. Время замедляется, все они испытывают его сопротивление, сходное с противотоком воды или ветром в лицо, и промежутки, через которые Эгле делает один маленький, не всегда и заметный вдох-выдох, в восприятии увеличиваются. Соня немного воспрянула духом. Но встречное давление Времени нарастало. Путь, который прошли они пешком по берегу за полчаса, обратным увеличивался и увеличивался, и каждый новый малый участок – как странно, но тело новым чувством знало это – растягивался своим особым образом. Явственно обозначилось натяжение невидимой резинки, которая не могла оборваться, но могла рывком вернуть всех назад. Или же, если у провожатого достанет сил и упорства идти и идти вперёд, его всадников будет постепенно сжимать, уплотнять, утрамбовывать о могучий ветер в лицо, и вот пройдёт он, а люди вывернутся наизнанку… безвольной антиматерией поплывут уже по течению иному, волокнами эфира, обрывками слов, надежд, воль.
Не зря Соне так не хотелось садиться верхом.
Их действительно сжимало. Воздух просачивался в лёгкие грубо и самовольно, выдох не давался без дополнительного усилия. Соня слышала два хрипа, свой и Мартына, как искажённое, пущенное задом наперёд эхо. Грудные клетки двигались поршнями. Соня хотела ослабить хват, но сводило руки. Скосив глаза, она могла ещё видеть такой же безмятежный бег воды, но всё, что было вне Реки, остекленело. Только что шевелились верхушки деревьев (надо думать, под редкими, слабыми порывами ветерка и колеблясь в «обратном» порядке), и вот остановилось всё. Распласталась в небе птица. А ниже к горизонту, где ещё сегодня путешественники видели, чётко различали перспективу множества порталов, поле зрения занял однородный туннель серого свечения.
Ближе проглядывали очертания пейзажа, который не менялся. Ещё ближе – хитроветвление рогов провожатого и зелёная макушка Тивы...
«Всё логично: таковы «обратные съёмки». Только мои мысли не идут задом наперёд. Ни слова в голове не звучат, как написанные обратно, ни фразы не перестроены, порядок мыслеобразов не нарушен. Или мне только так кажется? Или всё-таки наше мышление находится в особом измерении, не подвластном законам причинно-следственным?»
Когда поднимала глаза, детали бытия проступили с трудом. Ничуть не быстрее, но увереннее, провожатый сменил курс, начав заворачивать вокруг оконечности острова: ближе к месту, где они первоначально на него вошли. Вода теперь с каждым его шагом отступала вниз: то самое мелководье! Тот самый остров с заводью, где Соня поплавать успела: вот он. И что если они увидят… самих себя, спускающихся с него к воде?! Или не должны… сейчас теории путешествий во времени, почерпнутые из прочитанных книжек, не помогут понять, как должно быть на самом деле. Путешествие происходит здесь и сейчас. И даже уже почти не «здесь и сейчас»… Соня только что осознала, что чудо – несладкое, недоброе и малопонятное, близится к финалу. Их привезли снова к развилке, с которой начался нежелательный путь, они должны будут выбрать другой вариант. Другой поток, а их было здесь, кажется, три или четыре. Сейчас «олень» сбросит их на мелководье и умчится восвояси. Но он всё ещё преодолевал Время. Поворот ещё не означал полного установления обычного течения времени, хотя, по ощущениям, шло к тому. Соня сумела повернуть голову влево, это означало ослабление давления. Но было рискованно: захоти она сейчас поглядеть направо, голову крутанёт с избыточной силой, Время даст ей, незаконной транзитёрке, оплеуху, что чревато перекрутом шейных позвонков. И Соня смотрела, куда позволено было, изо всех сил напитываясь драгоценностями впечатлений. Разве сможет она ещё когда-либо физическим зрением заглянуть в Прошлое?!
В самом центре перекрёстка четырёх или пяти водных дорог стоял Стас. Каменным истуканом, застыл ли сам или виделось так из-за эффектов перемещения во времени. Траектория четвероногого неукоснительно приближалась к нему – к одинокой маленькой фигуре посреди размаха межприродных межстихий: величавых трёх лесистых островов и между ними бескрайних водных извивов во все стороны. Колдун, как в замедленном кино, поднимал и поднимал глаза, и неизбежно Соне с ними вновь предстояло встретиться. Но она плыла над колдуном на отдельном, из другого порядка мироздания, корабле, и страшно не стало: не достанет. Вот что-то зашевелилось рядом. Так же замедленно поворачивали головы Мартын, Тива. Но Стас, Соня знала, смотрел только на неё. На неё и Эгле. Время оживало, и вот он совсем рядом. Заколотилось сердце: ведь там, под дубом… Человек в чёрных брюках и чёрной с белыми и красными надписями обыкновенной футболке стоял по колено в воде, в одной руке держа две самодельные, уже давно прохудившиеся сумки, а в другой зелёную кроссовку за шнурок. Вторая кроссовка сейчас была на ноге у Сони.
Ничего в нём демонического. Скорее, было жутко со стороны смотреть на человека, по глупости забредшего в разлив далеко от жилья. Он определённо был жив. Неправильно смотрелись запёкшиеся шарики крови на почти заживших царапинах на лице. Регенерация, стало быть, а ещё ему не до умывания. Парень, словно одёрнув себя, повесил голову, и стоял так, ожидая терпеливо, пока странный зверь пронесёт Соню прочь. Взгляд мага спрятан, но пламя внимания не переставало.
Кто же ты такой? Соня не видела, как Тива осторожно дотрагивается до рога, но почувствовала, как крепче обнимает, загораживает одним плечом Эгле Мартын. Вот наш одноклассник, смотри же, Соня, пока можно. Заколдовавший сам себя. Соня вспоминала его в школе: он был и не был. Она поняла, как он исчез с глаз её долой на вершине дюны близ скального замка. И читалось сейчас на нём то, что, конечно, могло заставить Эгле просить прощения у него… за чужую вину.
Только Соня не додумала про него до конца, потому что увидела в дальней перспективе пройденных потоков нечто показавшееся странным. Пейзаж был монохромным. Остров, где они отдыхали, побелел инеем. Остров на противоположном берегу – одинаково с ним. Не было дня и ночи на разных берегах: там и везде, подползая к колдуну Стасу сзади, по воде наступал светло-серый щит, передавая попавшимся ему мирам синюшное свечение. С воды, почерневшей перед фронтом льда, срывался пар.
Вздрогнул и задышал чаще, унимая боль и смиряясь с её возвращением, Мартын. Укус холода, снова утвердившегося в ладонях. «Лёд. Платье Эгле. Холод. Платье!»
«Оно тянется там, где были мы. Когда догонит, со всеми нами случится то же, что и с Эгле.»
Одновременно дошло, что, собственно, их уже довезли до точки начала неверного пути, и с минуты на минуту будут высаживать. В этот же разлив. Прямо рядом с колдуном. Или прямо на лёд. Ну пожалуйста, чуть дальше, хоть на сто метров! Что им делать рядом со Стасом, неужели говорить о чём-то?!

Существо, что везло их на себе осязаемо, но не позволяя в то же время до конца себя воспринять, едва ли снизошло к безмолвной мольбе Сони, однако вовсе не остановилось. Не обратило оно и взгляда на колдуна. Заметило ли лёд? Рогатый шёл всё быстрее, легче, уже поднимая брызги. Когда обогнул он остров, небо оказалось прохладное, наряженное в грозовые облака. По ту сторону остров был уже принадлежностью следующего мира. Никто так и не понял, где именно случился новый портал. Поток, обогнув контуры острова, распрямился, и чудо-зверь, поднявшись как бы ступенями выше, поскакал вниз по течению прямо по речному зеркалу. Тива завела обе руки назад, чтобы Соня взялась за них: скорость нарастала. Берега по обе сторону слились в зелёные ленты, вертеть головой больше ничем не грозило. Они промчались сквозь стену ливня за секунды, выплыли в звёздно-облачное отражение, потом через цепочку травянистых круглых плошек суши; где-то и где-то ещё, и берега приподнялись склонами, даль проступила зелёными холмами, разбилась на мгновенно потемневшие - поменьше и ближе. Восторг мультипликации! Надежда на то, что окажутся ещё, ещё дальше от Ведьмы и её внука, что таких следов по воде им не отыскать вовеки. Тёплый ветер раскидал волосы Тивы, но чудесным образом они не помешали никому… вот погрузились копыта вниз, вода плеснула – бег приостановился.
Река же направилась дальше. Среди каменистой, пестреющей мхами пустоши она была одна, сама по себе, и, насколько хватало глаз, не ветвилась, не пестрела островами.
Царь-олень прислонился к берегу там, где людям удобно было сойти. И вот они на вырастающем из земли обширном трещиноватом камне. Тива кланяется слегка. Тот – ещё менее глубоко в ответ. Прочие же, видя, что Тива благодарит, от долговременного онемения тела и чувств не могут произнести ни слова.
Зверь, царь, дух, сущность – кто он есть – был безразличен. Он переступил, разворачиваясь обратно. Видели, как зашагал по воде – по колено, а не гладью поверхности. И растворился, стоило моргнуть, в закатном свете.
- А ведь ему ещё домой… против течения! – запоздало сообразив, воскликнула Соня, - Бедный… Спасибо вам! Всё равно спасибооо!

Nubiferous - Draught of Stratums

конец главы 28

глава 29

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 28 (2., начало)

Глава 28

1.
2., нач.
Я едва не убил Соню.
Страшное заискрило, взбесилось в нём, когда говорил с ней, только и успел часть боли перенаправить в неопределённом, невыверенном направлении, остальную аккумулировать в себе, но тело не рассчитано на подобное. "Режим мага" сам перед тем отменил, но толку? Этот грязный, чёрный избыток боли вызвал землетрясение, которое едва не столкнуло Соню с обрыва; от тряски почвы обнажилось древнее захоронение. Бабушка просто подняла тех, кто там лежал, благодаря горе-магу ей не пришлось тратить на это лишних сил. Контролировала действия скелетов так, чтобы зацепить его, до крови, до дна. Хотя Соня могла погибнуть и просто от потрясения, от боли, когда швыряли её друг другу.
Вот что натворил он. Сам обрёк Соню на это испытание, сам был беспомощен, чтобы прекратить его. Благодаря одной Тиве выправилось, но было на волоске. И повторится всё.
Зачем мне сверхсила, если я ошибаюсь.
Зачем, если не умею использовать.
Если у меня всегда ошибочные предпосылки и намерения, если действую всегда одинаково.
Вот меньше силы стало… и мне намного легче.
Могу я и сейчас ринуться за Королевой вверх?
Нет, это значило бы истребить путь Сони и Эгле. Это – обесценить мои глаза, смотрящие на них.
___________________________________________

- Я не хочу, чтобы он был в этой истории, - сказала Соня, ёжась в остаточном ознобе, - Когда начинаю прокручивать, что он сказал про меня, про Эгле, меня тошнить начинает. В прямом смысле. Лучше бы имела место одна только известная как Серафима Киприановна, Ведьма, чес-слово. У меня был кое-какой дух, чтобы ей сопротивляться, а Стас меня просто выпил, под дых ударил. Ты ему по доброте оставляешь всякой еды, думаешь, это было то, что ему надо?
- Так и думаю.
- Это потому, что ты знаешь что-то ещё?
- …или ты, Тива, нереально наивная. Я теперь понял, почему в нашем классе так менялся состав. Все, кто почуял неладное, бежали из школы. С первого класса она выпасала своего внучка среди нормальных, живых людей… Ничего, Тива, пусть тот, кто нас сейчас подслушивает, бьёт в спину, если чем-то недоволен.
Тива промолчала.
- Я даже ненадолго поверил… в это, что он там говорил. Но он тут же напустил скелетов и демонстративно избавил от них же. По схеме «нанятых хулиганов». Хотел показать своё охрененное колдунство. Заставить себя благодарить. Но если любишь, не будешь же подвергать такому, да? И притворяться мёртвым, не будешь? Или умирать? От него столько ненависти шло. Я бы точно сдох, если бы умел такую злобу генерировать. Или убил бы?
Соня вздрогнула от воспоминания.
- Вот я, человек, - продолжал Мартын, - И испытываю ненависть. Но она ничего не даёт, пока я, например, не кидаю в кого-то камнем. А если колдун испытывает, ненависть должна его разорвать, если не спустит пар. Они по-другому устроены. Скажешь, он не за этим за нами шёл? Хотел бы просто убить – так и сделал бы. Но он придумал, как спровоцировать нас… Если бы сказал, что хочет поквитаться за школьные обиды, я бы сказал, что имеет право, но только со мной, это ясно? Но он работал… по методу переключателя, придумал, что именно сказать будет гнуснее всего. Пыхнул, как дракон. Ещё хватило яда на себя самого - не рассчитал? Или так и было задумано? Как было задумано?!
- А тогда я знаю, зачем они вместе были в нашей школе! – воскликнула Соня, - Какой смысл был учительствовать для могущественной... колдуньи? В этом самом; конечно, колдуны не стали бы всё время и всех людей охватывать, а, конечно, давали источнику восполниться.
- Источнику? – переспросил Мартын.
- Люди – ресурс! Учитель работает с людьми, со многими людьми, никто столько не живёт, как Эс Ка, люди столько лет не работают в одной школе! Но ведьме убедить окружающих, что её возраст не аномалия – раз плюнуть. А ещё, такое дело, если со здоровьем в порядке, учителя, по логике, на пенсию в начале учебного года не уходят, да? Потом, если уходит кто-то сверхзаслуженный, то что бывает? Торжественные проводы. А она просто как в отпуск, захотела - и ушла, и никто не... ничего не организовывал. А телепатия? Все про это знали, все говорили друг другу, но никто толком не задумывался. Неопределённость - это укладывается в то, что мы о ней знаем.
- Точно! - искреннейшее согласился Мартын, - Бабка и внук вдвоём пили или жрали людей… собирали по капельке с них силу для какой-то цели… или не для «цели», а просто по житейской, понимаешь, надобности. Или… точно, не-житейской. Если нежить они, то… голодный – сдох, сытый – вскочил. В снегу полежал, в коме полежал, с обрыва сверзился. Умер-встал, умер-встал, дважды два! Бабка опытная тварь, поэтому всегда на ногах. Этот – только учится.
- Даже так? Может быть, когда он возле замка подошёл к нам, то был… мёртвый уже? Или «ещё?!» - воскликнула Соня.
- А ты вспомни, какая была походка, когда он песок в меня швырял? А как разговаривал? Будто язык распух. А как насосался нашего страха, отлежался, так и подскочил, живёхонек!
- Восхитительно! Не продолжай, тошнить будет. Поэтому ему в глаза невыносимо смотреть… А я смотрела. Бояться противно. И, я уверена, Эгле точно так же считала! Она им не поддалась! Не хотела кормить собой… Или…
- Я знаю, в чём дело. Она одна разоблачила их... то есть, могла разоблачить вот-вот. Там, когда на уроки домой к... Ведьме... ходила. Я слышал когда-то, в прошлом были такие мошенники, которые придумали эрзац ангельского языка. Как бы похожий, а чего-то главного не хватает - но кто проверит? И где учителей или других специалистов не хватало, они приходили и предлагали свои услуги... ради денег. А эта не какая-то человеческая мошенница. Она и не могла нас учить. Не могла по своей, значит, природе. Но и не хотела, чтобы мы хоть у кого-то настоящему учились, потому что...
- Потому что нечистой силе там, где звучит... Язык... нечего делать! Она просто заняла вакансию, чтобы не могла прийти настоящая учительница. Мартын, ты хоть слово на ангельском вспомнишь?
Они довольно долго молчали, честно пытаясь воспроизвести в голове что-то из уроков.
- Нет! Да. Эгле в любом случае оказалась сильнее их… Я считаю до семидесяти четырёх теперь, понимаешь? Мне давно кажется, что всё связано с Эгле. Из-за неё у колдунцов что-то пошло не так, они больше не могли оставаться в школе спокойно… Чего ты молчишь, Тива? Всё сходится.
- Семидесяти че…?!
- То ли сходится, то ли нет, - вздохнула Тива, - Пока не знаю. Нужно твёрдое обоснование по каждому пункту. Особенно факта «пития душ», это серьёзное обвинение. Мне не дано понимать, как работает магия. Давайте, скажу я, что было, а вы рассудите как сможете. Это я помогла ему встать только что. Я вытащила его из-под дерева – вы не видели?
Теперь Тива считала себя вправе открыть Мартыну и Соне, что наблюдала она. Как менялся дух города и почему она связала это с человеком в снегу.
- ...могла бы ещё долго не замечать, если бы нашла Стаса сама, не ты, Соня - не вы в то время, когда я была рядом, потому что я всегда сразу чувствую, если кто-то рядом мучается или умирает. Таким образом это не то, что имею право считать случайностью. Человек в снегу был точкой отсчёта.
Что его имени не обнаружила нигде, где положено быть зарегистрированным имени розиянина, а память о нём отбило даже у медиков, которые должны были иметь с ним дело ежедневно.
- ...оказалось, что так наглядно забывается один он, Стас. Его как бы стирало из вида окружающих.
И как погибший отмечен не был. Пока я не поняла, что он существует в особом режиме, очень переживала, так как он не получил должной помощи.
Что работала сутки напролёт на спасении горожан, а Стаса навещала в надежде, что очнётся он и охотно всё объяснит.
- …невидимые циклоны, блуждая по всему городу, сходятся к нему, разбегаются от него. Я не могу объяснить вам, как чувствуются эти силы, но они однозначно сопрягались с видимым миром.
И недобро.
- … оно нехорошо действовало на людей. Я бы сказала, что некто приучает граждан так жить, медленно переохлаждая душевное поле, а эмоциональность напротив, перегревая.
И без весны.
- Думала: разбужу странного парня, он мне скажет, чем владеет и зачем это всё. Почему люди с каждым днём становятся всё несчастней. Нет, мне не казалось, что это его злая воля. Но его сила могла дать такой эффект; разве не стоило как можно скорее его разбудить?
А знаете ли вы, когда кто-то пристально смотрит вам в спину? Конечно знаете. Вот и на меня взглянул некто, определённо бодрствующий. Кто не одобрял мои намерения и поступки.
Мартын, Соня, у меня ничего не выходило. Даже когда я увидела, что он начал дышать. Но и тогда следовало признать, что темпы его возвращения несравнимы со скоростью нарастания разрушений в городе, и коллапс может настать прежде, чем Стас, возможно, придёт в сознание.
И вот, как я уже говорила, двадцать первого апреля Эгле пришла к нему. Она сумела дойти до больницы, не забыв, для чего идёт.
Она долго сидела рядом с ним, разговаривала. Просила прощения за одноклассников! И так дозвалась.
Первое, что он спросил: «ты жива?». Эгле решила, что путает её с кем-то, но он-то сразу узнал её.
И пытался донести (путано и с трудом), что она зря здесь, что он – источник опасности. Конечно же, не сумел высказаться так, чтобы это стало очевидно. А я слушала. Стояла совсем рядом с ними, за стеной палаты.
Просил её, чтобы забрала с собой кого-то и бежала из города. Соня, именно тогда мне открылось, что маг в неё влюблён. Соня, в тот момент Эгле почувствовала себя так же странно, как и ты, когда Стас говорил с тобой, испытала тот же неподконтрольный ужас. И убежала.
Простите меня. Я должна была броситься за ней. Даже не почуяла, насколько дело в ней. Но так обрадовалась, что Стас очнулся! Я стала тормошить его, заставила одеться, притащила к себе домой. Не хотелось упускать из рук такой ценный источник после долгого ожидания.
Только он был в-себе и разговаривать со мной и не хотел. Не мог, видимо. До тех пор, пока что-то с ним изнутри не стало происходить. С ним внутри – а с моим домом снаружи. Мой гость-маг вынужден был признаться: спрятанное в подпространстве жилище не просто замуровано, а вскоре будет раздавлено вместе со мной. Меня убивая таким способом, Стаса же бабушка вынуждает выбраться, телепортироваться в неизвестное ему место. На свою территорию.
Время в разных мирах течёт не одинаково. В Лесошишенске и Эгле, и вы были ещё дома. Когда Стас перенёс себя и меня – я только могу догадываться, как он узнал точку и время прибытия - уже случилось то, что случилось. Я поняла, что он любит и тебя, Соня. Как только мы все оказались в одном зале. Это было мне совершенно очевидно.

Выслушав Тиву предельно внимательно, Соня сказала только одно:
- Значит, всё-таки из-за меня. Из-за меня Эгле отправилась к нему в больницу. В тот день я особенно хлопнула дверью в школе. У неё и шансов не было догнать. Хотя я видела, как она хотела подойти! Эгле похищена из-за меня.
- Вы с ней поссорились, - немедленно подытожила Тива, - Чувствую в тебе некое переживание вины.
- Не так просто - "вины, переживание"! Я бы раньше себе не поверила, но это случилось, и слишком надолго. Таким образом, я и с Мартыном была в... разладе. Два месяца.
- Однако к тому моменту, как пришла я, вы примирились.
- Ещё бы! Но не потому что Корней как раз должен был нас убить. Потому что одна из двух сама словами-ртом сказала нам, что всё подстроила своей волей и обеспечила магией.
- Обеспечила именно вашу ссору?
- Ну да. Вот ты говоришь, что в городе было мерзко и агрессивно, то есть - Ведьма проявляла себя с размахом, но как невидимое метафизическое лицо… я правильно поняла?
- Да, я однозначно соотношу её и городские безобразия.
- Теперь и я соотношу с тем, что случилось с нами… ты прости, я не хочу снова в это… просто поверь, что скелеты по сравнению с тем, что было со мной в один февральский день – полный детсад.
- Ну что же. Я догадывалась, что была большая беда. Значит, одна на двоих с ней… Сначала – на двоих. Не говори ничего. Да не терзай себя: ты не отвечаешь за то, как поступает зло.

Соня осваивала босоходство. Терпи, сказала себе, это навсегда. Навсегда приучишься передвигаться, уткнув взгляд только вниз. Остров, где выспались и перекусили, закончился. Глубиной по колено перешли к другому, глянувшемуся из прочих, предложенных дорогой, выбрали водный рукавчик, омывающий его справа. Пока шли, держась берега, могли видеть, как мелководье становилось полной речкой. Но лес подступил к воде вплотную, потемнело, земля под ногами становилась всё более неровной. Потянулись из впадин мохнатые замшелостью корни, потянулись приветственно друг к другу, пока не образовали сплошную сеть из толстых канатов. Идти по ним - мучение, рискуешь провалиться и застрять. Как между гигантскими костями.
Временами казалось, что под стопами на поверхности корней лопаются маленькие пузыри. Поэтому взяли курс от берега, вглубь зарослей.
- Мне ещё одно не понять: почему Ведьма только нас затащила в "портальные миры", если крутила весь город? Тива, если честно, я об этом думаю давно. А вдруг ещё кучу народа? Корней говорил, что остальные камеры в скале пустые, но, может быть, там ещё скрытые коридоры и ещё тюремщики, они же рабы?
- Ведьма со мной «играла» в "шахматы" и показывала, что фигуры – это люди, а через фигуры она ими управляет, - вспомнил Мартын… - «Индивидуумы представлены только имеющие интерес».
- Были или нет, - сказала Тива, - Пока я вас искала, не почувствовала в скале другие живые души. Там не было. А где-то ещё - сами понимаете. Могут быть.
- Я виновата и в том, что Корней попал Ведьме в лапы. Какой же он невезучий. Всю жизнь испоганена колдунами… и вот под конец… ведь Ведьма шла в Агдь за Мишей, вы же поняли? Иначе почему совпало, что они в одной части служили? Выходит, вместо Миши попался Корней - человек с паразитарным колдуном внутри. Или не вместо, а… вместе?!
Соня произнесла, наконец, то, что заподозрила уже давно.
Ведьма должна знать, кто мне дороже всех, кого привести и мучить у меня на глазах – самое ужасное для меня.
Эгле похищена из-за меня. Корней в рабстве из-за меня.
С Мишей, по его словам и по свидетельствам самой Сони, кое-что происходило раз или два в год. Какая-нибудь особенная неприятность, которая ломает планы на жизнь, и с каждым годом всё крупнее, угрожая порой самой жизни. Соня помнила, как спросила его летом в шутку: тебе что, колдун дорогу перешёл или ведьма угрожает… Спросила по другому поводу, но перед тем разговором. В течение года сбывались её желания, причудливые и простые, теперь она совсем не могла игнорировать это. Что если связаны Мишины неудачи и эти исполнения? Каков курс её удачи к его неудаче? Пока выходило, что за время совместного с ней бытия ему особенно плохо или страшно было… три раза? Непоступление, пожар и происшествие с поездом? Четыре: следует засчитать Сонино мнимое отречение. Засчитается ли ему пятым происшествием после этого её исчезновение?
Да, засчиталось. Если Ведьма и не тронула Мишу, то только если поверила, что Соне он больше не нужен… вот оно, вот почему Ведьма потеряла Мишин след и перекинулась на уязвимого Корнея… правда ли?
Эта мысль – призрачное утешение. Надежда, что Ведьма забудет о Мише, но что если именно выжидает точное время, чтобы показать его Соне?!
Миша всё равно не может остаться равнодушным к судьбе Сони, предала она его или нет, не такой он человек. И эту неистощимой силы нить между ними кому оценить, как не Ведьме.
Соне никто не ответил. Тива лишь помогала пробираться в особо неудобных местах - ей и Мартыну, которому движение сейчас стоило огромных усилий.
- Что же теперь, Корнея не спасти, нет? - снова начала Соня.
И до крови закусила губу, цепенея от страха за всех.

2., продолжение

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 28 (1)

Глава 28
В речном лабиринте

1.
- Ум… Соня. Умерла.
Вот и всё, сказал себе Мартын.
- Нет, что ты. Дышит, переломов нет, кровотечений тоже. Есть ушибы, некоторые смещения и растяжения. Я прямо сейчас и исправлю. Но сначала давай-ка, посмотрю Эгле.
Соня лежала с широко открытыми глазами. Из всех смыслов в них было одно отражённое небо.
- Так значит, эта тварь ещё и некромантом оказалась… Твой друг, Тива, я видел, как он заклинал зомби. Зак-ли-нал.
- Скажешь, лучше бы он этого не сделал?
- …отомстил и Соньке… сошла с ума от ужаса.
Соня вдруг вздрогнула всем телом. И заговорила:
- Я не сссшла… Не дождут…ся. Не хочу бояться!
- Ну и отлично! – сказала ей Тива, - Знаю, было жутко, но, ты просто невероятно храбрая, хладнокровная умница.
- Меня как бутт… назнанку. Я нне хотела… поддаваться!
- Ты… всё помнишь? – осторожно спросил Мартын, - Понимаешь, где мы, что мы?
- Но-ножиком в вас бросали. А Тиву за волосы... Пошлые ске…лескеты. Ддураццкие склеты. А ничего такого, п-подумаешь. Я сама внутри – скуелет.
Мартын наклонился и осторожно пожал ей руку:
- Ты меня вытащила, когда я в костях застрял, а так бы без ноги остался.
Страдальчески зажмурившись, Соня потянулась за пояс и высвободила оттуда серебристый телефон, теперь с большой трещиной в корпусе.
- Я – бессмертна. Пойдёмте! Я могу идти. Да. Я хочу идти.
И выключилась снова.
____________________________

Они напились этой водой, не интересуясь её свойствами. Шли по воде – двое со взглядом на две тысячи километров, и Тива. Она несла кроссовку, пару ботинок и нож. Несколько раз сменили друг друга утро, ночь, вечер, дни, дни. С минуты, как скелеты отпустили их, прошёл от силы час.
- Корней убежал. Я тоже хотела. Так страшно было... и противно. Ты не побежала за Корнеем, потому что он "не наш", не лесошишенский?
- Наш. Мой. Но когда я обошла дерево, то обнаружила, что даже следов его нигде нет. Следов в самом прямом смысле, на земле, что значит - он исчез из того мира, едва сделав несколько шагов. Я не уследила, недооценила страх Корнея. И даже теперь не знаю, куда нужно было отправляться за ним.
Несмотря на решимость не становиться беспомощной обузой, Соня скоро сникла. Как и предупредила Тива, после бурной реакции ложного воодушевления её охватила апатия. Соня мало что замечала вокруг. Тива рассудила, что пока Соня хочет идти, не надо принуждать её к отдыху: течение слабое, а босиком для истёртых ног полезнее по подводному песку. Изменения характера водоёма в опасную сторону Тива высмотрит загодя.
«А Корнея сейчас пытают», роняла Соня время от времени. Один раз – «такое погубили дерево».
Мартыну спотыкаться и падать было никак нельзя. Шёл, из остатка сил держа свою ношу. И когда случилось ему обернуться назад (нет ли погони), почему-то увидел как наяву зимний день, в котором он пронёс-прокатил Эгле через ледяное озеро, виртуозно лавируя среди вооружённых коньками ног празднующих горожан. Лезвия сверкали как ножи, а им было весело. Нож сверкал, вылетая из высоты вот только что над ними, а он уворачивался, спасая Эгле. Надуманные параллели жизни накладывались друг на друга, слипались и размывались сверкающими как лёд водами под ногами.
И стала Тива им тихонько рассказывать, что Река эта, да, все эти водоёмы, что пройдены и что видны впереди, есть одно целое. И то, что кажется человеческому глазу просто потоком, на самом деле - дорога из прошлого в будущее.
Река несёт на себе Время, зримо и осязательно воплощает Время, связывает все сущие миры, всеобъемлющая Дорога. Нет ни одного мира без её движения.
И мы, объяснила она, блуждая вдоль Реки или как сейчас, прямо по ней, можем пешком попасть в любое место Вселенной. Порталы же – двери, заставляющие поток Времени ветвиться, реализовывать все возможные вероятности: все исходы и все начальные состояния, какие можно вывести из существования исходных.
Соня с Мартыном начинали внимать. Отторжения не было. Всё, о чём говорила Тива, наличествовало прямо перед глазами и будто бы было известно им задолго до рождения.
- Не случайно путь здесь. И этот путь – ваш, и выбор будет за вами.
Внемля ей, они двое, не рассчитывая, не вглядываясь, не споря за очерёдность и не оспаривая выбор другого, наобум указывали разветвления пути, что случались на каждом шагу, а Тива шла, куда хотелось им. Войдя в очередные врата, не помышляли исправиться: против потока Времени легко не вырулить. «Туда», показывала Соня, саркастически улыбаясь, ведь ни идти, ни выбирать, ни стоять, ни прятаться не имело цели; «сворачиваем в третий справа», равнодушно бросал Мартын. Опустошённые, они забыли, чем может обернуться каждый бездумно избранный вариант; казалось, они таким опасным способом развеивали смурь. Но перед душевным взором стоял зимний счастливый день и игра втроём в «городское ориентирование» - череда шутливых жребиев, что привела их к колдуну в заброшенный лесопарк. И кто же из них был тот, кто вынул из жребиев последний?
Родной дом становился всё дальше.
«Их бессмертная душа должна знать, как лучше запутать дорогу так, чтобы ведьма-бабушка плутала как можно дольше», думала Тива, «больше порталов, больше вариантов, больше выбора, причудливее путь. Это тоже способ».

Мелководный разлив, в который они вышли через портал прямо с дубового плато, простирался до горизонтов. Кое-где большие берега проглядывали. А вдалеке тянулся едва угадываемый однотонный горный хребет. И прерывался вдруг абсолютной вертикалью, после которой сразу были картинки, как подклеенные с других страниц журнала - колодец густого неба или столбовидные кряжи или малиновый закат или чернота. Или снова сине-фиолетовые горы, те же или нет, как знать. Или что-то там, похожее на горы… так и справа, и слева так же, пейзажи: горы ли разной удалённости, очень пологие склоны-луга, долины в жилках белопенных ручьёв, просто равнина ли вроде той, что держала разлив на себе. Всё это прерывалось и возникало внезапно, как в отражении вращающихся стеклянных дверей. Ведь разлив был испещрён, заставлен, обрамлён высокими, широкими – не просто и понять, где у них границы - порталами, и из них выступающие миры пучками, связками, снопами накладывались здесь друг на друга, проникали один в другой, обменивались материей и энергией, отражались многажды друг в друге, в водах друг друга, менялись отсветами и тенями. Даже Тива не смогла бы сказать, сколько их уже пройдено. Порталы стояли на пути: в одних светло, ночь в других. И только предположительно летнее время объединяло все эти комнаты и двери. Звёзды, луны, рассветы, необъяснимые сияния рассеивались и дробились, и над путниками, как в храме, стоял таинственный полусвет-полумрак. Из неизведанных миров, обгоняя путников, плыли листья и букашки, ноги путников временами пощекотывали стаи странствующих рыбок. Воды миров, смешавшись, становились равно теплы.
Жизнь – полоса сияющая, полоса сумеречная.
Они все потеряли себя в лабиринтах времени.

Остров начинался колючестью чертополоидов меж окатанности усеивающих его камней. На этой оконечности стояла колония серых с рыжиной птиц, что подняли шум, но не разлетелись при появлении людей. Тива нагнулась, чтобы взять из очередного гнезда одно серо-полосатое яйцо, пропустила несколько гнёзд, взяла снова. Птицы отскакивали, полурасправив размашистые крылья, давая им дорогу, и, вопросительно покрякивая и заглядывая путникам в глаза, возвращались. Тива передала несколько яиц Соне, наказав, чтобы не роняла: пора Соне сосредотачиваться. Каменистая пустошь начала вытесняться сухим травостоем, потом появились деревья: ещё портал. Поток слева начал заметно углубляться, чтобы превратиться в заводь, затенённую лесом двух соседних островов.
Тива вслушалась: лес показался пустынным и безопасным. И настояла на привале, уверяя, что чем крупнее суша в разливе, тем дольше на ней можно пребывать, не двигаясь, отдыхая.

Чем ближе к воде, тем ниже ростом и кустистее трава, она переходит во всё более широкие листья, клонящиеся к земле, чтобы в конце концов распластаться блинчиками в самой заводи: это стадии развития одного и того же растения. От водной плавающей купности блинчик нет-нет и оторвётся, в другие миры поплывёт. И кто-то же ловит их в неведомом, удивляется. В этом лесу день, а через заводь вечернее зарево сквозь вершины. Впереди поток снова мелеет. Там уже ночь, и лучи дня с правого берега косо падают в неё. Ночь поёт сверчками. В заводи на вечерней стороне поют лягушки.
Соня, не предупреждая никого, разделась догола. Без слов вручая Тиве на хранение телефон, направилась в воду. Размазанный в дрожащих руках и по одежде желток стал последней каплей.
Она не смогла, а Мартын выпил пять собранных Тивой яиц, про которые было сказано, что, мало того, зародышей в них нет, но и болезнетворных начал любого вида тоже нет. Рыбный только привкус.
Теперь он в траве, в полутени, футболку под голову Эгле положил. Он не спит.
Тива стережёт их.
Соня прицепила на выступающую корягу в свободное полоскание майку, лифчик, трусы, штаны. Сонное течение. С головой вниз – в очищение, в очищение, очищение. Прозрачно до дна между листьями-блинчиками, между корягами, вырастающими из берега. Нет на дне ничего лишнего. Смыть жёсткие объятия. Изгнать угрюмую пыль, пот, жару и холода. Промывает, полощет, скатывает грязь с кожи, где дотянется, растирает себя, достаёт со дна горсти песка вместо мочалки. Невесомость. Чего только не выдерживает организм, как выясняется. Под водой Соня снова сильна, не чувствует, как тратится телом тепло. Чем холоднее, тем чище. Смыть. Взгляд синий колдуна. Смыть. Нет твоей власти. Не было твоих слов. Не нужно мне этого.
Колдун больше не маячил позади: трудно поверить, но вроде бы он упустил их из виду, заблудился. А у него кроссовки Сонины теперь… сумки прихватил, она видела. Счастье-то какое, что свою одежду, сегодня… то есть, когда после костра проснулись – это всё ещё сегодня считается? - надела, а Тива – свою. Только обувь Тива Соне оставила, а сама босиком. Напрасно с обувью вышло. Но с одеждой повезло.

Это было только что, во время предыдущего короткого отдыха на камне, одиноко торчащем в мелководной бескрайности. Время, потеряв терпение, вынудило в очередной раз сняться с места скоро, как и с любого из других малых пристанищ: в одном из миров впереди взошло слепящее солнце, они и поотворачивались назад. Соня негодующе вскрикнула сквозь зубы и зашагала по воде прямо в это солнце, не разбирая дороги, поскольку там, в направлении прошлого, они увидели…
- За нами идёт? Что ему теперь ещё надо? – вопросил Мартын, шлёпая за ней.
Просто у него нет другой дороги, был им ответ.
- Что ты хочешь, Тива, сказать? Что он теперь всегда будет шляться по нашим следам?
- У него нет другой дороги. Это я знаю точно. Остального – не знаю. Теперь никто кроме него вам и не скажет про остальное. Он будет там, где мы. Понятно?
- Спасибо, да. Правда, ничего хорошего в том, что ещё одно зомби идёт по нашему следу, я не вижу. А бабка зомбеева, похоже, опять занята.
- Наверное, эта вода не такая вся чистая, раз мертвецы по ней ходят, - буркнула Соня, - Наверное, эту водицу нельзя заговорить на всякое добро. А мог ещё напасть, пока мы спали на ходу. Что будем предпринимать, когда подойдёт ближе?
- Живой он, - сказала Тива, - Если кто-то живой, я это вижу издалека.
- Живой? А был какой, после того как пятился и свалился?
- Мёртвый.
- А когда скелетами рулил? – уточнил Мартын.
- Снова живой.
- Стало быть, восстал… Да он что… бессмертный?
- Ожил, и как понимаете, не впервые. Сколько было раз между тем и этим – нам неизвестно. Сколько жизней у него в запасе, тоже неведомо… К нам Стас не подойдёт, будет держаться на расстоянии.
- Почему знаешь?
- Только это и сообщил. Пока мы сидели.
Тива доходчиво уткнула палец в лоб.
- Вот даже так? То есть ты его давно засекла? Тива?
- А сама утверждала, что мысли не умеешь читать… - вспомнила Соня.
- Не умею произвольно. Но когда целенаправленно передают, могу быть приёмником. Вот с его помощью как раз это и выяснила.
- Передай тогда, пусть сгинет, - потребовал Мартын.
- Ты уже сам передал. Он прекрасно оттуда слышит нас.
- Слишком далеко! Значит, магией подслушивает. Хорошее дело, правда. Тива… способствуй ему, если хочешь, и дальше. По-дружески. Ты существо свободное.
- Ты всё знала, всё? – наконец решилась Соня.
- Догадалась. Как столб дыма в пустыне или огонь на горе в ночи, любовь невозможно проглядеть, - Тива ответила, понимая, о чём вопрос, - Даже его любовь, Стаса-мага. Я не умею читать этого человека. До сих пор ни капли не поняла бы о нём, но он выдал себя при мне. Дважды. Сами судите, можно ли было мне заранее сказать, мол, ждите, подойдёт он к вам с тем, чтобы открыть свои чувства. Не профанация ли? Не оскорбление для него, для вас?
- И так боялась… профанации, что нас не предупредила?
- Стас - он тоже лесошишенец, - спокойно объяснила Тива, - Думаю, даже по рождению. Так что определённо должен располагать и моей защитой. Может быть, я смогу вам объяснить, почему защита состояла в том, чтобы сохранить тайну в тайне. Не забывайте - я отправилась сюда ради города и ради Стаса, не зная, что встречу вас. Хотя он-то знал, что вы здесь, теперь я уверена.
- Ах, да, так, а не иначе, возьму на заметку, «лесоши-ше-нец Стас»... ты хоть понимаешь?! А если ты обязана колдуна-то... защитить!, тогда следующим шагом… и его чёртову бабушку - наверное, - выговорил Мартын, - Ведь бабушка эта Стасикова в Лесошишенске уже минимум девять лет, зубы даю. Хотя говорят, что она, вообще-то, точно сильно дольше...
- Улавливаю… именно это вы с Соней не хотели мне сообщать, потому что считали, что я должна знать сама, иначе всё лгу о себе? С "бабушкой", да будет вам известно, что-то совсем другое. Только чувствую - не моя она, и ничья. Она агрессор, от неё должно защитить мой город, и точка. И ты о ней каким-то образом знаешь уже девять лет. Кто же о ней говорит?
Мартын усмехнулся.
- Да как же Хранитель - и не знает, если есть такой агрессор и враг города? Такие дела, Тива: я с первого класса в нашей школе; это и есть гарантированные девять лет. Так что видел их всегда, и её, и его видел, только почём мне было знать, что она – БАБУШКА, а он – КОЛДУН? Почему же не заметила ты? Любые предметы могла вести, легко переключалась... переключательница... на любой класс. А ушла из школы в октябре прошлого года, вот тебе ориентир по времени. На "пенсию" ушла, чтобы заманить Эгле к себе, в дом, на частные уроки!
- Кто же, о ком ты?
- Ведьма - это наша любимая учительница-долгожительница, классная руководительница по имени Серафима Киприановна, и мы узнали её, когда попали в замок.
Мартын сказал и обернулся туда, где был маг, а Соня вдруг протяжно заныла на одной ноте.

Тива слышала о Серафиме Киприановне. Точнее, кусочек статьи о ней на кусочке газеты видела. Тива не могла сказать, почему её не заинтересовал человек более полутора сотен лет от роду. У неё были другие дела. Но поскольку Тива побывала осенью на школьных олимпиадах, то ныне вспомнила, конечно, портрет на стенде в школьном коридоре заслуженной учительницы, только что (как ни странно) отправившейся на пенсию. Вот кого увидели в скальном зале донельзя ошеломлённые Соня и Мартын в итоге своего сумасшедшего пути, вот кто приветствовал их в своём замке.
__________________________________________

Ныряла Соня остервенело, выхолаживая беспомощность. Схватилась, начала стирать, думать о стирке, а то как времени мало осталось, а бежать придётся… Ломит виски, звенит в ушах особенно. Дрожь возвращается. Пусть, только не хочется на сушу. А взгляд колдуна всё жжёт и жжёт.
Сидит Соня в разгорячённой полуднем траве. Тива рассердилась и заставила вылезти из воды. Тива дополаскивает Сонину одежду: велела не испытывать неловкость и не благодарить.
- Хочешь, я тебе ботинки отдам? – слышится сонный голос Мартына откуда-то из растительности.
В общем, нервный припадок снова случился, водные процедуры не помогли, Соня тряслась с ног до головы, скорчившись, ненавидя всё это надоевшее ясное голое небо, про себя называя всё бессмысленным. Тива окутала её волосами, обнимала и гладила по голове. Тива не изрекала больше ничего утешающего; Соня не плакала и не стонала. Мартын испуганно привстал. Неужели Соня достигла своего предела сейчас?
Он даже не заметил, что отпустило ледяное в руках ещё как только покинули мир со скелетами, что запульсировала отвыкшая кровь. Как раньше не заметил и того, как холод этот начался. Тива же ловила время тёплых рук, чтобы полечить Соню.
До того, как лёд догонит их.
- Мне кажется, Тива…
Мартын вздрогнул: он по-настоящему удивился тому, что Соня заговорила.
- … ты делаешь меня слабее. По-честному, я должна была справиться сама. Или не справиться и погибнуть. Мне кажется, что ты несёшь меня на руках, нас несёшь на руках, и мы как дети, трое мы. Как теперь узнать, какие мы были бы сами?
- Вы и есть сами. Это всё всё-таки ничего, Соня. Это я - почти ничего… А много испытать, но остаться бодрыми и непробиваемыми, это людям не удаётся, как правило… Этого у людей не предусмотрено, потому что в них – человеческое. Скажи, что сделать для тебя, Соня? Что бы ты хотела?
- Кошку… - ответила Соня, не успев даже задуматься, - Хочу обнимать большую белую кошку… ой, не надо… жалко кошку.
Уже в полусне, но помнила, что её желания имеют свойство сбываться, и даже пожалела, что сказала, но потом…
… время больше не существовало, тела, силы тяжести не было, тверди больше не было, а только всё в туманностях и редких блёстках самых ярких светил, космос без начала и координат, прогретый звучным тарахтением большой кошки, и в нём Соня не боялась пропасть, заблудиться, замёрзнуть или потерять себя. В бескрайности ей было уютно: ведь все мы родом как раз оттуда.
Когда они проснулись, Сонина одежда совершенно высохла. От обуви Мартына Соня, разумеется, отказалась: ему нужнее. Соня послушно проглотила, зажав пальцами нос, три яйца, после чего они кое-как отправились дальше.

Nubiferous - Dawn of Sacral Waters



2., нач.

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

Сделаль

В начале весны получила всё-таки то, чего не хватало.
Снег - это космос.









***
За эту зиму я тем или иным способом придала пяти с половиной головам что-то вроде волос. Имя дала трём головам. Одела четыре головы. Купила три тушки, одну из них сломала. И две пары полосатых носков (пока не сломала). Колупаю интерьер. Люблю это хобби
***
Фея Офелия из фикспрайса сурова. У неё покатые плечи и согбенная спина, тело испещрено технолюками. У неё сердце снаружи. Поёт она без слов что-то в духе Наутилуса. Поёт один раз, после чего её голос оборачивается шкворчанием вырывающегося из бутыли с брагой газа. У феи прекрасные зелёные глаза и крепкие шарниры. И величественная, но анатомически курьёзная грудь. И да, многослойные светопроводные крылья не нравятся мне.
Прежде чем я узнала её секреты, подумалось, что незачем пренебрегать детской озвученной игрушкой - у неё менее розовый скинтон, чем у аврор-сомагазинниц, должен пригодиться. Что же, пригодились ноги (думается, фея в прошлом была наездницей) и пригодятся волосы.

@темы: материальная база, куклы как бедствие, ура, сделаны волосы, природоведение

---

К3-2 Глава 27

Глава 27
Скелеты

- Корней, назад! Корней! Вернись!
Глас у Тивы оказался запредельным. Так чисто человеческие связки вибрировать на большой громкости не способны.
- Так вот какой твой друг! Тива, что это значит? Ты за кого играешь, на чьей стороне?!
- На заявленной, Мартын, стороне...
Глаза Тивы всё продолжали двигаться, разыскивая что-то или кого-то, и на земле и, зачем-то, на небе.
- Тогда какого хрена ты меня держала?
- Спасла от смертоубийства, а то жил бы с этим.
- Прибить колдуна - не грех. Он мог бы сразиться со мной шаровыми молниями или заклинаниями, или что у него в способностях, но он ударил и смылся... трусом оказался тихушник-магуй... как всегда. Куда он провалился-то?
Мартын проследил за взглядом Тивы. Его понесло было посмотреть, куда делся колдун и над чем колдует, когда никто ему не мешает, но сразу открылось, что всё равно это... он выронил нож и захромал к дереву, упал на колени возле своих девчонок и обнял их сразу обеих, уткнулся лицом в волосы Эгле, прижался ухом к плечу Сони. Его мысли исчезли; было вдруг хорошо, что у него есть право, желание и возможность сделать это. Не то что у колдуна.
- Я клянусь, что не отдам вас... не отдам им... вот, значит, почему... Сонька, это он нас поссорил... больше никогда не поверю...
Соня вцепилась ему в спину, угреваясь от истерической дрожи.
- Какая гадость. Какая гадость, - пробормотала она сквозь выталкивающее желчь сухое рыдание, и снова: - Это гадость, просто гадость.
Когда случилась магическая вспышка, швырнувшая на землю и Мартына, и Тиву, с ней что-то произошло изнутри, ударило, и, как Соне в тот миг казалось, смыло часть её личности. На какое-то время вдыхаемый воздух стал пуст, Соня успела смириться, но вкус дыхания вернулся. Только крохи сил не вернулись.
- Сонька, это же много лет рядом со мной, представляешь, это всё было рядом со мной!

Тива отбегала куда-то, чтобы осмотреть окрестность. И вернулась шагом. Присела рядом с ними.
- Корней успел уйти в какой-то из трёх порталов недалеко отсюда, иначе я не знаю, куда он делся - здесь прятаться негде, но он исчез без следа. Поднимайте, надо его догнать!
- Никуда, - процедил Мартын, - Если он тоже клинический трус, пусть возвращается к Ведьме в лапы. А с нас хватит. Никаких убеганий от погони. Никакого смысла. Жаль, что ты оказалась не за нас, Тива. И мне это всё равно, потому что…
- Сейчас будет землетрясение.
Соня замерла. Мартын, застигнутый на тропе праведного гнева, туго соображал, зачем эти слова.
- От землетрясения бежать не зазорно. Вставайте, вставайте, побредём потихоньку. Давай, вот так…
И Тива потянула на себя конец ниточки, аккуратно и умело расплетая их клубок тел и дыхания.
- Да кто тебе сказал про землетрясе… Э? Да неужели?
Мартын поднялся, поднял Эгле и вместе с ней направился к выступу склона. Зря он не посмотрел туда, вниз, сразу же, как сгинул колдун!
Мартын оцепенел, пытаясь разгадать очередную загадку, брошенную в лицо судьбой. Соня подошла за ним на шатких ногах, чтобы взглянуть тоже, а он так и не сосредоточился, чтобы успеть предупредить её.
- Вот вам и колдовство, - произносит он спустя минуту, и непонятно, относится ли это к нелепой смерти, к слабости магии Стаса, а то и напротив, к её коварной изощрённости.
Теперь стояли бок о бок на краю выступа с дубом все.
- Просто не забудьте, сколько времени он провёл в больнице, - говорит им Тива, - Только... Соня... о том пока не думайте. Пойдёмте отсюда. На краю стоять не нужно.
- То есть я его всё-таки убил? - бесцветно уточнил Мартын.
У Сони снова резко кружится голова.
- Вот вам и киты! - задохнувшись, выдавила она. Лицезрение мёртвого тела что-то подкрутило в её голове, и то, куда, ища спасения, перевела взгляд, вдруг открыло перед ней своё настоящее происхождение. Обзор пляжа отсюда был просто отличным.
- Какие киты? – не понял Мартын.
- Я думала, всё, что там разбросано, это китовые останки... или каких-нибудь речных дельфинов. Они все? Люди? Да?
- Все-все человеческие, - подтвердила Тива, - Я не стала вас расстраивать, пока мы шли понизу. Похоже на поле битвы. Смотрите - вон в другой стороне череп в шлеме.

Сколько же прошли-то; вон рощица, где ловили рыбу, угадывается пятном, а пятно мигрирует. Нет, не померещилось. Нет, не движется, а клонируется всё в большем и большем масштабе навстречу. И не рощица это, а вроде пылевые облачка, что вспучиваются прямо из склонов. Это взрывы? Нет, по мере их приближения видно: что-то лезет из-под земли.
___________________________________________

Тишина.
***
Тихо, тишина.
***
Тишина поёт.
***
По капле падает вода.
Вдалеке.
***
Падает. В темноте.
В серо-синей, светлеющей к краям темноте.
Звонко падают по одной.
***
Ещё капли. Затеялись наперегонки с первыми.
Сине-серые круги.
Круги поют.
Третья волна. Звонкое эхо. Круги звуков сливаются, пронизываясь ударами о воду.
Реверберация.
Эхо. Эхи.
Вдруг близко и глухо одна капля. Рядом.
Под боком. Капают.
Опадают вокруг того, которого нет.
Синь.
Останусь.
Безэховый малый ручеёк рядом. Настойчивый.
Дальние – всё сложнее и слаженнее. Настойчивее. Назойливее, синхроннее.
И - в гул. Гуууул.
Гууул. Гууу.
Громче, что-то потрескивает. Тянется.
Кап. Звонкое эхо высыхает и жалит.
Я здесь останусь.
Трещит. Мнётся что-то. Выламывает из тишины и сини.
Да где это…
Где.
Хочу остаться здесь..
Сминается и снова растягивается. Исходит зигзагами. Умирает линией. Гууу…
Электричество.
Зелёный луч.
Ручеёк рядом, говорит.
Воздух.
Высь. Облако.
Дерево.
Разбег.
Песчинка. Песок. Портал.
Разбег. Упор. Портал.
Воздух. Ветер. Плещет.
Зелёный луч.
Река.
Путь.
Не остался. Я опять здесь.
________________________

Видел волнообразие, проходящее под почвами и породами, слышал гул. Ощущал пространство треугольным чуть зеленоватым осколком стекла, натурально подобным штатной битой бутылке. Треугольник заключал в себе часть Реки и берега, часть верхнего плато с бескрайним лугом, и у самой короткой стороны дуб и фигурки под ним.
Две длинные стороны уходили вдаль, чтобы встретиться у приречного портала. Оттуда расползалась мутная мгла, и всё за пределами трёх линий мира-стекляшки равнодушно напитывалось ею. Ну а вдоль берега медленно-сонно поочерёдно оползали обрывы.
___________________________________________

- Это обычные скелеты, - объяснила всем Соня зачем-то, - Типичное восстание скелетов из могил, как в кино. Пошлые скелеты.
Положенное на усталость неосмысление происходящего.
- Дешёвка, - автоматически подтвердил Мартын, - Дааа.
Пролагая себе путь, выпрастываются из склона длиннопалые руки, расширяют могилу, и вышагивает весь, целый, в отличие от богато разбросанных по пляжу обломков костей, человеческий скелет, а кусочек плато над местом, где был скелет под землёй, проседает.
_______________________________________________

Он рвался из невидимых пут, раскачивался. Он видит Соню и Эгле изредка на миг, и как в их телах продолжалась подземная мерцающая сеть, трепещущая синусоидами, исходящими судорогами в колючие косые зигзаги. Материя нарождавшегося землетрясения была и их материей, покуда они здесь! Маг пробовал кричать, чтобы уходили прочь.
_____________________________________

Скелеты-выползки устанавливались вертикально, делали первые пробные шаги, осваиваясь на свободе, и вскоре скопом растрясали пейзаж, шаркая веерными граблями стоп. Кто-то выходил целым, но быстро терял часть себя. Одних это беспокоило, они впутывались в толчею, чтобы достать укатившийся в воду череп, или обрушивались, если слабым звеном были ноги или позвоночный столб, другим было безразлично, что они осыпаются на ходу. Третьи же собирали недостающее из чужих фрагментов. Они поднимали то, что уже давно лежало в открытом доступе на берегу, и со сноровкой школьника, собирающего конструктор, зацепляли плечевую кость к предполагаемому суставу. Кто-то собирал пазл черепной коробки, и все куски головы, поднимаемые с песка или откопанные с небольшой глубины, вставлялись в пролом без ошибки.
Скелеты одеты в остатки затвердевших одежд всех оттенков земли, разной степени сохранности. Щиты, мечи и латы у многих были при себе, но всё, что должно держать в руках, скелеты быстро роняли. Доспехи перевешивали остатки плоти, и их носитель, оторвавшись от стены обрыва, немедленно терял равновесие, распадался, но устремлённо выворачивался из панциря по частям и принимался за самосборку.
Итак, бродячие скелеты некогда принадлежали гуманоидам многометрового роста. Законы природы возражали, что должно быть такое, и всё же Тива была уверена, что увеличены они не магией, а такими и хранились по-над Рекой, где некогда полегли. Сверху картина прошлого обозначилась ясно.
Тебе хвала снова, Режиссёр. Вот ты и вспомнила о нас.
Все эти гнилые, эродированные кости, тряпьё, побитый металл, на котором угадывалась чеканка... Смотрела и соглашалась с истинностью анатомии и физики движений, которые не портило совсем - не мешало этому захватывающему узнаванию! - отсутствие соединительных связок.
- Не хочу, - упрямилась Соня, когда Тива тщилась оттянуть их от кручи, - За каждым порталом свои скелеты.
Из разноломанной толпы отделились трое и шли прямо на них, а Сонин взгляд снова прибило к телу, лежащему прямо под ногами. Глаза Стаса были на этот раз закрыты, на этот раз мука обозначилась на его лице… всё не так, но близко к тому, как это было в последний день лесошишенского года. Точно те же были рядом с ней после того, как она мертвеца обнаружила: Мартын, Эгле и Тива.
В этот момент землю под ними в первый раз сильно тряхнуло, Соню сбило с ног. С четверенек она увидела, как от второго подземного удара подскочил и покатился по крутому склону бревном колдун Станислав.
Тело, аккуратно отсчитав все неровности и сделав всё, что в таких случаях велит механика, успокоилось, немного не достигнув воды, а Соню безостановочно рвало всем, что посчастливилось сегодня съесть.

Бежать до ближнего портала не стоило и раньше – не смогли, не успели бы, да и гарантии, что неведомое нечто, предчувствованное Тивой, не пролезет в портал беглецам вслед, не было, Тива и не настаивала, только пыталась загипнотизированных невероятным зрелищем людей оттянуть от края, который обещал осыпаться. Но они как будто до последнего не хотели встать к ужасу спиной. Тива отчаялась и поволокла Соню обратно к дубу, единственному доступному убежищу. Это потребовало труда. Но как раз, когда Мартын с Эгле на руках догнал их, над обрывом поднялся череп. Высотой полутора метров, в десяти шагах от них, голова больше не напоминала о кинематографе.
Соня засипела, крича.
- Типичный и пошлый, пусть и крупный, - напомнила Тива.
Они затаились по ту сторону ствола – кто знает, пользуется ли… это… зрением? Но скелет, оттолкнувшись от низины, вспрыгнул на плато. Коленная чаша ударила туда, где только что были люди. Полетели сбитые ветви и неисчислимые жёлуди. Костяная ладонь зашарила по одну сторону ствола, затем по другую. Человечки отпрянули. Рука метнула по траве, содрав дёрн, один раз безрезультатно, а второй подрезав сразу всех. Мартын извернулся падать на спину, но не успел поднять себя вместе с Эгле, как второй гребок подцепил их. Мартын сгруппировался, чтобы выпрыгнуть из ладони, и застрял между костями предплечья. Тива вклинила между костями и стволом дерева ветку, навалилась на рычаг. Не веря, что делает это, Соня оттаскивала Эгле, выдёргивала ногу Мартына из капкана... сломав ветвь, скелет зашарил снова; к двум присоединились ещё четыре руки, беря дуб в кольцо. Плотным шаром-хороводом, помогая друг другу не падать и не застревать, подниматься и уклоняться, люди двигались в пределах кроны дуба. Всё происходило молча с их стороны, молча – у противной. Один стук и шорох, трение обессуставленных костей, древесный треск, сыплющиеся листья, жёлуди, труха.
И совершенно чистое небо, тихое великолепие летнего дня.
Скелеты трепали дуб, как крупный свежий веник, мяли, крушили, скособочивали крону, которая опустилась до земли душным шатром. Казалось, они придумали скатать человечков и дерево в однородную массу. Человечкам же казалось - они в потерявшей управление карусели. Мир стал неизменен.
Дуб противился нарастающему землетрясению и даже пускал вокруг себя гасящие его круги спокойствия, но вот трещина пересекла очерченную в земле окружность.
Вместе с воздеваемыми корнями встало вертикально и удерживаемое ими зелёное поле. Скелет наклонился, вынул что-то маленькое, поднял высоко, как бы желая показать другим. И отпрыгнул, когда многовековое древо начало кувырок с обрыва. Там, где был выступ над рекой, теперь зияла соответствующая корневой системе расщелина. Ветви и листья, ещё не знающие, что они мертвы, продолжали расти. Они погребли под собой тело мага. Другой скелет, что направлялся раздавить его, споткнулся, погряз в кроне и в очередной раз развалился.

Сознание моргнуло, размазавшись грязно-зелёной лентой, сменившейся на холодную синеву. Соня, конечно, думала, что это её душа берёт старт в небо и что заветный страшный переход обошёлся для неё совсем без боли. Но оказалось, всё впереди. Костяные пальцы крепко держали туловище, ноги Сони болтались, подбородок упёрся в трещиноватую фалангу бывшего большого пальца. Вдруг кисть разжалась. Земля стала вдвое ближе. И снова костяной плен. Перехватили на этот раз, надо считать, удобнее для перехватчика: чтобы плечи Сони торчали повыше. На этом её голова подключилась вновь. Ничего непонятного в ситуации не было: сверхъестественно активный противоприродно укрупнённый экземпляр будет её раздавливать, Соня ему по форме-размеру гораздо сподручней, чем сомасштабный скелету лимон.
Панорама местности отверзлась во всей красе мобильной трёхмерности; ветер засвистал. Схлынул жар тела. Сразу фобия тесноты и фобия простора завладели Соней. Скелет зашагал, размахивая добычей. Соня периодически оказывалась вниз головой, тогда она видела грунт под собой совсем близко. Сейчас меня укачает, успокаивала себя. Сейчас мозги вытрясет, станет легче. Сейчас что-то лопнет во мне, так что Ведьме не достанусь. Но когда её понесли вдоль реки назад, дошло полностью, что с мясом оторвана от Эгле, Мартына, Тивы; её сейчас протолкнёт в портал, проволочёт по ручью, по колючкам, низринет с обрыва в реку, река пойдёт вспять, вплюнет Соню в портал посреди себя, перемигнёт солнце, вода, вода, тростники, дюна и – чёрный замок. Соня никого больше не увидит. Их ей больше не покажут. Соня начала изворачиваться, чтобы ещё хоть раз оглянуться назад, хоть краем глаза заметить чью-нибудь фигуру. Кажется, кричала, потому что её несли на пытки и смерть. И обмякла. Снова рывок вверх. Треугольный провал носа, изборождённая внутренняя поверхность кости сквозь две неровные, неодинаковые глазницы прямо напротив неё. Череп оскалился; на этом месте при жизни было бы любопытство, возможно, улыбка, возможно, восторженная. «Я помещусь в этой голове». Зубы были сухи, разнооттенчаты. Зуб прикусил самый носок обуви. Зелёная кроссовка Тивы полетела вниз. Указательный палец нежнейше поерошил Соне волосы. И без предупреждения полетела она в воздух. Все сны жизни, где были падения, сбылись.
Три скелета швыряли её друг другу, как куклу, кружили с ней, клали на песок, грозясь наступить, подхватывали опять и бегали наперегонки, отнимая. Толкнули очередного носителя в реку, и он долго, по меркам Сони, а на деле всего несколько секунд, выправлял своё положение, держа её тем не менее в вытянутой руке над водой. Всё время ясный ум так и оставался при ней – жестокий выверт физиологии, хотя голова вот-вот должна была от такого обращения повиснуть на нитке и отвалиться. И когда её снова вознесли высоко, Соня увидела продолжение. Внизу сигналило ей зелёным. Тиву, которая догнала похитителей и уже белкой взбиралась по костям берцовым да по бедренной, перехватили и швырнули в гущу вяло шевелящейся массовки, в первоначальное скопление неходячих, сильно ломанных, в лучшем случае кое-как ползучих костей и их боевого обвеса. Несколько скелетьих шагов прочь, Тива снова позади. Соня увидела, как она без усилий ныряет между ребер, отталкивает всё, что мешает, и бежит, бежит по рыхлому песку быстрее всех чемпионов. Прыжок, и она высоко на вражьей ноге… скелет перекидывает Соню другому, но Тива продолжает по нему путь вверх. А где третий?! А третий нашёл зубчатый нож. Нож нашёл хозяина точно по себе. Скелет держал за лезвие совершенно обычный столовый ножичек с отломавшейся ручкой, но, конечно, порезаться не боялся. Теперь Соню осенило, что скелеты – ну, пусть, люди такого размера - давно поселились в её сознании именно потому, что много дней назад они с Мартыном отыскали в заброшенном лесном сарае этот предмет. Лес, сарай, хлам и одежда, развешенная по стенам, подходили именно им, в точности, в точности, вот она и не умерла от изумления. А жаль. Ведь видела, как скелет метает ножик раз за разом в сдвоенную, очень маленькую отсюда фигурку на изувеченном плато – так значит, они не упали с обрыва вместе с деревом! Он швыряет в Мартына и Эгле, да всё так, чтобы очень близко от них входил в землю – в землю до конца, а потом из земли выковыривает. Мартын успевает за это время немного отойти, но скелет не возражает: один шаг вдогонку не труден. Вот снова нож начинает воздушную параболу, а Мартын не может угадать, в них или мимо... ну зачем Тива выныривала вчера это проклятую железку?

***
- Ну давай нудавай ну давайнудвай двай жежежеже!
_______________________________________

Значит, на самом деле ты такая. Он мог бы и раньше увидеть, но не отщипнул и крохи лишнего внимания для Тивы до сих пор. А её свет обращался прямо к нему на языке, сравнимом с языком простейших жестов или пиктограмм. Её сущность-двойник указывает ему на вершину дерева. Снова и снова. Она изображает ветер и колебание ветвей. И снова указывает на мага. Ну и что? Он рвался спуститься снова в Долину Терпящих Бедствие, ведь только оттуда сможет повлиять на происходящее на этом берегу.
И в этот раз я буду там...
Сильней? Умней? Увереннее?
Раз уж умер.
Но ничего не случалось.
Потому ли, что потрясение перед смертью оказалось слишком жестоким и не отпускало и сейчас, когда сознание постыдно плавучим пузырём зависло чуть выше кроны вывернутого со всеми корнями дерева и бултыхалось в беспомощном смятении, не имея воли ни в одном слое ни одного пространства?!
- Ну давай же!!!
А здешнюю Реку заволакивало льдом. Лёд вполз в предел зрения. Лёд в предыдущем мире нагнал берег, поднялся по водопаду в хрустальный ручей и по подземной части ручья проник в портал, в мире этом подземная вода продолжилась, спустилась к Реке большой. Так сильна отдача Королевы. Лёд поползёт во все стороны, но по течению – намного быстрей, просочится во все встреченные порталы. И отныне везде, где будет надобность, Бабушка перейдёт по льду любую воду.
Было ли платье Королевы её давней целью?
Я был труслив: должен был сам снять его с Эгле, оставить у себя, отправить людей на плоту, а потом что-то сделать… что-то с платьем, чтобы обезвредить его навсегда. Ценой всей магии и никому не нужной жизни, разумеется. И только тогда Река не усомнилась бы ни в моей любви, ни в благодарности. И того, что мог сделать, хватило бы, чтобы Река Соню, Эгле донесла прямо домой, так быстро и бережно, как только я попросил бы.
Бабушка знала, где, в чём я ошибусь.

И вот скелеты швыряют Соню. Швыряют, чтобы видел это он.
- Ну давай же!!!
Он не слышит Тиву. Смерть – такая штука, обнажающая дальше некуда. Посмертная боль души совсем другая. Даже тонкий покров логики там невозможен.
Тело вздрагивает внизу. Ветви из последней мощи держат на себе лежащий наискось ствол. Ствол проседает, трясение земли пригибает ветви всё ниже. Они подламываются. Когда ствол опустится на песок окончательно, он раздавит человеческое тело прямо под ним. Покуда же в листьях продолжается фотосинтез, проталкивается к ним сквозь ветви втянутая корнями дни назад вода, а в теле человека сами собой собираются переломанные после падения кости. Две вероятности делают шаги навстречу друг другу.
Отпусти Соню. Отпусти Соню. Отпусти Соню. Убери лёд. Надо назад. Надо на год назад. Надо на двенадцать лет назад. Надо на двести лет назад. На две тысячи. Надо вернуться к истоку. В замок. И отвергнуть Королеву.
Но его не пускает никуда. Бабушка ждёт, когда дуб раздавит его. Ликует где-то рядом.
Река перейдена. Долг оплачен. Ток силы-информации крутанулся, вернувшись в начальную точку, а Королева, как всегда и от всего, забрала себе часть освободившейся энергии. Всё, что было сказано Соне, сгодилось лишь на то, чтобы уверенней ей, Королеве, шагать по Реке, всё быстрее возвращаться к Началу времён. Всё быстрее разрастаться льду по течению.
Вот так, добровольно, маг отдал превосходство врождённых сил над Ведьмой (как она посмела себя именовать), отдал Реке.
____________________________________

Тива всё-таки взяла высоту, и, как скелет ни пытался сбросить настырное создание, поднялась по его рёбрам изнутри. Из окна глазницы помахала Соне:
- Я здесь!
Перепрыгнула к ней, обхватила снаружи пленившую Соню кисть, заговорила:
- Скоро всё кончится. Я не остаюсь здесь, чтобы он не дёргался так, но тебя не бросаю вообще, поняла?
И, быстро погладив Соню по щеке, вдруг просто оттолкнулась ногами и полетела вниз.
Снова преодолев вяло цепляющие её останки, Тива пробежала по пляжу и поднырнула под ветви дуба. Проползла там, где стало уже совсем тесно. Вон он. Теперь можно. Кости, всё прочее – восстановилось. Вот бы всем так! Она втиснулась, подхватила тело под мышки и поволокла на волю. Дуб скрипнул, словно от радости, что можно прилечь, благодарно растянулся на песке. Тива тащила Стаса к воде. Там омывались огромные корни, мелководье разносило раствор земли по Реке. Мириады мелкой живности, чьим прибежищем была подземная часть дерева, уплывали, тонули, гибли. Тива уложила свою ношу у края волны. Потом выбрала из сплетения один из подходящих корешков, вложила в ладонь уже рефлекторно дышащего мага, загнула вокруг его пальцы для надёжности, и произнесла:
- Возвращайся. Как можно скорее. Это всё, что я могу придумать. Возвращайся листьями, пока они живы, возвращайся ветками. Я больше ничем им не помогу!

Протиснуться в животок дерева, как в провода? Занять своё тело и попытаться снова разлиться в нём? Это ненавистное, бесполезное, гасящее и искажающее магию, не умеющее думать, тело? Только без него совсем ничего не будет.
Он несколько раз нырял, пытаясь раствориться в листья, стать одномерным. Но они проходили сквозь него. Сознание гелиевым шаром опять отскакивало вверх. С каждой попыткой, притягиваясь к дереву, испытывал это отторжение. С каждым разом всё меньше живых листьев. Это он их сушит, а через сухие не вернуться.
Но он продолжал раз за разом, в магическом исступлении тратя нечто, не имевшее исчисления, веса, количества, размера, законов пополнения и развития. Листья осыпались полностью, отвалились ветви, по древесине пошли разломы. Ушла паром вода. Посыпалась мёртвая труха. В считанные минуты дерево разложилось так, будто много лет его глодали жучки, ветра пустыни и камнепады, и лишь в Реке в должном виде осталась часть корневой системы.
И встал кто-то между сушей и водой. Замерли скелеты, прислушались. Один опустил руку с зажатой в ней девушкой. Тот, что был наверху, прижал к земле Мартына с Эгле. Третий за волосы на весу держит Тиву. И каждый со своей ношей, получив внятный приказ, двигается прочь. Бабушка смеялась над магом, который всё-таки вернулся.
Но дуб превратился в труху.
Маг зашагал вслед за скелетами, плавясь от злости.
- Сюда. На меня. На меня, - повторял он, но скелеты удалялись вразвалочку.
- Пусть. Я ничего не помню. Я так хочу. Смотри сюда! Обернись! Иди сюда!
Остатки дерева за его спиной воспламенились.
- Мне всё равно. Как, сколько, где, зачем. Остановишься. Повинуешься. Заплатишь. Рассыплешься. Изыдешь.
Он шёл и повторял разные слова. Верно: если бы не понудил себя связать слова, чтобы сказать Соне о своей любви, не было бы ни одного сейчас. Бессвязные; однако он ловил и выбирал самые горючие. И слова перекинулись, обернулись, трансформировались. Больше не звучали по-розийски. Прямо из ничего странные сочетания звуковыдыханий выстреливали в голову вспышками, но маг успевал прочесть их и произнести, тут же забывая предыдущие, чтобы извергнуть следующие. Его голос разнёсся вширь и в глубину.
Он побеждал. Пик эффективности магии уже миновал, стало труднее тянуть и держать, но колебания земли разошлись пуще, отсекая зов с противоположной стороны, и скелеты, подчиняясь новому ритму, повернули обратно. Взобрались на плато по изорванным склонам, возле портала осторожно сложили человечков на траву. После чего спустились обратно; там прыгали по костям ломанных сотоварищей, измельчая их, смешивая с суглинком, а после закопали друг друга. Последний перебросил свой череп на тот берег Реки.

конец главы 27

глава 28

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 26 (продолжение)

Глава 26

начало
окончание
- Вот и ты. Никто не надеялся, а ты к нам пришёл.
Зелёное под ногами. Перед глазами пульсирующие омуты. Докарабкался наверх к дубу ценой замены зрения на круговые вспышки в голове и полную разнузданность дыхательного ритма, чтобы услышать эти слова. Из оруще-зелёного марева вскинулось навстречу чёрное отражение Стаса в зеркальном зубчатом полотне, и, по мере его приближения, такая же чёрная, свежеобразованная вокруг огромного дерева, рана плодородной земли. Это замкнулся круг. В начально-завершающей точке нарочито, знаменательно воткнут в землю нож.
Это кольцо – защитное, Стас его не должен переступать. Но чернота земляного кольца позволяла ориентироваться в зелёном, неразделимом на верх и низ, пространстве.
Мартын восстал прямо перед ним, застилая тех, кто внутри круга, опираясь на самопальную рукоять ножа обеими руками.
- Стой здесь, пескошвырятель. Вчера Сонька гналась за тобой, а сегодня ты за нами. Что-то изменилось? Нам кто-то просил что-то передать? Ну же, говори!
Стас сделал маленький шажок в сторону, неуклюжий и бесполезный. Мартын проворно повторил манёвр, обнулив позицию.
Не видеть его, не видеть, увидеть…
Отойди, сгинь, отринься, не видеть. Ни одного слова в голове. Просто протереть взглядом-устремлением эту исполинскую, тяжёлую сорину, слепое пятно – зажевать, растворить, испарить Мартына. Перетерпеть себя и его. Свершается.
Нетерпение исказилось в боль. Заболело даже пространство вокруг тела. Он сделал шаг назад, но фигура Мартына увеличилась в его глазах так, что перспектива не изменилась. И Стас снова не увидел ни Сони, ни Эгле. Ядовито топырились зелёные в зелёном воздухе над головой Мартына какие-то кривые и ломаные, воздымались и ветвились, и ветвление искрило жёлтыми светляками. Размытые светляки разбросаны по предполагаемой земле. Так не выйдет ничего! Он сейчас как удавку затягивает на себе. Мартына может убить одной мыслью. И всё кончится. Отчаяние Сони, ненависть к себе, две боли станут одной волной, цепная реакция магических вспышек распространится во все стороны, достигнет Бабушки – резонанс, взрыв. Смерть миров. Небытие.
Он должен заставить себя стать человеком, ещё больше человеком, совсем как Мартын.
Он полюбил их, когда был человеком. Полюбил, потому что был человеком.

Услышал из-за спины Мартына еле слышный вскрик. Поднялась припоздавшая дурнота, поползла по рукам и ногам. Ударился взглядом снова об это препятствие – зубастое зеркало, на поверхности которого шли красноватые письмена по чёрному полю. Принт в виде газетных абзацев на тему спорта на его пропоротой там и тут футболке шёл шелухой, различимыми остались только несколько положенных на бок больших красных букв.
- Что это с ним такое?
Резкость навело на пространство, откуда послышались эти слова. Зелёные лучи стали ветвями. С дерева - металлические глаза - смотрели в упор на него миллионы мелких плодов.
- Соня, - беззвучно проговорил он. Голоса не было.
- Эй... - тронул паузу Мартын, который был почти уверен , что колдун готовится колдовать.
- Мартын, не загораживай его, как чумного! Ты стоишь, как памятник!
Мартын нехотя посторонился, сразу за этим отмечая, как отпускает что-то в грудной клетке. Тень нехорошего понимания...
Прозрачнокарие, округлённые в напряжённом внимании глаза Сони. Голова Эгле лежала у Сони на коленях, Соня держала Эгле за руку. Прямо рядом с ним, прямо сразу за чернотой линии круга.
- Привет. Нам случайно стало понятно, что ты, случайно, маг. Это не Тива сказала. Мы сами догадались.
Это моя Соня, сказал маг себе. Как же ей трудно пришлось. Это моя Эгле. Её совсем нет. Они здесь. Сердце заотдавалось прямо в горле. Там стало горячо, как и глазам.
И стоял перед ними как без кожи, глупый, слабый и такой беззаконный, что его могла осудить и заколоть каждая пролетающая пылинка. Он не видел больше ни Мартына, ни Тивы, стоящей рядом, ни, конечно, ещё одного съёжившегося в тщетной надежде влиться в дубовый ствол человека.
И сумел кивнуть, соглашаясь целиком и полностью, что является магом.
Сонин взгляд был испытующий. Изучала в нём весь, что довелось нести сюда так долго, и как понять, сколько правды о нём сказавший, облик. Черноту рваной чужой одежды и запёкшейся крови, глубоко исцарапанные руки. Что читала на его лице Соня, видела в нём кого?
- Это так странно, правда. Я о магии из мифологии и художественной литературы знаю. А вы есть в реальности.
Все её слова словно ниспадали; она произносила через силу и не отрывала взгляда, слегка наклонив голову набок
- Если ты волшебник, зачем учился с нами в обычной школе? И почему исцарапался в кустарнике, ты разве не мог перелететь через колючки, как перелетел через реку?
У новоиспечённого колдуна невероятно грязные волосы, свисающие на лицо (если верить отдельным книгам, в некотором смысле классовый признак колдунов), с застрявшими в них сухими иглами. Безумие остановившихся на ней ярко-синих глаз, приказала себе Соня, тех, которые вошли в её кошмары, она любой ценой выдержит и не покажет, как ей дико! Как же ей не хочется быть здесь, под деревом, до чего не готова она снова разгадывать ведьмовские планы и злодеяния, но не покажет! Пришла беда - откройся ей?
А колдун вдруг опустился перед ней на колени. Почти упал.
Мартын одновременно вскинулся, утыкая зубчатый нож наискосок перед психом. Мартын смутноразличимо бранился, Тива что-то отвечала, оттаскивая его, человек у ствола тщился свернуться в максимально малый шар. А Соня не шелохнулась, лишь сильнее сжала руку Эгле.
- Ты что? - спросила она, - Зачем это?
Он не выговаривал слова - звук не рождался в связках - а лепил - другого выхода не было - слова из воздуха прямо возле губ:
- Только с тобой стану говорить. Я к тебе при...шёл.
- Почему только ко мне, Стас?
- Всё... что... случилось... всё, что с тобой, всё что с ней произошло - только из-за меня.
Не понимая, каких тембра и громкости производит звук, он говорил. И потихоньку уходил в землю, как в зыбучий песок.
- Со мной и с Эгле произошло, ты хочешь сказать?
- Да.
- Но нам всем хотелось бы… только не надо на коленях, пожалуйста.
- Только с тобой... - повторил, - Только тебе. Только ты.
- ... да какого лешего ты зациклился! Он же тянет время, чтобы Ведьма прискакала!
- Мартын, подожди, его и так еле слышно...
... малейший удар выбил снова все слова.
- Так в чём же дело, Стас? Некто Ведьма обещала нам головомойку неслыханной жестокости. Всякое страшное и загадочное говорила нам с Мартыном, причём как раз такие вещи, которые заставляют теперь видеть подвох в каждом первом событии, - нараспев заговорила Соня, волнуясь, пробуя вспомнить поточнее всё, что собиралась спросить, - Она обещала истязать нас бесконечно, и кажется, хочет повторить. Так может хоть ты разъяснишь, за что она на нас взъелась?
- Она… не ведьма.
- Ну, кому-то - да, не ведьма, а целая царица и авторитет, - снова встрял Мартын, забывая на взыгравших нервах весь здравый смысл.
- Она – Бабушка. Моя.
Вздохнула Тива.
- Как? – спросила Соня.
- Мне – бабушка...
- Простая бабушка, - немедленно продублировал Мартын в ответ на оторопелый Сонин взгляд, - Магуй только что сказал, что состоит в кровном родстве со старухой! А что? Простая наследственность и никакой магии. В смысле, просто наследственная магия.
Соня фыркнула. По её щеке побежали две слезинки, она грубо задавила приступившие одновременные рыдания и хохот, за которые было стыдно перед Эгле и собой.
- Мы обязаны были что-то в этом роде предположить, - деловито, уже через секунду, обратилась Соня к Стасу, - Но почему-то мы решили, что ты и Ведьма находитесь просто в сотрудничестве.
И снова испытующе уставилась на него…
- Одно другому не мешает, - поспешил уточнить Мартын, - Семейный подряд; сколько всего родственников вас?
Стас белел, хотя казалось бы, больше невозможно.
- Я могу сказать, почему нам так видится, - быстро и тихо сказала Соня, почувствовав надвигающийся кризис, - По твоим делам.
- Да, - хрипло согласился маг снова.
- Что теперь ты сделаешь с нами?

Что же ты...
Всё стихло, во всех слоях мироздания. И времени вдруг оказалось мало.
- Нет больше... родственников. Она всегда... она таилась и ничего не делала… наружу. Потому что… она стерегла меня.
- Сте-рег-ла?
- Это началось, когда она поняла, что надо кого-то найти во всём городе. Это были вы. Ты и… Эг-ле…
… были вы те, кто разрушил… больше никто не смог…
… она – это ненависть…
Боль вольно разливалась тонким слоем по внутренним дорогам тела. А слова уходили из-под огня его магии, подставляя своих более слабых товарищей вместо себя. Он никогда не выдаст простого, банального, что золотым мусором спускается беспрерывно с неба для множества обычных людей, никогда не обретёт этой простоты, материализованной звуками речи!
- Я увидел вас в школе. Сначала была ты, и Эгле пришла через несколько дней.
Я не знал, что у меня есть глаза и разум.
Не знал, что я человек.
Только потому, что вы. Я стал - человек.
Стал сопротивляться ей, и она – подумала, что если наказать… если найти тех, кто, то всё вернётся, как было.
- Что было???!!!
- Я люблю тебя. Я люблю Эгле.

Корней тихонько выл – очень тихо, и всё время, оказывается, как появился колдун.
Соня сгруппировалась, толкнула землю ногами, но, конечно, не сумев отодвинуться за счёт этого назад, обмякла. К счастью, дерево было здесь и держало.
- Что ты сказал? – спросила она, зажмуриваясь и пригибаясь к Эгле.
Поднялся ветер, и на них посыпались неспелые жёлуди.
- Мою Эгле? – Мартын немедленно заступил перед ним, - Ттты, колдддун...
- Я полюбил Соню и Эгле. Всё, что произошло – из-за этого.
- Мартын, не загораживай его. Не загораживай. Дай сказать! Это же мне в любви объясняются как-никак, я хочу понять, что он говорит, дай посмотреть на него!
- Зато я понял, что он сказал! Понял, зачем он крался за нами. Всё, всё, всё, всё понял. Вставай, дерьмо лузерское, теперь я с тобой буду говорить, хочешь или нет!
Тива положила Мартыну руку на плечо. Он сбрасывал её несколько раз конвульсивными дёрганиями, а нож держал двумя руками, направленным на колдуна. Нож дрожал.
Но Стас вдруг стал видеть сквозь Мартына. А острие, указующее на его грудь, казалось благословением прохлады.
Соня клацала зубами.
- Когда? - выговорила она, - Нее... сколько это было времени? Сколько ты...?
- С первого момента. Сразу.
Соня вдруг засмеялась:
- Ты в обморок свалился, когда меня в первый раз увидел: я вспомнила. Целый год прошёл! Ох ты, чего только не было за год. Даже так? Сразу двух нас обеих сразу? Тебе что, кого-то одного было мало? Жесть. Я не верю тебе!

Он хотел смотреть на них и жить этим, а потом сразу умереть навсегда. Контур их общей фигуры поехал вкруг, рябил. Стас не хотел, чтобы рябь, чтобы помеха Мартын, прозрачный, но обрисованный, чтобы зелёный луч Тива и кто-то сзади, не хотел, чтобы они, чтобы его зрительные иллюзии и вспышки перед глазами искажали два его любимых лица. И чем прояснённее и жёстче становился взгляд Сони, тем больше прибывала боль. Она уместилась в грудной клетке, вытягивалась в руках, а ладони оставила онемевшими. Это не Река брала дань. Это не Бабушка экспериментировала с капелькой его крови. Это была его аутогенная, самим собой сгенерированная и неизбежная, боль, которую он не замечал, покуда не прервалось священнодействие - слова к Соне.
- Я не верю в этот бред, потому что так не бывает, потому что всё, что со мной случилось и какая-то любовь – не совмещается.
Это всё, что я знаю, ответил он Соне.

- Персонально для тебя ненависть - это я. Колдун, а ты оказался с аппетитами и претензиями. Ты же давно мог заставить всех учеников нашей с тобой школы, которые вякали про тебя, плясать с собственными головами в руках - почему ты прикидывался затравленной тварью? Ты мог иметь любую девчонку, мог нагнуть любого учителя, чтобы прислуживал тебе, или к чертям собачьим школу взорвать. Но ты втихую выбрал самых лучших. Похоже, у тебя утончённый вкус. Да ты же весь в бабку. Тебе нравится то же, что и ей, делать с людьми – пытать втайне от всего мира. Тебе нравится всё, что с нами происходит - тебе в кайф мучения, такова любовь. Или за то, что они не твои? И не стали бы твоими, будь ты даже самым главным колдуном на планете, бабушкин внук! А бабуся смотрела, как ты учишься правильным колдунским вещам и умилялась на внучека. Или как ты не учишься правильным колдунским вещам - смотрела и переживала, поэтому придумала тебе план, как подтянуть зло&&&логию, а заодно поразвлечься. Ты дождался, когда Эгле придёт к тебе в больницу, потому что добрая и рано или поздно вспомнила бы и пришла. Ты загубил Эгле. Загубил Эгле. Вы вместе издевались над моей девушкой, а потом вместе убили её, потому что не смогли выпить её душу. Тива, пошла ко всем чертям, не трогай меня!! Сейчас я прибью его, даже если колданёт.
- Мартын, ты вообще слышал, о чём он вам говорил на самом деле?!!
- Тива, мы слышим! – вскричала Соня, - Он развлекается твоей «эмпатией» и смеётся над твоим сочувствием! Я не буду просить у него пощады. Жители Нами-Аттала-Шийашш как могли ублажали своего колдуна, но всё равно погибли. Правильно Корней сказал - всем им нужно одного: выпить душу. Остальное опционально, это
Потому что ты попала
К настоящему колдуну!
Соня горько процитировала строчки, которые узнала среди прочей поэзии однажды во сне.
- Очень плохо ему. Больно. Стас!
Прозвучало так громко, что сдёрнуло нить, что ещё оставалась между ним и Соней. Услышал заодно рикошетирующие от глухоты до безмолвия все ранее сказанные Мартыном вещи. И взошла неподвластная злоба ломки отмены и отчаяния, ударила в их сторону. Тиву отбросило на несколько метров. Мартын дёрнулся назад от невидимого удара, но невероятным везением выправил равновесие и тут же пошёл на мага...
- Не трогай их!!! Ненавижу! Проклятый колдун. Проклятый колдун.
Стас вскочил и попятился от Сониного возгласа, и только поэтому удар ножа не пришёлся по нему. Второй стычки Тива не допустила. Она подшнырнула ящеркой и повисла всем телом, держа Мартына за одежду.
- Передай Бабусе «спасибо» за экскурсию, которую она нам устроила! Мы бы своими силами ни за что не попали бы сразу во столько миров бесплатно! - орал Мартын, как будто не замечая никакой тяжести.
Стас ступал и ступал назад - к обрыву. Он упал на песчаную ступень метрами ниже, где-то под открытыми корнями дуба. Там хватал ртом воздух и беззвучно кричал долгие несколько секунд, расшатывая, принудительно колебля тем самым молекулы всего, что находилось вокруг и инициируя ответную дрожь земли. Когда боль в сердце достигла предела, он умер.
____________________________________________

Корней, узнавший, в кого был влюблён колдун, больше не надеялся ни на что в жизни. Ему, привычному, привиделись особенные кары за то, что похитил Эгле, добывал платье-смерть для неё, за то, что травил Соню. И всё, что сумел предпринять, когда воздух вспыхнул магией - это ползти, а потом бежать прочь, пока колдун не обратил на него внимания. Корней помнил, что у него при себе есть целый заряженный, хоть и намокший, пистолет, и где-то сознание, пока паника несла его в неизвестный край, отмечало, что следует как можно скорее его применить.

НовоКаин - Ты Нужна Мне

конец главы 26




глава 27

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 26 (начало)

Глава 26
Вот ты и пришёл!

начало
Коренастый дуб-гигант укрепил свой выступ над Рекой богатейшим переплетением корней и корневищ, наблюдаемых сквозь каверны склона. Летняя крона скрадывала сложное ветвление; снизу от ствола взору открывались могучие древесные мускулы. Детищами этих сил, нижней и верхней, приходились мириады плотных светло-зелёных желудят величиной с ноготь. Тива, разумеется, слазила к вершине, чтобы осмотреть местность. Плато над Рекой равномерно устилалось лугом, а за ним много-много округлых крон, похожих на этот дуб, поднимались по дальним пологим холмам. И ничего человеческого снова.
Соня растянулась в полный рост на одной из низко отходящих ветвей в глубоких морщинах коры. После перехода по очень рыхлому грунту у воды, глиннно-пылистой субстанции, осевшей в результате прошлых оползней, на котором даже ничего ещё не успело вырасти, после подъёма на склон втрое выше вчерашнего показалось очень правильным и даже необходимым припасть к древесной твердыне. В память о потопе что ли, который был то ли позавчера, то ли месяц назад. Поразмыслив, Корней счёл, что ему необходимо то же самое, он теперь сидел на соседней, столь же основательной ветви: не придерживаясь руками, без надобности выпрямившись и что-то себе шепча.
Соня страдала. Земля – это мир колдунов и ведьм. Кислый факт. Беспомощный гнев на такое мироустройство и понимание, что попали они, кажется, крепче, чем даже воображалось.
Отец не замечал да сородичи пренебрегали, девчонка Майя, оказывается, и не любила его, некому сказать Корнею, жив ли его брат, сам верит, что стал причиной множества смертей среди своих; всю жизнь у него непонятно где внутри проживал и точил своё местообитание колдун-червяк, а потом пришла Ведьма, забрала червяка к себе в голову, а в голову Корнея влезла сама. Разодранная, и без того изначально безблагодатная жизнь. Как поздней осенью в сумерках далеко от тёплого жилья. Это не два месяца в Лесошишенске промаяться... Правильно ли пересказала им Тива, правильно ли Соня всё поняла? Есть ещё одно место, где волшебство сплетается с реальностью, или же все ашш просто-напросто непрестанно дымят местными наркотиками?! Как это - приходит "колдун" неизвестно откуда, посвящает жизнь заботе о скудном урожае горных людей, а потом - куда девается? Что есть "берр", он что, действительно медленно пылесосит местность Ымкбат-Алцегорат, чтобы потом взяться за прочие поверхности Земли? Расспросить Корнея дальше... но мы все вымотались... оказывается, можно не-любить по-разному, Агния может так, а Ксавер - этак... о чём я думаю? Нужнее о том, что нас ждёт сегодня, вот-вот. Тошно.
Лицо Корнея то и дело вспыхивало: со всей очевидностью переживал заново свои злоключения и, возможно, стыдился своей откровенности. Зачем же он выбрал место здесь, а не остался внизу рядом с Тивой, что готова сказать сколько угодно нужных слов, развеять призраки вины? Неужели с намерением подстраховать, если усталая и больная Соня начнёт падать с ветки? Хотел бы прочитать в её глазах суждение о себе?
- Нет свобода, - вдруг сказал он ей, всхлипом втягивая вдох, - Они два здесь есть, и тут, - указывая на голову и область сердца.
Мартын уместил Эгле в тени дуба, привалился рядом. Тива, которой усталость не коснулась, обходила дуб - как всегда, искала интересные травы.

Под закрытыми веками заклубился туман по воде. Соня дремлет, оказывается. Она подскочила и уставилась на Корнея. Он с какой-то поспешностью заталкивал в карман горсточку желудей, которые до того пытался есть.
- Ведьма приходила в Агдь не за тобой, а за Мишей! Корней, тебе придётся вспомнить, какого числа это было!
Но Корней стремительно наклонился к ней и крепко обхватил плечо:
- Надо слезать и прятать! Я видеть - ОН идёт сюда!
_________________________

- Сонька, будешь сидеть с ней вон тут, держишь за руку, не выпускаешь ни на минуточку. А ты, на всякий огнеопасный, вон тот камень возьми, спрячь в карман, стой здесь. Будешь на подхвате!
- Подхвате чего? – изумилась Тива, - Ты пытаешься организовать боевую засаду?
Корней же покачал головой и камнем вооружаться не стал. Он знал точно: ничто при встрече с колдуном им не поможет. Тива обернулась на его безмолвный ужас:
- Корней, тебе ничего не грозит. Дрожать вообще не надо! Ты никогда не хотел посмотреть на свой страх со стороны?
- Так, этот будет любоваться на свой страх, а ты что намерена? – вопросил у неё Мартын, - Ты ведь хотела, чтобы колдунишка нас догнал как можно скорее? Так вот он, через речку перелетел, как охотничья барсучья собака - наш след взял; я вижу, как он снизу смотрит на нас!
- Надеюсь, что он именно решился подойти, а не просто собирается идти где-то сзади, - сказала Тива.
- Ты ведь точно знаешь, зачем он может к нам подойти, - произнесла Соня, - Тива, всё хорошо, кроме этого. Ты куда-то тянешь время.
- Друзья иногда не без секрета бывают. Подождите уже, а?
- Будет забавно, если он сейчас по своим колдовским делам мимо нас под обрывом пройдёт, а мы засуетились так... Давай договоримся, что в таком случае ты вообще больше не будешь ждать его, а просто скажешь всё, что о нём знаешь, давай?
- Чем ждать его, могли бы идти уже дальше! - снова заворчал Мартын.
- Это он помог мне попасть сюда, - сдалась Тива, поняв, что имеет дело с пессимистично и отчаянно настроенными головами, - Не существует прямого портала из Лесошишенска в скалу. Стас, который, как вам теперь известно, наделён кое-какими магическими способностями, телепортировал себя и меня. Без него никоим образом меня бы здесь не было.
Далее Тиве бесполезно было продолжать, так как последовали досадливо-удивлённо-недоумевающие возгласы. Кажется, Соня и Мартын обиделись, что она не раскрыла столь важного обстоятельства раньше. На себя тоже, что не раскрутили её на ответы.
- Зачем тебя и зачем – себя? – спросили они.
- Я попросила. Туда, где… зло. Не скажу точно, почему он решился помочь в этом мне, но, как минимум, его планам я не мешала. А о себе… может, скажет. Обещаете выслушать так же хорошо, как и Корнея?
Мартын же вместо ответа обхватил двумя руками за оплётку свой зубчатый гигантский нож, коротким движением вогнал его в дёрн и с усилием протащил за собой, взрывая в плотной земле бразду вокруг дуба и приникшими к дубу спутниками. По часовой стрелке.

***
Воде было так тяжело, что волны и любая рябь по всей поверхности не возобновились и когда он выпал на песок. Вода зловеще молчала, пока маг пытался снова адаптироваться к нормальному притяжению. Они преодолевали друг друга весь путь, они уже не чаяли друг от друга избавиться. Маг снова испытал принуждённое пребывание в перерастянутом времени, которым так часто мучила его Бабушка.
Он даже допускал, что выйдет на другой берег где-нибудь ближе к Концу времён Земли… а Бабушка ждёт там, чтобы истязать Соню у него на глазах, миллионы лет ждала, пока он преодолеет начатый по своей глупости путь. И как же пожалеет, что не двинулся за Королевой, чтобы изменить события с Начала времён Вселенной...
«Режим мага» рухнул с плеч внезапно, выдавленный мышечно-нервной реальностью тела. Свело болью перегрузки. Скорчился эмбрионом, из носа закапала кровь. Беззвучно стекали на мага сверху песчинки с отвесного обрыва, обещая засыпать целиком к местной осени. Время плыло в воздухе пляшущими туманными завитушками; теперь он подозревал, что ещё не опоздал, но встать не мог.
Белёсо-серым утром встретил его мир, куда должен был причалить плот. Но плота не было нигде, никакие звуки не выдавали присутствия людей. Стас под закрытыми глазами искал Соню на карте внутреннего мира. Производил невнятные для самого себя интуитивные забросы геометрических мысленных построений, которые в импульсной фантазии представились ловушками для следов, поисковыми системами.
Сзади стереглась его Река.
Он сделал нечто не только над собой – над Рекой тоже, в унисон Королеве ущербив её изначальную свободу. Своей волей он ломал фундаментальные законы, даже не начав понимать их. Простит ли Река? Хватит ли всего магического дара, чтобы оплатить порушенное равновесие, или такой долг невозможно вернуть?
А может, он больше не маг после сделанного. Тогда не нужен; надо проверить это как можно скорей.
Он увидел сам, просто глазами, на расстоянии вытянутой руки: здесь двое проходили. Небольшой след, тривиальный отпечаток девчачьего кроссовка. Так плеснуло кислотной радостью, что зрение занялось зелёными кругами, а голова треснула от боли.
Так он понял, что ещё не опоздал.
Тянулась по воде вслед за магом, пока ещё далеко позади, ледяная дорога, растягивалась по течению и вширь к обоим берегам. Стасу казалось, что спину сверлит чёрная точка, ждущая на льду в арке портала: Бабушка.
Реке больно и тяжело.
Шёл, придерживаясь за стенку обрыва, спешил, пока хватало тёплого заряда и Сонин след обуревал его. След вёл против течения, так что маг чувствовал на себе сопротивление встречного потока туманных призраков вчерашнего здешнего вечера. Пока не приткнулся к воде вплотную: здесь обрыв выступал вперёд и ещё наклонялся слегка к Реке, размытый у основания. С его вершины медленно-медленно падала перекрученная лента, сотканная ручьём.
Маг взбирался долго и неуклюже, заползал на четвереньках и животе. Сколько прошла за это время Бабушка, он пытался не думать. Отдышавшись наверху, выпуская из рук бесценные мгновения, он решился оглянуться назад. Река дышала. Её взбудораживал и помогал каждому вздоху крепкий ветер, её рябь становилась всё смелее, она вспоминала движение как после тяжкого сна.
Портал - бельмо посреди тёмных волн. Из него выклубляется туман. Свобода будет недолгой? Только Река выдержит всё, будет разливаться под давлением, замирать льдом и испаряться, чтобы убежать от зла, но когда-то вернётся на круги своя, и вечен продолжится её бег.

Он никогда бы не сказал Соне, что любит её. Никогда, что её любит и Эгле. Его молчание и неприсутствие - сухожилие, что держит на себе большую часть тяжести его хаоса-магии-души. И как метеорит диаметром всего в километр, магия Стаса может при падении убить целую планету. Их мир, неопределимый, щедрый, осмысленный. Признаться – перерезать. Но именно это он пообещал Реке, не имея больше ничего предложить. Чтобы высвободить энергию в оплату за благополучно доставленный плот, он пообещал Реке самому сказать о себе. Слышимыми и понятными словами сказать Соне. Не казалось ему и теперь, что монета слишком крупная.
Он нашёл залитое водой кострище, настилы из колючих веток. Опять обожгло, ударило, согрело, осчастливило. Ровно это место он видел ночью издали в образе языков пламени. С одного настила звучала вакуумная тишина. Он не посмел отвернуться.
Все синдромы и смены состояния говорили о том, что он до сих пор маг, что Река не отняла ничего. Или не посмела? Или не понадобилось это? Два потока влились в него с двух сторон: материя и антиматерия бытия. Стас осознал, как он опасен: поток-Соня входил в него, а антиток-Эгле мог в нём захватить Сонин и унести с собой в небытие. Стас поспешил перестать быть точкой-водоворотом, чтобы где-то там не случилось и с Соней уже непоправимой беды, и, игнорируя усталость, двинулся вдоль ручья, где прочувствовал не так далеко очередной портал. Туда ушли они все, унесли Эгле.
Открытое место кончилось, в три шага. Колючие заросли колыхались под штормовым ветром единым фронтом и несильно. Стас пару секунд верил, что люди прошли сквозь эту плотную стену и даже не оставили за собой прохода. Вода ручья отталкивала его так же, как и вода большой Реки, защищалась своей хрустальной чистотой. Он и помыслить не мог, чтобы поступить так же, как только что прошедшая здесь компания: пойти вдоль по руслу. Было в этом святотатство, природу которого не мог он и не хотел сейчас осознать до конца.
И вступил в усыпанный алыми и тёмно-алыми ягодами кустарник.
То, что он делает что-то неразумное, было очевидно загодя. Он попал в ловушку. Шипы держали крепко, а вода тихо пела себе в двух шагах. Маг увидел застрявший в толще заплетения трупик птицы: быть может, она гостья из того мира, куда он должен попасть, к местному лесу не приспособлена была. Ему было так же больно, как перед смертью этой птице; одежда могла остаться здесь вся. И, бессильно дёрнувшись несколько раз, увидел себя как бы сверху, с минимальной высоты. Зрелище переполнило презрением к себе. Быть может, так выглядела вся его трусость перед тем, что предстояло сделать. Быть может, некая самая гадкая его часть готова остановить таким позорным образом весь порыв даже ценой неоплаты долга, ценой гибели, скорее всего, теперь и Сони, и как следствие, полного разрушения мира. Всех миров.
Он понял. Есть в нём то, что хочет простого вечного сна. Есть и то, что боится Мартына. Боится, боится.
Шёл, полз по жухнувшим на его пути растениям. Они не перестали быть колючими, но потеряли упругость, проминались, их можно было раздвинуть в стороны. А портал оказался по ту сторону ручья. Такую малость маг не смог предугадать. Хочешь или нет, придётся шагнуть в воду.
Красная капелька упала и уплыла в сторону Реки. Интересно, что Бабушка попробует сделать с помощью всей его вытекшей крови, которую, без сомнения, соберёт, наткнувшись…
Он склонился, чтобы напиться.
И на месте своего отражения увидел Сонино из полуторачасового прошлого.
- Откуда про любовь и благодарность знаешь, а? – спросило Сонино отражение.
И маг расплакался немыслимо.
Эгле, Эгле, я тоже хочу умереть.
____________________________

Выполз из портала, мокрый по колено, человеком. Спускался к рощице у воды и оставался человеком. Человек шатался, спотыкался. Вяло выковыривал из себя колючки. Пришлось, наконец, осознать, что одежда на нём не своя, что обувь, от щедрот Бабушки, очень старая и сильно разношенная. Был отвратителен собственный запах.
В таком виде он предстанет перед Соней.
Жара в этом мире пообещала добить его. Правда, ещё пребывание в снегу, в магической коме, голод и перенапряжение должны были убить давно, но одна природа Стаса кое-как выправляла другую.
Человеческое восприятие отсекало всю тонкую информацию извне. Он и отвык уже от такого плоского видения, зато перестали мельтешить зрительные вычурности, разгадать которые не было времени, приутихло глубинное звучание каждого объекта на пути. Пейзаж стал вроде старинной раскрашенной, но выцветшей за годы фотографии.
Он всё ждал, что это кончится. Человекость давала отдых сенсорам и мозгу, но оборачивалась вновь неспособностью к свершениям. Событие предстояло главное в жизни, а он так и не знал, как будет держать себя, сможет ли говорить. В этом состоянии «надо» не означало «сделаю во что бы то ни стало».
Там ждал Мартын. Через него придётся пробиваться. Мартын был залогом. Мартын стал нужен. Ненавистный, уже не чёрно-белый, Мартын делал встречу ещё опаснее и зыбче в отношении итога.
Путь силы стелился так коряво.

При попытках осмотреться и создать образ местности у него запестрило в глазах. Что Тива понимает о Реке? Стасу казалось очевидным направление, куда им стоило идти: по течению, но убийственное опасение, что вдруг пойдёт он искать не в ту сторону из двух, затормаживало. Пресёк сомнения неоновый сигнал - зелёный волосок, что был намеренно завязан на ветви крайнего из купы деревца. Ветер тянул волос именно туда, куда Тива хотела указать идущему вслед. Человек-как-маг мимолётом отметил легкомыслие Тивы. Нельзя это, Бабушке этого волоска будет достаточно, чтобы стать довольной... Но волосок, словно убедившись, что обнаружен и прочитан, сам собой выкарабкался из узла и весело умчался по воздуху вдаль. В тот же миг что-то побудило Стаса обернуться. Кострище, мимо которого только что прошёл, не замечая в упор. В присыпанном песком тёмном пятне ровным конусом уложены камешки, на них свёрток из листьев, источающий запах, который человеческий нос мага, как ни странно, соотнёс со съедобным. Вспомнилась школьная столовая: пожалуй, нигде больше запах рыбы ему не встречался. В столовой он не бывал. Да ни разу. Бабушка запрещала есть где-либо, кроме дома, личных денег, само собой, не давала.
В последний раз где-то в конце ноября он что-то ел, а что такое, и вспоминать не стоит.
Тива снова попробовала заботиться о нём. Она думает, это ему надо, это ему поможет. Но запах печёной рыбы вульгарной плотскостью насмехался над ним вдогонку, когда он шёл совершать самое страшное в своей страшной жизни.
Снова был неблагодарен, но ничего не мог над собой поделать.

продолжение

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

погодная веха

@темы: сны лесошишья, природоведение

---

Минна

Доолго же я её! Волосы в три захода, одежду в сто заходов, фото... ну, традиционно. Зато прусь от неё.



Умеет фейспалмы. Она всё умеет, просто локти и запястье во имя прекрасного стоит прикрывать.



Ноги очень кстати отвалились у одной странной тушки, достались Минне. Ей придётся ходить исключительно в колготках (новые ноги розоваты), но зато может танцевать. Есть мысль отыскать в кавалеры ей Ханса из "Холодного сердца", разумеется, поддельного, и наряд ему праздничный деревенский состряпать. Возможно, он будет хорошо с Минной под своим каким-нибудь другим именем смотреться, если голова не слишком мелкой окажется.



"Этноплаток" в жуткую розочку нашелся для шитья, давнее пожелание.



Причесон по мотивам эпизода мультфильма
i2.wp.com/fashion.disney.ru/uploads/wysiwyg/kat...



Увы мне, на фото разнотон особенный. Наяву - не настолько.



И торбочка ей. Соткала на картонке из пёстрых коротеньких ниток, которые годами не хотелось выбрасывать, но и в дело какое-нибудь пускать - тоже.

@темы: материальная база, одежда, шитая белыми нитками, куклы и их части, прочие игровые, блохоходство, ура, сделаны волосы

---

К3-2 Глава 25 (окончание)

Глава 25

начало
продолжение
окончание
Когда Корнею было шестнадцать, произошло то, что перевернуло ему душу. Весной, как всегда, бродя по горам, он увидел на зелёном склоне и спугнул подростков, ласкающих друг друга. Это были брат его и Майя, уединившиеся очень далеко от дома. Они посмеялись над ступором Корнея и уверяли, что им, жениху и невесте, можно всё, чему он стал свидетелем. Потом брат разозлился и Корнея прогнал. А так как Корней испытал что-то особенное при виде их, то не было ему всю ночь покоя. Он прозрел, и не хотел больше той жизни, что была ему назначена. Он понял, чего его хотели лишить. И ещё – Майя. Почему он не видел раньше, как она прекрасна?
Прочувствовал теперь особенно остро свою неполноценность. Так в нём родился бунтарский дух. Так проснулась его гордая кровь. Так завопило самолюбие. Он понял, что мало чем хуже брата на самом деле. И, должно быть, генетически и он пригоден для того, чтобы стать Майе мужем. Если бы не несчастье с ним, выбирали бы ей из двух братьев!
Он решился отвоевать своё счастье и достоинство и тотчас стал пытаться говорить. Долгие дни мучил себя попытками, прежде чем сумел извлечь хоть немного значимые звуки, благо был в одиночестве и никто этого не мог видеть. Он раздобыл зеркальце, потерянное Энтомологом, упорно копировал перед ним речевую артикуляцию. Свой труд он продолжал всё лето и до поздней осени, пока не вынужден был в холода вернуться в поселение. Опасаясь растерять за зиму все навыки, знаками выпросил себе разрешение переселиться в один из множества пустующих домов, где и окопался. Каждый день тревожился, что кто-нибудь подсмотрит и подслушает, чем он занимается. Впрочем, Корнея раскрыла мама, вовсе без подслушивания: сердце подсказало. Она была счастлива и некоторое время общалась с сыном, приходя ежедневно в гости, но вскоре уговорила вернуться домой, открыться отцу с братом и сразу всем остальным людям на зимних посиделках.

У Корнея настала другая, но тоже нелёгкая жизнь: он должен был социально перестроиться. Многие так и не изменили мнения о нём к лучшему, иных смущало то, что они когда-либо выболтали лишнего в присутствии немого мальчика. Но в целом общественное мнение предположило, что небеса сняли часть проклятия с сына убийцы, так что можно ждать и других добрых перемен. О своей мечте Корней продолжал молчать. Майя, хоть и была дружелюбна к нему, особого желания общаться не выказывала, а напротив, всё больше времени проводила с женихом. К тому же вторую и главную напасть Корней так и не знал, как разрешить, так что заявки делать пока было никак нельзя. По весне он снова ушёл в горы, запасшись в этот раз старым оружием, которое упросил кузнеца подновить: ножи, копьё, лук. Он учился пользоваться ими, учился строить зверям ловушки. Но так и не решился хоть кого-то убить.
В год, когда ему и Майе исполнилось по восемнадцать, источник-водопад перестал быть ядовитым - второе проклятие колдуна было снято. Люди, обнаружив это, высвободили его из-под защитной каменной кладки. Корней надеялся, что это добрый ему знак, и через два года, когда придёт время Майе выходить замуж, он сумеет показать, что нет и третьего проклятья, самого тяжёлого. Однако разрешение наступило на год раньше. Эней, которому уже двадцать исполнилось, в качестве почётного подвига и одновременно охотничьего экзамена на зрелость вызвался отправиться на одну из священных вершин, где обитали создания под названием фхелы, курительная трубка из рога которых была необходимейшим атрибутом старейшин. Именно её воздействие поддерживало в них способности к генетическому прозрению. А нуждались в ней постоянно, так как вещество рога вызывало зависимость. В тот год истлела и сломалась последняя трубка из запасов. Корней понял, что другого шанса не будет и выступил перед всеми, как только брат сказал своё слово. К тому же, брат против закона стал испрашивать позволения на свадьбу уже в этом году, как только свершит столь нужный поход. Жениться ему не дозволили, но Корней успел испугаться.
И конечно, в тот же миг всё изменилось. Ударил брат. Прокричала слова ненависти Майя. Люди и подумать не могли, что так поступит Корней с их любимцами. Что позарится на лучшую и единственную девушку, коварный дурень. И кричали, и позорили его. И холодно молчал где-то в толпе отец.
Ну а старейшины… они спокойно признали право Корнея. Назначили процедуру сравнения крови, чтобы зря не гонять Корнея за фхелом в случае несовместности с Майей. Собрали всех троих да проверили, на остатках генетического прозрения, какое без трубки было возможно. Вердикт: Корней от небес и родителей хорош так же, как и Эней…
Теперь осталась малость: сбегать на одну гору Оати, убить фхела да вернуться раньше брата с добычей на плечах. И Майя твоя. Майя, ненавидящая тебя, пообещавшая много действенного для того, чтобы нежеланная ей свадьба не случилась. Пообещавшая убить всех, кого для этого понадобится. Обидные слова каждого встречного. Больно. Даже если забыть, что ты ни под каким предлогом не сумеешь убить священное копытное со священной горы. Корней видел это ясно, и всё же услышал себя, дающего все обещания и декларирующего все свои права и желания.
Никто не верил в него. Подосланная старейшинами девица Эвси, старше его, не получившая в своё время пары, говорила, что на ней можно жениться, раз Корнею очень-очень хочется. Никто не хотел, чтобы у него всё получилось. Он видел яснее некуда. Он не верил в себя. Он не хотел уже принуждения Майи. И он отправился следующим утром.
Устав от вечного позора, Корней продумал по дороге, как избавит от себя племя ашш. Просто будет идти без конца вперёд и никогда не повернёт домой. Пройдёт мимо священной вершины, построит себе хижину в соседней долине. И проживёт в одиночестве столько, сколько сможет.
Однако клятвы, что дал он при всех, позволили Оати, одной из трёх священных гор, уловить его разум и заставили Корнея свернуть и взойти на неё. Он сам не заметил, как начал преследовать чудесного зверя с гигантскими завитыми рогами и задними лапами, как у хищника. Зверь терпеливо поджидал, пока Корней вскарабкается за ним на кручу, убегал и позволял догонять. И понял Корней, что так будет продолжаться, пока зверь не загонит его насмерть – или он зверя. В том изменённом состоянии сознания Корней выбрал единственно верное решение. Ему понадобился единственный бросок копья, чтобы в несколько ударов поражённого сердца зверь потерял всю кровь – так и должно быть. А после стало так, как Корней всегда знал – видение смертельной склизкой воронки, в которую, казалось, убегают огромные куски живого Ымкбат-Алцегорат, весь мир готовая заглотать зловонная яма, которой, убив, позволил разверзнуться Корней.
Как ни странно, едва живой, он вернулся в Нами-Аттала-Шийашш прежде брата. Однако за Энеем считалась поправка на неравноценный путь до другой горы, и Майя жадно ждала, что любимый уложится в дополнительное время. Когда Корнея вынудили, по законам охотников, заняться разделкой туши, двое презрительно наблюдающих за процессом мальчишек вызвались спуститься навстречу Энею, чтобы поторопить того.
- Корней вернулся со священной вершины с добычей, опередил брата на должное время, и в должное время станет мужем девы Майи, - услышал Корней.
_________________________________________

Брат вернулся, когда он без сил спал в доме родителей. Брат вернулся без фхела, но с мёртвым мальчиком на руках и поддерживая второго, раненого. Брат сказал всем, что вернулся Берр, но ему не поверили, полагая, что напал на троих бродячий кариувиаскт.

Берр – создание из мифов. Берр имеет каждый раз другой облик. Берр не просыпается столетиями.
Был род людей, что вознамерились взять законы Равновесия в свои руки – и в каждом последующем их поколении появлялось всё больше таких черт, как крылья, хищные либо копытные конечности, рога, странные глаза… И остался из рода один последний, сожравший всех перерождённых. Всё, что мог извергнуть последний из проклятого племени – полный голодного раскаяния вой: беееерр, бееееееерррр!!! Он брёл наугад и нюхом находил добычу: всякое существо, что не могло укрыться. Но не переваривал её, а приобретал признаки съеденного, без различия, было ли это млекопитающее, пресмыкающееся, птица, паук, бабочка ли... Чужие облики причудливо перемешивались, накапливались и вступали один с другим в борьбу. Достигнув некоего предела массы, Берр распадался на несколько частей мёртвой плоти, а одна, как-бы-живая, впадала в тайном убежище в сон.
В такие периоды племена Ымкбат-Алцегорат замуровывали себя в пещерах и часто погибали от голода, прежде чем могли позволить себе рискнуть выбраться на охоту. Потому что знал каждый, что слепой Берр ищет именно людей. Чтобы, пожрав достаточное их число, вернуть свой первоначальный облик и внедриться в какое-то доверчивое племя, которое начнёт преобразовывать уже исподволь, под своё потустороннее разумение.
- Это я его разбудил, - сказал немедленно Корней. Он не сомневался, что именно так сработала ловушка колдуна. И скоро народу ашш придёт конец.
Но Эней был настроен иначе. Он считал, что пока Берр пребывает в облике фхела, которого вынужденно бросил ему в пасть, его можно прикончить. И должны сделать это они двое.
- Нельзя, чтобы наши вышли на эту охоту. Они не будут ждать Берра, не настроены на неизвестность. Меня не берут с собой. Времени в обрез. Берр только что проснулся, он пока маленький. К тому же, он пожрал фхела и сколько-то пробудет похожим на него. Я виноват перед Ийдамеем, Айенесом и всеми. Потому что совершенно не верил, что ты вернёшься с добычей, тем более раньше меня, так что сознательно не спешил, возвращаясь с вершины Тиру. Я должен спасти мой народ. Перед рассветом я отправлюсь убивать Берра. А ты, брат, доказавший, что стал настоящим охотником, пойдёшь со мной. Больше некого позвать.
Вот тогда Корней пожалел, что не сумел уйти из племени, пока был ещё шанс. Он навлёк на всех беду, а сам ничем не сможет брату помочь: он всё так же не умеет сражаться. Но снова дал несбыточное обещание, потому что впервые в жизни брат так говорил с ним!
Они вышли на рассвете, и Берр стерёг у подножия Нами, и был он точно такой, как Корней представлял себе в зимних сказках, только страшнее и быстрее. Брат вступил с Берром в бой, и сразу стало видно, что силы не равны. Ну а Корней… его пробрало до самого нутра. Он обнаружил, что бежит, не разбирая дороги. Когда же достало духу вернуться, Берра больше не было. Лежал на земле искалеченный, умирающий брат.
Корней донёс его до поселения и признался людям во всём. Рассказал про Берра. Так настал вечер ашш. Люди поняли, что обречены, так что никто на Корнея не поднял руку – не было смысла. А Майя исчезла. Решили, что она сошла от горя с ума. Корней и отец Майи обнаружили, что она села в одну из брошенных, рассохшихся лодчонок, некогда сделанных Корнеем и отдала себя в волю бурной реки. Едва не рехнувшись, Корней впал в прострацию и несколько дней сидел на скале над поселением. Пока не пришло по небу одно из летающих созданий розиян, похожее издалека на стрекозу. В её нутре находились несколько розиянских людей, а с ними Майя, которая повела пришельцев прямо в дом Ксавера и неизвестными аргументами уговорила отдать им Энея, узнав, что он ещё жив. Улетая, она разъяснила положение дел: в обмен на помощь розияне забирают всю землю и всех ашш в своё владение. Такой их закон. И она, Майя, прекрасно знала об этом, когда решилась пробраться в розиянское поселение и разыскать Энтомолога, который когда-то в шутку объяснил, где живёт.
После отлёта Нами-Аттала-Шийашш затихло: люди готовились к смерти. Погибли или умерли все трое старейшин, стали уходить из жизни те, кто заметил, что в его волосах нет больше следов духа Тиыйэйкливаниаля. Корней тоже готов был последовать за ними, но его волосы как раз продолжали зеленеть. Предположительно это значило, что он должен дождаться настоящего, заслуженного наказания ещё при жизни, и он готов был на любые муки.
Через несколько дней стали волнами налетать на вертолётах розияне. Энтомолог с двумя его жёнами стали переводчиками. Розиянам никто не мешал делать что угодно и наводить свои порядки: ашш спокойно ждали, что придёт Берр и съест и местных, и пришлых. Ну а Корнея призвал отец, и Корней не смел ослушаться. Ксавер показал Корнея группе розиян в одинаковых одеждах и сказал, что отдаёт сына им. Корнею же сказал:
- Иди с этими людьми и исполняй всё, что они тебе скажут.
_____________________________________________

Как ошпаренные, чиновники и военные плотно занимались народом, до которого не было дела столетия до того. Им поставили задачу в считанные недели перелепить безъязычных дикарей в типовых граждан. Не было никакой нужды огромной розийской армии в горстке призывников из малого народа. Но кто-то от кого-то в таинственных далях ждал отчёта о проделанной с населением работе. Штатно тлел по стране призыв лета-осени 6518 года. А то и просто показалось кому-то забавным наковырять строевых единиц в глубинке – случались и такие забавы.
Призывного возраста, не обременённый детьми, на вид здоровый, в высотном поселении Нами-Аттала-Шийашш нашёлся только один Корней. Все прочие обстоятельства его жизни были блистательно проигнорированы.
Так его привезли служить в Агдь, находящийся в мире смутном, жутком, немыслимом, в котором Корней снова стал немым, но ещё и глухим. Его психика находилась на грани раскола. Он почти верил, что оказался в загробных областях, а людей вокруг долго воспринимал как злых духов, к которым послан отбыть наказание за трусость и предательство.
Он знал, что такое армия. Это охотники, которые бросают своё самое важное занятие и сговариваются, как ловчее будут выслеживать и убивать таких же охотников, но другого племени. Более точного наказания и придумать Корнею нельзя, а отец, отправляя сюда, знал, что за место будет уготовано сыну.
Корней и пытался искупить. Изо всех сил старался угадать здешние правила, копировал поведение и давился местной едой, мало похожей на настоящую. Он таил свою тоску, не допускал, чтобы злые духи видели, как ему плохо. Пока, наконец, командование не навело о странном рядовом справки, вдруг заметив его. Отослать обратно в дальние горы не умеющего ориентироваться в окружающем парня почему-то не представлялось возможным, поэтому проблему решили, как уж додумались: скинули воспитание солдата Корнея на другого рядового в качестве особого задания тому. Вертись как хочешь, «профессор». Миша не подвёл и нашёл подход к Корнею с нуля. Раздобыл в интернете образцы языка тияшш (более близкого тому, что произносил Корней, там просто не существовало!) Слово за слово, объяснил на пальцах и простейших понятиях этот мир, спасая, сам не зная того, Корнея от культурного шока. Заставил поверить, что вокруг люди, просто люди – розияне разных племён. Впрочем, развернуться Мише не дали как педагогу и быстро отозвали. Корней снова остался в одиночестве, но теперь он слышал и понимал гораздо больше. Например, как солдаты высмеивают его и глумятся над совершенно незнакомыми им женщинами ашш. Корней воспринял эти оскорбления напрямую относящимися к Ильме и Майе, и решил, что будет отстаивать их честь дракой.
Он никогда раньше никого не бил, но ему понравилось. Мало кто мог сравниться с ним по силе – только набросившись скопом, ровесники могли его одолеть. Всем участникам драк раздавались наряды вне очереди, а Корнею, что был пьян и неуправляем после побоища, полагалась изоляция. Так его ненавидели всё больше. Но это трогало мало, потому что сердце разрывалось при мысли о родном крае, об участи ашш, о маме, брате и Майе. Он всё бы отдал, чтобы только узнать их судьбу. И чувствовал, что никогда этому не быть, не вернуться домой, не вырваться из розийского плена.
Однажды он, как бы глядящий на себя со стороны и управляемый силой отчаяния, забаррикадировался в туалете в надежде побыть в тишине. Но всего через несколько минут его уже собрались выковыривать. Тогда он сорвался: ходил и крушил всё, что попадалось, разбил в кровь руки и кричал, чтобы его отпустили домой. Даже обещал убить себя. Вероятно, так он и сделал бы, несмотря на то, что цвет Тиыйэй так и остался в его волосах и не позволял распорядиться собой, но в туалет пустили усыпляющий газ. Солдата Корнея скрутили и поместили в психиатрического отделение военного госпиталя, где он пробыл неизвестное количество дней или месяцев.
Однажды ночью он очнулся. Видимо, кто-то упустил вколоть ему лекарства. Он был в палате один, привязан к кровати. И услышал шестым или другим неведомым чувством приближение со стороны гор через долину некоей тяжёлой и непреклонной силы.
Понял Корней: кого-то ищет она, и каждый обитатель котловины Агдя надеется, что не его. Каждый знает, что взгляд из узкой щели в капюшоне задержится, продолжит чёрным лучом шарить по мирозданию и внезапно скоро вернётся, чтобы поставить на избранном человеке чернильно расходящуюся точку. И тогда никто не вытащит, зови не зови. И молить о пощаде не надо. И спрашивать, за что.
Сущность двигалась, и вдруг сменила направление: она учуяла Корнея. Корнея и ещё нечто, носимое Корнеем в себе всю жизнь со злополучного дня.
Шагнуло сквозь стену. Споткнулось о его макушку.
И видел Корней, несмотря на кромешную темень, на закрытые глаза, как поднимается из его грудной клетки белёсый червь навстречу плесенно-морочному вниманию там, за спинкой кровати. Бесконечно вынимается толстое тело, но не поднимется выше потолка никак. Безостановочно текут в пустую дыру за затылком сквозняки
Он узнал червя – его колдун с мягким, складчатым лицом. И слышал Корней, но не ушами, а самой сердцевиной, всю встречу ИХ.
И шштооо тыыы такое на моей дороге?
…бесприун. О Госпожа, прими в себя, сделай собой - отдаю свою силу в твою власть.
Зачем ты мне? Заслужи. Покажи то, что мне понравится.
…я такой же, как ты, как часть тебя. Не дай сгинуть совсем.
И это своё изгнание ты зовёшь силой?!
…ты права, Госпожа. Но я отдаю в уплату этого раба. Он противится мне шестнадцать лет.
Тебе противиться нехитрое дело.
… и вот он едва не скинул меня. Если бы его не скрутили…
Ты не справился с одним смертным.
…Госпожа, не уходи! Он не из здешних гор. Этот человек переполнен равно храбростью, трусостью и несбыточными чаяниями. А ещё он предатель, он понравится тебе! Если ты примешь меня, я расскажу обо всех, кто дорог ему. И открою тебе особое место в их горах.
Предааатель? Это интересней. Что ж, быть по сему: в обмен на предателя я воспринимаю твою сущность, но не всю, а ту часть, которую выберу. И только та часть, если сможет, будет видеть моими глазами.
…пощади, Госпожа…
Только так.
…я согласен, Госпожа.

И увидел Корней – нет, всем собой, через себя пронзился - как в области его тела две бестелесные, но тяжелее не бывает, фигуры сошлись, и чернота протянула к червю руку, вынула из червя невидимо маленькую частицу. И рассыпался червь, исчезая навсегда.
- А ты теперь мой – надо же чем-нибудь оправдать дорогу. Для чёрной работы сгодишься.

***
Тива шла немного впереди, разведывая места, куда можно ступать, и оперативно приводила альтернативные грамматические построения Корнея к простому розийскому языку для Сони и Мартына. Корней тащился, уставившись на ботинки, то и дело ерошил всё ещё зеленоватые волосы, пока мучительно и честно выкладывал им всю эту свою жизнь. Мокрая одежда на нём исходила паром. Соню выворачивало от цинизма ашшского колдуна, ёжила суровость горного поселения. Воображение досыпало ещё фантасмагорических деталей. Соня практически точно угадала, кто и что есть Корней, но вот заковыристым оказалось конкретное наполнение схемы! Спорить вслух о правдоподобности рассказа не хватало сил. Мартын молчал, а слушал ли - неизвестно.
Корней на глазах становился невероятно жертвенным и жалким, вроде узника, не видевшего света от рождения. Вспомнился умный термин «социальная депривация». Соня переживала отзвуком вчерашних симптомов отравления обиду за грубое принудительное присоединение горных лугов и рек к Розии. Ей даже в какой-то момент стало трудновато дышать. Тива остановила всех и заставила Соню выполнить одно дыхательное упражнение. «Всё можно поправить», добавила она, глядя сразу на неё и Корнея. Соня отказалась отдыхать, маниакально заспешила вперёд, постаравшись не оглянуться в сторону места их рыбного завтрака. В довершение мук начался участок берега, где из рыхлой поверхности под ногами там и тут вытарчивали чьи-то кости, целые серии ломанных рёберных арок, под которыми можно было бы свободно проползти при желании, и прочие скелетные остатки помельче. Судя по всему, из Реки именно здесь некогда выбрасывались киты.

конец главы 25



потерянное поколение ашш


(Кажется, где-то на этом я когда-то забросила весь этот опус.)

глава 26

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 25 (продолжение)

С историей Корнея у меня вышла закавыка. Придумывая мир ашш, я увлеклась и написала где-то 33000 слов (давно это было) и в этом дневнике решила оставить - захотелось посмотреть, как выглядят здесь страшно длинные тексты. Потом, когда "Жизнь волшебную" завела по новой, пришлось переписать конспективно-ужато - и более адекватно в том смысле, что Корней захотел и смог бы рассказать только самое главное, и то не всё, что сказано ниже.
"Полная" версия была здесь -
Проклятый колдун,
покороче - в этой главе.


Глава 25

начало
продолжение (о чём поведал Корней)
Около семнадцати лет назад с ребёнком одного никому не известного горного племени ашш произошло несчастье: едва начав в своей жизни разговаривать, он онемел и тронулся умом. Этому предшествовали драматические и весьма отвратительные события, связанные с культовой фигурой у ашш – с колдуном, каковые постоянно сопровождали народ и сменяли друг друга, приходя ниоткуда и уходя в никуда. Их посылали людям боги; известно, что колдуны были духами во плоти. Отсюда и особенное к ним отношение: полагалось, кроме обычных потребностей в еде, одежде и жилье, исполнять и всякие странные причуды, которые только колдунами будут высказаны. Ибо причуды эти должны помочь направлять и корректировать мировую гармонию, называемую среди ашш Равновесием. Таков был вклад в Равновесие людей. Обязанностью же колдунов было сберегать до жатвы тот небольшой урожай, что растили ашш на южных склонах скалы-жилища, называемой твердыней Нами, и, если требуется, менять ради этого погоду. Колдуны всегда заведовали самым обыденным - водой. Они не показывали фокусы, но ашш не забывали никогда, чего стоят. Колдун оберегал от засорения источник цвета Тиыйэй, что находился в одной из нижних глухих пещер и, глядя в этот источник, прозревал будущее. Кое-что из увиденного, если считал необходимым, передавал людям. Каждый из ашш раз в год омывался в источнике и пил его зелёную воду.
Были ли колдуны у других племён Ымкбат-Алцегорат, горной местности, исконной и священной территории охоты, оставалось секретом. Впрочем, последнее из таких, племя тияшш, ашш окончательно победили не так давно. Были и недруги особенные (если не считать нечестивых духов): розияне, сильное и многочисленное племя, чьим воздухом и смыслом, по отголоскам легенд, были беззакония и пороки, странные и страшные обычаи. Именно розияне порождали жутких летающих существ, что иногда показывались в чистом небе. Но покуда розияне не вторгались в заповедный мир, оставались для большинства страшной сказкой. Одним из худших и позорных наказаний было изгнание преступника к ним.

У ашш не принято в мирное время избирать вождей: считается, что разумные люди должны уметь договориться между собой в любых вопросах и всем миром обучить детей: главнейшему – охоте на всевозможных сухопутных животных, далее, жизненным рукомёслам, счёту и рисованию условных знаков, а также песням и сказаниям. Трое старейшин, по мере необходимости избираемые из уважаемых людей старше пятидесяти лет, конечно, никогда не отказывали в совете или разрешении спора, наставничестве, но властью не считались. У них была совершенно конкретная миссия. Именно старейшины владели тайнами генетической науки и по одним им понятным правилам, знания о которых получали при посвящении у мёртвых предшественников, захороненных в высокогорной пещере, узнавали, кто с кем из молодых людей и девушек должен вступить в брак. Эти указания были краеугольным законом ашш: объявленные пары не смели ослушаться и перестроиться согласно личным предпочтениям. Ибо правильные качества потомства важнее влюблённости.
На практике это значило, что часть юного поколения оставалась в одиночестве. Эти юноши и девушки (последних всегда куда больше) могли потом при случае вступить в брак с овдовевшими, и такие браки из-за почти обязательного бесплодия истинными не считались, только утешительными для обеих сторон.
Несмотря на то, что закон неукоснительно соблюдался, как говорили, тысячелетиями, было очевидно, что с народом ашш творится неладное. Женщины всё чаще умирали в родах, если были младше двадцати лет. Прочие же всё равно редко рожали больше одного ребёнка. Приняли закон, карающий смертью связь с женщиной до двадцати лет, что вполне выправило ситуацию. Впрочем, после почти у каждой деторождение прекращалось уже в двадцать четыре, изредка возобновляясь в возрасте чуть постарше лет. Племя таяло на глазах. Способствовала этому и война с соседями, и неизбежные несчастные случаи в горах на охоте.
Был человек по имени Ксавер, который мечтал бы преломить разрушительные тенденции и изменить уклад жизни ашш. Он верил, что сильный и мудрый вождь помог бы восстановлению и процветанию племени, однако внедрить в сознание ашш идею единоличной власти не представлялось возможным. Ксавер, приёмный сын Оатира, будущего старейшины, был из лидеров на войне и одним из умнейших и искуснейших охотников, но вождём стать не смог. К тому же умерла его жена, не подарив сына, которого мечтал воспитать так, чтобы хоть тот сумел в будущем взять власть.
Случай, что мог подарить ему желаемое, выпал внезапно и причудливо. Колдун, непривычно молодой, в отличие от предшественников, изъявил очередную волю, гармонизирующую мир: созвав всех двадцатилетних девушек, при всём собрании народа вопросил, нет ли у одной из них желания стать ему женой. Девушек в том году было ровно на одну больше, чем парней того же возраста; пары старейшины ещё не объявили.
Но было в просьбе колдуна как раз нечто противоестественное, что интуитивно воспринималось людьми как не имеющее отношения к Равновесию: колдуну жена не положена! И, не умея объяснить себе это, девушки запаниковали и готовы были спасаться бегством с площади собраний, если бы не точно вовремя подоспевшая подмога в виде вернувшихся с охоты их будущих женихов. Молодые люди хватали дев без разбора и тут же бросались по двое в ноги старейшинам, прося дозволения на брак.
Вероятно, последние были по-настоящему растеряны, так как инцидент считался немыслимым – как со стороны молодёжи, так и колдуна. Но то же интуитивное чувство заставило старейшин немедленно дозволить все самовольно испрошенные браки, лишь объявить их чуть позже наказанием, но не благом. И предсказать слабое и несовершенное потомство, нелад в семьях.
Что же «нечётная» девушка? Её звали Ильма, и она, вероятно никому толком не нравилась. С огромной вероятностью (просто теперь никогда не узнать), муж ей не полагался и по версии старейшин. Её выхватил из-под носа у колдуна охотник Ксавер, старше её на десять лет. Он, судя по всему, суеверным не был и не сомневался, что ребёнок у него с этой девушкой будет превосходный. И пусть Ксаверу тоже не полагалось жены, особенно в ближайший год, тем более из юных, он частенько нарушал правила, не побоялся и нарушить закон.
А что колдун? Он не наслал на том же месте проклятий, не поразил ни одного из ослушников. Просто ушёл в свою хижину, где просидел безвылазно двадцать с лишним лет, молча исполняя свои колдовские обязанности. Источник цвета Тиыйэй не претерпел без его присмотра никакого урона.
Колдун дождался своего часа, когда начались свадьбы детей его обидчиков. Он выполз на свет, подгадав как раз к первой из них, и исправно посещал каждую последующую несколько лет подряд, ведя себя исключительно отвратительно и непристойно. Впрочем, людям ашш пришлось вспомнить, что он всё ещё колдун, посланный небесами, чьи взбрыки следует уважать во имя Равновесия. И люди позволяли трепать себе нервы до тех пор, как он резко изменил тактику. Далее они умоляли о пощаде, ибо колдун наловчился обращать гостей и виновников свадьбы в живые окаменелые изваяния на достаточное время, уводя затем невесту к себе в хижину на ночь. иногда он их щадил – главная радость ему была в том, что никто каждый раз не знал, с кем происходит свадьба очередной девушки – с охотником или с колдуном. Но колдун намекал, что у тех, кого он отпускает, обязательно родятся дочки, что пригодятся в своё время ему. И не было никакого способа свадьбу отменить. Моментально налетала дождевая туча и ливень аккуратно смывал локальную часть посадок. Обратный способ – обезвоживание погоды – тоже применялся.
Таким образом колдун значительно проредил популяцию ашш. Женщины, побывавшие у него, не рожали. Ни от него, пообещавшего «не наводнять» своими потомками племя, ни впоследствии от своих мужей.
Последняя свадьба тем летом была у Лоовси, дочери Ксавера и Ильмы.
Женщина была спокойна – она лично принесла колдуну богатые дары и просила взять, если нужно, и её жизнь, только бы оставил дочь в покое. Женщина была счастлива, ибо небеса были к ней настолько добры несмотря ни на что, что послали ей в позднем возрасте – после сорока-то лет! – двух сыновей-погодков. Ксавер ничуть не прогадал, беря её в жёны. Готовился воспитывать из мальчишек вождей. Если понадобится, то и из ожидаемых внуков. Неизвестно, предпринял ли он чего-либо для безопасности дочери.
В положенное время свадьба состоялась. Но колдун обманул Ильму и забрал Лоовси к себе. Никто не мог проникнуть в магически огороженную хижину.
Наутро невеста бросилась в пропасть.
Её несостоявшийся муж тотчас собрал пожитки и на глазах у всех объявил, что уходит жить к розиянам. Ибо вся ашшская жизнь ему давно не по душе. А Ксавер изловил ухмыляющегося колдуна и отрубил тому голову.
Никто не знает, почему он не сделал этого раньше, ведь видел, к чему идёт.
За убийство, тем более посланника небес, полагалась и смерть. Но люди рассудили, что, скорее всего, Ксавер не мог не отомстить за великую потерю, пусть и был сам главной причиной того, что колдун обозлился на людей. Возможно, решающую роль в правосудии сыграло то, что его младший сын Корней онемел и погрузился в безумие после того, как отрубленная голова колдуна подкатилась прямо к нему и что-то проговорила, прежде чем отправиться в пропасть.
____________________________

Мальчика стали считать зримым искуплением вины всего племени, привыкли к нему, хотя опасались с ним общаться лишний раз. Прошло время, духи безумия перестали его терзать. Корней не стал слабоумным, но так и не заговорил. Он проводил свои детские дни или постоянно нося воду из нижних пещер (так как главный источник – водопад, делящий поселение Нами-Аттала-Шийашш на две части – стал после гибели колдуна отравленным), или играя в одиночестве. Брат Эней и соседская девочка Майя, единственные маленькие дети вместе с ним в поселении, перестали с Корнеем дружить. Мало обращал на него внимания и отец – этот сын теперь не годился для его великой цели. Одна только мама Ильма любила по-прежнему, защищала, жалела. И даже пыталась научить разговаривать, но это ей вскоре отсоветовали старейшины.
Без колдуна ашш справляться научились, их светлые волосы, будучи мокрыми, не прекращали зеленеть. Пожалуй, это говорило о том, что небом народу ашш (а ранее и другим племенам - соседям) подземные водоросли были даны как эталонный индикатор права жить на белом свете. Именно оттого жизнь и без колдуна худо-бедно, а то и неплохо продолжалась, что по собственной воле уничтожить источник цвета Тиыйэй колдун не смел или не мог. Хотя люди продолжали серьёзно опасаться того, что живут отныне не по небесным законом, и нынешний образ жизни ведёт их понемногу к тому, что было давно предсказано как «вечер ашш» - то есть к окончательному угасанию и исчезновению народа.

Эней рос идеальным, сызмальства отличался храбростью и сообразительностью. Девочка Майя тоже была гордостью своих родителей. А вскоре подросло множество малышей, которые становились, как это принято у ашш, воспитанниками более старших. Ксавер внушал Энею, что мальчишки эти – его будущая армия и оплот. Майя следила за девочками. Их же двоих, ну и Корнея постольку поскольку, обучал Ксавер основам самого главного дела ашш – охоте. Очень скоро выяснилось, что Корней не склонен добывать мелких животных для пропитания или чего-то ещё. Но пока ему не исполнилось десять, на это не обращали особенного внимания.
Зимними вечерами ашш передавали детям знания, которые можно выразить словами или продемонстрировать на месте. Каждый должен знать, что съедобно, а что нет, в какое время и за кем можно и нужно охотиться, как правильно хранить мясо, дерево, кожу и куда в пещерах ходить категорически нельзя. Знать законы, предания и сказания, уметь считать и сочинять песни. Вести хозяйство. Корнею разрешали присутствовать на занятиях, как и любому человеку, но негласно считалось, что обучение его не касается. Он запоминал всё сам, но не мог этого продемонстрировать, а также спросить непонятное. Дар слова считался одним из величайших благословений людям от небес, а его отсутствие, следовательно, делало человека бесполезным и неполноценным.
_____________________________________________________

Когда Энею исполнилось десять, он впервые покинул Нами в качестве охотника. Половину сезона десятилетние дети обучаются кем-то из взрослых. Потом ходят в горы со старшими подростками. В какой-то момент, осенью или следующей весной, посвящаемый обнаруживал в себе силы отправиться в однодневную вылазку в одиночестве. Вскоре он становился самостоятельной зверодобытческой единицей. Умея и имея склонность ночевать вдали от дома столько, сколько понадобится для крупной охоты или сколько сочтёт нужным. Возвращались, как правило, с дичью. Охотились и мальчики, и девочки. Чем больше людей в племени способны прокормиться самостоятельно, тем лучше.
В тот же день за Ксавером и Энеем увязалась девятилетняя Майя, не желая отставать от друга. И ей позволили, рассудив, что практичнее обучать обоих сразу. Корней не сумел сообразить, о чём говорит это решение его отца относительно него, и за ними не ринулся. Вечером трое вернулись с добычей, которой дети поспешили похвастаться каждому встречному. Из них обещались вырасти отменные охотник и охотница. Корней же при виде убитых птиц обнаружил вторую свою величайшую слабость, окончательно вычёркивающую его из потенциально достойных людей: позорную дурноту и непреодолимое отвращение. Он почувствовал окончательное отчуждение от брата и Майи. Но продолжал по-детски верить, что отец когда-нибудь полюбит его и примет какой он есть.
Ксавер так и не позвал его на охоту. Корней попытался приобщиться и преодолеть себя, увязавшись за другим охотником-учителем, но поход кончился тем, что тот был вынужден объявить о позоре мальчика на всё племя. Всё больше отдалялись от него люди. Они связывали особенности Корнея с проклятьем колдуна и втайне мечтали избавить племя от ходячего напоминания о нём. Были даже шепотки о том, что в прежние, более мудрые времена, таких детей, как Корней, предавали смерти, бросая со скалы.
Однажды Ксавер попросил одного друга, который после войны был обязан ему жизнью, чтобы его сын обучил негодного Корнея ходить самостоятельно по горам, разбираться в животных и растениях, следах и погоде, показал бы ему разные местности. Корней оказался вполне способен ко всему, кроме убийства животных. Но мама подсказала ему, что он может попробовать ловить рыбу. Последнее считалось не вполне достойным занятием. Рыбу ашш ели только в случае крайнего голода, так как рыбы считались не так чтобы совсем живыми существами, близкими к местообитанию тёмных сил. К тому же последний колдун рыбку любил и заставлял приносить её себе. Как ни странно, убийство рыбы не вызывало у Корнея того глубинного отторжения, как было с теплокровными животными. Что не могло не смутить ашш, зато позволило Корнею кормить себя самостоятельно.
С десяти лет Корней большую часть времени в весеннее-осенний период проводил в горах, разведывая их, ночуя под открытым небом много дней подряд и возвращаясь ненадолго, чтобы показаться на глаза переживающей маме. Он продолжал помогать соплеменникам. Упорно трудился, принося наверх, в поселение, два вида собранной травы, необходимой для теплоизоляции каменных домов на зиму, а также вёдра плодородной почвы, чтобы восстанавливать и расширять высокогорные делянки. Старейшины порешили, с согласия его родителей, что из всех занятий ему больше подходит камнетесание – традиционно предписываемое в прошлом рабам или преступникам, которые могли выбрать это вместо изгнания. Но для человека, что органически не способен охотиться, оно должно стать наиболее уважаемым среди полезных и обеспечить ему пропитание и одежду от людей за труд. Кроме того, само собой, Корней никогда не женится. Ни одна женщина не заслуживает немого мужа, носителя проклятий. Нельзя позволить передать всё это потомству. Корнея вполне устраивала его будущая судьба – на камни его поставят, когда ему будет двадцать, а до тех пор с ним его горы и воля.
Энея же и Майю, вопреки всем традициям, объявили женихом и невестой, и это за семь лет до предполагаемой свадьбы. Просто не было больше среди ашш для них никого, подходящего по возрасту, а генетически, как выяснили старейшины, эти двое более чем хорошо соотносятся. Этой свадьбы люди ждали как символа возрождения славы ашш.

Корней обнаружил в себе любовь к воде. Он отлично плавал, а с некоторых пор начал строить маленькие игрушечные судёнышки. Это были байдаркоподобные лодки и плоты. Корней испытывал их, мечтая однажды сделать большую лодку и показать отцу. Корней представлял, как с его подачи охотники откроют для себя водные пути по рекам и озёрам Ымкбат-Алцегорат, как это поможет проще доставлять домой, на скалу, добычу. И его перестанут презирать и бояться. Но он предчувствовал, что ни отец, ни кто-то другой, его не поймёт. Корней испытывал зависть к брату, с которым Ксавер вёл длительные беседы, игнорируя младшего, находившегося рядом.

Однажды в горах появился незнакомец, которого молодые охотники ашш сначала хотели убить, затем заподозрили, что это может быть новый колдун, и привели на допрос к старейшинам. Те же выяснили, что это не колдун, а розиянин, владеющий тияшшским языком, близкородственным ашшскому, так как давно женат на одной из тияшш. Женщины и дети тияшш во время войны инсценировали обвал в пещере, лишь бы не достаться в качестве трофеев ашш, а позже перебрались к розиянам. Пришелец заявил странное: в горы он прибыл, интересуясь насекомыми, а именно бабочками, ибо такова его работа среди своих. Следовало бы его убить, но тогда обязательно придут соплеменники Энтомолога и отомстят. Посему разрешено было розийскому человечку проживать в низине, в заброшенной охотничьей хижине до осени, а Корней, благо немой и не сумеет выдать секреты ашш, будет носить ему еду.
Впрочем, любопытство нагнало в хижину целую толпу детишек, которые всё равно считали Энтомолога (так он себя называл) колдуном (не имея настоящего представления об оных) и как бы шоуменом, так как всё, что он делал, смахивало на весёлые фокусы. Но Эней, их командир, быстро выгнал всех и стал наведываться сам, прихватывая Майю. Как догадывался Корней, этим двоим старейшины поручили развязать Энтомологу язык и выведать как можно больше сведений о розиянах. За их безопасность никто не волновался: в свои пятнадцать Эней мало отличался от взрослого охотника, а уж мужчины ашш по сравнению с розиянами были настоящие могучие богатыри. Разболтать же Энтомолога отлично получалось у обаятельной Майи, особенно подкупила она тем, что на лету схватывала розийский язык. Кое-что выучил и Корней, только кому было до этого дело…
Уходя из гор, Энтомолог ухитрился сманить за собой одну из женщин, очевидно, питая слабость к горянкам. Впрочем, той терять было нечего: побывав много лет назад в хижине колдуна, она прозябала при муже ненужной.

окончание

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров, работа над сюжетом

---

К3-2 Глава 25 (начало)

Глава 25
Горская быличка

начало
Соня увидела то, что не предназначалось для её глаз: наклонившегося низко, целующего Эгле Мартына, когда пробралась сквозь заросли к запруде умываться. Отворачиваться уже не было смысла.
- Она так не проснётся! Это не поможет! – вырвалось несуразно-злое, – Надо как-то не так!
Теперь надо было прожить, переварить разочарование, унять боль надежды, из-за которой только и смогла подняться. Точнее, Тива подняла её с подстилки, плавно за руки, чтобы Соня не укололась, чтобы голова не закружилась. Утро в неизвестной стадии, мутное от сероватого тумана, и вот снова надо будет идти, но куда идти - все ориентиры кончились.
- Костёр больше не хочет есть эти ветки, - сказала им Тива, - Значит, рыбу мы здесь не сможем приготовить. Придётся уйти в следующий портал. Он метрах в двухстах отсюда.
Корней прятал руки в карманах и подавленно молчал. Соню знобило, а холод в ладонях усиливался, стоило ей обратиться лицом в сторону берега.
Мартына она обнаружила сидевшим на коленях во мху, в закутке внутри кустарника, у ручья. Внимательно и уныло, и теперь без вчерашнего нервного ожидания, он смотрел на Эгле и, кажется, начинал осознавать, что ушла она очень далеко: здесь её нет.
- Скажи, может быть, что она меня разлюбила?
Соне стало очевидно, что Мартына сказать такое заставило парадоксальное сложение двух фактов: Эгле до сих пор не просыпается, и то, что в его отсутствие она решила навестить в больнице другого парня.
- Она дышит?
- Да.
- Если ты поверишь в это, что сказал, значит, я сама понесу её. С Тивой по очереди.
Усмешка.
- Знаешь, как она говорит? Хорошо относиться по умолчанию к любому. Вот и отнеслась, я знаю. Эгле, что же ты наделала. Пошла в больничку, разбудила зло нечаянно. Ну что, Сонька, готова ты встретиться с колдуном?
- Ты тоже слышал?
- Магом он родился, понимаешь… Я ещё думал, как это он подобрал песок мокрый, а бросил в меня – сухим. Мы, оказывается, с колдуном учились – мало ли с кем бывает. Вопрос: чему учился у нас он.
- И чему учила нас…
- Не надо. Я сегодня кое-что вспомнил про Стасика. Он был всегда.
- В каком смысле он был всегда?
- В классе. Ты помнишь, что я вам с Эгле говорил осенью? Что никто в нашем «Ё» не задерживается, все уходят-приходят.
- Помню! Кроме него что ли?!
- Этот чел был с первого сентября первого класса и никуда не исчезал все годы. Не я один, оказывается.
- Ого…
- И с этого же первого школьного дня он кое-что такое сходу отжёг… сильно позорное, ему потом детишки каждый день припоминали. Он всегда выглядел стрёмно, как будто его с помойки одевали. Я бы сказал, все годы ходил в одной и той же одежде, вроде как она росла на нём. Слов не мог связать, спросишь что-то, бормочет под нос. Его однозначно все считали дебилом, только не понимали, что он делает в обычной школе. Естественно, продолжали измываться. И я тоже. Я терпеть не мог нытиков и вытиков, особенно в первом и втором классе...
- Вот это и непонятно! Почему ты так себя вёл, более-менее ясно, но он-то почему позволил так с собой?
- …так что ему досталось от меня. Потом мне по барабану как-то стало, перестал замечать. Наверное, среди колдунов дохрена закомплексованных. Или даже каждый первый. Зато потом они взрываются. Например, когда пятнадцать, шестнадцать исполнится, или в этом роде. Или если какая-то луна специальная восходит, чтобы все неадекватные колдуны одновременно активизировались. Вот как тот, у Корнея в деревне, который забирал невест. Сонька, а разве мы знаем, что этот делал с Эгле, до того, как принёс ко мне?
- Я до такого не додумалась! Нет. Нет.
- Тише, Соня. Поздно плакать. Он, конечно, хотел бы мне отомстить. А она как раз к нему пришла… Что бы ни случилось, она моя. Любимая. Я очень желаю, чтобы колдун поскорее пришёл. Мне есть, что сказать.
- Правило номер какое-то фильма ужасов: никогда не задевай самого странного и беспомощного одноклассника... вроде не помню, но я тоже могла на него фыркать. Если мстить, то и мне. Эгле точно ему слова худого не сказала. Пусть приходит. Я тоже найду слова.
_____________________________________________

Костёр залили водой. Собрали вещи: два мешка, ещё прихватили несколько сплетённых Тивой ночью из колючих веток небольших колец и собрали горсть ягод.
Пробраться сквозь плотнейший колючий кустарник было невозможно, если только не орудуя ножом весь день, но, к счастью, портал находился непосредственно близ ручья. Разулись, повесили связанную шнурками обувь на шею или через плечо, вступили в ледяное русло: первым Мартын с Эгле на руках, затем Тива, намеревавшаяся подстраховать его, если поскользнётся. Замыкал Корней. Он был готов пронести Соню через воду, но Соне было такое неприятно. Ничего уже личного, просто чужой мужчина и просто вспоминая сцену в яме. Порой ноги сводило почти до судорог. Однако никакого обхода в береговых зарослях не существовало принципиально, и Корней по пути несколько раз всё-таки вынимал из воды Соню там, где глубина была выше её колен.
Дно ручья состояло из серых с синими прожилками камушков. Ни травы, ни рыбок. Внимательно глядя под ноги, Соня видела своё отражение. Вода скрыла всё самое вопиющее наследие похода, царапины, синяки и сыпь, истинный цвет кожи. Но глаза, вчера опухшие почти щёлки, сегодня уже в норме. Может быть, всё кончится хорошо. И Эгле вернётся.
- … моя благодарность… - услышала бредущую впереди Тиву Соня и мигом обратилась во внимание: та на ходу зачерпывала воду, выливая и снова набирая...
- ...моя любовь.
- «Любовь и благодарность»?! - спросила она, не выдержав.
- Да, а как иначе?
- Почему ты повторяешь примерно то же, что и я у камня в море не помню сколько дней назад? Тебя там не было.
- Ну и правильно, что ты так говорила; это было перед тем, как вам пришлось уйти с того места?
- Ты прям знаешь, как всё было, просто жутко, понимаешь, что-то подобное узнать!
- Да уж помню вчерашнее. Не бойся. Так говорили люди Лесошишья, когда покидали в пути текущую воду, особенно если ночевали рядом. Обычно, когда речка течёт туда, откуда они шли. Это было заклинание-оберег, чтобы путь был счастливым, оставшиеся дома близкие благополучны, а нечистая сила не нашла след, запнулась бы об воду. Твои предки обязательно так делали.
- Мои предки с Крайнего Востока Розии. Бабушка наполовину айнаянка.
- Но другие предки - лесошишские? Да и не важно, все народы что-то такое имели. Ты должна была слышать или читать.
- Ммогла...
- Память крови Лесошишья.
- Не-не знаю… я сказки читать люблю, но развивать архаичное мышление не пробовала. У той скалы нечистая сила, имеющая к нам отношение… ну, Ведьма то есть, показалась нам как она есть на секунду. Я заметила, а Мартын – нет. Но это уже после слов! Тива, как ты вчера говорила перед переплытием? Что речка, как в сказке, нам поможет; что, так и вышло?! Ты и вчера так шептала? Помогло?
- Даже не сомневайся, помогло - живы, идём. Но если обращаться к воде - и не к воде - надо обязательно иметь то самое за душой – что любовь, что благодарность, иначе какое имеем право?
- Так, мы идём по ручью и дружно заговариваем его, ручей льётся в реку, и что? Нет, Тива, может, для мелкой нечисти это годится, а наш враг довольно крупный. Мартын ведь даже вспомнил один «народный» метод. Вот прямо тогда, когда с… Ведьмой встретились мы. Не помогло.
- Что ты делал, Мартын?
- Не спрашивай его. Он… обругал её... матом, короче. Даже не зачесалась. Ни добром, ни злом её. Скорее всего, всё-таки она за нами крадётся в этом тумане.
Корней, услышав эти Сонины слова, споткнулся, рухнул в воду. Тива "метод" раскритиковала.
_____________________________


Вспыхнуло солнце, такое обычное солнце на привычной высоте, в абсолютно нормальном ясном небе, накинуло плед жары. У входа в новый мир, наскоро проверенный Тивой на предмет пригодности воздуха и безопасности, встретил тот же можжевеловидный кустарник, но через несколько шагов вниз по очень пологому склону вернулось растительное многообразие. Беглый взгляд определял его как знакомое по родной Земле. Пейзаж же местный вовсе читался так, что воображение дорисовывало железнодорожный мост, соединяющий возвышения обоих далеких друг от друга берегов, теплоход по воде и пока невидимые из-за прибрежных деревьев строения. Река шириной приближалась к самому первому варианту, что со зловещим замком на берегу.
- Что если мы вернулись? – воскликнула Соня, не выдержав силы иллюзии, - Даже если не в Лесошишенск, а хоть в другое место Розии, такое тоже возможно, да?
Мартын повёл плечами, разминаясь, снова поправил голову Эгле, чтобы не скатывалась с изгиба руки, не слушая их, направился к воде. Нож, привязанный к поясу, мешал двигаться. Соне очень не нравилась его походка, теряемые слова фраз, нервозная грубость.
- Я бы сразу узнала наш мир, - ответила Тива.

Тива определила состав речной воды, попросту подержав её во рту. Сказала, что вода не отличается выраженно вредными примесями и что рыба, вне сомнения, здесь проплывает.
Мартын вознамерился поискать ракушку для наживки или, если повезёт, мелкую падаль, прут для удочки. Он хотел бы сам добыть для всех еду, без помощи презренного Корнея и всеспособной Тивы, пытался лично контролировать прилегающее пространство в ожидании явления колдуна. Но Корней уверял, что наловит рыбы без удочки даже и без ножа в качестве гарпуна. Другими словами, давал понять, что отстраняет Мартына. Интересно, какой человек Корней, когда не виноватый, подумалось Соне, вынужденной наблюдать поодаль. Мартын, ощетинившись, объявил Корнея недоумком, который в своих горах рыбы не нюхал. И тогда Корней неожиданно твёрдо возразил, что его способ будет лучше и успешнее. Тива его поддержала, сказав, что вдвоём на одном участке рыбачить неэффективно, а расходиться далеко опасно. Мартына же одолело внезапное равнодушие и, видимо, слабость. Он вернулся под сень деревьев, ничего никому не объясняя, улёгся рядом с Эгле, обнимая её.
____________________________________

Очередной костёр, из веток с поваленного ствола, Тива запалила всё тем же чудным способом, что каждый из спутников и вчера мог наблюдать: проведя над топливом босой ногой. Она передоверила огонь Соне и принялась следить за Корнеем, продвигающимся в Реке по пояс под растущими прямо из воды деревьями, дабы того не утащили возможные и здесь русалки. Улов, впрочем, забраковала, когда случился - едва посмотрела на принесённую вышедшим из воды Корнеем отчаянно бьющуюся тёмную рыбину, и сказала отпустить: несъедобна. Счастливая рыба и Корней вернулись в Реку. Зачем он в ботинках и штанах полез, удивлялась Соня, обувь в воде только хуже становится. Второй экземпляр Тива назвала «ещё маленьким», хотя рыба превосходила размером первую, и Корней, ничуть не возразив, точно так же расстался и с ней. Тива предложила выйти погреться, но парень сказал вроде того, что в сравнении с реками Ымкбат-Алцегорат тут слишком тепло.
Соня вынимала колючки и разный мусор из своей одежды. Процесс помогал сбавить нервозность. Представляла, как Ведьма подбирается к порталу, из которого они только что пришли. Всё мерещился туман.
Кто появится первый? Колдунья или колдун? Что они сделают?
Тива оборачивается прямо на Сонины мысли, издалека ободряюще улыбается, снова возвращается к воде, чтобы принять из рук Корнея очередной дар Реки, снова небольшую, но доподлинно взрослую рыбу. Бережно поворачивает серебряную пленницу к себе, неслышными словами усыпляет навечно, даруя беспечальную смерть, а бессмертную жизнь отпуская снова в Реку. У костра на траве их несколько уже; осталось нажечь побольше золы, в которой запекутся. «Ещё одну и достаточно, Корней».
- Как ты сейчас?
«Хуже некуда», подумалось Соне, так как один комплекс неприятных ощущений тела сменялся другим; «но у тебя работа такая, Тива, внушать хорошую мину, а я понимаю, что ещё и ноги делать придётся, и плавать, и летать, так смысл мне жаловаться хотя бы и хорошему доктору; если раскисну, кто меня потащит, эти битые?».
- Да знаешь, отлично. Только опять что-то кажется, будто у Корнея зелёные волосы. Не такие, как у тебя, а жёлто-салатовые. Вчера тоже казалось, когда мы с ним вылезли из воды, но я подумала, освещение такое. А тут ясный день.
Тива засмеялась.
- Не кажется.
- То есть ты таки имеешь отношение к его роду-племени?
- Его цвет проявился, когда волосы мокрые. В моих - зелёный пигмент, а у его рода-племени, видимо, живут в волосах и на коже головы симбиотические одноклеточные водоросли.
- Как у ленивцев что ли? Это как надо запуститься... ну да не мне теперь это говорить.
- Это редкое явление у людей, разумеется. Надо, чтобы популяция достаточно тесно жила. В горах вполне мог сохраниться источник спор и подходящий микроклимат.
- А… убрать можно? Жёстко, ходить с травой в голове всю жизнь.
- Только не убирать. Водоросли вырабатывают витамины, делятся с хозяином. Как индикатор среды годятся, главное, голову мыть почаще, только без мыла, и на солнце бывать. Когда слишком сухой воздух, они в спячку впадают, но легко оживают.
У Сони зачесалась голова. Не впервые, ведь «мыться» пришлось два раза в последние почти полмесяца, и то поневоле и быстро. Но тут как нарочно.
- К тебе не перейдут, не переживай. Это, считай, мутация у родичей Корнея, которая позволяет водоросли прижиться. Если она живёт на голове – человеку хорошо, он здоров и легче справляется, когда болеет. А теперь угадай с одного раза, как они сами называют это явление?
- Дух Жизни, Ти-ый-эй-кливаниаль, надо думать.
- Пока не знаю, так ли, но Корней закончит, спросим.
______________________________________

- Он гордый, - объяснила Соня, когда разбуженный Мартын на приглашение «к столу» процедил, что гусениц с него достаточно, а рыбу, раз не ловил, есть не будет, и снова закрыл глаза. Корней, как ни странно, полез великодушно уговаривать, игнорируя сарказм в свой адрес. Соня уловила своеобразную гордость и в нём: за отличную работу, за толику искуплённой вины, которую держал за собой. За попытку исправить сошедшую с ума жизнь. А Тива как-то особенно перемигнулась с ним и Соней, и вместе они подняли Мартына и вынудили угоститься.
Последнюю рыбину Тива завернула в лист вроде лопухового. В мешке уже лежали три, но эту она оставила на выложенной из камней горке в центре бывшего костра и плоским камешком прикрыла. Соня внутренне дёрнулась, поняв, для кого, но решила отследить, до какого предела Тива захочет молчать.
Мартын удобнее привязал нож. Он отказался передать его кому-либо. Своё будет нести сам. Всегда, сказал. Идти было снова некуда, но на самом дальнем возвышении над берегом росло одинокое дерево. Даже с большого расстояния оно виделось могучим, каким-то скульптурно-атлетичным. То ли гигантской породы, то ли обычного масштаба, но аномально вымахавшее.
- То дерево – дуб, - сказала Тива, - Я вижу отсюда, что весьма похож. Возможно, некоторые жёлуди уже созрели, пригодятся. Наши «чашки» все перетрескались. Подъём там более-менее удобный, а подняться надо, вдруг берег начнёт сужаться?
- Умеешь мотивировать, - признала Соня, чувствуя некое разочарование оттого, что колдун так и не появился: дольше нервничать, как ни крути, - А если пойдём в другую сторону? Чем это направление лучше, если всё равно дороги не знаем?
- Не лучше – единственное. Запомните, на всякий случай: мы всегда идём только по течению. Во всех мирах. По течению Реки.
- Это почему?
- Вверх по течению будет слишком тяжёлой и, вероятно, бессмысленной дорогой. Во всех мирах. Просто запомните.
«Видимо, не нашёл портала, что ведёт через Реку. А может, и в живых его уже нет. После того, как добровольно остался на том берегу, не стоило даже надеяться на то, что нас догонит. Состоялся (снова?) поединок. Или перемирие? Не верю в последнее. Ведь несмотря ни на что, сумел запереть Реку от своей бабушки-ведьмы. Потому жду и надеюсь всё равно.
Тива обдумывала, какими понятиями ей лучше воспользоваться, ведь людям просто необходимо понимать, почему течение Реки, с которой им по пути, как-то идентично течению Времени. Но внезапно впервые по своей инициативе заговорил Корней. Он просил послушать его, если можно, набравшись терпения. Причина, по которой он попал в настолько опасные обстоятельства, имела рождение именно в его родных горах и возникла много лет назад. И именно сейчас Корнею вдруг стало страшно, что он сгинет, а ни одна живая душа не узнает, что с ним было. Может быть, последний шанс на правду ему выпадет, если успеет до возвращения Ведьмы, потому что раньше он никого на свете не интересовал.

продолжение

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-2 Глава 24 (4)

Глава 24

1.
2.
3.
4.
А вокруг встала тишина, и маг осознал, как сделал то, что сделал, а теперь остался один.
Медленно стёр с камня в воду всё оставленное для него Тивой: нет для меня от вас даров, нет помощи и снисхождения. Не для такого, как я. Раскачиваясь осенним листом, кувырнулась напоследок перламутром вверх тонущая ракушка и слилась с дном возле ботинка. «Я только что своей неблагодарностью сделал Реку страшнее и темнее, чем она была.»
После этого сознание вжималось как в сырую вату, не зная, как исправить ошибки. В голове темно, равнодушно. Время замешалось, застряв на перекате. Кажется, время толкало его редким пунктиром. Когда маг вновь обнаружил себя в его устойчивом потоке, заката не было. «Доплыли или нет?» Он увидел, что Река всем руслом отползла от его ног, забрала с собой воды сколько смогла. Под ногами крепкий волнистый рельеф. А он идёт по песчаным волнам, не поднимая глаз. Оставаясь на месте.
Снова собирать себя из теней.
Но открылось ему, что Река, которая кажется человеческому глазу привычным потоком, на самом деле – дорога из прошлого в будущее, часть главной артерии во вселенной, отвечающей за то известное, ощущаемое каждым, но объяснимое лишь опосредованно. Линия, струна, всеобъемлющая Дорога, Река несла на себе Время, зримо и осязательно воплощала Время, связывала все миры.
Блуждая пешком вдоль Реки, можно попасть в любое место.
Он провидел разноудалённые порталы, что гроздьями, рваными полями или штучно размещались внутри Реки или близ обоих берегов – двери, заставляющие поток Времени ветвиться, реализовывать все возможные вероятности: все исходы, какие можно вывести из всех начальных состояний.
И нет мира, где бы не протекала часть Реки. Нет мира без её движения. Даже если это безводные и безвоздушные планеты, газовые скопления, железные пустыни. Везде был отрезок пространства, представленный великой Рекой. Пусть лавовым потоком. Пусть тончайшей ниточкой пылинок. Гелиевым ветром. Живым караваном. Она была проволокой, неоднократно прошивающей каждый мир, скрепляющей миры между собой.
Не случайно всё происходит здесь.
Ему открылось и сразу же стало как известное давно, как само собой, как просто вспомнилось.
А вокруг стояла тишина, и важно было только то, что он предоставлен сам себе. Он так и не вспомнил, чему научился, споря с Бабушкой, какие силы обнаружил сутки назад, как распоряжался ими. Словно несколько раз посмотрел на себя со стороны, и только.
Доплыли или нет? На черноте дальней глади не различить больше портала, в котором должен был исчезнуть плот – две зеркальные ночи слились в одну. Он остановился, обернулся. На безмятежно идущей, как ей и заповедано, воде, стоял на паузе странный геометрический отсвет, чей источник следовало найти, подняв голову.
И посмотрел наверх, поняв за миг до того, что будет об этом жалеть.
Потому что обрушились сразу все небеса на того, кто не оставался раньше один в открытой ночи.
Маг стоял, запрокинув голову. Он не мог ни моргнуть, ни зажмуриться, ни отыскать взглядом чего-то ещё. Солнце не защищало больше от обнажённого мироздания. Он оказался в ловушке. Вместо населённого светляками простора космических ветров, который видит со своей планеты человек, оставшийся в ясной предосенней ночи, там одна над другой, не уменьшаясь в перспективе, раскрывались ломаных многоугольных форм хрустальные грани без числа.
Не тайные глубины космоса, не проекции чужого разума, не показанная кем-то грандиозная иллюзия, не послание, не угроза, не облик звёзд в других мерностях – это была Пустота.
Одна за другой, ступени пустоты без дна, без окончания.
Далеко. Беспощадно. Безразлично.
Основа и единственно существующее.
А то, что здесь, эти порталы, жизнь и разум, все судьбы, вся магия и физика –
того нет и никогда не было, и всякое место – иллюзия, шелуха сна, пенка на краю Пустоты.
То, что могут видеть маги. Знание, которого никто не попросит.
Так значит, и не нужно было Бабушке побеждать его. Достаточно оставить ночью наедине с небом. Дождаться, пока выгорит разум. Маг не закрылся руками, не бросился, как мог бы сделать человек, лицом вниз, в мокрый песок, только бы перестать смотреть. Надёжного инстинкта самосохранения магу не полагалось, потому что был он трудноуничтожаем сам по себе. Только в поисках опоры метался внутри какой-то служебный файл, перебирая варианты, когда увиденное оказывалось бы ошибкой. Или способ надолго обмануть себя. Но Стас не замечал работы собственной мысли.

Под ногами закопошились, выползая из песчаных нор полупрозрачные существа – лунные креветки, которых не обманула кромешная тьма. Луна уже взошла, только скрыта пока позади скального замка. Она всплывает пузырьком в полночные свои координаты, лучи её тянутся, опережая появление - помощь близка.
Вот схлопнулись без следа ворота-грани. Тьма разошлась на ветер, облака и звёзды, и стали различимы оттенки в двух областях Реки: мир за порталом темнее. Река заполняется светом: Луна высоко и чуть за спиной, Луны, доставившей защитный свет от ничтожного диска нулевой толщины – Солнца – хватило, чтобы выдернуть из ловушки, поджидавшей мага. Ужас, покачав мохнатой головой, ухмыльнулся и уполз отсыпаться. До поры.
Доплыли или нет. Как узнать?!
И заговорила с ним на разные голоса Ночь. Всему своя цена: время, необходимое, чтобы обдумать дальнейшие шаги, вдруг отняли все они, кто заполнял этот берег. Невообразимый, какофоничный хор, в котором никто не слышал другого. Каждый обращался к нему, магу, каждый рвался поведать ему сокровенное, болящее или угрожающее – перекрикивали, шептали. Внушая вину, взывали к сочувствию, бились за внимание или плакали. Он не знал, не думал, никогда не представлял себе такого внимания. Голоса требовали, проникая под кожу, но ни разобрать, о чём говорил каждый, ни игнорировать всех их не было сил. Это каждым днём, каждой ночью рождённые духи, бессмысленно-вескими словами заставляющие мага шалеть от отвращения и невозможности не слушать. Если бы только не Река, ненавистное препятствие!
Не слушай их – только я подарю…
Какие цветы… только раз за лето…
Я лежу под камнем.
Скажи, чтобы пустили меня родиться…
Господииин…
Великодушный господин.
Оставаясь на месте, он блуждал сознанием по преображённому лунным сиянием берегу и слушал их – не скрыться никуда. Хорошо, что ещё не полнолуние. Иначе не смог бы сопротивляться.
Уже две силы, желающие растащить его разум каждая в свою сторону. Любой ценой придётся сбежать из этого мира в ближайшие сутки и отныне остерегаться ночи. Маневрировать между безлунием (любого рода) и максимальным отражением любого из Солнц в любой из Лун. Попытаться прямо сейчас дойти до портала в горах? Или идти по берегу, а на ночь искать убежища? Спасая свою целостность, удаляться неизвестно куда от нужного мира? Так дороги разделятся навсегда - проклятая Река!
Проклятые болтливые сущности.
- Станешь славным. Береги себя. Не жалей себя.
Рывком вернулся в тело. Это уже почти обычный, плотский голос в хоре среди прочих. Но никого видимого вокруг. Ветер один.
Так невыносимо оставаться живым, так маловероятно - мёртвым, поэтому снова штрих-пунктиром, в котором за штрихи небытие, толкает время вперёд. Он время или оно его?
За спиной появилась Бабушка и тихонько объяснила, что именно он сделал неправильно.

Из россыпи валунов под дюной начал выходить туман, не имеющий никакого отношения к утреннему. Вылезала, закрывая берег, зеленоватая гнилушечная пелена, что образовалась из брошенного полуистлевшего платья. Смолкли голоса духов. Ветер ушёл ввысь. Замерла вся земля, оставив только звуки оползающих частиц камня. У самой воды из тумана появилась Белая Дева и шаг тумана продолжился её шагом. Королева шла своим путём, безразличная ко всему, что вокруг неё делалось. Никому никогда не удастся понять и объяснить другим, что она такое. Одетая в самое белое и самое тонкое платье из тумана, оледеняла своей поступью, превращала в хрусталь растения. Шагнула на воду. Корочка льда разошлась ажурным фракталом, сквозь который зачернела вода.
Королева переходила Реку.
Маг смотрел. Некому было объяснить ему, как нарастающая ледяная дорога соотносится с бездной в небесах, что едва не выпила его своим взглядом. Но не этими ли двумя явлениями замыкается вселенная?
Вселенная – это частокол прозрачных стен, сквозь которые можно ходить. Но почему эта прозрачность не открывает ничего, а проницаемость не пускает никуда?!
И она обернулась к нему, Королева, и кивнула едва заметно: ты можешь следовать за мной. Туда, где ни мысль, ни материя не имеют сопротивления. Туда, откуда начинается каждая нить каждого явления.
Этого не было дано и Первому магу. Но почему-то позволено этому, потерянному, неуклюжему.
______________________________________________

Идти по воде было легко. Туман скрывал то, что находилось под ногами. Река остановилась в безмолвном унижении. Лунный свет и светящийся зеленовато-белый ориентир не давали повиснуть в нигде. Маг вспоминал проблесками, вкус того счастья, когда ожерелье Бабушки признало его хозяином. Белая Королева признала его – что с того, что он не понимал происходящего? Он решился, он теперь зависел от неё.
Где-то на середине Реки он остановился. Королева снова ненадолго обернулась. В больших глазах мерцали кроткие свечи торжества. Маг увидел, как сильно она похожа на них. На Соню и Эгле. Но без единого изъяна, без которого не бывает людей. Будто их красота, чтобы не мучить так больше, слилась в облике одного существа.
Теперь портал был по левую руку и всё ещё очень далеко. Луна отсюда серебрила часть запорталья – некоторую площадь речной поверхности после входа. Дальше там темнота. Маг развернулся, чтобы разглядеть. Он забыл, вглядываясь, и замершую вокруг Реку, и небо с падающими вратами пустоты. Он наконец увидел в кромешной тьме за порталом одинокий зависший над предполагаемым горизонтом пламенистый вытянутый листок. Это Соня. Она жива и греется возле невидимого магу костра.
Королева не умела ждать, не умела остановиться. И больше ни к кому в этой вселенной не повернётся лицом. Она уходила теперь вверх по Реке. Против течения. А значит, и против течения времени – к началу времён. В прошлое. К причине вселенной. А значит, тот, кого она приведёт с собой, мог бы раскроить всё по-новому. Перезапустить всё сущее или, может, переписать всего один, но самый главный для себя, сюжет.
Но она поднималась одна, а маг оставался на месте.
Теперь Королева не выглядела антропоморфно - просто удаляющийся столб тумана, от которого отставали отдельные завитки. Они плясали вокруг, но не могли её догнать – Река пошла вновь.
Стас вскрикнул, увидев себя прямо посреди водного пространства - своего кошмара. Он упал с выставленными вперёд руками не в ожидаемую воду – на тонкий лёд, растрескавшийся от удара и тут же восстановившийся. Лёд был абсолютно прозрачный; из–подо льда в верхнем ярусе подводной темноты смотрело захваченное смертельным холодом в момент удивления чьё-то лицо, речная тварь, вроде всплывшей вверх брюхом рыбы с человекоподобным лицом. И с ним рядом, и глубже угадывались мириады других самых разных тел - великий и внезапный мор. «Но я при всём жив» - тут же подумалось Стасу. Наиобычнейшим образом жив. А на шаг впереди него чёрный и страшный поток тщится убежать из-под стекла. Стас запомнил ощущение равновесия, стоя на четвереньках, и осторожно огляделся, но вскоре холод заставил подняться на ноги. Ледовое поле, вопреки законам физики, не крошилось под его и собственной тяжестью, не разламывалось течением, хотя не имело никакой для себя опоры. Оно неторопливо расходилось от следов Королевы во все стороны; чуть быстрее по течению вверх и вниз, помедленнее в направлении берегов. Взгляда хватило определить, что портал попадает в зону разрастания льда напрямую.
Если так и продолжится, шаг за шагом Стас доползёт до места, куда причалил плот. На это у него уйдёт несколько дней. И как только вместе с ним ледовый путь замкнёт оба берега, в один миг сумеет перенестись туда и Бабушка.
Вот так и задумано. Но нельзя допустить.
Облачко пара от дыхания. С самого края прозрачной опоры шаг: похожий и непохожий на тот шаг с камня, на телепортацию, на смерть в снегу. Не коснуться воды Реки, но держаться с её помощью. Ему придётся отправиться по воде прямо сейчас, чтобы опередить лёд и Бабушку, насколько это возможно. Чтобы отдать все долги.

Catharsis - Песнь Луны

конец главы 24

глава 25

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров

---

К3-1 Глава 24 (3)

Глава 24

1.
2.
3.
Закат уже почти отгорел; полетели местные комарообразные. Тива дышала медленно и тяжело, ковыряла песок пальцами ноги. Рядом валялся узелок с её одеждой.
- Вот ты сказала, что охраняешь нас. А если бы Ведьма, пока ты плаваешь, притопала бы? У меня нет претензий, просто, что и как ты думала на этот случай?
- Должна же наша фора чего-нибудь стоить, - простодушно ответила Тива, - Мы даже ночевать здесь собрались. А я всяко слышала, что у вас происходит на берегу. Могу повторить дословно.
- Видишь на километры, ныряешь на полчаса, - сказал тогда хозяин пренебрежительно загнанного в песок ножика, - Но главное, вовремя возникаешь жизнь спасать. С большой точностью в последний момент. Что так?
- Я не человек. Поэтому, наверное.
Корней стоял рядом, сложив ладони перед лицом. Соня сидела на песке, обнимая Эгле. Они с Мартыном до сих пор стучали зубами, одежду никто так и не снял на просушку, но исправляться не спешили. По уважительной причине.
- Не человек – полбеды. Просто пока тебя не было, мы как-то иначе взвесили ситуёвину. Будет честно, если мы скажем. Даже если ты уже слышала. Нам всё равно кроме честности нет вариантов.
Мартын был хмур и предельно серьёзен, а Соня стучала зубами ещё и от волнения. Корней отрицающее мотал головой. Он не одобрял Мартына.
- Ведьма исчезла – появилась ты. Всё очень правильно, Корней счастлив, взошло солнце доверия и надежды, без сарказма, - быстро заговорила Соня, - Знаешь, худо стать неблагодарной тварью, которая кусает руку спасающего и кормящего. Трудно об этом говорить, ну да ладно о моих с Мартыном затруднениях. Мы не уверены в твоей сущности, Тива, и это не упрёк, а констатация. Ты видишь, что нам страшно. В обоих случаях – ты видишь.
- Сущность моя, в сущности, жутковатая, - согласилась Тива, - Естественно, страшно. Который случай второй?
- Почему Стас бросил в меня песком? – спросил Мартын, отступая, чтобы сесть рядом с Соней и забрать у неё Эгле.
- Он так и сказал: чтобы ты остался на берегу. Но почему на самом деле, я не уверена, что знаю.
- Всё было как бы понятно, пока он не возник… вообще возник. И пока ты не назвала его своим другом, но отказалась о нём говорить. Он так внезапно нарисовался.
- Он хотел поплыть вместо Мартына? Или чтобы мы утонули все? - Соня теперь сдерживала то ли гнев, то ли слёзы, - Мы пришли к выводу, Тива, что, пятьдесят на пятьдесят, ты и есть Ведьма. Принявшая такой облик.
- Я-то?
- Тиыйэйкливаниаль! Скажи, сговорить им, что злой дух – не приниять имя хорош дух!! Злой дух никогдай не принять зелён цвет жизнь!
- Но, Корней, нельзя просто сказать, и чтобы все поверили, - Тива, казалось, не сильно удивилась, - Ты же не маленький, понимаешь? Я и не скажу такого. Признаки добрых и злых духов затрудняюсь перечислить. И чудес являть не буду – прости, так надо. Ну а вы имеете право и основание считать меня Ведьмой. Поэтому решать, где истина, будете вы. Здесь и сейчас.
- Только с имеющейся установкой дебри логики непреодолимы, - сказал Мартын, - Вот и поговорили.
От них фонило усталостью. Переправа далась нелегко. Они не разыгрывали Тиву – верили, но Тива не улавливала от них признаков мышечной активности, что свидетельствовала бы о намерении спасаться бегством или драться.
- Ведьма в виде Тивы – тоже полбеды. Что если мы никуда не убежали, а всё ещё в замке, валяемся на полу? В камере или в зале?
- Мы ничего у тебя сейчас не спрашиваем. Потому что правды разгадать не сможем. Не сможем. Не отличим. Не должны. Тошно, что нельзя проверить. Может, реальность, плот, река и даже съедобные ракушки есть, а «Тивы» нет, в смысле, «Тива» – иллюзия.
- Почему ты себе не доверяешь? – спросила Тива у Сони. Так хотелось снять у них всю эту боль. И собирать уже костёр, устраивать ночлег, греться в конце концов.
- Чтой вы делать? – Корней, про которого отчего-то казалось, что он не успевает понимать, вскочил на ноги, встал рядом с Тивой напротив них – Зачем – вы – же – делай, Соня, Мартын? Тиыйэйкливаниаль хранить нас, охранит!
- Ведьма знает, зачем, - сказал Мартын, - Ведьме понравилось бы, как Корней её защищает. А Эгле здесь… вообще… может не быть. А я её чувствую! Смотри, Ведьма знает, что для нас лучше всего, а что хуже. Что нас особенно расстроит.
Тива стала вдруг понимать.
- …всё, как было сказано. Всё вписывается. И то, что она не преследует нас – даже плот разрешила построить. Так ведь интереснее. Совершенно пикантно.
- По одной из ваших версий, она позволила вам бежать?
- Конечно, ведь она – это Режиссёр.
Соня коротко разрыдалась, произнеся это, но сразу вытерла глаза.
- Но Соня, надеюсь, с тобой не случилось профдеформации ещё до начала специального образования? С какой стати она режиссёр-то?
Тива была удручена тем, что не может предотвратить вот-вот должный случиться прорыв Сониного отчаяния.
- Если ты Тива, то и вправду можешь ничего не знать. Я уже давно обнаружила, что существует Режиссёр. Кое-кто вмешался в мою жизнь и вытворял что-то, но не показывался. А когда мы встретились, Она всё подтвердила. Но самое главное, обещала, что может заставить совершить нас всё, что только можно намыслить. Это называется – Переключатель. А уж если действовать, то заставить видеть и чувствовать что угодно подавно... Но отдельно она призналась… да, как бы признание… что больше всего ей нравится давать надежду кому-то. Что-то заманчивое обещать. А потом прокалывать того. Чтобы лопнул. Сюжет с Тивой-Хранителем – это одновременно просто и тонко, лучшая пропорция реализма и сказки. Это бомба для нас как мыслящих личностей, как для живых людей. Это абсолют. С тех пор, что бы ни происходило, я не должна ничему верить.
- Не забывай, что вместе с Тивой ты праздновала Новый Год, тогда Тива и узнала от тебя, какая профессия тебе по душе; была ли Ведьма у тебя и твоей семьи в гостях? Была ли Ведьмой Зелёная Змея? Скажи, когда Ведьмы ещё точно не было в твоей жизни? А ты, Мартын? Вы столько успели передумать, пока я ныряла, но мою Изменчивую Плазму с Эгле снять не догадались.. стой, поздно пугаться, не отравленная она, а целебная. Я знаю, почему ты сразу не подумал. Я знаю, почему вы всё равно обращаетесь ко мне как к Тиве.
- Ведьма ни за что не заклеила бы мне обувь...

Босоногая, легкоатлетической ладности, большеглазая Тива, крутящая пальцем длиннющую неоновую прядь удивительно быстро просыхающих волос, стояла, смотрела на них. Без улыбки и не победно. Мурашки по мокрой коже. Подняла и выкрутила руками сильнее, чем стиральная машина на тысячу оборотов, свою одежду.
___________________________

Шепчет-потрескивает костёр над обрывом. Тают тонкие колючие ветки в нём; рождается дым тяжёлый, целебный, на коре закипают капельки масла. Кормить огонь, закладывать вовремя корявые сучья, которые так тяжело пришлось выбирать из плотной узловатой щетины низкорослого леса, окружившего три стороны ночлега – куда без ножа ?Подбрасывать странные, оснащённые одновременно хвоей и роговыми колючками ветки и вдыхать их благовонную смерть, что спасала от простуды.
- Разжуй немного иголок и положи в ухо.
Поверх непролазного кустарника разложены одежды. Между ним и речным обрывом почти нет пространства, зато из-под зарослей выбирается, чтобы прыгнуть с обрыва в Реку, ручеёк с невидимо-прозрачной, ломящей зубы водой в каменистом русле. Если встать во весь рост, можно понаблюдать, как гаснут в разном темпе справа, в центре разлива, три портала, три уголька.
Искра выстреливает и попадает в компанию небесных звёзд. Четверо смотрят на пламя. Вокруг костра пышные настилы из срезанных веток, пришлось значительно проредить местечко, чтобы разместиться лёжа. «Утром на них испечём рыбу», сказала Тива. Соня предпочла не задаваться вопросом, каким способом эта рыба будет изловлена.
Соне жутко и хорошо. Она ни на минуту не перестаёт ждать Ведьму. Уже как сложившийся порядок вещей: надо ждать. Как не уходящий сигнальный холод в ладонях. Знобит. Стреляет в ухе. Там шум морской раковины. Куда двинутся они утром? Она лежит на лесном матрасе, гладком в направлении от головы до ног и колющимся, если лишний раз пошевелиться. И то хлеб, что совсем не можется шевелиться. Смотрит в небо, куда уходят искры. На Соне Тивина одежда. Наконец-то закрытая спина и руки почти по локоть. Чистая-чистая ткань, будто и не была ни в одной переделке, длинные штаны - ногам тепло, шёлково.
Тива в спортивном купальнике, который у неё вместо белья оказался, сидит.
Попросту совсем, здесь, у костра, не верится в «переключатель человеков».
Мартын свернулся в один клубок с Эгле. Остальные могут видеть её затылок, спину, и как огрубевшие пальцы время от времени шагают по огненным, у огня, коротким волосам. Тут, возле этого же костра, но бесконечно далеко отсюда, свой разговор. Жадный зов. Кровоточащий. Он Тиву не послушается, он сам знает, нужно ли звать, молить ежесекундно. Соня ещё и потому не поворачивается. Представляет заново и заново, будто бы она - кто-то из них двоих. Прохладная тяжесть в объятиях, Соня опять испытала. Тактильный фантом теперь не покидал её. Пока остальные расчищали поляну, она сидела с Эгле снова, ни за что на свете не отказалась бы. «Я только с тобой буду её оставлять, когда нужно», сказал Мартын. Это была ему психологическая подпорка – понимал прекрасно, что держать Эгле круглосуточно на руках не сможет, быть непосредственно рядом тоже, а оставлять так страшно. Вот и загадал что-то такое про себя, почему именно Соня при всей своей немощи должна быть телохранителем.
Взлетают, рождаясь от пламени, в компанию к звёздам, искры. Ночь поборола сумерки, Соне стало легче. Так всегда, как свет медленно отступает; все дни Приключения было мгновенно вошедшее в привычку гнетущее ожидание и предчувствие долгого пути до рассвета, который нужно пройти не ногами – спинным мозгом. Сегодня иначе. Сегодня то, о чём можно только мечтать было. «Может, эта ночь – лучшее, что на мою долю осталось».
Если спиной к реке – там бесконечная тьма. Тива вставала на плечи Корнею, смотрела вдаль. До горизонта такие же широкие всхолмления в колючей шкуре, а что между ними, не различить, может, и потоки: может, они очутились на одном из островов. «Шкура» усыпана тускло-красными небольшими ягодами. Ели их, Тива сказала, что полезны очень. Только терпкие, больше трёх не проглотить. Кустарник – брат по духу можжевельнику, воздух в нём целебный. Ручей, вытекающий из него - волшебный. Тива сказала, что эту воду не обязательно кипятить, но и пить больше трёх дней нельзя, чем-то там насыщена.
Корней сидит прямо. Боится спугнуть покой.
- Тива. Я уже понимать. Ты сестр-ар наш дух, сестра Тиыйэйкливаниаль. Ты есть тойжесам Дух для Лес-шишеней.
- Корней, а как знать? Я никогда не встречала себе подобных, то есть, не помню о таких встречах. Что если у вас в горах он живёт, ваш Хранитель? Или она?
- Нет, - ответил Корней, - Наш Дух Жизни быть, но давно уйти. Никто не знать давно.
- Знаете, кажется, мне нужно побывать в Нами-Аттала-Шийашш.
- А к школе… - вдруг невпопад забормотала Соня, - Вот как это связано со школой?
- Что связано?
- Ну я же. И Эгле. И Мартын. Мы в одном классе. Но мы-то дружили. А он даже… а с ним мы даже не разговаривали.
- А школа ваша самая большая в городе, - сказала Тива, - Очень много людей.
- И чего?
- Значит, повышается вероятность, что состав участников – то есть нас – связан не по этой школе. По городу – уже ближе.
- Аа-га… но ты знаешь, почему именно мы?
- Сонька, когда олимпиада была, за нами Марианна шефствовала? - с таким особым нажимом, что Соня невольно повернула, наконец, лицо к нему, спросил Мартын.
Похоже, он предостерегал её от лишних слов.
- Конечно, Марианна... – пробормотала Соня, - Тива, а всё-таки сколько времени ты его знаешь? Стаса.
- Гораздо меньше, чем вы. Впервые увидела его в парке, в снегу.
- Ну круто, а нам внушила, будто он твой старый приятель, - заворчал Мартын, - Я же купился.
- Он мой друг. Пусть меньше суток, но так.
- Друг?! Зашибись стаж! Выходит, ты не можешь быть в курсе его мотиваций.
- Он меня другом не считает, но это не имеет значения. Просто я знаю, что этот человек важен. Мы, конечно, увидим, почему.
- Ну ты, Тива, даёшь! Дружба – это штука обязательно взаимная.
Мартын был взбудоражен такими заявленьицами. Но почувствовал облегчение
- Если я правильно всё понял, ты с ним разговаривала только двадцать первого апреля?
- Да. Вечером. Мартын, тебя не было в городе, как я поняла. И судя по всему, ты не говорил с Эгле по телефону в тот вечер.
- А причём это?
- Она пришла в больницу. К Стасу.

***
- Вспомнила о нём и захотела узнать, как он.
- Но почему?! Он ей никто!
- Одноклассник. Ею найденный в снегу. Разве этого не достаточно?
- Да какого… но чччёоррт! Она мне сама говорила несколько раз, что он точно умер, после такого-то. И фотку мне показала, которая выпала…
- Фотку?
- Ну женщина какая-то. Эгле сказала, что она… с этим… похожи. И мы почему-то поссорились... ненадолго, поэтому забыли о Стасике, а в следующий раз, когда она опять фотку достала, сказала, что должна была её в милицию нести и забыла, хотела, чтобы мы прямо сейчас пошли... и я опять взбесился. Хотел как-нибудь по-тихому порвать…
- И забыл?
- А я даже не вспоминала, что он существовал, - сказала Соня, - Я же за его партой сидела все эти недели и даже не поняла, чьё место. И фото тоже видела, но тоже про него забыла. Что с нами не так? Это психогенная амнезия? Потому что мы его как бы мёртвым обнаружили? То есть, когда кто-то упоминал о нём, мы просто не слышали, потому что наш мозг отвергал…
- Думаю, что дело не в вас. Встречаются такие малозаметные люди, о которых забывают все подряд, как только перестают видеть.
- А Эгле вспомнила.
- Тива, кто же он такой?
Бедный маг слишком трудно справляется с хаосом внутри себя. Что оборвётся в нём, если я без спроса скажу Соне? Нельзя, невозможно, трудно собрать слова о том, как он, готовясь к телепортации в доме Тивы, сказал ей забрать оставшиеся яблоки, пять штук. И что произнёс при этом – «они не должны достаться», и ни слова дальше. С трудом далось ему это объяснение, после которого Тива не посмела не съесть эти яблоки. А седьмое яблоко, он его не съел, он прижал его к себе за мгновение до перехода, как последнее и великое сокровище. Когда же они материализовались в каменном зале, яблока уже не было. И не будь она Тивой, если не поняла, что это значит.
- Я даю ему ещё один шанс прийти к нам и самому рассказать, что считает нужным. Несмотря на песок в глаза. И поэтому сейчас замолкаю снова; если можете, простите.
_________________________________

Соня пробудилась, потому что встал и куда-то направился Корней. Она не могла пошевелиться; хотела крикнуть Тиве, что Корнея зовёт Ведьма и что вернётся он с заданием от неё. Тело не слушалось. Даже дыхания своего Соня не обнаружила, видя только небо, край чёрной стены кустарника и забирающегося в него чёрного человека. Ужас, что испытала Соня, говорил, что она права. Но кто-то наклонился, заслонив звёзды, погладил по голове, впитав тяжесть и удушье без остатка. Несколько мятно-холодных касаний, почему-то напоминающих о солнечных пятнах на мёрзлой земле. Это Тива. После этого Соня смогла переместить взгляд ниже. Там был уменьшившийся на ночь костёр и пустой настил. Не показалось. Тива выпрямилась. Её губы зашевелились успокаивающе, Тива нашарила и бросила в огонь ещё веточку, а потом снова подняла и продолжила то, что делала: венок из колючек.
В следующий раз очнувшись, Соня уловила возвращение Корнея: вероятно, всего через пару минут. Он двигался очень аккуратно, практически так же невесомо, как и Тива могла. Сел у огня; они с Тивой молчали. Соня, не открывая глаз, поняла их взаимомолчание как обмен сигналами – «всё спокойно».
Внизу, и это очень близко, шла вода; перекрещивались под прямым углом звуки воды большой и воды-струны, их ручья. Вокруг бродили маленькие лесные звуки: кустарник всё равно что низкий лес. Временами принималась стонать-сигналить птица. Удивительно это – в каждом мире, что пройдены, свои похожие ночные плакальщики… Соня слушала пространство, не допуская ни единой мысли.
- Корней, - очень тихо, но не шёпотом, обратилась Тива, - Хочу попросить тебя.
- Да… ты просить… проси?
- Мне нужен только один час. Пусть я немыслимой силы создание, но не могу без сна, я не выдерживаю больше. Очень давно не сплю. Ты постережешь нас один час?
- Тиыйэйкливаниаль… Тива, ты спать, а я сидеть весь ночь, ты отдыхать, долго, много!
- Тише, тише. Не надо всю ночь. Мартына не хочу будить, его просто нельзя, он на пределе. Ты тоже, но у меня нет выхода. Только один час.
- Тива, ты доверять мне?
- Конечно.
- Если… Ведм звать меня или сказать «убий всей, покай они всон»?
- Понимаешь, неважно, спим мы или не спим, позвать может кого угодно. Но я почувствую и попробую остановить. Ты просто посмотри за костром, ладно? Ты буди нас, если появится какой-то зверь, если любая простая опасность. Ну а зов отслеживать буду я. Обещаю, что сразу же проснусь.
- Да, я буду стеречь… ты – спать. Я сидеть… сижу… я не спать, не хотеть, совсем.
Тива тихо прилегла, не сдвинув ни веточки в настиле, свернулась и вздохнула.
- Тива, - тут же возобновился виноватый шёпот Корнея, - Я должен сказать…
- Давай.
- Тива, ты не говорить, но я понимать, кто чёрный, Ст...сс. Он колдун есть.
- Да, Корней. Он и есть. Только "маг" – наверное, точнее.
- Он скоро приходий и убить нас.
- Прийти – должен. Но почему убить?
- Тива. Я знать. Знаю. Колдун – значит душа забирает. Ведм должен… душа забирать. Всем нужен душа человек, власт человек.
- Корней. Он магом родился, мало ли с кем бывает. Но он другой. Странный и непонятный, но не злой. Другой. Я знаю, и поверь мне.
- Другой… нет. Он как тот есть, тот вернулся.
- Кто вернулся, Корней?
- Я имя не знать, имя никто нам, мне, не вголос, не говорить... С нами быть, у ашш в поселен всегда – как долженстбыть, один колдун. Он работать - звать дождей и хранить растен. И обвалы каменей поселен. Он могущ, без колдун нет безо-нопас-ост, Тива, но он, Тива, забирать невеста. Как свадеб бывать. Для п…первай ночь. Как он выходить из дом за многий лет. И плакал ашш, но когдай не бывай свадб, когда не хотеть мы свадб, бывать растеен-сохнуть от колдун.
- Корней, куда и когда он вернулся?
- Тива, слышать весь, всё! Я прошу. Быть давно мой сестра, когда я три год, она – два-цат, у ней свадба, и колдун каменять всей ашш, а Лоовси себе забирать. Утро она прыгай в пропасть, чтобы все видать… И - колдун. Стоять, смехать. Ашш идти домой. Муж сестра – бежать в розий. Но отец достать топор. Он зарубил. Тива, колдун нельзя… на его напасть, нельзя во-зорожить и ослу-ши-вать-ся. Когдай отец отрубил голову, голова скользить, падать… упала и катилась на улице…
- Корней… всё, всё – успокойся! Всё плохое пройдёт. Сейчас нельзя, их разбудим. Но я слышу тебя.
- Я в спокойвст. Я помнить всегда. Голова никто не поймат. Голова кайтиться к наш дом, за-воротить в двор. Там быть тольк я. Голова посмотреть на меня иии… говорить со мной: Корне-ей, Корне-ей! Говорить много. И катиться из двор. Прыгать в пропасть, ашш никогдай не находить. Наш вода стала отравлен, мы далеко всей годам ходить искать вод…
***
Посерела и сплющилась под веками ночь. Повлажнели ладони. Только не шевельнуться, себя не выдать. Картинки, что мучили с вечера, замельтешили вновь. Ведьма, что говорила с ней, стоящей в жару и ознобе. Эгле, выцветающая, таящая навсегда, бессилие что-то сделать, чтобы удержать. И как вспомнилось, но было ли - вытертый злыми ногами старомодный портфель на полу. Сутулый подросток в полутёмном школьном коридоре смотрит вслед: сосущий взгляд в спину. Голова катится вниз.
Снова мятная прохлада касаний. На грудь ложится ткань, пахнущая тиной и потом. Треск ветвей усиливается, отсветы мелькают ярче. Рука под шеей; деревянная чаша у губ. Ни о чём не думать.
- Но Стас не тот ваш колдун, это точно.
- Ты знать - он не тот?
- Он подобного не совершал. Никогда. Честное слово.
- Но зачем он песок в глаз Мартына бросить?
______________________________

Спи, Соня.
И ты, Мартын.
Холод с Реки откликается в ладонях.

4.

@темы: книга 3, жизнь волшебная, среди миров